Запретная тема

Рассказ из цикла «Маленькие рассказы о любви и счастье»

Лето 1941 года. Война уже началась, но она шла где-то там, у нас ещё тихо. Отец на фронте, мама на работе. Мне 9 лет, я окончил 1-й класс. Из-за войны расстроилась моя поездка в пионерлагерь, и я целый день болтаюсь дома. Скучно.

Однажды днём, когда я вышел во двор и, оглядываясь, решал, чем бы это заняться, ко мне подошла Нина ; девочка с нашего двора. Не могу сказать, что я её совсем не знал. Видел. Знал, как её зовут. Кажется, она даже принимала участие в некоторых наших играх. Моя ровесница. Ну, может быть, на год старше, не более того. Наверно, ей тоже было скучно.

– Слушай, ты знаешь мальчишечье слово «е…ся»?
Я – не знал. Объяснила. Тот, который научил её этому действу, других, приличных слов для его обозначения не знал. А она, дурёха, вообще не понимала ещё, что прилично, а что – нет.
Делать всё равно было нечего, а тут – нечто новое. Любопытно.

Когда мы пришли ко мне домой, она сняла свои трусики и предложила мне сделать то же самое. Я возмутился:
– Ну, да – на тебе платье, ничего не видно, а у меня всё будет видно.
Она сняла платье, лишив меня единственного аргумента. Предложила мне лечь на спину:
– Девочка должна быть сверху.
Закончив, она спросила:
– Тебе было приятно?
– Ага, – соврал я, так как она явно ожидала именно такого ответа.

Не знаю, как ей, а мне было никак. Никакого удовольствия я не получил. Да и вообще не понял, зачем всё это нужно. Потом она ушла – дело было сделано, а что делать дальше мы оба не знали. Никаких общих интересов у нас не было. Нина больше не возникала. Наверно, с другими мальчиками ей было приятнее. А потом в наш двор пришла война, и стало совсем не скучно.

Тот первый опыт надолго отбил у меня интерес к действу, обозначенному «мальчишечьим словом». Это оказалось тогда совсем не привлекательным.

Я никому никогда не рассказывал о Нине. Она не просила меня держать в тайне нашу встречу. Может быть, не видела в ней ничего предосудительного. Но я сам сразу же понял, что это – нечто касающееся только нас двоих, о чём никто больше знать не должен.
Никаких чувств ко мне у неё не было. Точно так же она могла бы подойти к любому, и кто бы ей отказал? Чуть позже окружавшие меня мальчишки не раз затевали со мной разговоры на эту тему. Интерес к ней у моих сверстников был. А у меня – не было: я уже знал, что всему своё время. Когда дети начинают играть во взрослые игры, ничего хорошего из этого не получается.

Мы встретились после войны. Мне было уже 15 или 16. Мир тесен: она пришла учиться в тот класс женской школы, с которым дружил наш класс. До войны я не знал фамилии Нины и долго вглядывался в неё: она – не она? Потом не выдержал:
– Нина, ты жила до войны? – я назвал адрес.
Она густо покраснела и поняла, что я это заметил.
– Да, это была я. Узнал всё-таки… А я сразу тебя узнала. Дура я была. И не знала, что дура – никто не объяснил. Потом поняла и прекратила всё это. Так что не надейся: продолжения не будет.
– А я его и не жду. Но я рад от тебя это слышать.
– Только ты…
– Не беспокойся: трепаться не стану.

Больше мы с ней не откровенничали. И я понимал, почему она меня сторонится.