Поездка в национальное село Найхин

С этой поездки в одно из национальных сел в Хабаровском крае прошло уже 30 лет,  поэтому некоторые детали самой поездки стерлись в памяти, но в основном весь изложенный ниже материал соответствует событиям 30-летней давности.

Вначале несколько слов о том, что такое национальное село. Как известно, берега Амура до прихода на них русских казаков и переселенцев были заселены аборигенами, относящимися к монголоидной расе.

Дальний Восток России не представляет собой единого этнографического региона. Исторически этническая карта региона была чрезвычайно пестрой. Сотни племен и родов населяли обширную территорию от побережья Северного Ледовитого океана до границ Китая и Кореи. В отчетах русских землепроходцев XVII в. упоминаются чукчи, коряки, эскимосы, камчадалы, юкагиры, тунгусы, алеуты, гиляки, натки, ачаны, гольдики, солоны, дауры, дючеры и другие.

Дальневосточные аборигены прошли длительный путь своего развития. Они первыми обжили тайгу и тундру, вышли к берегам Северного Ледовитого и Тихого океанов, создали своеобразные культуры. Особенности исторического пути аборигенов Дальнего Востока и своеобразие их культур во многом зависели от той географической среды, на фоне и условиях которой жили эти народы.

В этническом отношении территория расселения дальневосточных аборигенов представляла несколько больших областей, каждая из которых имеет свою специфику, обусловленную географической средой, процессом исторического развития народов, их принадлежностью к той или иной языковой группе, производственной деятельностью народов и взаимоотношениями.

Крайний Север-Восток Азии – Чукотско-Камчатская этнографическая область – населена чукчами (самоназвание – чавчу); эскимосами (самоназвание – иннуит); коряками (самоназвание – намылан, чауч), ительменами (камчадалы), алеутами (унчан).  Формирование этих народов, как свидетельствуют источники, началось в период затяжного неолита. Чукчи, коряки, ительмены являются автохтонным населением Чукотки, Камчатки. Их предки – аборигены Крайнего Северо-Востока – были континентальными охотниками на дикого оленя, а также охотились на морского зверя и занимались рыболовством. Межэтнические и внутриэтнические отношения были развиты слабо. В начале новой эры на Крайнем Северо-Востоке появились эскимосы с их специализированной культурой морского зверобойного промысла. Они оказали влияние на производственную деятельность, культуру и язык чукчей и коряков. В свою очередь язык эскимосов вобрал в себя значительное количество чукотско-камчатской лексики.

Таежно-тундровые районы Охотского побережья, Северо-Востока Азии и север Приамурья являлись местом жительства эвенов (ламуты, самоназвание – эвэн, ороч), эвенков (старое название – тунгусы), юкагиров (самоназвание – одул), которые также находились на стадии первобытнообщинного строя. Языки, на которых говорят эти народности, относятся к тунгусской группе языков. Этногенез юкагиров, эвенов и эвенков (тунгусов) сложен. Многие исследователи Сибири рассматривают юкагиров как прямых потомков древнейшего аборигенного населения севера Дальнего Востока – континентальных охотников на северного дикого оленя и рыболовов. В середине XVII в. на севере Дальнего Востока обитали три юкагирских племени – ходынцы, чуванцы, анаулы. В этногенезе тунгусов (эвенов и эвенков) приняли участие автохтонные племена Сибири. С юга и юго-востока в Прибайкалье пришли тюркские, монгольские, маньчжурские племена, которые смешались с местным населением и, вероятно, дали начало эвенам и эвенкам. В дальнейшем древние тунгусы стали мигрировать как на запад, так и на восток вплоть до Охотского побережья. Однако, по мнению исследователей, этнические признаки, позволяющие отличить эвенов от эвенков, сложились уже после прихода русских в Сибирь.  К середине XVII в. численность эвенов и эвенков составила 8,4 тыс. человек. Все эти народности вели кочевой образ жизни. Делились по типу хозяйствования на пеших и оленьих. Для первых первостепенное значение в хозяйстве имели рыболовство, собирательство и охота. Вторые занимались отгонным оленеводством и охотой на диких оленей. Имели они и немногочисленные стада домашних оленей, которых использовали как транспортных животных.

