Товарищ хирург Глава 25
- Нюра? - как будто спросил сам себя Платон, - и тут же сам себе ответил. - Здравствуй, Аня! Как живешь?
Подруга его детских игр и забав очень изменилась, преобразилась по таинственной причине, в которой угадывалось материнство. Последний раз Платон видел её несколько лет назад, на Масленицу, когда она предстала перед ним располневшим подростком, томным и полным неясных желаний существом, оттолкнувшим его утонченную натуру. Нюра казалась ему тогда слишком земной, даже приземлённой, а теперь Платон понимал, что только такая простота в силах спасти его.
- Здравствуй, Платоша, - поприветствовала она и, смущенно опустив глаза, поискала ребёнка. Мальчик, которому на вид было около трёх лет, прятался за материнскую юбку. Она взяла его на руки и, почувствовав себя в безопасности в маминых объятиях, ребёнок успокоился и стал посматривать на Платона смелее.
Нюра вытянулась, постройнела, сохранив лишь ту степень дородности, которая не может не нравится. Совсем по-другому взглянул сейчас Платон и на эти румяные полные щечки, обрамлённые мелкими белокурыми кудряшками, выбившимся из-под грубого зимнего платка, и на этот алый рот, и на пышные груди, и на крутые бёдра, угадывавшиеся даже под многослойностью одежд.
- Вот, я приехал, - выпалил Платон, осматривая Нюру с головы до ног горячим взглядом.
- Я знаю, - тихо сказала она. - Вся деревня об этом гудит. Тимофей Николаевич очень ждал тебя.
- А ты? Ты ждала, как узнала? Хотела меня увидеть? - спрашивал Платон, как будто в лихорадке.
Ничего на это ему не ответила Нюра, только смотрела грустными глазами на все его лицо разом, как будто вбирала в себя его черты, которые она когда-то так любила.
- Что, подурнел я? - с треском в голосе спросил Платон.
- Нет, не подурнел, - ответила она. - Но ты как будто болен...
- Я теперь всегда болен... А это - сын твой?
- Да, сынок, Мишенька.
- От кого?
- От мужа.
- Любишь мужа?
- Люблю. Платон, что ты так странно спрашиваешь?
- Любишь - это хорошо. А когда-то ты меня любила... Или мне только казалось?
Он понимал, что делает ей больно и неловко своими вопросами, но ещё больнее Платон делал самому себе.
- Ты откуда идёшь?
- Из храма.
- Не боишься что ли комиссаров?
- Я Господа Бога больше боюсь.
- Можно же и дома его бояться. Зачем подвергать опасности себя, да ещё и ребёнка?
- Платоша, ты вот взрослый и сильный, - а все равно в отчий дом едешь, повидаться, воздуха обережного, знакомого с детства вдохнуть. Так и тут. И потом, батюшке я помогаю, сейчас одному ему трудно успевать по хозяйству и поддерживать порядок.
- Ну, а что бог твой? Поможет, если комиссары придут, расстреливать станут. Сейчас, сама знаешь, за религиозные толки легко пулю в лоб получить.
- Господь меня укрепит.
- Экая ты! ЧуднАя! И где это в тебе раньше сидело? Что-то я не припомню, чтобы ты особо верующей была.
- Сама не знаю, где-то, значит, сидело. В земле сидело, в воде, в зелени этой лесной... Ты знаешь, нет у человека другого пути, как только путь искания веры и покаяния. Другие пути ведут в никуда.
- Аня, мне все чаще кажется, что я двигаюсь именно в никуда, - Платон бросил свой высокомерный тон и говорил теперь тихо и серьёзно, поглаживая влажным взглядом кромку леса на горизонте. - Я не уверен, что смогу хоть когда-нибудь получить прощение за все, что я натворил.
- А что случилось, Платон? - вкрадчиво спросила Нюра, ставя Мишеньку на землю. - Иди, сыночек, поиграй со снежком, слепи маме куличик.
Отпустив сына, она подошла ближе к Платону, и ему так захотелось, чтобы она сейчас обняла его гудящую голову! Но натянулись нити, которыми он был пришит к своему греху, не дали пошевелиться.
- Я не уверен, что хочу, чтобы ты знала об этом.
- Да что стряслось?! Не пугай, Платон!
Он засмеялся.
- Расскажу тебе один анекдот, который случился со мною в Петрограде. Повстречалась мне на улице цыганка. Вынырнула из подворотни, схватила меня за руку. Я дал ей денег. Она порывалась мне погадать в качестве благодарности, но я не хотел и буквально вырвал руку из её ладоней. Я не верю в силу цыганских гаданий. И уж тем более не понял, когда она заговорила мне вслед о боге. Какая вообще связь у этого дикого народа с богом? Тем не менее, она сказала: «А ты не умрешь, пока Бог ни простит тебя!» Я не могу забыть эти слова, и, знаешь, если этому верить, то я не умру никогда! Я обрёл бессмертие в этом земном аду, представляешь!
Платон опять рассмеялся, словно не замечая, какими испуганными глазами смотрит на него Нюра. Поодаль ребёнок тоже прекратил свою игру и с открытым ротиком, замершими глазками наблюдал за странным человеком, повстречавшимся им на дороге.
- Что ты такое говоришь? - промолвила Нюра побледневшими губами. - Платон, что случилось с тобою в этом Петрограде? Ты, что, кого-то убил?
- Многих.
В глазах Нюры застыл ужас. Они, не сговариваясь, перешли на шёпот.
- Скольких?.. Двух?.. Трёх?
- Да нет же, дурёха, - говорю тебе: многих! Очень многих! Я уже и сам сбился со счета! А теперь скажи, скажи так же уверенно, как давеча говорила об укреплении: простит меня Господь за сотни тихо и методично загубленных душ?
Нюра стояла в каком-то оцепенении, силясь понять то, что только что услышала. Она не могла взять в толк, о каких сотнях убийств ей толкует милый друг детства, но она... верила ему, - и от этого ей становилось ещё страшнее.
- Ну вот видишь, теперь ты что-то не особо уверена в божьем милосердии, - улыбнулся Платон, отвернулся и зашагал прочь, увязая ногами в глубоком снегу.
Он не сожалел, что проговоришься Нюре, и не боялся, - даже если бы она узнала все до последней детали. Он не мог больше носить в себе боль, которая разъедала его изнутри сотнями микроскопических червей. Подсознательно, Платон искал над собой суда, чтобы хоть как-то облегчить свои душевные страдания.
Продолжить чтение http://www.proza.ru/2020/04/09/2311
Свидетельство о публикации №220040801351
Роман Рассветов 21.08.2021 15:51 Заявить о нарушении