Ремейк. Глава 4. Петропавловск

В салон Ил-62 Инкерман заходит одним из первых и нервно осматривает неторопливо входящих пассажиров. Очень хочется ему поскорее взлететь. Тут салон осветила знакомая улыбка доверчивой комсомолки. Инкерман подскочил с места и машет рукой, чтобы привлечь её внимание. На лице девушки мелькнуло сомнение, но она села где-то впереди и он теряет её из виду. Салон постепенно заполняется. Инкерман пропускает к окну толстую тетку.

Самолет взревел двигателями, стюардесса привычно озвучивает заученный текст. Другая раздает леденцы, лежащие горкой на подносе. Инкерман берет жменю штук десять: «Сосу от скуки», — поясняет он в ответ на осуждающий взгляд стюардессы, — « и вам рекомендую — поднимает настроение…» Стюардесса смутилась и предпочитает ретироваться. Толстуха придвинулась к Инкерману жарким бедром, оценивающе осматривая. Двери закрылись, тягач потащил самолет на ВПП и Инкерман явно повеселел. Толстуха, тем временем, заняла все жизненное пространство, неумолимо выдавливая Инкермана со своего подлокотника. Глаза её закрыты, грудь томно вздымается, то ли от страсти, то ли от страха. Прикалываться над ней Инкерман не решился, пристать не к кому: через проход сидят офицеры подводники с постными, меланхолическими лицами. Скукота, а ведь девять часов лететь…

Самолет взмыл ввысь и Инкерман заснул быстро и глубоко, что характерно для праведников, но не должно вводить читателя в заблуждение. Проснуться его заставил запах бортового питания и лёгкое прикосновение бортпроводницы. Не открывая глаз, Инкерману удалось перехватить её прохладные пальчики и чуть сжать. Пальчики осторожно, но безоговорочно высвободились. Он открыл глаза и обменялся со, знакомой уже, стюардессой улыбками. Вокруг все сосредоточенно уничтожают бортпаек. Поднос Инкермана стоит на заботливо разложенном кем-то столике. «Да, это не «Славянский базар», — отмечает  Инкерман про себя, ковыряясь в капустном салате. Красная икра засохла и прилипла к пластиковой тарелочке. Растворимый кофе бодрит, но оставляет настолько отвратительное послевкусие, что изнеженный деликатесами желудок Инкермана запротестовал изжогой совершенно нестерпимой.

Надеясь разжиться у стюардесс «Боржоми», он двинулся в сторону кабины пилотов. В восьмом ряду, «у окна», обнаруживается старая знакомая —  улыбчивая комсомолка. Место у прохода пустует. Инкерман, немедленно, опустился в него.

— Извините за всё. Еще билет выкупить у барыги нужно было. Мы так и не успели познакомиться: Яша, Инкерман.
— Балаклава, — смеется в ответ девушка, пожимая руку.
— Клава, кто? — спрашивает Инкерман несколько растеряно.
— А Инкерман —  ваша фамилия? — не верит девушка.
— Да, хотите паспорт покажу?
— Нет, нет, я вам верю, извините. Я из Севастополя и там есть такое место знаменитое, историческое — Инкерман, вот я и подумала…
— Балаклава — тоже историческое место в Севастополе, не так ли?
— Да, конечно, почитайте «Севастопольские рассказы» Толстого.
— Почитаю, обязательно, — саркастически соглашается Инкерман, — и как же вас зовут?
— Татьяна, правда, не смейтесь…
— Почитать Пушкина? — в тон ей смеётся Инкерман, — а что на Камчатке собираетесь делать, прекрасная Татьяна?
— Я там живу, в Рыбачьем — это база подводных лодок. Почти в Петропавловске. Вы её увидите сверху. Раньше жила в Балаклаве — это тоже база подлодок, только дизельных и дизель-электрических.
— Вы удивительно тонко разбираетесь в подлодках, Татьяна…

— У меня муж подводник и отец тоже. А вы зачем летите в Петропавловск?
— Знаете, если бы у вас, внезапно, не обнаружилось мужа, то я бы ответил, что лечу навстречу судьбе. Но, учитывая возникшие обстоятельства — скорее судьба летит навстречу мне. Если серьезно, я — писатель, лечу за впечатлениями о дикой природе.
— Здорово, знаете, вам нужно обязательно попасть в Кроноцкий заповедник, на вулканы, особенно Узон красивый, с зеленым озером в кратере. В Петропавловске тоже много интересного: Паратунка — место с горячими источниками так называется, вулканическими. Мы все туда ездим отдыхать. Сидишь в горячей воде, а водка в сугробе торчит рядом.
— Вы пьёте водку?
— А вы не пьёте?

— Действительно, что это я? Конечно пью, как все советские люди. Чем вы занимаетесь?
— Я работаю в комсомоле — в районной организации. Очень интересно. Много приходится ездить. Этим летом ездили работать на рыбозавод, по приглашению Приморского райкома, в деревню Усть - Агваям. Вам там нужно обязательно побывать: совсем ни на что не похожие места, тундра. И люди особые, коряков коренных мало, а русские со всей страны. Парень, у которого мы жили, так он из Москвы — Кельшин Игорь, замечательный человек. Всё в Москве бросил и живет в тундре. Их в деревне всего 300 душ. Вокруг медведей больше, чем людей. Представляете?
— Как же муж такую красавицу к корякам отпускает?
— Он ко мне приезжал, когда был в отпуске, а потом мы домой вместе  поехали, вот только возвращаюсь. Он все равно в автономке был…

Вернулась соседка Татьяны и прервала беседу. Пришлось Инкерману возвращаться на место. Татьяна привстала и приветливо махнула рукой.
— Девушка! — окликнул Инкерман стюардессу, — мне бы «Боржоми»…
— Только «Малкинская». Попробуйте, она лучше.
— Давайте, хоть «Малкинскую»…

Самолет летит на восток, обгоняя ночь. Внизу расстилается бесконечная и безжизненная страна. На протяжении многих часов полета, Инкерман высматривал комсомолку, но возможности поговорить с Татьяной у него больше не было. На посадке, внизу, отчетливо видны пирсы с десятками черных подводных лодок, похожих на спины мертвых рыбин. Вулканы Авачинский и Корякский, возвышаются белыми громадами над городом, вытянувшимся ниточкой по сопкам. На ниточке, как узелки — порт и несколько жилых районов в центре и по краям. Над Корякской сопкой курится дымок. Сердце Инкермана учащенно бьется при мысли, о возможной встрече с местными ментами. «Не успеют, не тот тип преступления. Чтобы подать во всесоюзный им день потребуется или два», — успокаивает себя Инкерман,  рассматривая серые военные истребители возле ангаров вдоль взлетной полосы. Самолет останавливается. У трапа несколько человек в военной и милицейской форме. На полосе несколько военных и милицейских УАЗиков.  Сердце Инкермана бешено колотится, в голове шум: «не сейчас, только не сейчас...» Опустив глаза, он спускается по трапу. Менты не обращают на него никакого внимания. Видать, встречают кого-то другого. Пронесло.