Четвертая Петербургская повесть

Волк

Ветер, туман и снег
Мы одни в этом доме

Б.Г.

Город на морозном солнце кажется облитым глазурью. Так естественна стужа в начале Петербургской весны. Солнце щедро льет жидкое золото, плавит небо, но у самой земли застывает янтарным бликом на суровых чертах продрогших улиц. Так шаловливый малыш цепляет розовый бант на бороду силачу, и тот улыбается.
Если хотите знать мое мнение, душа города в реке. Река же и зеркало той души. Как? Зачем? Он вырос на этих болотах таким невыразимо прекрасным, хотя сам факт до сих пор представляется невероятным. Но он все же вырос, как пушкинский дуб у Лукоморья. И в корнях его струится живая вода. Я прихожу смотреть на большую воду в центр Петербурга всякий раз, когда переживаю острую нехватку жизненных сил. И Нева ни разу еще не подвела меня.
Если вы хотите знать мое мнение, трамваи – это пульс города. Река и трамваи делают Петербург именно Петербургом. А Санкт – отзвук тайного города, предчувствие чудесного, намек, обещание, за которыми тишина. Итак, пришло время начать четвертую Петербургскую повесть. Я пока смутно представляю о ком она. Только предчувствие и тишина. Не так уж мало на самом деле. А значит, в путь!

Стая. Что это, в сущности, такое? Бывает стая птиц, на пример. Но, нет. Стая! Когда в один голос. Множество разных, самостоятельных, настоящих голосов в резонансе, как единый. Не один, а именно единый большой глас. Непременно на луну, круглую, далекую и золотую. Хоть тоже ведь странно. Луна сама по себе лишь обломок, огромный, серый, безжизненный камень. Не светит, не греет, только отражает чужой свет. Но, Боже мой, есть ли что-то еще столь же красивое, столь же волшебное? Драгоценное окно, даже око. Даже ночью, в тотальной тьме, живет свет солнца. Значит ли это, что все сущее также отражает единое светило? Что абсолютный вечный свет присутствует во всем и всегда, пусть не всегда очевидно? О том ли поют волки? Или же это хищный сговор перед очередной охотой? Звезды - длинные спицы, прибитые к твердому небу, протыкают тонкую оболочку, когда ты поднимаешься вверх, и ты, пустой и легкий, опускаешься обратно на землю в волчьей шкуре, вернее в волчьем теле. Так, кажется, было в одном рассказе, не помню автора.
Никита размышлял подобным манером по дороге на работу. У него имелась нелепая привычка, ходить по утрам пешком через центр Петербурга. По Петроградке, по набережной в любую погоду, около двух часов в облаке бережно собранных треков. Он был молод, жаль тратить время на сон. Кроме того, жизнь ведь не являлась приключением. Что вообще можно сказать о ней? Монотонное движение по заданной траектории, только остановись и что-нибудь потеряешь, упустишь. Все надо успеть вовремя. Получить образование, получить работу, получить повышение, заработать, заслужить, добежать. Не сказать, что это плохо. Наоборот, крутиться интересно, особенно, когда есть мозги и амбиции. Но на два часа выпасть из дельты гнезда, все же хотелось.
Никита работал в офисе. А собственно где еще? Он продавал, неважно, что именно, что-то. Все, как выяснилось, имеет цену. А раз цена есть, то есть и сделка. Сама же сделка возможна только в том случае, если ее кто-то организует. Выгодной сделку делает именно продавец. Вы, допустим, купили в магазине колбасу. Пришли домой и съели. И вы даже не подозреваете, как удачно вы потратили деньги, какая отличная у вас теперь колбаса, и сколько вы сэкономили в сравнении с покупкой иных колбасных изделий. Знай вы нечто такое про вашу колбасу, разве стали бы вы ее банально есть? Нет, вы бы ее отведывали. И в целом ощущали себя везунчиком и вообще… Словом, продавцы крайне нужны этому миру, сомневаться глупо.
Первого марта пошел снег, но было воскресение. Никита провалялся все утро в постели. Теперь же небо по-весеннему сырое и свежее напоминало намытое окно. Самое восхитительное время в Петербурге – это весна. Особенно ее начало, когда только меняется свет. Еще холодно, еще ветер, но свет меняет даже ощущение холода. Ты мерзнешь немного понарошку. Ты уже уверен, что это не в серьез, погода просто дразнит. И точно, через время выкатывается солнце целиком, и тут же меняется звук. Весной все звучит громче, острее. Будто раньше все звуки съедал мороз. Вода и птицы звучнее всего остального. Сколько же голосов у воды! Брызги из-под колес автомобиля, тяжелые капли талой воды с крыши на голову, глубокий «блумс», когда ты наступаешь в лужу и проваливаешься по щиколотку. Весна – это, конечно, радость и что-то еще, невыразимое, неуловимое. Такая странная штука. Вот зимой приятно лежать в обнимку с красоткой, запах, там, волос, приятная упругость… Ну, вы понимаете… Весной же немного хочется пострадать. Чтобы и красотка, и запах, но как-то это заслужить. И чтоб хотелось заслуживать. Или, к примеру, такая вдруг фея недостижимая, а снизошла, потому что ты смог, сумел зацепить. Да, весной хочется бороться и победить.
Никита иногда побеждал, иногда нет. Женщины в его жизни были, но не слишком долго. Женщины, женщины-друзья, женщины-не-друзья и даже иногда женщины-враги. Нет, он не был бабником, ему было любопытно. Имеет же право в своем возрасте. Никита размышлял, разумеется, о том, что неплохо бы обзавестись постоянной подругой, но с другой стороны: зачем? Женщина удивительным образом сочетает множество противоречивых вещей, именно это свойство волнует сильнее всего. Но время спустя буквально то же самое начинает бесить ничуть не меньше, чем раньше заводило. Поэтому Никита любил паузы. Он, впрочем, любил паузы во всем, чем занимался. Пауза могла быть и очень короткой, едва заметной окружающим, но ее следовала взять. Особенно, когда стремительно поднимаешься, когда вот-вот успех. Дело в том, что Никита не любил, когда его накрывает с головой, даже нечто приятное. Такой страх потерять себя. А вот возьмешь паузу, сделаешь что-то вроде остановки, и замечаешь, что ничего серьезного в жизни нет и быть не может. И не такой уж ты значительный и умный, значит, и терять нечего. Значит, можно обнаглеть и щелкнуть бога по носу… Бога придумали люди, которых, блин, вовсе не существует. Все, что они там о себе и боге думают, такой ведь бред.
Хотя, надо отдать Никите должное: щелкать Бога по носу он все же не спешил.
Ежедневный утренний маршрут неизменно приводил нашего героя к набережной. Что можно сказать про города, в котором есть река? Скорее всего, в этом городе есть мосты. А мосты –  всегда переход. И абсолютно любой может такой переход совершить сколько угодно раз и ни разу не заметить собственной трансформации. Между тем, в самом образе перемещения с одного берега на противоположный через большую воду столько сакрального и даже архитипичного, что изумляешься, до чего же нынче дошел прогресс. Хотя мосты – лишь малая часть. Когда люди придумали интернет,  в проявленном мире воплотилось древнее представление о едином сознании. А возможность послать друг друга на х…й с помощью эмодзи - все равно, что чтение мыслей. Дальше только телепортация. Человечество, конечно же, и тут извратит светлую идею, оставив в сухом остатке вечную свою печаль о несбыточном: потреблять на халяву и ничего при этом не тратить. Дальше по отработанной схеме происходит. Рождается новатор, чтобы осчастливить мир своим открытием. В смысле, он рождается сперва не за этим, а уж потом только совпадает, что он родился и осчастливил. Путь его тернист и ухабист. Но он движется вперед, туда, к неведомому далеку. И таки доходит. Стоит, красавец, на условной вершине и мир ему, значит, рукоплещет и все такое. А после чудесное открытие не кажется таким уж великим. Ну да, интернет – тратишь только время, хотя можно, вот, бесплатно поговорить с Америкой. Ну да, мосты – те же дороги с пробками. Ну да… Ну да… Ну да… Однажды спящий человек остановится у сокрытой двери в благословенный мир, которая окажется вдруг открыта, но не сможет войти, не сможет ее хотя бы обнаружить. Только потому, что не в силах будет заметить, что спит. Хотя относительно новатора, который до своей вершины добрался… Он, как раз, нужную дверь увидел и перешел. Хотя все стояли и смотрели на него, а заметить что-то так и не смогли. Словом, в городе, где есть мосты, непременно должна быть путаница с измерениями. Такая, надо сказать, катавасия случается. И в нашей истории все началось с моста.

