Помидорный романс. Глава 11. Две половины

То, что Адель чувствовала – описать словами было невозможно. Сознание раздвоилось – кто-то злой разделил ее тело и голову невидимой линией ровно на две части. Тело у нее было новое, вернее, не новое, наоборот - то, старое, легкое, юное, звенящее. Она подолгу стояла перед зеркалом, когда Слава спал, рассматривала каждую свою линию – крошечную, но полненькую грудь, высокие бедра с нежным и плавным изгибом, ненормально тонкую талию (помнила – еще Слава удивлялся, проводя ладонью от подмышки до начала стройной ноги – надо же, говорил, просто рюмочка хрустальная), худенькие, белоснежные плечи. Неужели – это – ОНА? Она, Аделаида Николаевна, положительная во всех отношениях матрона, бабушка, бывшая идеальная жена и мать. Она – с узкими, бесцветными губами, морщинистым надгубьем, дряблыми веками, почти закрывающими бесцветные глаза? Как она могла раньше, тогда, тысячу лет тому назад не видеть, как она красива, не понимать, не ценить… Дура. Всю жизнь себе искорежила – вечно боялась, заискивала, поддакивала, только бы не остаться одной.

Вот и выперлась замуж тогда - второй раз… Как узнала, что Вацлав, Славик ее на развод подал – как с ума сошла. Развода -то и не помнила почти, словно морок на нее напустили, в тумане все прошло. Только ясно (так бывает в бреду - вроде все в дымке, а одна деталь врезается в сознание – ярко и беспощадно) помнила Вацлава в темно-синем костюме и высокую брюнетку с острым носом, красными губами и длинными, ненормально длинными ресницами. Она держала за руку ее бывшего теперь мужа и зыркала по сторонам маленькими глазками, как отстреливалась. И все говорила, говорила, что-то Славе на ухо, быстро, по-мышачьи шевеля носом. А Слава все отводил…отводил взгляд, смотрел выше ее головы, как будто на небо. А Ада думала тупо: «Надо же… Никогда не замечала, какие у него круглые глаза. Как буркалы. И бородка пробивается, редкая. Некрасиво». И, буквально через неделю, Ада поняла – она не может вспомнить его лицо. Совсем! Вырубило…

Жизнь Ады после развода понеслась со скоростью свихнувшегося поезда, потерявшего управление и катившего по рельсам с горы – еще немного и крушение. Так и случилось. Шикарный инженер, начальник их смены, лет на пятнадцать старше, высокий, усатый, наглый до бесстыдства, в неделю скрутил маленькую, потерявшуюся одинокую женщину и новое, дорогущее колечко заблестело у Ады на пальце.

Как-то все у него было, у нового Адиного мужа. И квартира, и машина, и дача. Как-то все ему давалось легко и шутя – раз – и заимел скромную, послушную, вечно грустно-спокойную жену, два – вот уже и дочка, умница-красавица. А любви нет – так глупость все это бабья. Какая любовь, что вам жизнь – роман что ли бульварный? Любоооовь. Напридумывают, идиоты.

…Все Адель вспомнила сейчас – очень точно, как будто это было вчера. Потому что он – этот злой, голову, в смысле мозги, ей оставил эти. Нынешние. Тело – вернул, мозги оставил. И теперь красивая, белокурая и кудрявая девочка Ада была мудрой, правильной и…старой. И не знала, как ей жить с этим – ведь той, бесконечной, глупенькой любви до крови и боли она …больше не чувствовала. И, по большому-то счету, тело это ее молодое - жутко тяготило. Ведь Слава, ее Слава, Вацлав, мальчик ее любимый – вернулся к ней прежним. Таким, как был…

