Глава Алёнина смерть

 
( Из романа Миллиард на двоих)
                «Мне снилась смерть любимого созданья:
                Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял…»
                Александр Блок
 
Алёна плакала – не понимая, чего хочет от неё этот странный старик. Он показывал ей бумаги, говорил о какой-то опасности, что ей угрожает. Но кто может угрожать? Она и так уже сама не хочет жить: перестала спать по ночам, не понимая, что происходит вокруг неё. Жизнь без любимого Коленьки потеряла всякий смысл!
А ещё все эти намёки окружающих: мол, его могли убить именно из-за неё? Как с этим жить?.. Она была опустошена и полностью замкнулась в себе. Только дети, её ученики, продолжали бегать за ней стайкой и наперебой показывать свои рисунки, где всё также ярко светило солнце. А ещё рисовали саму учительницу Алёну – в виде принцессы.
– Захар Иванович, я ничего не понимаю… Да и не хочу понимать! Ну, хорошо: пусть придут и убьют меня. А лучше дадут мне пистолет, и я сама застрелюсь… – девушка опустила голову. Светлые волосы спадали на хрупкие плечи, и казалось, что вся тяжесть огромного чёрного мира навалилась на учительницу рисования из таёжного посёлка! И нет силы, способной опять вдохнуть в неё радость жизни.
За долгие годы жизни Захар видел многое. И научился поступать, понимая смысл своих действий. Это позволяло выживать: и когда он противостоял натиску блатных, и когда лежал на тюремной койке, задыхаясь от воспаления лёгких. Но он всегда выживал!
Почему? Почему именно в нём оказалась такая сила жить? Он помнил, как мама берёт его лицо двумя руками и целует в лоб. Помнил умирающего отца, прошептавшего на ухо: «Помни сынок: ты плод невероятной нашей с мамой любви!»
Судьба послала Захару такие испытания, от которых люди вокруг ломались, как спички! Под их натиском – большинство трусливых сломленных существ шли за пайку хлеба или место у горячей печки на невероятные подлости. Но он через всю жизнь нёс тепло своей семьи, как носят свечу в руке: прикрывая ладонью от холодного ветра.
«Так не бывает! Все ломаются…» – будут настаивать одни.
«В жизни главное – выжить! Тут особо не до чести и морали!» – с умным видом начнут кивать головами другие.
Но Захар не хотел знать ничего, кроме своей правды. И понимая силу толпы – что возносит наверх примитивных злобных ничтожеств и жестоко мстит всем, кто сохраняет свою индивидуальность – оставался в душе добрым и справедливым человеком.
Вот и сейчас смотрел на эту несчастную гибнувшую девушку и в огрубевшей душе всё больше и больше разгоралась жалость, как если бы она являлась его дочерью или внучкой. Но в памяти Захара жила та, которую он не смог защитить. А значит – и спасти в нужный для неё час. Хотя он настойчиво старался гнать от себя эти тяжёлые воспоминания.
Он должен спасти эту девочку, и она останется жить! Даже просто во имя памяти той, другой – что дарила свою любовь, а он оказался неспособным спасти её от превратностей судьбы. У каждого есть своя тайна. И Захар здесь – не исключение…
Конечно, можно было сейчас картинно развести руками и гордо уйти. При этом выругаться и произнести банальные слова, наподобие тех, что так любят провозглашать законченные эгоисты: «В конце концов, сам человек – творец своей судьбы!»
Но он решительно встал и приказным тоном жёстко скомандовал:
– Так, одевайся, пойдём!
– Куда? – обречённо смотрела на него Алёна.
– Пойдём, похороним твоего соседа. Он же может получить от этого мира хоть такую малость? Да и потом: он пусть и не спас, но пытался спасти твоего военного. Уже забыла? Пойдём, похороним – а то больше некому!
Она послушно поднялась из-за стола, стала натягивать пальто.
– Я на крыльце подожду. А ты там по женской части… Ну, понимаешь… Пододенься потеплее – на кладбище будет холодно. Поняла?
– Поняла… – покорно кивнула головой Алёна.
– Сейчас подруга моя должна прийти. Может, записку ей написать?
– Нет, ничего не надо писать! – сердито буркнул Захар и вышел на крыльцо.
Он уже знал, что делать и как действовать. Все эти увещевания да уговоры – ни к чему не приведут: девчонка явно не в себе и ничего не понимает. Может и поймёт что-то, но только если выйдет из этой передряги живой.