Второй день шел дождь. Затяжной, заунывный мелкий бисер. Капли не падают, а точно витают в воздухе, проникая под одежду, как мелкие насекомые. Все вокруг кажется пористым, губчатым и тяжелым от влаги. Все, включая собственные мозги. Никита плохо спал уже почти неделю, хотя обычно проблем со сном не возникало. Сначала снился какой-то бред: не то бег, не то бой, потом Никита резко просыпался от странного чувства, будто падает. Чувство действительно было необычным, оно походило на короткое внезапное и при этом неподвижное падение. Нечто подобное переживаешь на американских горках в тот самый первый миг, когда зависший перед крутым спуском паровозик начинает свое стремительное движение вниз, тогда кажется, что внутри тебя все наоборот резко подпрыгивает, и ты вот-вот выскочишь из собственного тела. Словом, Никита проваливался в реальность и больше не мог заснуть до самого утра. И теперь еще ко всему добавился дождь. Молодой человек не оставил утренние прогулки на работу, не потому что не хотел подчиняться обстоятельствам, а чтобы унять раздражающее беспокойство последних дней, причины коего оставались тайной. Вот и в этот раз он часа в три ночи уже ворочался с боку на бок в кровати. За окном еще довольно темно, и вообще куда-то отправляться в такую пору не следовало. Но Никита все же собрался и в начале пятого уже брел по улице в компании любимых треков. Привычный маршрут привел его к реке и мосту. Голова плыла, как с похмелья, зрение на мгновения теряло резкость. Действительность слегка расплывалась и собиралась обратно, словно некто посторонний наводил объектив. Неприятное, кстати, чувство. «Дурацкая мартовская погода!» - подумал он, подозревая, что подхватил простуду. За этой мыслью навалилась необъяснимая слабость, Никита едва устоял на ногах. В ту же секунду на пустынном полотне моста возник черный автомобиль, с ревом и визгом врезался в перила и замер. Огромная серая собака выскочила из клубов не то дыма, не то тумана в том месте, где произошла авария, и рванула навстречу нашему герою. Он, правда, не мог, как следует, разглядеть происходящее, зрение опять его подвело. Зверь же метнулся в сторону, обнаружив присутствие человека. Собака, очевидно, была сильно напугана и возможно ранена, но не издала за все время ни единого звука. Она устремилась прочь, но вдруг остановилась. Затем повернулась к Никите всем телом и слегка повела носом. Дальше, совершив пару длинных стремительных прыжков, псина кинулась на нашего героя и вцепилась в ногу с глухим утробным рыком. От боли и неожиданности тот повалился на землю, отбиваясь от зверя. Собака, хотя возможно это была вовсе не собака, разомкнула челюсти и тут же исчезла в утренней мороси. Куда она убежала, Никита не разглядел. Нога ужасно болела. Зверюга разорвала штанину зубами и прокусила кожу до крови. Тем временем автомобиль ожил, взревел и, развернувшись, скрылся.
«Жесть жестяная!» - негодовал Никита, - «Вот урод!»

