Однажды на планете Земля -7

Вернувшись в Сан-Франциско, Майкл решил не откладывать дело в долгий ящик. Он объявил Эмме, что выезд состоится через три дня, и велел ей обзавестись непромокаемой одеждой и собрать минимальный запас вещей, включая легкое одеяло. Сам он тоже отправился в магазин «секонд хэнд» и купил видавший виды латунный чайник и залатанный в двух местах цветастый мексиканский плед, заплатив за все это богатство аж двадцать долларов. Он прикинул, что оставшегося у него капитала вряд ли хватит на регулярные остановки в мотелях; в основном, придется расчитывать на ковбойские ночевки у костра. Его это не страшило, и он надеялся, что не испугает и Эмму, «пигалица» не производила впечатление изнеженной особы. Америка — страна теплая, тем более, в разгар лета, здесь даже ночью трудно замерзнуть, да и дожди случаются нечасто. А еще он сходил в книжный и купил набор карт и путеводитель «Lonely Planet USA», который ему рекомендовали как самый подробный. Еще он купил моток тонкой, но крепкой капроновой веревки, чтобы надежно привьючить к Харлею их с Эммой багаж.

Вечером, накануне перед выездом, ему позвонила Эмма и спросила, готов ли он, не заболел ли опять. В ее голосе явно звучала ирония, но Майкл не отреагировал и лаконично ответил: «Готов!», и в свою очередь поинтересовался, готова ли она.

- Я-то готова, - сообщила девушка, - а вот Харлей не заводится. Я попробовала на всякий случай. Горючка кончилась. Укатали мы ее с тобой и с Джеком Лондоном! Будь джентльменом: смотайся по утру на какую-нибудь заправку и купи галлон бензина.

- Радость моя! - сказал Майкл с теплым сарказмом в голосе. - У меня куча вещей! Я очень плохо себе представляю, как буду с сумкой и рюкзаком искать заправочную станцию, а потом еще тащить и бутылку с бензином: меня и в метро с ним не пустят! Может, ты на себя возьмешь эту миссию? А я за это время как раз то тебя доберусь.

- Эксплуататор! - услышал он ответ. - Ладно, так уж и быть. Но не думай, что на мне можно будет ездить всю дорогу!
- Конечно, нет, - согласился он весело. - Мы будем ездить на Харлее.

Когда он закончил разговор и положил трубку, подошла Дороти и спросила:
- Майки, ты уезжаешь? Надолго? Куда?

- Не знаю, мама, - ответил он с улыбкой несколько отрешенной и виноватой. - Право слово, не знаю. Вот накупил карт... - Он указал рукой на пластиковый пакет с бумагами. - Сначала вдоль Калифорнии, потом куда-нибудь на восток. Хочу посмотреть страну, где родился. Ты ведь тоже, наверное, поездила в молости по Америке?

- Да, конечно! - Ее лицо осветилось вспышкой воспоминаний. - Я видела Ниагару... Потом - Йелоустоун, Парк Секвой... Мы ездили со студенческой компанией. А еще помню поездку в Долину Смерти, это в пустыне Мохаве. Там растет удивительное дерево Джошуа.  - Тут ее голос дрогнул и лицо потускнело. - Издали оно похоже на пальму, а вблизи видишь, что вместо листьев у него огромные твердые иглы — как кинжалы! Такой иглой человека можно проткнуть. Потом, в России, мне часто вспоминались эти деревья. На советсткую жизнь они были похожи: издали — манящая красота, а вблизи... - Дороти мотнула головой, словно стряхивая какое-то наваждение, и прежним звенящим голосом воскликнула: -  Еще, конечно, Большой Каньон! Это было грандиозно! Это надо увидеть!

- Вот я хочу увидеть. А сколько это займет времени, я не знаю. Я буду звонить тебе. Каролина рядом, если что — она тебе поможет.

- А деньги? - забеспокоилась мать. - Денег у тебя достаточно? Может, тебе добавить?
- С чего ты добавишь, мам? - улыбнулся Майкл. - Тебе самой-то пенсии еле хватает. Мы шиковать не будем, должно хватить.