Больше всего мучали Аду ночи. Слава – он застыл где-то там, в их прошлом, в страстных летних безумствах, которыми они предавались вечность назад. И его Ада, крошечная, нежная, прекрасная Дюймовочка снова приводила его в исступление. Ада лежала, пытаясь ответить, но какой-то жуткий ступор сковывал ее по рукам и ногам, он деревенела, отворачивалась, и старалась не смотреть в сторону дубового гардероба, на котором было прикреплено огромное зеркало. Нет, она посмотрела пару раз – там, как в фильме, за которым она раз застукала Ляльку, два молодых и очень красивых тела занимались таким, что кровь от стыда ударяла в лицо. Но, каждый раз она боялась увидеть страшное – Аделаида Николаевна, худая, с пустой и отвисшей грудью, морщинистыми боками и дряблыми бедрами целуется с молодым, атлетически сложенным парнем. Именно эта картина все время стояла у нее в глазах. И это было ужасно…

Зато днем жизнь становилась чудесной. С утра Ада, козочкой прыгая по солнечной кухне готовила мужу завтрак – взбивала омлет, заливала им чуть потомленные на сливочном масле помидоры, исходящие накопленным за ночь теплом, посыпала его укропом, делала гренки, слегка натирая их чесноком и топила до мягкости козий сыр, который делал сама.

- Где ты научилась так? В жизни не ел такой вкуснятины. Даже мама так не умеет. Ты просто кулинар!

Ада краснела от удовольствия, заворачивала Славе огромный гамбургер (он и слова -то такого не знает, улыбаясь думала она) с чуть подкопченной ветчиной, петрушкой и малосольным огурчиком) и, проводив его на работу, намывала полы, крутила пельмени или томила в печи гречку с говядиной, а потом бежала на речку искупаться. А когда муж возвращался, то, накормив его обедом, тащила гулять. И они часами бродили по степи, любуясь на затухающее солнце. Ада слушала его рассказы о работе, набирала букеты ромашек и думала – все время, мучительно и напряженно – только бы не наступала эта ужасная ночь…

Через месяц, Адель дошла почти до нервного срыва. Сначала она вроде надеялась – забуду. Поживу еще недельку так – и стану той, прежней Адой, молодой и настоящей. Но – не получалось. Жуткая голова не давала ей расслабиться и Адель уже стало казаться, что тело снова начало стареть. В ужасе, часами, она рассматривала свою кожу в зеркале, находила какие-то несуществующие морщинки и плакала, уткнувшись в Славину рубашку. У нее стал портиться характер, раздражительность, которой не было в жизни, ела изнутри, как ржавчина и она, иногда, еле сдерживала злость, глядя, как Слава, играя мускулами, умывается во дворе ледяной колодезной водой.

Страх потерять! Страх потерять то, что в общем ей было и не особенно нужно, сводил Аду с ума. И тогда, почти обезумев от тоски и страха, Ада снова пошла к Агнии.

Ада долго дергала за каплю-звонок, звук уже пости оглушил ее, но дверь не открывали. Она уже было собралась уходить, как кто-то тронул ее за плечо. Оксана стояла сзади, одной рукой придерживая огромный таз с бельем, поставленный на крутое бедро, как на полку.

- Ты к матери? Она тебя ждет? Ты откуда?

Ада растерялась и не знала, что ей говорить. Глупость ее положения была несусветной – и уйти уже нельзя, и остаться – что скажешь женщине, которая месяц назад видела тебя бабкой, с седыми, по старушечьи уложенными кудельками. Молчание становилось странным, но, слава Богу, дверь открылась.

- Пришла? Я ждала тебя позже…Ты нетерпелива…

Агния не выглядела ведьмой – она была точно такой, какой Адель встретила ее впервые – худенькой, небольшой женщиной, зябко кутавшейся в шаль.

Другие публикации канала
Помидорный романс, Глава 4. Село
Маленькое счастье моей мамы
Записки ушлой женщинки. Жевательные и невкусные апельсины я купила в "Магните"


Понравилась статья?
Комментарии

Новый комментарий
Ответить как Ijeni
Вам может быть интересно