Да, такая вот, надо сказать, ситуация. Никита доковылял до бизнес центра, где располагались офисы компании, по пути завернув в круглосуточную аптеку. Нога болела. Не то, чтобы рана выглядела так уж страшно, джинсы пострадали гораздо больше, но голень заметно распухла и покраснела. На работе молодой человек переоделся в костюм, и почти ничто в его облике не указывало на утреннюю схватку со зверем. Кроме, пожалуй, легкой хромоты, которая, пожалуй, ему даже шла. Во всяком случае, существенную порцию женских ахов и охов наш герой получил. Ему в итоге прошлось заверить встревоженную общественность, что он обязательно пойдет в травму. Впрочем, Никита, конечно же, туда не пошел. То ли из-за свойственной возрасту беспечности, то ли, напротив, из-за страха, в котором не хотелось признаваться. Тем более, рана довольно быстро затянулась. Казалось, о том происшествии можно позабыть. Но как раз в тот момент, когда нога перестала беспокоить, у Никиты поднялась температура, появились внезапные приступы тошноты и головокружения. И само собой накрыла тревога.
Конечно, каждый человек, знаком с этим довольно неприятным явлением. Хаотичная карусель пугающих мыслеформ, калейдоскоп с кусочками реальности, который все время крутится и показывает страшные картинки. Главное, как его остановить? Пойти к врачу, сделать укол от столбняка, уколы от бешенства. Словом, делать что-то, чтобы на калейдоскоп не оставалось времени. Температура, однако ж, держалась не долго, другие симптомы тоже и тревога отступила. Но голова по-прежнему немного гудела, как колокол, в который ударили раз, а он никак не утихнет. Несколько дней прошли в некотором подобии забытья, когда вроде соображаешь, но как-то со стороны, словно продираешься через неслышный белый шум. Надо сказать, что «белый шум» - самое верное человеческое описание, которое в данном случае можно применить. Только  белым шумом оказалась сама реальность. Звуки, такие привычные и естественные, и нормальные, словно не принадлежали тем явлениям, которые их воспроизводили. Вещи и живые существа – все, что воспринимал глаз - то и дело сливались в единую хаотичную какофонию бессмысленных образов. Реальный мир представлялся набором помех, заслоняющих нечто важное и настоящее. Никите хватило благоразумия счесть себя слегка помешанным или даже сумасшедшим. На самом деле только эта мысль держала теперь ускользающее сознание нашего героя. Вернее, конечно, не сознание, а ту картину мира, в которую сознание было вписано. Какая, однако ж, тесная связь! Но чем больше мир походил на белый шум, тем острее проявлялось желание убрать эти помехи и разглядеть то, что они заслоняют. Нелепая, безумная мысль! Там же ничего другого быть не может! Вот тут, очевидно, что без посторонней помощи наш герой обойтись не сможет. И хотя он помощи и не ждал, все шло к тому, что в его жизни вот-вот появится новый персонаж. Вернее персона.

Она стояла у выхода из продуктового магазина и беззастенчиво наблюдала, как Никита расплачивался на кассе. Он заметил взгляд, когда направился к выходу. Такая милая, русые волосы, в движениях угадывалась порывистая резкость, словно внутри таилась пружина, которую едва удается сдерживать. Нет, она не была такой милой, какой может быть юная девушка. Даже одежда обнаруживала характер. И, конечно, взгляд, прямой, уверенный, пронзающий и волнующий вместе с тем. И все же Никите она показалась именно милой. Все эти стремительные мысли зажужжали в нем, как пчелиный рой, пока он двигался к ней навстречу. Поравнявшись, остановился, но дева хмыкнула каким-то собственным мыслям, развернулась и быстро вышла из магазина первой. Ну, как это у них получается? Вот стоял бы сам Никита и кого-то разглядывал… Чтобы так себя вести, надо быть по-настоящему дерзким и решительным. Молодой человек при этом улыбнулся, встреча была ему приятна. На улице он ее не обнаружил. И вскоре позабыл о случившемся. В жизни хватало неприятностей.
Белый шум накатывал волнами, как накатывает тошнота. Мир на миг сливался в такой же точно рой обрывочных мыслеформ, каким постоянно заполнена голова. А потом из этого роя начинали проступать привычные очертания. Вернее, Никита заставлял себя их в нем отыскивать, потому что вместе с роем приходила паника. Такой удушающий, едкий страх, в него проваливаешься или тонешь в нем, как в зыбучем песке. Черт побери, окружающая действительность никогда не представлялась Никите хоть сколько-нибудь симпатичной! Наоборот, он вынуждал себя цепляться за мотивы, чтобы двигаться вперед, не пробуксовывать. И надеялся, что однажды перейдет на такой уровень реальности, который его порадует. Он жил словно в компьютерной игре, и все время куда-то бежал. И вдруг оказалось, что он не может существовать без всей этой скучной обыденности, без троллейбусов, клаксонов, радио приемника по утрам, без хлопанья входной двери, когда соседи возвращаются вечером в квартиру, без звона разбитой тарелки и даже раскатистого женского храпа за стеной. Или, к примеру, берешь в руки стакан кефира. Кефир по идее белый и густой, стакан стеклянный и прохладный. И вдруг не понимаешь, что такое белый, что такое густой, что такое кефир вообще. На миг все понятия и зрительные образы сливаются. Вроде бы что-то есть и происходит какое-то действие, но даже не очень понятно с кем это все происходит. Одним словом, крыша не только съезжала, а мчала на всех парах в туманные дали. Следует отметить, что внешне проблема проявлялась пока не сильно. Для окружающих Никита был молодым, дееспособным парнем с чудинкой, что легко списывалось на возраст.
Наш герой не оставил утренний моцион, наоборот, он поддерживал его, как привычный ритуал, как что-то единственно надежное, что-то из жизни до. Как-то утром, молодой человек заметил, что его преследуют. Девушка шла за ним уже некоторое время, на мосту она его догнала. Та самая из магазина. Ни слова не говоря продолжила идти рядом, иногда поглядывая. Челка до середины лба делала юное лицо открытым и трогательным, глаза большие и серые, тонкий нос. Никита теперь тоже ее рассматривал. По-видимому, прогулка девушку совсем не радовала. Казалось, она принуждает себя и в любой момент так же уйдет, как в прошлый раз. Никита захотел, чтобы она осталась:
- Привет!
А что еще тут скажешь? Привет прозвучал неуместно весело, такой привет подходит для встречи в баре. Она метнула на него один из своих острых взглядов, помолчала некоторое время и все же произнесла:
- Хочешь поговорить?

