Прощай, галстук

В пионеры меня вступить уговорили еще в старой, двести восьмидесятой школе, на Лермонтовском. В четвертом классе всех уже приняли в пионеры, а я как-то не изъявлял желания. Меня не интересовали все эти рассказы про павликов морозовых и  пионеров-героев, дурацкие песни, линейки и построения, собрания после уроков, когда они брали шефство над нашими двоечниками, а те посылали их куда подальше.  Но вслух я ничего не говорил. Мать меня однажды проинструктировала, зная мой длинный язык:  молчи, ни над чем не смейся, а то выпрут из школы.

Кроме меня, в 4-м «б» не были пионерами только два гопника - Фищев и Клепов.  Как двоечников, их считали «недостойными». А я учился нормально. Не был круглым отличником – это уж совсем скотство, - но на четверки и пятерки четверть заканчивал, и с гопниками дружил, давая им списывать. Но вот в середине года на меня насели вместе наша классная Анна Васильевна и Анька Сергеева, - она была председатель совета отряда. Стало мне как-то неудобно, - еще мать в школу пригласят, будут мозги полоскать. И я согласился, чтоб отвязались. Они собрали линейку в спортзале, и повязали мне красный галстук. Остальных из класса принимали в шалаше Ленина, а меня решили туда не возить, потому что зима.

Как я понял потом, согласился я еще потому, что Анька мне нравилась. Не мне одному, моему приятелю Кириллу тоже. Когда она появлялась на физкультуре в белом трико, мы смотрели на нее, открыв рот, и перешептывались друг с другом: «Смотри,- Анька!»  Она стояла впереди шеренги, потому что была выше всех, и не обращала на нас никакого внимания. Короче, в новую четыреста восемьдесят шестую школу в Шувалово я переехал уже пионером.

Эти пионерские галстуки иногда рвались в драках, и у меня сменился не один. Как-то в шестом классе, уже не помню за что, на перемене я дал в нос Краеву. У него пошла кровь из носа, но он успел схватить меня за галстук и порвать его пополам. Я принес домой красные ошметки, показал маме, и соврал, что слишком сильно натянул, когда завязывал после физры. Потом поехали за тетрадками в книжный магазин на Мужества, и там, заодно с фломастерами, купили новый галстук. У них на стенке еще висели пионерский горн и барабан, но это мне совсем было ни к чему, да и денег у нас всегда не хватало.
Я видел по телеку, как на съездах партии пионеры ходят строем между рядами в пилотках и желтых рубашках с эмблемами и салютуют в сторону трибун, где сидит Брежнев и другие руководители. Видел какие-то праздники в Артеке с салютами и кострами. Но у нас в школе такого маскарада не устраивали, - никаких рубашек с пионерскими кострами и пилоток у меня не водилось. В пионерлагерях, куда я ездил, дело тоже ограничивалось пионерскими галстуками. Мне и синяя школьная форма не нравилась, но без нее в школу не придешь. Поэтому я пытался ее украшать: в пятом классе оторвал эмблему с книжками на рукаве и приколол звезды и якоря. Хотелось сделать из формы что-то модное, значок с группой Kiss нацепить, но на него нужны были деньги.

В седьмом классе мы с моим приятелем Валеркой Веселовым, не сговариваясь, разом перестали носить галстуки… Вернее, сначала я увидел Валерку с расстегнутым воротом рубашки и спросил:
- Ты галстук забыл?
А он ответил в своей обычной пофигистской манере:
- Да задрали они все!
И я без дальнейших вопросов уловил его настроение. Это все надоело к тому времени и мне – не только поучения учителей и родителей о том, как надо себя вести , но и все, что нас окружало – портреты вождей, унылые линейки в спортзале, сборы макулатуры, политинформации, на которых очередная жертва читала вслух какую-то мурню из «Ленинских искр» или «Пионерской правды».

Собираясь в школу на следующее утро, я не надел галстук. Английский и химия прошли без приключений. Третьим уроком было черчение. Мы приготовились развлекаться, поскольку Василий Антонович, который вел еще рисование и географию, был мужик с придурью, и выдавал на уроках разные фокусы. Вначале он выстраивал весь класс, требовал достать расчески и заставлял причесываться. Пацанам еще ладно, - можно было причесаться, а девчонки то все уже были причесаны, с хвостами, бантами и косами. Они там что-то ему принимались изображать. И в этот раз, когда он выстроил класс, его зверский взгляд остановился на нас с Валеркой.
- Где галстуки? – спросил Василий Антонович.
Валерка в ответ стал улыбаться нехорошей улыбкой, и я, чтобы он не успел ничего сказать, проговорил первым:
- Мы дома забыли!
- Дневники на стол и марш домой. На перемене останетесь доделывать работу, - скомандовал Василий Антонович, и мы вышли из класса.

Мы были упрямые, и  домой решили не ходить. Вместо этого мы пошли в школьную библиотеку и взяли там книжку Снегова «Люди как боги». Библиотекарша была у Валерки выдрессирована и откладывала ему фантастику, как только ее возвращали. Когда прозвенел звонок,  мы вернулись на третий этаж. Василий Антонович вышел из класса в сортир. Мы проскочили в класс и забрали дневники. Замечаний он накатать не успел. Обычно он писал там всякую чушь, которая ставила родителей в тупик, например: «Забыл расческу, издевался над учителем».

Но этим дело не кончилось. В нашей школе все время что-то проверяли: то дневники – если забыл, отправляли домой, - то сменную обувь. В этот день они решили проверить наличие пионерского галстука. Возле раздевалки стоял Конюхов из 8-го «а», и когда я подвалил туда, огорошил меня вопросом:
- Где твой галстук?
- Дома забыл, - ответил я, пытаясь пройти мимо. Но Конюхов загородил проход, вцепившись руками в решетку. Там у нас раздевалка отделяется решеткой такой – сами знаете. Он там мне еще что-то пытался говорить. Короче, мы сцепились, и я заехал ему в глаз. Парень он был не хилый, и мне тоже прилетело в ухо. Но победа была за мной, потому что он присел на скамейку, и стал тереть глаз, а я прошел в раздевалку.

Потом меня прямо с физики вызвали к завучу, к Маргарите, с большими накрашенными глазами. Она долго орала на тему того, что таких хулиганов как я вообще не должно быть в школе, и что после восьмого мне прямая дорога в ПТУ. Но все эти слова отлетали от меня, как от стенки горох.

И на следующий день, я, как пионер-герой, только наоборот, пришел в школу опять без галстука. И никто за оставшийся год ко мне больше не приставал.