Рузовка. Музыка после нас

       Мне выпало счастье неоднократно бывать на Рузовке после окончания академии. Помещение казармы вскоре после нашего выпуска стало общежитием для интернов, проходящих повышение квалификации на академических кафедрах. Я останавливался там в 1963 т 1965 года, будучи на трехмесячном прикомандировании к кафедре И.А. Сапова и на пятимесячных курсах усовершенствования по военно-морской и радиационной гигиене. В 1979 и 1980 годах проживал здесь в период подготовки и защиты диссертации. А в последующем останавливался там на несколько суток, бывая проездом из Владивостока в Иваново. И каждый раз наслаждался воспоминаниями о нашем курсантском прошлом. Сейчас хочется остановиться на воспоминаниях об одной только музыке.

       Музыка живет с человеком. Она нужна нам. И не только для поднятия настроения, сохранения и возвращения здоровья. Музыка – это часть нашей общей культуры. И в этом плане она необходима всем. И то, что у нас на Рузовке были музыкальные инструменты (пианино, аккордеон, гитара, баян и др), и то, что занятия музыкой поощрялись командованием, и то, что проводились музыкальные вечера и конкурсы художественной самодеятельности, свидетельствует о понимании командованием и руководством академии необходимости культурного воспитания будущих военно-морских врачей. По крайней мере, так было на нашем курсе.

       Была ли в почете музыка на следующих за нами курсах? Безусловно, да! На следующем за нами курсе (выпуска 1961 года) уж точно. Однако ни скрипачей, ни кларнетистов, ни играющих на фортепиано там не было. Выступать на их курсовых вечерах обычно приглашали меня. Отчетливо вспоминаю свои выступления в клубе Бронетанковой академии с "Жаворонком", Полонезом Шопена, полькой Рахманинова. Очень хотелось сыграть "Революционный этюд" Шопена, но не решился…

       На нулевом курсе набора 1960 года был парнишка, закончивший музыкальную школу. Но он смог сыграть нам, шестикурсникам, всего лишь седьмой вальс Шопена, и тот очень коряво.

       Пианино на Рузовке простояло после нас еще более двух десятилетий. И я с удовольствием играл на нем во время остановок в общежитии. В 1963 году мы устраивали здесь даже небольшие музыкальные вечера. Помимо меня, был еще один играющий на фортепиано подполковник медицинской службы сухопутных войск. Он с удовольствием включался в наши музыкальные представления, исполняя вальсы «Дунайские волны» и «Оборванные струны».

       На удивление, во время наших выступлений у пианино каждый раз собирались группы слушателей с комментариями и благодарностью. В 1965 году, кроме меня, играющих интернов не было, хотя слушателей также собиралось достаточно, особенно из нашей «каюты». С интересом слушали живую музыкальную лирику, фрагменты классики. А также мои воспоминания о музыкальной жизни на нашем курсе.

       Последние мои встречи с курсантским пианино произошли в 1979 и 1980 годах. Именно в восьмидесятом «группа» из двух слушателей в небольшом подпитии была так потрясена услышанным, что выдала мне столько аплодисментов и комплиментов, сколько я (в одиночестве) ни до этого, ни после не слышал. И я еще раз убедился, что музыка может творить чудеса. И даже в моем, весьма скромном, исполнении… А через несколько лет пианино с Рузовки исчезло. Его, за ненадобностью, отдали в подшефный детский садик, где, я надеюсь, оно нашло применение по прямому назначению…

       Музыка постоянно звучит в наших душах, мы тянемся к ней, стремимся к ней. Стремились к ней и последующие (после нас) поколения военно-морских врачей. Быстро развивающийся научно-технический прогресс предоставил им куда большие, чем нам, возможности общения с музыкальной культурой. В конце 80-х в общежитии на Рузовской по вечерам во всех комнатах звучали портативные магнитофоны, воспроизводя уже совсем иную музыку – прежде всего вошедшие в моду бардовские песни Клячкина, реже Высоцкого и других исполнителей. Это была уже совершенно иная музыкальная культура следующих за нами поколений военно-морских врачей – выпускников ВМА им. С.М. Кирова.

       Вполне естественное развитие событий. Хорошо это или плохо? Однозначно сказать нельзя. Но плохо то, что мы потеряли живую музыку, способность творить ее, открывать через нее свою душу людям – обмениваться чувствами. Потеряли мы и стремление к классической музыкальной культуре, подменяя ее зачастую музыкальными суррогатами. Уверен, что сейчас вряд ли найдутся среди слушателей и выпускников академии лица, владеющие игрой на музыкальных инструментах в такой степени, в какой владели наши ребята – Леша Шапкин, Витя Подолян, Толик Хиленко, Юра Боякин… Вряд ли кто из военно-морских врачей сейчас сможет исполнить на рояле Концерт и Скерцо Шопена, его баллады, этюды, произведения Листа, Шуберта, Рубинштейна и т.д., испытывая счастье личной сопричастности с творчеством этих великих авторов… Видимо, наш курс оказался последним, сохранившим высокую музыкальную традицию корабельных кают-компаний, заложенную еще в Императорском военно-морском флоте, которую всемерно поддерживали наши деды и прадеды.