На самом деле это был не вопрос. Она не спрашивала, она дала понять, что знает. И вдруг Никите сделалось легко. Напряжение убрали ложкой, как накипь с бульона. Да, именно бульон, в котором молодой человек варился уже некоторое время.
- Ну, так, как? – вот это уже точно вопрос. Она интересовалась, готов ли он это обсуждать.
«Откуда я знаю? Как я понял?» - выстрелило у Никиты в мозгах.
Девушка усмехнулась, словно услышала выстрел. Они уже никуда не шли. Девушка остановилась на середине моста и смотрела на воду. Никита стоял рядом и смотрел на девушку.
- Во-первых, да, все так, как ты чувствуешь. Во-вторых, ты не спятил. В-третьих, обратно уже ничего переиграть нельзя.
На последних слова голос ее немного смягчился, она подняла глаза и тут же снова отвернулась. Никита ошарашено переваривал всю фразу целиком и каждое слово в отдельности:
- Что?... В смысле, не переиграть?
- Да не паникуй! Потом будет нормально, когда привыкнешь.
- В смысле привыкну?
- То есть, конечно, там есть кое-что... А потом уже привыкнешь!
- Ты что несешь? – Никитин бульон закипел с новой силой.
- Не ори на меня! Я не виновата!
Пауза раздувалась, как мыльный пузырь, готовая в любой момент лопнуть.
Никита взял себя в руки. В конце концов, ее слова походили на бред. Хотя в глубине души, он все же их бредом не считал.
- Как тебя зовут?
- Как раз это совсем не важно, - потом, подумав, - Полли.
- Придумал что ли? – ему захотелось задеть ее слегла, слишком деловито и свысока она вывали на него неприятную информацию.
Вообще-то Полли не обиделась:
- Не придумала! Это от Полины.
- Знаешь, Полина – красивое имя, тебе идет.
- Ладно!... – Полли мягко оттолкнулась от перил и продолжила движение. Никита последовал за ней. Но все же, по тому, как она повернулась, по нежному смущению, наш герой понял, что комплимент зашел.
- Что шрам? Затянулся?
- Откуда ты знаешь про шрам?
- Ты до сих пор не понял? Серьезно?... - Полли опять остановилась и посмотрела прямо в глаза - Это же я тебя укусила!
Теперь пауза не была пузырем. Это была тишина после удара молотом по металлоконструкции.
- Зачем? – неожиданно произнес Никита.
- Так вышло, прости! – ей и правда было не по себе – Еще одна вещь есть. Ты можешь умереть!
Кажется, Никита машинально сжал кулаки, потом быстро пошел прочь.
«Бред! Она больная! Точно ненормальная!» - на этой мысли Никиту настиг рой и паника. Полли побежала за ним:
- На так все ужасно! Я же пришла, я помогу! Я тебе говорю, потом нормально будет. Откуда по-твоему я знаю? Я такая же. Слышишь меня? Дыши! Вдох, выдох. Фокусируйся на дыхании. Вдох… Выдох… Ну? Как? Норм?
Никита стоял внаклонку, уперев руки чуть выше коленей, и тяжело дышал. Наверное, от нервов рой накрыл особенно сильно:
- Что надо делать? – тут снова пришла легкость, потому что, наконец, живая душа разделила его самый большой ужас. Но не только разделила, а предложила выход.
- Пока дыши просто. Как начинается, считай. Три счета вдох, три счета выдох. Бегал когда-нибудь? Вот нечто похожее. Все мне пора в универ. Вечером поговорим.
Они обменялись телефонами и договорились встретиться в пиццерии. Прощаясь, Никита спросил:
- А как ты меня нашла?
- Слушай, ну, включай мозги! Они тебе сейчас очень понадобятся! По запаху, конечно! – и опять немного смутилась, отчего поспешно помахала рукой и ушла.
Никита смотрел, как она идет по улице, тоненькая, как стрелка. И думал, что Полли действительно очень и очень милая. Даже новость о возможной кончине, сейчас не так сильно беспокоила. Под конец разговора она не выглядела колючей и отстраненной, напротив, похоже, ей было неловко, что впутала человека в передрягу.
«Хмм…» - промелькнуло в голове нечто такое, что скорей указывает на жизнь.

