Родные мои, увидимся

Я всё ещё могу вспомнить как мои ноги бежали по высокой траве тушинского аэродрома. В самом его  дальнем уголке, возле реки, где в летнем мареве плавают аккуратные домики деревеньки Строгино.
Под стрёкот кузнечиков мы с бабушкой собираем щавель для борща, (я тайком грызу брызжущие кислым соком листочки), а мама с тётей рвут чистотел, чтобы вывести с моей кожи всякую паршу, что люто меня тогда одолевает.
Далеко позади,  на проросшую травой железную, взлётную полосу легко опускается кукурузник и в мерцающих струях летнего зноя сворачивает к ангарам; воздух гудит от насекомых, птицы оглушительно чертят небо, а молодая, полная сил бабушка, в окружении смешливых дочерей - сильных, юных девиц в развевающихся на ветру платьях (это мама и тётя) - в ослепительном луче, в зелёной траве, в середине летних ароматов, поправляет свой белый платочек и ласково на меня смотрит...
И вот вечер в коммуналке, хоть улица Свободы уже заснула до утра, и лишь красные, деревянные трамваи неугомонно стучат по рельсам.
Здесь - уютный полумрак и в общей кухне, натужно гудит газовая колонка.
В оцинкованном корыте сидит худенький мальчик, который станет мной.
Тёмно-красная вода чистотела струится по плечам; плывут такие теплые, целебные потоки, в заботливом сиянии дорогих лиц, после жаркого, летнего дня.
Гремит трамвай за стеной и струится вверх аромат мыла...

Родные мои, увидимся.