- С Эммой едешь? - спросила она, хотя уже и так все поняла, однако мать есть мать.
- Вроде да, - пожал он плечами. - Если не передумает. Мотоцикл — ее.
- Опасно на мотоцикле, - покачала головой Дороти. - Вы уж поосторожнее!
- Ничего опасного, - возразил Майкл. - Это не Россия. Дороги прекрасные, водители галантные, Харли Дэвидсон — безупречен. Можно спать за рулем.
- Вот этого не надо! - укоризненно заметила она. - Будьте внимательны и почаще отдыхайте. И все-таки... Через месяц, наверное, вернетесь?

Сбор вещей занял у него не более получаса. Практически все поместилось в одну большую сумку, но он решил взять еще маленький рюкзачок — для карт, путеводителя и разных мелочей. Пересчитал деньги: их оказалось не густо, пятьсот триддцать долларов. Если питаться не в ресторанах, а на костре, то на день достаточно двадцати долларов — на двоих; то есть, на двадцать дней нужно четыреста баксов. Остается сто тридцать — впритык на бензин. Почему двадцать дней, откуда выплыла именно эта цифра? Этого он сам не знал. Выплыла и выплыла. Цифра было непринципиальна. Концепция путешествия была проста: истратится половина денег — поворачиваем назад. У него не было определенной цели, конечной точки, которой он хотел достигнуть, не было и конкретного маршрута. Хотелось просто ехать и смотреть, впитывать краски, звуки, образы, ландшафты и лица. Чтобы за каждым поворотом возникало нечто новое, чтобы оно откладывалось слой за слоем в копилку душы, а может быть и сердца, и чтобы там, где сердцу захочется, остановить свой бег и замереть умиротворенно. Если и у Эммы есть какие-то деньги, путешествие продлится чуть дольше, вот и все!

Однако с первым этапом маршрута следовало определиться. Майкл развернул карту Калифорнии. Не считая Йосемити, куда он приципиально решил не ездить, ближайшим интересным местом был Секвойя-Парк. Кратчайший путь туда лежал через Сан-Хосе, и озеро Сан Луис. Озеро на самом деле являлось водохранилищем и было обозначено как государственное место отдыха. «Вот и отлично! - сказал себе Майкл. - На озере мы остановимся, половим рыбу, переночуем, а утром поедем любоваться секвойями». Тут он спохватился, что забыл купить складную удочку, но успокоил себя тем, что это можно будет сделать в любом попутном городке.

И вот наступило утро. Когда Майкл добрался до южной окраины города, до дома, в котором жила Эмма, было около десяти. Эммы еще не было. Харлей одиноко стоял, пристегнутый стальным тросиком к низкому железному заборчику. Майкл постучал согнутым пальцем по бензобаку — тот отозвался грустным жестяным звоном. «Не джентльмен я, определенно не джентльмен! - мысленно констатировал Майкл. - Надо было самому самому сходить за горючкой. Погнал девчонку!» Но теперь оставалось только ждать. Эмма появилась через полчаса — злая, обливающаяся потом, но с полной бутылкой желтоватой жидкости.

- Залей! - не взглянув на Майкла, бросила она ему. - Пойду за вещами.
- Одеяло не забудь! - крикнул он ей вслед. Она даже не обернулась, только нервно дернула плечом.

Майкл тоже обливался потом, хоть и не бегал по сан-франциским горкам. Несмотря на утреннюю пору, температура сильно зашкаливала за тридцать — по Цельсию, разумеется. Одет он был в футболку и джинсы, еще пара футболок, тонкий свитер и джинсовая куртка лежали в сумке вместе с мексиканским одеялом и чайником. Переправив содержимое бутылки в бензобак, он достал из рюкзачка веревку и нож и принялся прилаживать сумку к правому боку мотоцикла, зарезервировав левый бок для багажа Эммы. Покончив с этими нехитрыми делами, он присел на заборчик и принялся терпеливо ждать. Терпения хватило минут на пятнадцать. Потом он встал и направился вверх по деревянной лестнице, которая крутыми зигзагами взбегала по стене трехэтажного дома — к мансарде. Оказалось, что пришел он вовремя. Эмма как раз выходила из своей квартирки, нагруженная двумя сумками и двумя мотоциклетными шлемами.