Они встречались теперь каждый вечер. Конечно, Никите было трудно осмыслить и принять иную действительность, так бесцеремонно разрушившую все привычное. Поэтому Полли рассказывала ему по чуть-чуть, отпуская сведения с точность провизора, ни каплей больше. Кроме того, она была очень привлекательной и непосредственной, и юной. Никита не смог бы заподозрить ее ни в чем дурном. И наконец, решающим все же стал тот факт, что ее советы и техники работали. Сначала они учились дышать. Первые практики показались совсем уж простыми и даже нелепыми, но упражнения постепенно усложнялись. Некоторые из них были трудны даже для понимания. Что уж про выполнение говорить? Полли очень сердилась, когда он отвлекался и терял концентрацию. Ругала его разными словами, но не очень грубыми. Потом, видя, что человек физически не способен продолжать упражнения, начинала что-нибудь рассказывать про Тайный Город. Никита обожал это больше всего. Она становилась, как будто сияющей. В глазах отражалось пламя некого глубинного огня. Никита выспрашивал разные подробности, главным образом потому, что чувствовал, ей приятен его интерес. Нельзя сказать, что наш герой принимал за чистую монету ее рассказы. Как-то уж слишком, как-то уж чересчур!
Однако Полли рассказала про лишний час, про Дракона, про fairy tales creatures. Выяснилось, что она - волк и очень долго возмущалась, когда Никита признался, что видел собаку. На этом пока обсуждение инцидента закончилось, Полли всячески уклонялась от этой темы. Никита сразу сообразил, что он для нее чужак, посторонний. Она учит его скорей по необходимости. И пусть девушка все больше открывалась ему с каждой новой встречей, своим он не становился. Для начала Никита попытался разнообразить их встречи, предлагая посетить новые места или мероприятия. Она отклоняла такие попытки, одним довольно неприятным, но естественным замечанием:
- Зачем? Это же не свидание.
Оказалось, что она любит «просто гулять» и «где много деревьев». Вот они и гуляли. Иногда переменчивая мартовская погода загоняла их в какое-нибудь кафе, она предпочитала платить за себя сама. Никита решил, чтобы стать своим, надо добиться уважения, чем-то впечатлить. По-настоящему ее впечатляли только волки и Стая. Стая – отдельная тема. Полли говорила, что про Стаю пока рано.
- Polly wants a cracker – Никита напел непроизвольно, обдумывая очередное упражнение.
- I think I should get off her first – подхватила Полли
- Да ладно? Серьезно?
- А что?
- Там такой трешак по тексту. И потом это же старье!
- И что?
Никита выдержал короткую паузу, окинул ее взглядом, будто впервые увидел:
- Снаружи девочка-колокольчик, а прикоснешься: хардкор маза ф… Пардон!
Она засмеялась, высунула язык и показала козу. Это был явно вызов! Она притворялась, дразнила его!
- У тебя дома, небось, постеры ZZ Top, я уверен. Причем вместо обоев.
Она смеялась и с любопытством наблюдала за ним. Никита продолжал:
- Раскладушка, табуретка, охрененная стереосистема. Проклятьями соседей списана дверь.
Она улыбалась, слегка наклонив голову. И, наконец, ответила:
- Просто Кобейн тоже был волком, мне кажется.
- Тебе только волки нравятся? Песни не в счет, главное волк?
- У волка не может быть плохих песен!

Вот так обычно любой разговор заканчивался волчьей темой. И Никита понимал прекрасно, что начни он ей доказывать свою волчью принадлежность, немедленно ее потеряет. Он подумал, что главная причина их встреч как раз в том, он не волк. И в качестве не волка, Никита ощущал себя гораздо уверенней.

Прошло около недели. Никита постепенно свыкся с внезапными нападениями роя и тошноты. Полли научила его более сложным практикам. Он освоил визуализацию, странные позы, чтобы лучше владеть телом и осознавать его. Также Полли заставила выучить несколько дурацких фраз, на подобии коанов. Фразы и впрямь были нелепыми. Никита никак не мог удержаться от неуместных шуток, чем очень сердил свою наставницу. Она говорила, что у коана нет смысла, и пока он ржет над ними, он – все еще человек. Одним словом, усердие Никиты привело лишь к тому, что он перестал так сильно паниковать. А что дальше? Полли не давала никаких пояснений на этот счет и, вообще, обходила все самые интересные темы. В какой-то момент Никита не выдержал, и они разругались. Они стояли на том самом мосту и орали друг на друга, как умалишенные. Внезапно Полли разрыдалась:
- Я просто не знаю! Они выгнали меня, понял! Выгнали!
В ее восклицании звенело настоящее, острое, как нож, соленое, как слеза, горе. Похоже, она ревела вот так впервые с тех пор, как укусила его. Сдерживалась, наверное, притворялась, что ситуация под контролем. А тут плотину снесло. И она горевала о потере чего-то очень для нее важного, возможно, самого важного, возможно, единственного, что было для нее ценным. Никита обнял девушку и прижал к себе. Когда она немного успокоилась, принялся осторожно расспрашивать.
Выяснилось, что ее изгнали из Стаи за то, что она его укусила:
- Мы не кусаем, никогда! Волк рождается волком, с рождения он чувствует это. Стая его зовет все время и направляет. Приходит момент трансформации. Он у всех разный. Это очень важно, в какой день цикла произошло перемещение. Во многом, это определяет судьбу волка и его место в Стае.
- А ты когда?... Ну, когда у тебя это случилось?
Полли опять разрыдалась:
- В тот раз, когда мы встретились!
Несмотря на всхлипы и рыдания Никита все же смог уловить, что в момент трансформации, когда Стая зовет волка, волк просыпается в лишний час и приходит к мосту. Потом он должен пройти по своему мосту и соединиться со Стаей. Оказалась, что Полли поторопилась найти свой мост, но пройти по нему не смогла. Наверное, не была готова. Она стояла там, пока лишний час не закончился, и все пыталась, но не могла пошевелиться. А когда Дракон проснулся, она просто не заметила, как лишний час закончился.
- Кто был в машине? Почему он пытался тебя переехать? – наконец, можно было все выяснить.
- В какой машине? Там не было машины! – удивилась Полли.
Тогда Никита подробно описал, что видел сам. А Полли рассказала свою версию:
- Ты - человек, и твое человеческое сознание так сработало. Ты увидел машину вместо Дракона. Ты видишь только то, что в тебе уже есть. На самом деле Дракон проснулся и обнаружил волка на мосту, и хотел мне помочь. Я думаю, он пытался выбить меня из волчьей шкуры. Я испугалась. Он показался таким страшным. Нет, мне показалось, что он сердится на меня. Представь, самое доброе существо во всех мира, какие только есть, вдруг гневается. Это ужасно! Чудовищно!
Она замолчала, но потом продолжила:
- Лишний час закончился, и я не смогла вернуться в человеческий облик. Представь, я была очень напугана… Я… Прости меня… Я почуяла тебя… И это было, как вспышка… Я не подумала… Инстинктивно  что ли… И потом опять стала человеком, потому что никого, кроме нас там не было. Никто не видел, наверное, поэтому получилось. Но с тех пор Стая не связывается со мной. Они только сказали: Иди за ним!
Она снова замолчала:
- Ты сможешь меня простить?
Очевидно, этот вопрос ее действительно волновал, поэтому Никита ответил:
- Наверное, да…
- Спасибо!
Полли впервые взглянула на него тепло и с нежностью, будто убрали ширму, за которую она все время пряталась.
Потом через паузу опять заговорила:
- Я ничего не знаю, - вздохнула очень тяжело, - Меня направляла Стая, они подсказывали, что и как делать, и то не получилось… А ты же вообще не волк! Понимаешь, этот рой и есть начало перехода. Только волк его боится не долго, а потом просто проходит насквозь и оказывается на мосту. Но для тебя это опасно, из-за паники.
Сейчас только Никита разозлился. Он до сих пор слушал рассказ, будто про другого человека, будто его, вообще, не касалось, а упоминание о не волчьей ущербности неприятно задело.