Третья крупная этнографическая область – Амуро-Сахалинская –охватывает Приамурье, Приморье, Сахалин. Это районы проживания нанайцев (самоназвание – нани, прежнее – гольды),  ульчей (самоназвание – ольчи), удэгейцев (удэ, удэге), орочей (самоназвание – нани), ороков (старое название – ульта), негидальцев (самоназвание – элькан, бэйэниан), нивхов (старое название – гиляки), айнов. Об этногенезе народов Приамурья и Сахалина нет единого мнения среди исследователей. Так, Л.И. Шренк утверждал, что нивхи – исконные обитатели Нижнего Амура и Сахалина, а их тунгусоязычные соседи – ульчи, ороки, нанайцы – очень поздние пришельцы, которые позаимствовали от нивхов основные приемы хозяйственной деятельности и формы быта. В свою очередь и тунгусоязычные группы, по мнению Л.И. Шренка, оказали большое влияние на нивхов. Л. Я. Штернберг, изучив тунгусоязычные народы, пришел к выводу, что ульчи, нанайцы, орочи и ороки являются представителями единого племени (народности). На основе анализа сходства в некоторых элементах жилищ у нивхов и народов Северо-Востока Азии, был сделан вывод о том, что предки нивхов пришли из более северных регионов. А. П. Окладников считал, что уже в неолите на Амуре и Сахалине начала складываться культура предков современных нанайцев, ульчей и нивхов. По мнению А. П. Деревянко, в начале новой эры большое влияние на народы нижнего Амура оказало земледельческое население мохэ, между ними развивались обменные отношения. Все эти народности находились на стадии распада родоплеменных отношений. Обитатели юга Дальнего Востока в неолитический период, судя по археологическим данным, вели оседлый образ жизни. Основой их хозяйства было рыболовство. В период раннего железного века население среднего и верхнего Амура уже перешло к земледелию. Земледелие сочеталось с охотой и, возможно, оленеводством, что обусловило проникновением в долину Амура тунгусских племен. Среди нивхов довольно высокого уровня развития достигли такие ремесла, как кузнечное, лодочное, плетение веревок, выделка шкур животных и рыбьей кожи. Нанайцы достигли большого мастерства в постройке лодок, в изготовлении различного вида нарт, лыж и т. д. Высокими художественными достоинствами отличались изделия нанайцев из бересты. Орочам издавна было известно металлическое литье. Айны кроме рыболовства и охоты занимались океаническим рыболовством. Земледелие в основном было развито у дючеров и дауров. Продукты земледелия обеспечивали потребности в хлебе, крупе и муке. Часть их шла на обмен. Кроме земледелия дауры занимались коневодством и охотоводством. Лошадей использовали для верховой езды. Даурам были известны и ремесла. Они пилили бревна и брусья, строили жилища и мастерили лодки, плели веревки и канаты из крапивы, умели обрабатывать металл. По существу хозяйство всех народов юга Дальнего Востока было комплексным, по характеру – полунатуральным.

У аборигенов южной части Дальнего Востока активно развивались межэтнические контакты. Нивхи, ульчи, нанайцы занимались обменом сырья и местной продукции. В процессе общения заключались межэтнические браки. Например, у ульчей возникали роды нивхского, нанайского, негидальского происхождения, а у нанайцев – ульчского, нивхского и т. д. В языковом отношении большинство этих народов относились к тунгусо-маньчжурской языковой группе, нивхи – к палеоазиатской языковой группе. В документах первопроходцев XVII в. упоминаются дауры, дючеры, которые находились на более высокой стадии общественного развития, вели оседлый образ жизни, испытывали сильное культурное влияние со стороны маньчжуров и китайцев. Язык дючеров был близок к тунгусо-маньчжурскому языку, а дауров – к монгольскому.

Сложна многовековая история коренных народов. Несмотря на все трудности жизни в суровых климатических условиях Дальнего Востока, аборигены сумели создать богатую материальную культуру. Материальная культура аборигенов была максимально приспособлена к суровым географическим условиям региона, характеру производственной деятельности с учетом тех материалов, средств, продуктов, которые давала им необходимом количестве природа: тайга, реки, океан.

Традиционным занятиям соответствовали орудия труда и средства передвижения. Орудия морского зверобойного промысла, средства передвижения по морю у эскимосов и оседлых чукчей имели много общего. Для охоты на китообразных, моржей, тюленей эскимосы и чукчи использовали поворотный гарпун. У коряков помимо этого устройства использовались неповоротные наконечники, сделанные из кости с симметрично расположенными зубцами-бородками. Применялись они и при охоте на мелких ластоногих. Для ловли тюленей чукчи и эскимосы применяли сети, сделанные из тонких ремней.

