Грушинский

Если дела из рук вон – плохо… Если скверно на душе… Но если даже всё просто замечательно, отыщите старую палатку, соберите рюкзак, позабудьте про все заботы, возьмите в товарищи Мишу, Тёму, и Георгия – и отправляйтесь в первые выходные июля, в праздник Ивана Купалы, сначала до Самары, а потом электричкой 135 км, до платформы имени Валерия Грушина…

Поселись, где поют, –
Там не думают плохо.
И палатки уют –
Целой жизни эпоха.
Если жизни моей
На эпоху не хватит,
Соберу всех друзей –
И пусть каждый доплатит.
За протокою – лес,
А за лесом – протока,
И костры до небес.
А за Волгою долго
Пароходов гудки,
Покидающих пристань,
И мгновенье руки,
прикоснувшейся быстро.
Мне гитары родной
Не хватает немного,
Но зато ты со мной
И дорога. Дорога!
Вновь отсюда вся жизнь
Показалась несложной:
Просто надо любить.
Не любить – невозможно!

Грушинский фестиваль нынче тридцатый. А мне кажется, сколько живу, столько и не мыслю, как без него. Перепутались даты, всё слилось воедино: палатка в дубовой роще, бесконечный костер, ни на секунду не затихающие в течение недели песни под гитару, вечно юная «Гринландия», иногда в попытках штурмовать то эстраду «Гостиного двора», то «Чайхану», то «Детскую» и один-единственный раз, все-таки пробившуюся на главную Гитару…
Я много видела разных фестивалей: оперных, балетных, кино и театральных, рок- и поп-музыки. Чего стоят только увиденные за неделю нынешнего фестиваля  «Белые ночи» спектакли лондонского Ковент-Гардена или Гамбургского балета Джона Нойнмайера. Но об этом – особый разговор. А душа все равно устремлена к Грушинке.
Там хорошо по-своему всем: и знаменитостям, авторам прекрасного проекта «Песни нашего века» (А.Городницкому, В. Берковскому, Ивасям, Мищукам, Л. Сергееву, О. Митяеву, К. Тарасову…) – у них есть возможность отправляться в путешествие с немецкой женщиной – капитаном Эйф на парусниках по Атлантике или Тихому океану; и моей землячке Нине Сюзёвой, что живет от встречи до встречи на Грушинке с институтскими друзьями, чтобы у костра возле эстрады «Бакен бардов» петь и вспоминать былые походы по Приполярному Уралу…
Хорошо и мне, когда-то поклявшейся после грустных гринландских потерь, никогда не возвращаться в это «проклятое» место. Но ведь и сам-то этот фестиваль – своеобразный мемориал в память Валерия Грушина, погибшего в 1967 году на реке Уде, где он спас детей…
Грушинский, как время, лечит… Помню, как после тяжелого психического заболевания на эстраду «Гостиного двора» вывели автора знаменитой «Зеленой кареты» Александра Суханова, который, казалось, не то что петь, говорить не мог… Гробовое молчание воцарилось на огромной поляне. У меня непроизвольно брызнули слёзы, да что у меня – у моих железных гринладских парней – тоже. Но вот Суханов запел, непривычно медленно и неуверенно, а когда закончил, буря каких-то особо сострадательных, горячих аплодисментов как бы влила энергию в последующие песни барда.
А ещё Поляна и Гора обладают потрясающей способностью подпевать, благо здесь все знают наизусть бардовскую классику. Зрелище сто-двухсоттысячного населения Горы, поющего, мигающего фонариками, чувствующего пульс поющих на гитаре, непередаваемо. Во всём мире пока ещё не придумали большего актового зала под открытым небом.
В прошлом году сначала перед эстрадой «Гостинки» выстроился омоновский конвой, а потом, как эхо, по рядам прокатилось: «Шевчук… Шевчук…» Он был один, без ДДТ, с обыкновенной акустической гитарой. «Ребята, я волнуюсь!». И начал петь. Это он, привыкший к орущим рок-фанатам, он, певший во время войны в Югославии и Чечне… Аура Грушинского потрясла его, видавшего виды…
А нынче, на юбилейном фестивале, «кто-то выключил свет», как поется в песне Анатолия Киреева, во время прекрасного концерта «Песни нашего века». Естественно, что без микрофонов дальше первого ряда ничего не слышно. Но вот Леонид Сергеев, Костя Тарасов, Галина Хомчик, Вадим и Валерий Мищуки, Александр Мирзаян начали петь. За первым рядом запел второй, третий и так до сотого и дальше. Пели так, что даже звёзды заслушивались, стали падать чаще. А когда звук наладился, Леонид Сергеев произнес такую душещипательную речь о Грушинском братстве, что все встали, аплодируя бардам, песням, звёздам… и себе!
Только здесь, на Грушинском фестивале, замирало сердце, как от щемящего чувства любви, когда я впервые услышала строчки песни Л. Сергеева и Мищуков: «Белые да красные, чья же тут вина?».
Только здесь, на Грушинском, можно было зарыдать, не скрываясь, над песней Олега Митяева: «Но как я уеду, если до лета двадцать дней…»
Только здесь, на Грушинском, мы все вместе были абсолютно счастливы, записав на допотопный магнитофон «Романтика» всё, что только слышали, чтоб потом, долгими, зимними репетициями оживить 4-5 понравившихся песен в ансамбле и радовать слушателей то песней про зеленое небо, то про высокую волну…
Конечно, Грушинский тоже подвержен шоу-бизнесу. Это многим не по душе. Но кому что… А простым смертным – роскошь человеческого общения, возможность бесконечно петь у костра, слушать Гору и Поляну, слиться в едином порыве роевой жизни, которую ещё Лев Толстой считал единственной возможностью проявления человеческого счастья.