Но все же Никита сдержался. Он молчал и думал, выстраивая внутри истории логические цепочки, как он делал всегда и во всем. Полли смотрела виновато и тоже молчала, но больше от отчаяния.
- А как ты общалась со Стаей?
- Чаще всего во сне. Но не только. Это как будто внутри тебя появляется мысль, и ты понимаешь, что надо делать. Мы всегда друг друга чувствуем. Стая всегда внутри тебя, а ты всегда внутри Стаи. Хотя реально мы можем видеть друг друга только в Лесу.
- В лесу?
- Да.
- В каком лесу?
- Для нас не существует Тайного города, у нас есть Тайный лес. Волк проходит Мост и оказывается в Лесу.
- Ну, логично, конечно.
- Ты не понимаешь, для волка все – Лес. И Охота.
- Какая еще охота? На животных?
- Мы никого не убиваем! Это символическая Охота, как ритуал. Хотя это не такой ритуал, как ты думаешь, не понарошку. Это настоящая Охота! Понимаешь, суть Охоты в достижении! Мы как одно! По сути, мы охотимся на это самое ощущение великого единства. Оно во всем ведь. Ты вот, небось, никогда не думал, что ты часть чего-то большого. Живешь сам по себе.
- Хм, а ты как живешь? Не сама по себе… Не сама по себе ты меня цапнула?
Полли вздрогнула от справедливого упрека:
- Сама по себе, - проговорила она очень тихо, опустив голову.
Никита не мог на нее сердиться, слишком глубоко она горевала:
- Расскажи про охоту.
Полли вздохнула и послушно продолжила:
- Когда Стая собирается в Лесу, обычно на большую Луну, но бывает по-разному. Мы начинаем петь, запрокинув головы.
- Выть то есть?
Полли недовольно скривилась:
- Так вот, на наш голос на небе из лунного и звездного сияния проявляет огромный золотой диск, он разделяется на две половины. Одна часть превращается в серебристую Лань, а вторая – в большого белого Волка. Это наш Вожак. Они спускаются с неба, и начинается Охота. 
- Вы убивает эту лань?
- Нет! Если охота удалась, то Лань и Белый Волк соединяются вновь и поднимаются обратно на небо.
- А смысл?
- Ты прости, но это человеку нужен смысл. Волку нужна Охота. Если ты хоть раз был в Стае и поймал Лань, ты можешь поймать все, что угодно. Я же говорю, волк всегда в Лесу и всегда на Охоте. Это его природа!
- Ты сейчас что, охотишься?
Полли улыбнулась. И Никита улыбнулся в ответ. Она производила на него странно впечатление, притягивала будто. Притягивала именно тем, что ничего от него не хотела и не ожидала. Вместе с тем, он ясно чувствовал, что нравился ей. И чувствовал так же, что, не смотря на всю горечь ее утраты, о нем она беспокоится больше.
- Как найти мост?
- Мост? В лишний час любой мост в городе, может стать тем самым Мостом. Если, конечно, волк готов и позвала стая.
- Почему у тебя не получилось? Наверное, пройти по мосту не сложно?
Полли усмехнулась:
- Ты не представляешь, о чем говоришь. Я искала свой мост каждую ночь, хотела очень. Просила принять меня. А когда нашла, не смогла сдвинуться с места. Оцепенела.
Потом, помолчав, добавила:
- Знаешь, словно меня держало что-то…
- Что будет со мной? Я хочу сказать, если у меня не получится?
- У тебя нет выбора. Рой не исчезнет, понимаешь? Ты привык думать, что мир такой, каким ты его видишь. Сейчас ты понял, что все ненастоящее. Ты будешь искать правду до конца своих дней. Не успокоишься, пока не отыщешь.
- А что настоящее? Что правда?
- Я не знаю. У меня был шанс узнать.