Орудия сухопутной охоты были довольно однообразны у всех народов этого региона: луки, копья, стрелы с каменными, железными, костяными наконечниками разной формы и назначения; копья, дротики, петли из ремня. Орудия и средства рыболовства – запоры, морды, остроги, крючки и др. Основным средством передвижения по морю для эскимосов, чукчей, алеутов служили байдары и каяки. Об использовании байдар при охоте на морских млекопитающих, а каяков – при охоте на диких оленей на речных переправах дают представления петроглифы Пегтымеля. Ительмены и коряки для плавания по рекам и в бухтах использовали баты-лодки, выдолбленные из цельного бревна. Оседлое население – коряки, чукчи, эскимосы и ительмены в качестве транспорта использовали олени, упряжки собак, различные виды нарт (для легковой езды, для перевозки грузов, детей), ступательные лыжи-палки. Юкагиры на сухопутного зверя охотились с помощью лука со стрелами. В рыболовстве на реках, озерах, в заливах использовали разнообразные снасти: заездки с мордами, багры, остроги, сети из конского волоса, крючки и т. д. Средством передвижения у эвенов, эвенков были нарты, в которые кочевники запрягали оленей. Для юкагиров средством передвижения летом по рекам служили плоты, легкие челноки-берестянки, долбленки, зимой – ступательные камусные лыжи, аналогичные чукотским, и ездовые нарты, в которые запрягали собак цугом.  Аборигены юга Дальнего Востока – нанайцы, ульчи, нивхи использовали в рыболовстве крючки, переметы, сети из дикой конопли и крапивы. Крупную рыбу и морского зверя добывали гарпунами. Айны для ловли крупной рыбы использовали гарпуны с отделяющимися костяными или железными наконечниками. Неводы – орудия коллективного рыболовства – появились сравнительно поздно, когда рыбу стали добывать для продажи. Повсеместно у аборигенов были распространены тесла, выполнявшие функции топора. С их помощью обрабатывали дерево, кость, моржовый клык. Русский исследователь Камчатки С. П. Крашенинников отмечал, что даже в середине XVII в. аборигены Камчатки свои орудия труда – топоры, ножи, копья, стрелы, иглы – делали из оленьей и китовой кости и камня. Топорами долбили лодки, чаши, корыто и прочее. Вместе с тем, как показали археологические раскопки в бухте Сарычева, аборигены Северо-Востока Азии были знакомы с железом в I тыс. н. э. Но широкое применение железных орудий стало возможным лишь с приходом русских.

Пришедшие вслед за казаками первые переселенцы обычно селились отдельно от местного населения,  которые жили в стойбищах. Со временем стойбища обустраивались деревянными домами, но сохраняли прежние названия. Изменился быт аборигенов, они стали участвовать в жизни страны. Но, как писали ученые-физиологи,  изменение многовекового уклада жизни и питания на более современное и доступное привело к ухудшению здоровья коренных народов.  Изучение здоровья коренных народностей было важным элементом имеющихся в Сибири и на Дальнем Востоке научно-исследовательских институтов. Занимались изучением быта, здоровья и других сторон жизни аборигенов и институты другого профиля, обобщая свои наблюдение в монографиях, статьях.  В некоторых бывших стойбищах, ставших национальными селами, появились мастерские по изготовлению поделок местными мастерами, небольшие музеи-выставки, где можно было познакомиться с условиями проживания аборигенов. В Хабаровском краеведческом музее был отдельный  зал, где   посетители всё это могли увидеть, не выезжая из города.  Следили за состоянием быта, образования и здоровья на уровне Хабаровского крайисполкома, существовал специальный отдел, который возглавлял в эти годы Олег Закассовский.  Мне, в то время уже проработавшему уже полтора года заместителем заведующего отделом здравоохранения крайисполкома, довелось съездить в национальные села Комсомольского района вместе с заведующим отделом крайкома партии Николаем Улаевым,  Закассовским и заместителем  заведующего отделом  образования Александром Зеленковым.
 