…Алёна вышла одетая в теплый свитер и пальто, укутанная в вязаный платок и обутая в тёплые ботинки. Они по тропинке дошли до соседского дома и вошли в двери. Горыныч всё так же лежал на своей кровати – завалившись на бок. Только сейчас стало заметно, как он стар и морщинист. Его вечная живость и напор добавляли молодости и всему его облику. Но сейчас, когда он лежал неподвижно с землистым лицом, становилось очевидно: Горыныч выглядел крайне потрёпанным жизнью человеком. Он отжил своё и покинул эту грешную землю в самое время.
Алёна села на стул и тихо плакала. Ей стало очень жалко старика-соседа. Она вспомнила, как они с ним тянули волоком сани, где лежало обмякшее тело Николая. И как у истекающего кровью Коленьки спадала рука, волочась по снегу.
От этих воспоминаний девушка заплакала ещё сильней.
– Перестань! Не время сейчас. Потом поплачешь! – скомандовал Захар.
Он приподнял тело Горыныча, выдернул из-под него одеяло и завернул в него усопшего.
– Так-то будет лучше… – констатировал он. – А теперь сядь поудобней, красавица, и послушай меня внимательно! Ты сделаешь всё, как я скажу! Поняла?
Или твёрдый тон волевого старика, или вид мёртвого тела Горыныча подействовали на Алёну, но она беспрекословно закивала в ответ.
– Вот и хорошо! – продолжал Захар.
Он поставил на стол металлический ящик, что недавно извлёк из тайника Горыныча.
– Это – паспорт. Видишь, он абсолютно чистый?
– Да… – кивала Алёна, ещё не понимая, куда клонит старик.
– Мы его сейчас… А точнее – ты своим красивым почерком художницы его сейчас заполнишь. Но имя и фамилия у тебя – будут теперь совсем другие.
– Как это? – уставилась на старика девушка, даже перестав плакать.
– А вот так! Ты будешь… – он открыл другой паспорт, где на вклеенной фотографии красовался аккуратно подстриженный Горыныч. – Тебя отныне звать-величать Лидия Петровна Маликова. – Одним словом, ты – как бы дочь умершего Горыныча. Хотя даже не Горыныча, а вот этого человека, кем он числился по данному конкретному документу. Кстати, этот его паспорт тоже с собой возьми – мало ли что, пригодится!
Она опять перестала понимать Захара.
– Да всё очень просто! – начал сердиться старик. – Этот человек, представь себе, являлся твоим отцом. Ну, просто представь! Представила?
– Да… – потерянным голосом отозвалась Алёна.
– Он умер и оставил тебе вот эти деньги! – Захар выложил из металлической коробки пачки денег. – Много денег! А ещё, вот, этот ключ от своей московской квартиры. Это означает что?
– Что? – переспросила старика всё ещё ничего не понимающая девушка.
– А то, что ты наследница, о чём говорит твой новый паспорт! А сейчас ты возьмёшь эти деньги, документы, ключ – и срочно умотаешь в столицу! Слышишь, бегом устремляешься, прямо сегодня, сейчас – в Москву! И бросаешь здесь всё, к чёртовой матери. С собой ничего не бери – всё там, на месте, купишь. У меня нет больше сил тебе всё это объяснять! Я сам ни хрена, мать твою, до конца не понимаю!
И тяжело опустился, а точнее – рухнул на табурет. Уже не в силах разъяснять этой глупой девчонке всё, что здесь происходит. Захар потянулся к бутылке и хотел было налить в него водки, чтобы хоть как-то сбить в душе ту волну бессилия, что всё больше и больше охватывала душу. Но не успел этого сделать. Девушка внезапно взяла его за рукав и погладила тыльную сторону ладони.
– Хорошо, Захар Иванович. Вы хотите, чтобы я заполнила этот паспорт и уже, как дочь покойного, срочно уехала в Москву. Потому, что те люди, что убили Николая могут… – она запнулась, но успокоив дыхание продолжила. – Они придут и убьют уже меня?
Сейчас Захар посмотрел на девушку с удивлением и удовлетворённо кивнул.
– Да. Всё так. Наконец-то поняла…
– Хорошо, – повторила Алёна, – я сделаю всё, как вы сказали. Если те, кто убили Николая, хотят убить и меня – то у них это не получится.
Они оба замолчали.
– Вы хотите... Чтобы я выжила?
– Да, девочка, да… – оживился Захар, не веря в те изменения, что происходили в лице девушки.
– Я сделаю всё, что скажете. Они разрушили мою жизнь, а я должна найти и разрушить их самих! И я это сделаю: рано или поздно!
«Бойтесь не гнева богов, а гнева женщины!» – уверяли древние. – «Ибо та, кто даёт жизнь – всегда знает, как отнять её!»
Захар хотел ещё что-то сказать, но взглянул в глаза измученной девчули – и слова застыли на губах. Он потянулся к бутылке, налил четверть гранёного стакана.
– Захар Иванович… А налейте мне тоже водки! – решительно попросила Алёна.
– А ты, девочка, пила её хоть раз? – удивился старик. Но всё же подвинул ей налитый стакан, а в другой стал наливать себе.
И они, не чокаясь, выпили. Алёна, глотнув сразу большой глоток, закашлялась и на глазах у неё выступили слезы. Внезапно вспыхнувшее в ней мужество снова стало покидать её. Она же просто молодая учительница, что судьба загнала в этот посёлок – с покосившимися домами среди болот и людьми, продолжающими жить здесь только потому, что им просто некуда больше податься на этой земле.
 