Теперь они чаще всего встречались у Никиты дома. Он снимал комнату в коммуналке на Петроградке. Соседи в целом относились к нему лояльно при условии, что он добросовестно генералит квартиру согласно очередности и сильно не отсвечивает. С переменным успехом Никита соблюдал нехитрые договоренности. Практики усложнились, поэтому пришлось видеться в такой вот интимной обстановке. Полли это, похоже, не очень нравилось. Хотя она стала вести себя гораздо мягче. Да и Никита испытывал некоторое смущение. В самом деле, ситуация довольно глупая. С одной стороны симпатичная молодая девушка приходит к нему домой, но с другой – пользоваться такой удачей казалось Никите не порядочным. Он опасался, что даже скромные поползновения, ее оскорбят. Словом, оба соблюдали дистанцию, как школьники.
Обычно Полли появлялась вечером, говорила «Привет!» и тут же заставляла принять какую-нибудь идиотскую позу, считать при этом вдохи и выдохи да еще произносить бессмысленный, на Никитин взгляд, текст. В довершении всего ему приходилось подробно осознавать и описывать все, что происходило в сию секунду, скажем, с большим пальцем левой ноги. А что с ним, собственно, может происходить, когда ты стоишь на этой самой ноге и балансируешь? Но подобные упражнения оставались все же меньшим из зол. Молодой человек довольно быстро их осваивал, а Полли объясняла практическое значение. В итоге Никита должен был обучиться тотальной осознанности, чтобы в самый пик роя, пройти его насквозь. Рой налетал, как всегда, неожиданно, и Никита напрочь забывал волчью науку. Он поначалу цепенел, потом сосредотачивался на дыхании и мог какое-то время удерживать сознание хотя бы в равновесии. С опытом равновесие делалось все продолжительнее. Но наступал момент, когда рой настолько заполонял существо человека, что следом за ним  наваливался страх. Нет, это был настоящий ужас! Вроде бы Никита не думал о смерти в такие минуты. То есть он не боялся физической кончины, как таковой. Хотя боялся, конечно, как и все нормальные люди. Страшнее смерти представлялась потеря собственной сущности. Никита будто тонул в рое, безвозвратно, бесследно исчезал. Весь его жизненный опыт – сын, как известно, ошибок трудных – оказывался бессмысленным пустым звуком. Все, что Никита с таким трудом постиг и осознал, все, что он считал бесценным  - не побоюсь этого слова – вселенским достижением, вдруг превращалось в ничто. А Никита оказывался НИКЕМ! Вот, что самое ужасное для homo, мать его, sapiens! Как это ни странно, Никита в попытках сохранить себя цеплялся за боль. Точно обломки личности, из роя проступали самые стыдные и неприятные переживания. Как он во втором классе не смог дать сдачи и убежал. Как однажды его девушка ушла с вечеринки с другим парнем. Как он один раз некрасиво солгал матери. Его обжигало чувство несмываемого позора, и он выныривал из роя в привычный мир. Выныривал с потерями, истерзанный, но свой собственный, идентичный. Чудовищный, надо сказать, опыт! Никита чувствовал, что Полли была права, когда грустно сказала, что обратной дороги нет.
Впрочем, она по-прежнему казалась ему милой, что и держало на плаву в остальное время. Иногда они просто болтали обо всем. Ее как будто интересовали разные подробности его жизни, какими он сам хотел делиться. Она никогда напрямую ни о чем не спрашивала, но цеплялась за случайную фразу. И вдруг само собой получалось, что Никита минут десять рассказывает в режиме монолога о студенчестве или работе, или его бестолковой «карьере» бас гитариста. И еще она много смеялась. Не над ним, естественно. Она, как никто, умела здорово хохотать над его шутками. Неужели они действительно настолько смешные? Словом, ее присутствие в жизни Никиты, так круто изменившейся, наполняло новую жизни приятными оттенками.
Иногда, и довольно часто, ее вопросы ставили в тупик:
- Ну, как так? Неужели тебе все равно, что продавать?
- Это же работа. Работу работают, - Никита говорил немного свысока, как с неразумным ребенком.
- И что? Ты бы смог продавать оружие, зная, что им кого-то убьют? – Полли смотрела на него прямо и непременно ждала ответа.
- Продавать оружие незаконно, поэтому нет, не смог бы.
- Хм, а будь это законно? Тогда смог бы?
- Это сослагательно наклонение. Что обсуждать?
Полли не нашлась, но по всему было видно, что результатом она недовольна:
- Хорошо. Алкоголь, на пример?
- А что плохого в алкоголе? Хороший алкоголь – это очень хорошо, - улыбался Никита.
- Ты, правда, не понимаешь?
Никита пожал плечами, и Полли продолжила:
- Я считаю, чтобы быть действительно хорошим продажником, надо понимать, зачем весь сыр бор.
- Я очень хорошо это понимаю. У меня есть план, если ты об этом. У меня будет опыт, связи. Машина, дом и до хрена денег!
- Ха, все для тебя, выходит? Вокруг тебя, оказывается, мир вертится.
- Слушай, вот не надо только проповедовать! Да, каждый сам за себя! Я не говорю, что не буду, там, помогать ближнему и все такое. Но моя задача самому встать на ноги. И у каждого такая задача, я считаю. А сидеть и думать о мировом благополучии с голой ж, пардон…
- Это будущее время. Будущего нет, разве ты еще не понял? Я хочу сказать, если ты сейчас не понимаешь, что каждое твое дело либо приносит пользу, либо нет…
- Оно приносит пользу мне! И мои близким тоже.
- Но ты - звено цепи, которая не ограничивается твоей семьей!
Ну, что вот ей на это скажешь? Дальше с ней спорить? Никита спорить не хотел и сворачивал обычно в шутки. А Полли смеялась, как только она одна и умела, звонко, радостно и беспечно.

