О водружении знамени и преображении в цыганку

  Есть в моем послужном списке  строка, повествующая о  прохождении воинской службы. Начался этот «доблестный»  путь под знаменами  гвардейской Таманской дивизии, где я принял присягу на верность Родине, а завершился  на подмостках  Центрального театра Советской Армии. Долгих полтора года   в нагрудном  кармане  вместо паспорта пришлось хранить военный билет и уже с самого первого дня призыва торопить время, болезненно ощущая всем существом тягостную зависимость и несвободу.  И все же грех жаловаться. Пребывание  в команде военнослужащих артистов, куда меня перевели после нескольких месяцев службы в мотострелковой роте героического Шауляйского полка, ни в какое сравнение не шло с суровыми  солдатскими буднями в обычной строевой части.
     Основной обязанностью  призванных артистов  было: без рассуждений  исполнять всевозможные  поручения и капризы избалованного персонала в любых  точках гигантского здания (от подвальных стилобатов до шпиля на крыше, где гордо реяло  кумачовое полотнище). И если на пыльном  цокольном этаже приходилось  трудиться частенько, то прогулки  под самый купол были редким исключением. О  своем  восхождение  туда  я напишу чуть позже, а пока вернемся ко второй  теме из заглавия.
     По мере погружения в воспоминания о тех достославных  днях осознаешь, насколько  богата событиями и насыщена эмоциями была наша «служба». Взять хотя бы упомянутый  сюжет.
     Мне и моим сослуживцам  по команде несказанно подфартило. Период  нашего призыва  совпал с капитальной реконструкцией (первой со дня  открытия в 1940 году) самой большой сцены в Европе. Поскольку труппа  переводилась  на гастрольный режим,  со многими штатными  артистами -- за ненадобностью -- без сожаления распрощались. Лишь численность команды оставалась в неприкосновенности. Ее дешевый  рабский труд  был востребован  и в новых условиях. В  репертуаре сохранялись  исключительно мобильные спектакли, пригодные для эксплуатации на других  сценических площадках. К радости служивой братии, от самых  масштабных и громоздких  постановок («Мы русский народ», «Конец» и др.) вынуждены были отказаться. В безвозвратное прошлое канули  многочасовые монтировки тяжеловесных декораций  с последующим  пребыванием  в них  в качестве артистов миманса.
   И вот буквально в последние месяцы обитания в родных стенах театр выпустил пьесу А.Н.Островского «Лес». На сей раз на классику замахнулся киношный режиссер Владимир  Мотыль. Команду, как по традиции, привлекли для участия в народных  сценах. На сей раз  это был  хор цыган.
   Из-за нехватки молодых актрис  некоторым из нас  поручили выступить в женском обличии. Возражать не стали  и  с энтузиазмом принялись  лепить, из Богом данной фактуры,  таборных цыганок. Благо  разноцветного  тряпья и дешевой бижутерии   реквизиторы выдали в избытке. Режиссер Роман Виктюк тогда еще не эпатировал Москву  своими «Служанками», где все женские роли исполняли мужчины. А посему пальма первенства в этом плане  по праву  полагается нам.  Для достоверности национального колорита  в качестве консультанта пригласили артиста Играфа Йошку (из трио «Ромэн»). С ним-то  мы и разучивали  цыганские песни и пляски,  честно стараясь перенять характЕрную манеру исполнения. Усилия, затраченные на перевоплощение, не пропали даром,  и наш искрометный  выход под звон гитар и бубнов  был обречен на успех. Правда, признанием зрителей пришлось наслаждаться недолго. Во время сочинских гастролей  фальшивых цыганок упразднили. На сцене местного театра (гораздо меньшей по масштабам) подмена была  очевидной.  Благодаря принятым мерам, у разжалованных  зарем  и земфир появился дополнительный  свободный вечер. Кто же откажется от такого подарка судьбы? И уж, будьте покойны, использовали  мы  его в курортном городе  по  полной программе. Не лишне добавить, что в отличие от актеров, проживавших в гостинице, команду разместили в цирковом общежитии. Поневоле пришлось делить это двухэтажное бунгало  с заезжими  акробатками и гимнастками. Мужикам достались нижние апартаменты. Завистники из труппы  стали распускать по театру  слухи, что команда в прямом и переносном смысле живет с местным кордебалетом. Бог им  в  этом судья. Разуверять не стали. Нам и без этого  хватало забот.
