Любовь и свобода

Извечны поиски свободы,
Но слишком тесен мир людской…
Найдешь ли благостные своды,
Где нет оглядки никакой?

Безумные попытки были, –
За что платить досталось всем.
Стремленье это не забыли
И не отбросили совсем.

Влечет наивная отвага,
Почти магическая цель –
Сорваться, как с цепи собака,
Пусть даже после – вновь на цепь. (Сергей Хомутов Рыбинск)


Библейское стихотворение! Как найти баланс любви-привязанности и свободы, если любовь в конце концов червоточит, а свобода тоже имеет свой предел, кружок, обруч, обод, если дистанцироваться от этого слова свОБОДа? Апостол Павел пишет, что ХОРОШО ЧЕЛОВЕКУ НЕ КАСАТЬСЯ ЖЕНЩИНЫ(1 коринфянам 7:1). Но в большинстве случаев такова природа разорванного на Адаму и Еву андрогина: его половинкам неудержимо хочется единения, свадьбы-сводьбы, после которой уже маячит развод. Павел советует за лучшее брачным парам не разводится, а если развелись, более не искать пары. Почему, если Бог сотворил свои дела парами, противоположностями, ВДВОЙНЕ, ОДНО НАПРОТИВ ДРУГОГО, И НИЧЕГО НЕ СОТВОРИЛ ОН НЕСОВЕРШЕННЫМ: ОДНО ПОДДЕРЖИВАЕТ БЛАГО ДРУГОГО?(Сирах 42:25-26). Парадокс в том, что любовь — это не только эротика. Ну хорошо, приелся тебе хлеб из грубой муки и приглянулся ситный. Но это только любопытство и интерес по горизонтали, без видимых результатов, - только крутишься как белка в колесе. Любовей всяких много: и гравитация, и чудовищная хавка хищников, сплав, скручивание, клёпка, сварка, неуклонное течение вод, модные скрепы… Если есть не потерявший интерес к жизни едок, будет и еда заместо прискучившей вакханальной эротики: например, слово — тоже хлеб, хлеб познания(Матфей 4:4), хлеб исцеления(Матфей 15:26), хлеб с неба в качестве манны, которая и ныне в виде снега накапливает к весне питание для воскрешения жизни(Иоанн 6:32), и наконец, хлеб как источник жизни, то есть сам Бог(Иоанн 6:48-51).
Церковь неодобрительно относится к разводу, но развод ведь бывает и на благо: ВСЯКИЙ, КТО ОСТАВИТ ДОМЫ, ИЛИ БРАТЬЕВ, ИЛИ СЕСТЕР, ИЛИ ОТЦА, ИЛИ МАТЬ, ИЛИ ЖЕНУ, ИЛИ ДЕТЕЙ, ИЛИ ЗЕМЛИ, РАДИ ИМЕНИ МОЕГО, ПОЛУЧИТ ВО СТО КРАТ И НАСЛЕДУЕТ ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ(Матфей 19:29). То есть родство по крови, дружба, брак, любовь к родине, патриотизм, всякие договоры и союзы — не всегда равновесные и сакральные вещи, если на другой чаше весов Божий зов, Божье призвание. Крепостничество и рабство тоже вид любви и зависимости, но ведь он разрешился, а сегодня разрешается совсем просто: заявление на увольнение — и до свидания, не надо ждать Юрьева дня. А лелеемый человечеством полёт к другим планетам!.. Чтобы он состоялся надо преодолеть притяжение Земли, то есть ту же привязанность. А поменять телеграф последовательно на радио, телевидение и интернет — это тоже окончательная фига телеграфу в ритуале развода. Итак, свадьба и развод —  неотъемлемые аксессуары жизни. Так и апостол Павел пишет: РАБОМ ЛИ ТЫ ПРИЗВАН, НЕ СМУЩАЙСЯ; НО ЕСЛИ И МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬСЯ СВОБОДНЫМ, ТО ЛУЧШИМ ВОСПОЛЬЗУЙСЯ(1 коринфянам 7:21). Однако абсолютной свободы всё равно нет. Жизнь устроена разновекторно: на любовь её направляет центростремительная сила, а на свободу — центробежная. На этом балансе Бог и повесил небесные светила и зависимые от них планеты. Так что любовь священна, но священна и свобода, которую закоснелая русская православная церковь напрасно возненавидела, называя революции и освобождение террором. РАЗРЕШИ ОКОВЫ НЕПРАВДЫ, РАЗВЯЖИ УЗЫ ЯРМА, И УГНЕТЕННЫХ ОТПУСТИ НА СВОБОДУ, И РАСТОРГНИ ВСЯКОЕ ЯРМО(Исайя 58:6) — это вечный императив. Как дом молитвы из-за червоточины, моли и ржавчины становится вертепом разбойников, так и любовь, диссипируясь и энтропируясь, превращается в тягостное и горькое ярмо. В этом и смысл христианской свободы - обновляться и обновляться, спасаясь от плесени и застоя( Римлянам 7:6).

Я убежал от пышных брашен,
От плясок сладострастных дев.
Туда, где мир уныл и страшен;
Там жил, прельщения презрев.
Бродил, свободный, одичалый,
Таился в норах давней мглы;
Меня приветствовали скалы,
Со мной соседили орлы.
Мои прозренья были дики,
Мой каждый день запечатлен;
Крылато-радостные лики
Глядели с довременных стен.
И много зим я был в пустыне,
Покорно преданный Мечте…
Но был мне глас. И снова ныне
Я — в шуме слов, я — в суете.
Надел я прежнюю порфиру,
Умастил миром волоса.
Едва предстал я, гордый, пиру,
«Ты царь!» — решили голоса.
Среди цариц веселой пляски
Я вольно предызбрал одну:
Да обрету в желаньи ласки
Свою безвольную весну!
И ты, о мой цветок долинный,
Как стебель, повлеклась ко мне.
Тебя пленил я сказкой длинной…
Ты — наяву, и ты — во сне.
Но если, страстный, в миг заветный,
Заслышу я мои трубный звук, —
Воспряну! кину клич ответный
И вырвусь из стесненных рук!
(Валерий Брюсов, Возвращение)