- Догадался, все-таки! - хмыкнула она. - Совесть заела! Держи! - И сунула ему в руки сумки. Они оказались довольно увесистыми.

- Одеяло взяла? - терпеливо спросил Майкл.
- Какое одеяло? Конечно, нет! - чуть не взвилась девушка. - На кой черт мне твое одеяло? Во всех отелях полно одеял! Достал ты меня с этим одеялом!

- Какие отели, фурия ты моя рыжая? - ласковым голосом произнес Майкл. - Кто тебе сказал, что мы будем ночевать в отелях? У тебя деньги есть?

- Двести баксов! - гордо ответила она.
- И у меня пятьсот. А нам бензин надо покупать и кушать каждый день. Сообрази, на сколько дней нам хватит денег?

- А на сколько дней мы едем?
- Я ж тебе говорил: дней на двадцать. А иначе смысла нет. Меньше, чем за двадцать ничего и не увидишь.

- Ну, тогда надо и палатку брать, - дрогнула Эмма. - Что ж ты раньше не сказал, я бы попросила у кого-нибудь из знакомых.

- Обойдемся без палатки, - ответил Майкл. - Насколько я знаю, в этой части Америки летом дождей не бывает. Будем ночевать у костра, по-ковбойски. Но одеяло, все-таки, нужно. Потому я и спрашиваю о нем так занудно. Что у тебя в этих сумках?

- Что, что! Мои дамские вещи! - лицо девушки опять стало оскорбленно-высокомерным. - Может, тебе еще показать? - Но Майкл продолжал смотреть на нее вопрошающе, и она, чуть сбавив безапелляционный настрой, пояснила: - Мы же в Лас-Вегас собрались, не так ли? Я взяла пару платьев и туфли к ним. Не в джинсах же мне там ходить по казино?

- Какие казино? - опять не удержался Майкл. - Я тебя очень прошу: выложи платья и туфли и положи вместо них одеяло. И еще возьми чашку побольше и ложку. Тоже ведь, небось, не взяла?

- Конечно, нет, - последовал невозмутимый ответ. - В Америке никто не путешествует с посудой. В лучшем случае, берут одноразовую, когда едут на пикник.
- Давай не будем спорить, девочка. Ты едешь со мой, так что делай, как я говорю. В конце концов, я старше, а старших надо слушаться.

- Ну, это еще неизвестно, кто с кем едет, - возразила Эмма, иронично скривив губы. - Я могу поехать и без тебя, а ты без меня — не можешь! Харлей-то мой! А слушаться старших — это коммунистические лозунги. В Америке это не работает. Я такая же совершеннолетняя как и ты!

- Ну и что? - спросил Майкл и поставил сумки на дощатый пол лестничной площадки. - Может, нам прямо сейчас и разбежаться?

Эмма посмотрела на него с прищуром, покачала полушариями шлемов, которые держала в руках, и резко тряхнула рыжей головкой.

- Ладно, черт с тобой! Пусть будет по-твоему!

Оставив шлемы на лестнице и забрав у Майкла обе сумки, она вернулась в квартиру.
«Интересно, мы выедем сегодня или нет? - спросил себя Майкл, взглянув на часы. - Так мы сегодня и до озера не доберемся!»

Однако Эмма вернулась удивительно скоро, с такими же полными сумками, и наша парочка, не сказав больше друг другу ни слова, спустилась по лестнице, а еще через четверть часа Харлей бодро катил по Харрисон-стрит, ведущей к южному выезду из Сан-Франциско.

