ГОРЕ

               
    Чехословакия. Красавица Прага, так называли ее граждане страны и так же звали ее проводники советских поездов, привозивших наших туристов в этот прекрасный город. Была зима 1988 года,8 декабря.
       Стоя на посадке  у своего вагона, проводники поезда номер семь Людмила и Ирина ждали пассажиров. Во все вагоны уже садились люди, а в их вагон  пока никто не пришел. Ирина успела сходить в вокзальный ларек за пивом и шпикачками, вернулась, но Людмила на ее вопрос отрицательно покачала головой - никого нет.
   - Ну и ладно, поедем пустые, хоть до границы, а там, по Союзу будем собирать всех подряд! - не унывали девушки. Но вот, когда до отправления оставалось всего десять минут показался вокзальный тракторишко с багажной тележкой и женщиной-гидом,с маленьким флажком над головой, а следом за ней шла группа туристов. Ирина быстро поднялась в вагон, и открыв вторую дверь с нерабочей стороны, махнула рукой :
- Пассажиры, сюда!
Группа как-то очень быстро разделилась примерно пополам и проводницы остались  довольны - не  пришлось задерживать поезд. Заперев дверь, Ирина пошла в дежурное купе и сказала:
 - Люсь, чего-то группа странная! Молчат, разговаривают  тихо, и невеселые. По-моему они из Армении. Может сектанты, какие?
 - Ты что мать? Видишь? На билетах конечный пункт Спитак!  - Да я билеты-то не смотрела, скорее посадить, а чего за Спитак такой.…Ой, вспомнила! Вчера в новостях показывали, там все еще разбирают, но надежды мало…
 - Спокойно, без лишних расспросов и болтовни, пошли работать!
    Они раздали белье, стараясь не слишком маячить на глазах у пассажиров, прошли по вагону, собирая паспорта, и раздавая таможенные декларации. Предложили чай, но желающих не нашлось. Большинство мужчин ушли в тамбур курить, а женщины сидели на нижних полках и тихо переговаривались.
 - Ирина давай к начальнику, скажи, кто едет и тащи всю валерьянку и корвалол, что найдешь на вагонах. Как бы в Чопе не пришлось врачей вызывать. Ирина ушла, немного погодя пришел начальник поезда:
 - Ну как они? Молчат?
 - Молчат.
 -Плохо, лучше бы плакали, говорили, и даже кричали - так легче.
     Начальник подписал необходимые бумаги и пошел по вагонам дальше. В вагоне было непривычно тихо, некоторые пассажиры, принеся написанные декларации, устраивались на ночлег, другие как неприкаянные ходили по коридору, выходили в тамбур, возвращались обратно и, посидев две минуты в купе, опять начинали бродить. Один мужчина на вид лет пятидесяти, как в Праге сел на откидное сиденье в коридоре, так и замер, глядя в окно ничего невидящими глазами. Людмила предложила ему чаю, но он отрицательно покачал головой -  Не надо. В дежурку к проводницам подошел руководитель группы. Девчонки не стали ни о чем расспрашивать его, но он сам сказал:
 -  Вчера утром мы все видели свой город. Там не осталось ни одного дома….
     Людмила тронула его за рукав:
 - Вам всем просто необходимо поспать, впереди граница, четыре часа придется выполнять пограничные и таможенные формальности. Вам всем понадобится еще много сил, может не все погибли и нужна будет ваша помощь вашим родным и близким, надо держаться. У меня есть успокаивающие капли, предложите  вашим мужчинам, по тридцать капель с водой, а я пойду,  предложу женщинам. Мужчины могут стесняться, но поверьте это не тот случай, стеснение, ни к чему.
      Прошел час и в вагоне все потихоньку улеглись. Только один пассажир оставался в коридоре, он сгорбился и совсем потемнел лицом, лекарство он пить не стал, от чая опять отказался и Людмила,  дежурившая ночью, подошла и встала рядом. Она положила руку ему на плечо и тихо сказала .
 - Вы умеете читать по-русски. Вот вам книжка, здесь молитвы, они православные, читайте. Бог милостив, может хоть кто-то, пусть раненый, но уцелел. И если раненому будет нужна ваша любовь и помощь, а вы не сможете помочь? Поможет только Бог, и он даст вам силы, молитесь. Перед пограничной станцией Чиерна над Тиссой, что на чехословацкой стороне она подняла напарницу, и первый вопрос Ирины был про того, что сидел в коридоре.
 - Я уговорила его лечь - сказала Людмила
 - Ты извини, я наверное разбудила тебя, когда  брала  молитвенник. Я дала молитвенник ему. Ирина махнула рукой :
 - Ничего страшного! Пойдем поднимать пассажиров, надо делать дела. И вся работа пошла по накатанному руслу, и все было спокойно, пока чешский таможенник не потребовал объяснений, почему вся группа вывозит Чешскую валюту.