Когда в конце 80-х годов во времена «горбачевской» перестройки наши зарубежные контакты стали расширяться, в Хабаровск стали приезжать не только деловые люди из зарубежных стран, преимущественно из Японии и США.  Дважды в неделю осуществлялись регулярные авиарейсы из японского города Ниигата,  на которых стали прилетать туристы из обеих стран.  Естественно, вначале это были организованные туристические группы, с которыми работали наши турфирмы по своему плану.  В  плане было обязательное посещение краеведческого музея.  Иностранцы живо интересовались жизнью аборигенов этих мест.  Уже позже, через полгода, я побывал в американском штате Аляска, где нам рассказали, в  США есть специальные резервации, где сохранен быт американских индейцев, и любой человек, который устал от жизни в современном мире, может какое-то время пожить в резервации.
Однажды мне позвонил руководитель турфирмы и поинтересовался, не смог бы я сопровождать делегацию американцев в одно из национальных сел по моему усмотрению. Сказал, что американцы хотят не только посмотреть, но и купить в качестве сувениров поделки мастеров из числа аборигенов.  Я согласился, тем более что знал, куда следует вести наших зарубежных гостей.  Этим местом был национальное село Найхин, расположенное относительно недалеко от Хабаровска в Нанайском районе.  В селе был и небольшой музей, и мастерская, в которой изготовляли на продажу всевозможные поделки, в первую очередь из меха.  Я позвонил председателю сельсовета, предупредил о приезде гостей, и попросил приготовить обед – отварить картошки и с копченой рыбой накормить гостей. На десерт угостить каким-нибудь морсом.  За обед расплатится турфирма, как мне было обещано.
 
На следующий день ко мне в кабинет вскоре после начала работы зашла миловидная женщина и назвалась переводчицей турфирмы, которая договорилась со мной о поездке в национальное село.  Было начало апреля, снег уже сошел, но было прохладно, хотя солнце светили вовсю.  Я быстро собрался, предупредил секретаря, что уезжаю в Найхин, и вместе с переводчицей вышел из здания крайисполкома. У входа стоил автобус ПАЗ.  В те годы еще не было микроавтобусов, который бы лучше подошел для этой поездки, так что пришлось удовлетворяться этим транспортным средством.
В автобусе сидело с десяток американцев весьма солидного возраста, преимущественно женщин.  Меня представили им, и мы поехали.  Пока пробирались по утренним пробками в городе, было не до разговоров. Американцы смотрели в окна автобуса и задавали вопросы переводчице, которая на них отвечала, прекрасно зная столицу Хабаровского края.

Но затем городские постройки закончились,  пошли пустынные поля, и смотреть в окно интереса не было. И тогда американцы стали задавать мне вопросы: «Куда мы едем? «Далеко ли это?», «Что на национальность живет в этом селе?», «Сколько аборигенов в Хабаровском крае?»

Мне было довольно легко ответить на эти вопросы. Всего полгода назад  я был направлен на курсы «Резерва руководящих кадров Минздрава  СССР", которые проводило Министерство здравоохранения СССР вместе с Центральным институтом усовершенствования врачей. Перед циклом занятий было предложено представить работу по любой теме, входящей в нашу компетенцию. Я подобрал материалы по медицинскому облуживанию малочисленных народов края, которых у нас  было свыше 32 тысяч человек 16 разных народностей. Эта работа получила высокую оценку. Память у меня хорошая, многие цифры из этой работы я помнил, и у меня получилась целая лекция о малочисленных народностях Приамгунья, к которым относились нанайцы. Именно к ним в национальное село Найхин мы и ехали.

Сейчас автомобильная трасса Хабаровск-Комсомольск в отличном состоянии, а вот в начале 90-го года лишь километров сто от Хабаровска был положен асфальт, а далее шла грунтовая дорогая.  По такой дороге нам надо было проехать еще примерно сто километров. Снег уже давно растаял, дороги весенним солнцем высушило, и поэтому любой автомобиль на этой грунтовой дороге поднимал кучи пыли.  Нужно сказать, что ПАЗик, впрочем, как и остальные советские автобусы, не отличался хорошей герметизацией, поэтому что через какое-то время  в салоне автобуса хватало пыли. Нас, привыкших ездить в таких условиях,  это не пугало, но я заметил, что американцы недовольно морщатся.  И я решил сделать остановку прямо в чистом поле, чтобы проветрить салон автобуса.   Выбрали место, где вроде нет пыли, опасаясь, что обгоняющие и встречные машины помешают процедуре проветривания, и остановились.  Я попросил всех выйти, предварительно открыв окна там, где это можно было сделать.