К Сан-Хосе можно было проехать разными путями. (Майкл уже привык к почти бесконечной разветвленности американских дорог.) Но главная и кратчайшая была дорога номер 101, тянувшаяся вначале вдоль залива, берег которого был плотно забит различными портовыми сооружениями и причалами, а затем ныряющая в конгломерат сливающихся друг с другом городков, имеющих неофициальное, но известное всему миру общее название — Кремниевая Долина. Там родился когда-то первый персональный компьютер, там, за высокими заборами, самозабвенно трудятся тысячи головастых очкариков, сочиняя все новый и новый «софт» и конструируя все новое и новое «железо», дабы так называемые «высокие технологии» еще успешнее могли подчинить себе человека, освобождая его от необходимости думать и от способности чувствовать. Отец Майкла был человеком из этого же мира, одно время его даже называли создателем советской Кремниевой Долины — Зеленограда. Но Майкла в этот мир не тянуло. Да и в любом случае, он не был настроен пробиваться сквозь толчею городских перекрестков, мигание светофоров, испарения раскаленного асфальта и стеклянно-алюминиевые фасады офисов и лабораторных корпусов. Та Америка, которую он хотел увидеть и узнать, не лежала вдоль главных дорог. Он выбрал другую — неширокую и тихую, спускающуюся к океану, дорогу со скромным и гордым номером — 1. Слева лежали лесистые горы Святого Креста (Санта Крус), справа — синяя дуга залива Ущербной Луны (Хаф Мун).

Вскоре им захотелось остановиться. Они свернули на узкую грунтовую дорогу и проехали к песчаному пляжу. Здесь, вблизи от Сан-Франциско, где проходило холодное течение, было почти безлюдно и дико: ни тебе кабинок для переодевания, ни душа, ни туалета. Лишь парочка виндсерфингистов метрах в ста от берега боролись с волной и ветром, да десятка полтора чаек с жалобными криками носились над пенной линией прибоя, высматривая рыбешку. То здесь, то там виднелись кучи выброшенных волнами водорослей и выбеленного солью и солнцем плавника. Пахло йодом и прелью, плеск волн заглушал гул автострады, и трудно было поверить, что в нескольких минутах езды от сюда живет большой неугомонный город. Майкл достал из своей сумки мексиканское одеяло и бросил его не песок.

- Первая остановка! - объявил он. - Тихий Океан!

Эмма огляделась по сторонам и не найдя на берегу других людей, спросила обеспокоенно:

- А здесь точно можно останавливаться?
- А почему нет? - вопросом на вопрос ответил Майкл. - Я не видел никаких запрещающих надписей.

- Окей, - сказала девушка. - Тогда я купаюсь. - И через мгновение она уже была в костюме Евы. - Мочить купальник неохота! - И весело побежала к воде.

Майкл смотрел ей вслед и чувствовал, как желание вновь поднимается в нем. Тонкая загорелая фигурка, с белым беззащитным треугольником на щупленькой попке и с почти незаметной полоской от застежки лифчика — в ней вроде бы не было ничего сексапильного, никакого «зова плоти», никакого намека на доступность, и вместе с тем она притягивала к себе, как магнит, и как магнит возбуждала в нем доселе дремавшие импульсы; поначалу невеликие и разнонаправленные, но быстро разгоравшиеся и взаимно ободряемые, импульсы эти сливались воедино и превращались во всесильное Либидо, наполнявшее все его мужское естество. Майкл зажмурил глаза и сильно потряс головой. Хороша, чертовка, ох, хороша!

- Майк! Майк! - кричала Эмма, зайдя по пояс, прыгая, взмахивая ругами и вздымая фонтаны брызг. - Иди сюда! Пока я не замерзла!

Он быстро разделся (в пределах разумного) и ринулся на ее зов. Вода оказалась не такой уж холодной, градусов восемнадцать, в России она считалась бы почти теплой, но для калифорнийской жительницы — разумеется! - это был почти лед.

Потом они бегали по пляжу, дурачились, хохотали и бросали друг в друга песок и мелкие ракушки. Потом опять окунулись в соленые волны, чтобы обмыться и вернулись к одеялу. Эмма надела трусики, но осталась топлес и, усевшись по-турецки, принялась расчесывать коротким деревянным гребнем свои огненные, слипшиеся от соленой воды волосы. Майкл достал из рюкзачка сэндвичи и бутылку кока-колы, купленные в придорожном киоске на выезде из города. Кока-кола была теплая и жажду не утоляла, но для запивания еды годилась. Сэндвичи были типично американские: тонкая лепешка, в которую завернут рулет из омлета, картофельного пюре и куриного мяса, обильно сдобренный кетчупом.