    Объяснений руководителя группы ему было недостаточно, и, держа в руке пачку деклараций, он потребовал, чтобы группа  с вещами высадилась на станции, для досмотра вещей в таможенном зале. Людмила попыталась объяснить ему, но он не стал ее даже слушать:
 - То не твое дело.
     Тогда Ирина подошла к старшему пограничного наряда и попросила вызвать в вагон старшего таможенника. Пришел сердитый таможенный чин, и проводницы перебивая друг друга стали объяснять ему положение дел:
 - Поймите, эти люди пробыли в Чехословакии всего три дня. На третий день они увидели в новостях по телевизору свой разрушенный город. Вы посмотрите на группу. Едут только пожилые люди. Там дома остались дети, внуки. И скорее всего никто не выжил. Вы думаете, что вы в такой ситуации стали бы думать о деньгах? Ну, высадите вы их. Протащите через таможенный зал. Вы ничего не найдете, а у них останется на всю жизнь память о том, как в такой страшной для них ситуации, их унижали Чехословацкие таможенники. И скорее всего будет международный скандал.
 Он протестующее поднял руку:
 - Не надо мне угрожать. Таможенник прав, валюта вывозу не подлежит. Он помолчал:
 - Но и вы правы. Так нельзя! Пусть руководитель группы  соберет чешские деньги и обменяет на рубли на станции. Там есть банк.
   Он подозвал своего подчиненного и они стали о чем-то сердито переговариваться, пока группа сдавала деньги своему руководителю. Через час все было окончено, и поезд оправился на станцию Чоп. Видимо чех позвонил туда и сообщил о группе, потому, что первое о чем спросили наши пограничники, это было:
 - У вас что ли едут армяне из Спитака?  Пограничные и таможенные формальности на нашей стороне прошли так быстро, что проводницы, раздав паспорта пассажирам фактически остались без работы, ведь обычно все это занимало не менее четырех часов постоянного внимания, а иногда и нервотрепки. Сразу после границы пассажиры улеглись спать, никто даже чай пить не стал, и только тот дядечка, что сидел в коридоре после отправления из Праги, продолжал и после границы сидеть на откидном сиденье глядя в окно пустыми, не видящими глазами. Людмиле казалось, что он от горя покрылся черным мхом, такое отчаяние выражала его согбенная фигура.
     Еще утром он отдал ей молитвенник, и на предложение выпить чаю только покачал головой. Костяшки пальцев вцепившихся в поручень у окна, побелели, но он этого не замечал. Людмила с трудом уговорила его выпить успокаивающую таблетку, специально сделала ему сладкий чай, но он отпил три глотка, и вернул стакан. На крупных станциях поезд встречали врачи, вызываемые начальником поезда, но помощью воспользовались только две женщины, остальные, молча, качали головами. Людмила подумала, что должна же быть какая-то служба, которая помогла бы им пережить первые часы несчастья, раньше это делал, наверное, священник, но даже начальник поезда не знал о такой службе.
      Ирина поднялась после отдыха, привела себя в порядок и занялась будничными делами. По составу прошли ревизоры, и даже проверять вагон не стали, сопровождавшие поезд милиционеры предупредили, что едут в вагоне армяне из Спитака. Ирина включила пылесос и стала чистить ковер в коридоре. Стоило ей подойти к купе, как пассажиры разом, словно по команде поднимались и выходили в коридор. Потом так же быстро заходили в купе, и усаживались на нижние полки, тихо переговариваясь и уступая друг другу место, а проводница продолжала чистить ковры в коридоре и купе, в такой тишине, словно в вагоне ехали немые. Иной раз в рейсе от разговоров и вопросов, недовольства и претензий она уставала так, что могла легко нагрубить, а тут рада была бы услышать хоть что-то. Она тихо заглянула в купе для отдыха проводников, и увидела, что Людмила не спит.
 -Ты чего, Ир?
 - Да знаешь, только заступила на смену, а устала, будто воз везла.
 - Молчат?
 - Молчат!
 - Вот и я уснуть не могу. Как представлю, что их ждет дома, сердце заходится, а помочь нечем. Ведь там все, дети, внучата! Что может быть дороже? Лихому лиходею не пожелаешь такое!
- А я убираюсь, думаю, хоть бы кто придрался, нашумел, тишина могильная. И ходят как тени, мужики курить, женщины за водой. Чай не пьют, только воду. Господи, скорее бы этот рейс кончился! Ладно, постарайся уснуть, до Киева осталось семь часов, а тебе ночь дежурить - и она ушла к себе в дежурку. В Москве, пассажиры, покидая вагон, молча, кивали проводницам головами и уходили, унося с собой свое неизбывное горе. А проводницы тихо крестили их в след:
 -Помоги им Господи!