…Через час, когда уже совсем смеркалось, Захар посадил Алёну (с новым паспортом и деньгами!) в кабину машины, направляющейся на железнодорожную станцию. Шофёр был не местный – это являлось крайне важным обстоятельством! – а приезжал в посёлок раз в полгода, не чаще: доставляя ящики тушёнки из далёкого Новосибирска. Сторговались за две бутылки водки.
А ещё через несколько часов сердитый проводник подсадил в плацкартный вагон молодую девушку, что испуганно сунула в его карман две мятые пятёрки. Никакого багажа у девушки не имелось, а одета она была слишком бедно и как-то уж совсем нелепо. Сразу видно, что с деньгами у неё – плоховато… Проводник мог бы её пустить и дешевле. Но у него росло три дочери, каждой из которых нужно готовить приданое. У каждого – своя судьба…
 
Утром весь посёлок облетела новость. Пропала молодая учительница рисования! Искали двое суток, но ничего не нашли. На третьи сутки дети принесли женское пальто с паспортом учительницы, что лежало на берегу реки, у самой полыньи, где бурлила чёрная густая вода. Люди в посёлке радостно вздохнули и прекратили поиски. Стало понятно, что девушка не перенесла смерть своего возлюбленного. Рабочий люд посёлка даже чуть посокрушался по несчастной «Джульете». Ну, где-то с неделю. А затем с облегчением выдохнул и начисто забыл про неё…
Помнили только дети, что продолжали рисовать принцесс, очень похожими на погибшую учительницу. Хотя с годами, когда эти дети подросли, слух в посёлке возродился – но уже в виде легенды о романтической любви молодого офицера и прекрасной учительницы. Легенда обросла домыслами. Утверждали, что это родители офицера выступали категорически против их брака. Поэтому он и покончил с собой. А его невеста, мол, тоже не пережила такого конца и бросилась с горя в бурлящую реку. Даже стали говорить, что всё произошло не ранней весной, а цветущим летом, когда кругом поют птицы и существует ещё много разной другой красивой ерунды. Но главное, что все поверили: именно так всё и было.
 
…Когда заместитель руководителя Управления КГБ Мельник узнал о случившемся, то сразу доложил наверх. А там, чуть подумав, ответили: «Ну и хорошо: нам же меньше хлопот!» На том и порешили. Мол, девушка, видимо, чувствовала за собой некую вину и не смогла справиться с горем!
…А Николай Андреевич Мазур уже вовсю шёл на поправку в госпитале Бурденко, когда ему сообщили, что его возлюбленная Алёна покончила с собой.
 
Продолжение следует …..