- А ты знаешь, что океан живой? - спросил Майкл, стараясь не глядеть на обнаженную грудь девушки.
- В смысле? - настороженно спросила она, и рука с гребнем замерла.

- В смысле, что он может чувствовать, страдать и даже мечтать. Вот ты резвилась в волнах, а это Океан обнимал тебя и ласкал. А в другой раз он может разгневаться, рассвирипеть и утащить в свои черные пещеры, усыпить навеки.

- Ты шутишь, Майк! Я никогда не могу понять, когда ты шутишь.
- В каждой шутке есть доля правды, девочка! Не зря ведь древние греки считали Океан божеством и называли его Посейдон. А знаешь ли ты такого писателя Станислава Лема?

- Первый раз слышу. Он русский? Имя какое-то...
- Он поляк. Он написал роман о планете Солярис, целиком покрытой живым, мыслящим океаном…

- А-а! Так это фэнтази
- Да, фантастика. Но, ты знаешь, человек не способен выдумать то, чего не может существовать. Мы даже Бога придумали по своему образу и подобию. Я глубоко убежден, что если Лем придумал Солярис, значит где-то, в далеких глубинах бесконечной вселенной, мыслящий Океан существует. Но не исключено, что наш океан тоже живой и мыслящий. Просто мы утратили способность чувствовать его. Древние чувствовали, а мы — увы! Мы дети цивилизации, для нас океан — просто большая соленая вода.

Эмма сделала солидный кус от сэндвича, запила колой, прожевала и сказала:

- Ты, Майк, конечно, умный, но то, что ты говоришь, это уже заумь. Нафантазировать можно все, что угодно, любую чушь. И вовсе не обязательно любая чушь должна существовать. Мыслящий океан — чушь типичнейшая! Ну, ладно, живой! Такая огромная амеба! Но мыслящий — это уж слишком! Животные тоже живые, но мыслит только человек!

- Откуда ты знаешь?
- Оттуда! У человека душа есть, а у животных нету!

Тут Майклу захотелось спросить, к какой церкви принадлежит Эмма, но он удержался. Он понимал, что на этот вопрос ей будет трудно ответить. Нательный крестик не покачивался меж ее прелестных белых грудок, но скорее всего она была, все-таки, крещеной, как и большинство американцев, считающих себя чуть ли не самой христианской нацией в мире. И скорее всего она  была из протестантской семьи, потому что католичка не вела бы себя так раскрепощенно, да и крестик бы носила. Протестанты более прагматичны, а молодые протестанты — еще и нигилисты зачастую, в атеистов любят поиграть, но с возрастом, набив шишки и убедившись, что не все в руках человеческих, они дружно возвращаются в лоно церкви, деловито каются в грехах и докучают Господу длинными списками просьб. У Эммы все это было еще впереди.

- Расскажи о своей семье, - попросил он. - Кто твои родители?
- У меня мама умерла, - ответила Эмма, и голос ее дрогнул, а на глаза тут же набежала влага, и девушка отерла ее тыльной стороной ладони. - Полтора года назад. Рак желудка.

- Извини. А у меня отец умер, пятнадцать лет назад.
- Да ничего, я уже почти привыкла. Сперва ревела ревмя. Она медсестрой работала, в военном госпитале. А отец в порту, он старший тальмейстер.

- Тальмейстер — это что такое?
- Ну, когда что-нибудь грузят на корабль, то это «что-нибудь» обвязывают тросами, и тросы цепляют на крюк крана. Вот эти тросы и называются «тали», а человек, который следит, чтобы тали вязали и цепляли правильно, называется тальмейстер. Он отвечает за то, чтобы при погрузке ничего не развалилось и не упало, и чтобы не убило никого.

- Ответственная работа! – дипломатично заметил Майкл.
- Обыкновенная! – пожала плечами Эмма и занялась вторым бутербродом.