Мы простояли добрых полчаса, дыша свежим весенним воздухом, пока сквозняк проветривал салон. Американцы делились своими впечатлениями о Советском Союзе. Кто-то был впервые в нашей стране, кто-то успел побывать в европейской части.  Все удивлялись огромным просторам на Дальнем Востоке. Проехали больше ста километров, а увидели лишь  поселок Князе-Волконка.  Я пообещал еще один поселок на трассе, Маяк, все остальные поселки Нанайского района располагаются на берегах Амура, вдали от спрямленной трассы Хабаровск-Комсомольск.

Прошло уже больше 2-х часов, как мы были в дороге. Я спросил переводчицу, есть ли у них  чем перекусить, пообещав обед а Найхине с вареной картошкой и копченой рыбой.  Женщина перевела мои слова гостям, все оживились, многие достали из своих сумок бутерброды, которые приготовили на обед.  Зачем их хранить, когда их накормят хорошим дальневосточным обедом.

Так мы и доехали до поворота налево с трассы, и поехали в сторону Амура. Сказать, что дорога на  которой мы оказались, чем-то отличалась от той грунтовой, по какой мы недавно ехали, я не могу.  Все также по дну салона стучали камешки из-под колес, как и раньше.  Но когда нам навстречу показался автомобиль УАЗ, у которого вместо ветрового  стекла был натянут брезент с прорезью для глаз,  мне пришлось давать американцам некоторые пояснения. Сказал, что на наших вездеходах УАЗ стоит калёное стекло, а не триплекс, как на американских, и при попадании камешка в такое стекло оно разбивается на мелкие осколки.  Такие стекла дефицит, не всегда есть и их можно поставить, а работать надо. Вот и натягивают вместо стекла брезент и в нем делают прорезь для глаз. На испуганный вопрос американки, не придется ли и нам ехать с разбитым стеклом, я успокоил, сказав, что в автобусе стекло триплекс, и при попадании камешка остается лишь небольшой скол. И в качестве доказательства показал несколько отметин на ветровом стекле, которые не мешали водителю управлять автобусом.

В Найхине нас ждали. Председатель сельсовета, среднего возраста нанаец, сопровождал нас повсюду.  Я предложил ему показать, где можно удовлетворить физиологические потребности, и он прямо за сельсоветом показал туалет типа «сортир», как сказал бы герой Папанова в «Бриллиантовой руке».  За исключением которых неудобств с туалетом, все остальное было организовано на высшем уровне. 
В отдельно стоящем домике был музей.  В одной из комнат селянки в национальных костюмах по такому случаю (впервые в Найхин приехали зарубежные гости) торговали своими поделками – торбозами, рукавичками, шалями, платками, расшитыми национальным орнаментом, другими вещами. Американцы были в диком восторге.  Они фотографировали друг друга в окружении нанаек,  скупили почти все выставленные на продажу предметы, и очень радовались, что все это им досталось очень дешево.  У одной американки кончились рубли, и она тут же совершила обмен своих долларов на рубли у переводчицы.

Но вершиной всего был обед. Найхинцы постарались.  Честно скажу, я не думал, что на стол надо выставлять алкоголь, но когда намекнул об этом переводчице, так сразу ответила, что в этой группе от водки никто не отказывается.  И гулянка началась. Всем понравилась рассыпчатая вареная картошка с маслом, копченная рыба двух или трех видов – балык, теша, красная икра. Подвыпившие американки стали приставать к мужчинам, и ко мне тоже.  Все норовили меня поцеловать в знак благодарности за такую поездку.  А поездка действительно удалась. Мне она запомнилась больше всего, видимо, потому что была первой. Потом мне еще пару раз пришлось сопровождать иностранцев, в том числе японцев. Последние говорили, что вы, русские, богатые люди, у многих есть дачи, в Японии иметь клочок земли за городом обходится очень дорого.

Последний раз я был в Найхине вместе с заместителем министра здравоохранения России Николаем Вагановым и проректором Хабаровского медицинского института Виталием Казенновым в  начале 90-х, года Ваганов приезжал в край с проверкой оказания медицинском помощи детскому населению. В это время я уже был первым заместителем управления здравоохранения администрации края.  Именно тогда была сделана фотография на заставке.