   Припоминаю, что специально для  выпускавшегося спектакля Булат Окуджава написал песню, которую мне потом  не доводилось слышать.  Там были такие слова:
    Наша жизнь—ромашка в поле,                Николай нальет,
    Пока ветер не сорвет.                Михаил пригубит,
    Дай Бог  воли, дай Бог воли,                А Федот не пьет,
    Остальное заживет.                Сам себя погубит.
              Примечательно, что упоминаемые имена совпадали с именами главных исполнителей. Николай Пастухов (Несчастливцев), Михаил Еремеев (Счастливцев), Федор Чеханков  (Буланов). Случайное совпадение? Едва ли…
В интернете пишут,  что автор написал ее для фильма (куда она не вошла),
а получается, что  раньше. 
   Возвращаясь к воспоминаниям об «армейских буднях», хочу поделиться рассказом  о водружении алого стяга на  флагшток Центрального академического театра Советской (ныне Российской) Армии. 
    Был обычный трудовой  день. Команда (согласно расписанию) выполняла присланные накануне заявки, когда в казарме раздался внеурочный телефонный звонок. На другом конце провода наш «главком», прапорщик Двойников, своим гнусавым голосом отдавал необычный  приказ. Суть его заключалась в необходимости немедленно взобраться на крышу и сменить истрепавшийся на ветру флаг. Оказалось, что соглядатаи  из Генштаба на Знаменке  обнаружили в бинокль вопиющую оплошность и уже успели  взгреть за нее  театральное начальство. Теперь только доблестные  бойцы команды могли исправить возникший конфуз. Им уже было не впервой, не щадя живота, исправлять чужие ошибки. Вызвались двое… Ваш покорный слуга и рядовой Александр Милокостый (знакомый зрителям по фильму «Адъютант его превосходительства»). По крутым винтовым лестницам, по засиженным голубями ступеням, распугивая пернатых обитателей,  мы пробрались к  намеченной цели. На последнем этапе пришлось карабкаться по вмурованным в стену, стальным скобам. Взобравшись на продуваемую всеми ветрами макушку, нельзя было не залюбоваться открывшейся панорамой. Сверху, дома на прилегающих к театру улицах, воспринимались игрушечными макетами, меж которых сновали лилипуты. Большого труда стоило с помощью заржавевшего троса спустить  отслуживший свой срок стяг; после чего общими усилиями замена полотнища была успешно завершена. И когда  обновка радостно  затрепетала на ветру, мы исполнились гордостью и ощутили себя героями из когорты богатырей, водрузивших знамя Победы над поверженным Рейхстагом! Впрочем, подобная аналогия здесь совершенно не уместна.  Торжественность момента мы «усугубили» предусмотрительно прихваченным  портвейном. С тех пор, оказавшись случайно  поблизости, всякий раз невольно запрокидываю голову туда, где гордо  полощется на ветру теперь уже Российский триколор,  и переношусь мыслями в славное прошлое.
   Со временем  я   надеюсь продолжить  череду армейских воспоминаний,  и ожившие события станут достоянием общественности. Вреда этим я никому не причиню, в отличие  от ныне популярных  артистов, которые после демобилизации   своими разухабистыми байками о своей «службе» ставили под удар  само существование команды.
    Так или иначе, но данного армейского соединения на сегодняшний день более не существует. Кануло в Лету .

      Рассказ был опубликован в №3 журнала "Веси".