- Надень лифчик! – посоветовал Майкл. – Обгоришь.
Она посмотрела на него удивленно:

- Но мы же не будем здесь долго? И кстати! Надо найти здесь где-нибудь душ. Не ехать же нам дальше такими солеными!

- Судя по карте, примерно в миле отсюда в океан впадает ручей. Он течет с гор и в нем должна быть чистая вода. А душ мы здесь вряд ли найдем.

- Ты в России, наверное, привык обходиться без душа? – бесхитростно, по-детски спросила Эмма. – А зимой как? Неужели тоже в ручье? У вас же там зимы суровые, как у нас на Аляске!

- Зимой - в проруби. Все замерзает: ручьи, реки, озера… Русские делают во льду окна – проруби называются – и купаются в них, вместе с моржами и белыми медведями.

- Опять ты шутишь! А что, тебе не нравится смотреть на мою грудь?
- Если честно, то нравится, но будет жалко, если она у тебя обгорит и покроется волдырями.

- Ну, уж ладно, оденусь. – Эмма поднялась и натянула на голое тело футболку, сквозь которую ее острые грудки торчали пожалуй еще более сексуально. – Тогда поехали к ручью, а то у меня кое-где уже жжет, как от скипидара.

- Только не показывай – где, - усмехнулся Майкл и тоже начал собираться. Девушка фыркнула возмущенно, но не огрызнулась.

Ручей действительно оказался чист, а вдобавок еще и прохладен, что было особенно приятно, так как жара усилилась, температура явно перевалила за сорок, и Майкл подумал: а стоит ли ехать по такому пеклу? Не заночевать ли здесь, у ручья, а в дорогу двинуться с утра пораньше, по относительному холодку? Но Эмма воспротивилась его предложению категорически.

- Ты с ума сошел! – воскликнула она. – Нас оштрафует первый же полицейский. Здесь нельзя ночевать.
- Но здесь нет никаких табличек, - возразил Майкл.

- Вот именно! Там, где можно ночевать, обязательно есть табличка: «Место для отдыха». Надо ехать на водохранилище и ночевать там. К вечеру мы спокойно доберемся. А жара не такая уж и ужасная. Для Калифорнии это нормальная летняя погода.

- И большой будет штраф?
- Долларов двести.

Майклу пришлось подчиниться. Черт их знает, этих американских полицейских. Вдруг, действительно, появится неизвестно откуда коп, словно ему больше нечего делать, и слупит двести баксов. Лучше не рисковать. На водохранилище уж точно есть места для ночевки.

Через четверть часа они уже мчались по раскаленному шоссе, рассекая шлемами и всеми остальными выступающими предметами горячий и упругий калифорнийский воздух, упираясь взглядами в бампер впереди идущего авто и следя в зеркальце за бампером идущего сзади. Мимо них с шелестом, а то и с ревом проносились машины разных марок, легковые и грузовики, а иногда и свой брат байкер, слева тянулись поля кукурузы и апельсиновые сады, с вкрапленными в них фермерскими домиками, справа сменяли друг друга лесистые холмы, мелькали опоры линий электропередач и всевозможные дорожные указатели, указатели, указатели. «Съезд с дороги через 500 м», «Съезд с дороги через 300 м», «Съезд с дороги через 100 м», «Поворот на Санта Клару через 500 м»... Сан Хосе лни объехали стороной, по второстепенным дорогам, в каком-то маленьком городке прикупили продуктов, а также небольшой котелок из тонкой нержавейки и складную удочку.

- Лицензия для ловли рыбы у вас, конечно, есть? - вопросительным тоном произнес продавец, упитанный джентльмен в клетчатой рубахе и с седыми аккуратно постриженными усами.

- А где ее можно взять? - угрюмо поинтересовался Майкл.
- Можете купить у меня. Пять долларов.

Майкл молча выложил купюру, уже чувствуя, что деньги будут таять куда быстрее, чем он предполагал.

- Могу предложить и червей, - добавил джентльмен. - Пятьдесят центов.

Майкл взял и червей. В России ему и в голову не пришло покупать червей, их всегда можно было накопать самому. Но здесь, в Америке, похоже, за все надо платить.