Приступы участились. Практика осознанности привела к тому, что Никита в момент роя быстро находил способ из него вынырнуть, цепляясь за болезненные воспоминания. Но следом начинался новый приступ. Рой налетал короткими сериями, отчего Никита сильно уставал. Он довольно паршиво себя чувствовал последние дни. Аппетит пропал вовсе, впрочем, и желание бороться за такую жизнь тоже. Полли перестала мучать его упражнениями. Вместо этого она принялась задавать идиотские вопросы. Не такие, как раньше, когда они могли долго обсуждать тему и болтать. Кроткие бессмысленные вопросы. Ну, на подобии старой игры: не думай про белую обезьяну. То есть сам вопрос был настолько очевиден или даже содержал порой в себе ответ, что любая попытка что-либо выразить приводила сознание в ступор. А Полли, тем не менее, требовала ответа. Она даже писала ему подобные вопросы в сообщениях в течение дня, когда рой приближался. Как будто она тоже ощущала его атаку. Хотя раньше они общались только по вечерам при встрече. Никита подозревал, что она над ним попросту издевается. Он, к слову сказать, много злился последнее время. Раздражение и гнев могла вызвать любая незначительная ерунда. Раньше Никиту трудно было вывести из себя. Общее состояние его напоминало тяжелое похмелье, но в центре роя сознание наоборот делалось ясным и цепким, как никогда.
Они по-прежнему встречались по вечерам. Полли подробно расспрашивала о прошедшем дне и о приступах роя. Никита, конечно, рассказывал. Ему все отчетливей казалось, что она теперь с ним встречается из жалости. Какое же мерзкое чувство! Да и не встречаются они вовсе! Унылая безнадега наполняла его мысли с каждым днем все больше. От полного отчаяния его удерживал только стыд поражения. Не хотел он смириться с крахом, тем более на глазах у Полли. Она же видела его жалкие потуги. Эта мысль наводила тоску, но ведь и без того было скверно.
Хуже всего то, что она старалась вести себя с ним деликатно. Никита терпеть не мог деликатности, ему чудилось, что такое обращение его чем-то унижает. Чем именно он вряд ли бы объяснил. Пожалуй, невыносимо было признать себя слабым. Особенно слабее Полли. При ней он, конечно, храбрился, напускал на себя беззаботный вид. Она делала вид, что верит. И, черт побери, оставалась такой невыносимо милой! По сути, Никита уже долгое время врал себе, что относится к ней только по-дружески. Он находил множество причин, почему им не стоит начинать нечто большее. Хотя верной была только одна: такая девушка точно не будет воспринимать его всерьез, как своего парня. Скорее всего, она очень добрая. Наверное, признает вину за собой, вот и возится с ним. Следовало, вообще прекратить эти встречи, пока он окончательно не упал в ее глазах. Но и тут он оказался слабаком.
Полли, как ни в чем не бывало, являлась вечером и заставляла его, прежде всего, поужинать. Она приносила с собой что-нибудь особенное.
«Вот держи пирожки, их только в одном месте можно добыть»
«Смотри, подружке из Турции пахлаву привезли»
«Я притащила настоящие казахские манты»
Никита не мог ей отказать, и приходилось есть. За ужином Полли весело щебетала о всякой ерунде, не требуя от Никиты поддерживать светскую беседу. Она перескакивала с темы на тему так стремительно, что он часто напрочь терял нить разговора. Иногда просто слушал ее голос, как музыку. Потом, бац! Вопрос о нем и его делах. Никита в замешательстве не мог быстро соврать и выпаливал сначала правду. Позже ему удавалось уклониться, но первые реплики вылетали как есть, не причёсанные, не подправленные. Надо сказать, что фокус выглядел невинно, даже нечаянно, потому что Полли не задерживалась долго на Никитиных дела, а переводила тему. Возможно, именно потому, что Полли не выпытывала, Никите иногда самому хотелось обсудить важные для него вещи:
- Послушай, он ведь неожиданно налетает. Скажем, на работе. Как я могу пройти сквозь рой на переговорах? Если ли бы это можно было запланировать!
- Смысл как раз в том, что ты запланировать ничего не можешь! Ты держишься за свои планы. Хочешь, чтобы все было под контролем, да?
- Да при чем тут? Я же с людьми общаюсь! У меня все же обязательства есть. Ответственность, - Никита чувствовал, что готов ей нагрубить.
- Ты никому не навредишь, если станешь вдруг волком.
- То есть отчитываюсь я такой начальнику… И тут, раз! Извините, я сейчас быстренько стану волком и мы продолжим? Так что ли?
- Ты придумываешь себе проблемы? Надеюсь, ты не воображаешь, что окажешься в волчьей шкуре прямо на совещании? – она вдруг звонка рассмеялась, запрокинув немного голову.
Никита разозлился, но промолчал. Полли смотрела на него некоторое время, чуть наклонив голову вправо:
- Я не могу тебе передать словами точно. Это только личный опыт. Только ты сам. Превращение – это очень личное, - потом через паузу, - Ты держишься за оболочку, будто именно она тебя определяет. Оболочка такая же иллюзия. В момент роя ты же видишь, что все сливается, и тело тоже. Обернуться можно за пол секунды. Никто и не заметит. Ты можешь начать говорить «Добрый день!», и на слове «добрый» оставаться все еще человеком, а слово «день» произносить уже волком. Помнишь, я рассказывала тебе про «собаки лают»?

Да, Никита вспомнил. Это типа рассказа про двух монахов. Один пришел к другому в гости, потом они легли зачем-то на землю. Более мудрый сказал: «Слышишь, собаки лают». И второй сразу же что-то понял. Врубился, короче, в тему. Никита, хоть убей, не видел никакой связи. Кроме того, что собаки волкам родня.

С утра было промозгло. Вот отличное слово, оно должно стать символом Петербурга, как мосты или Исаакий. Скажешь «промозгло», и ты как будто дома. Промозгло с вариациями, если кратко пересказывать прогноз Питерской погоды за год. Потом вообще началось что-то непонятное, то ли снег, то ли дождь. Так нормально для весны. И, разумеется, ветер! Куда без него? Никита по обыкновению шел пешком на работу и слушал музыку. Состояние души соответствовало погоде. Или наоборот, не важно. Накануне они опять вделись. Разговор не клеился из-за мрачного Никитиного настроя. Полли пыталась его расшевелить, но он, кажется, ей нагрубил. Никита не вполне ясно воспринимал происходящее. Реальность растекалась, как масло по сковороде. Никак не удавалось ее поймать и зафиксировать в сознании. Потом Полли ушла. Каждый раз, когда она уходила, Никите хотелось вскочить и догнать ее. Сказать что-то такое короткое, но значительно, отчего все сразу бы изменилось. Но в голову ничего толкового не приходило. Терпеть эти ее уходы, ее жалость, собственную беспомощность Никита больше не мог и не хотел. Ему требовалось принять единственно правильное решение. Отпустить ее! Да, именно. Сказать, что ничего, мол, не вышло… Нет, нельзя говорить, что не вышло. Она расстроится, будет его переубеждать. Придумает снова что-нибудь дурацкое, лишь бы он не терял надежду. Надо сказать, что он теперь все сам может. Она же его многому научила, и он дальше будет сам. Он не нуждается в ее помощи. И лучше бы ей заняться своими делами. Да, он ведь на самом деле разобрался. Будет практиковать весь этот идиотизм. Или напьется, наконец. Надо было раньше это сделать. Погудеть пару тройку дней, покуролесить, чтобы потом было стыдно вспоминать. Тут Никита усмехнулся, ему было что припомнить. Он твердо решил сегодня же вечером прекратить их встречи.
День прошел в тумане. Похоже, у него поднялась небольшая температура, слегка лихорадило. Кое-как Никита дожил до вечера. И действительно решился. Он потом ей, может быть, позвонит, когда наладится. Пригласит ее куда-нибудь, без всяких нравоучительных бесед и упражнений. Скорее всего, она офигенно танцует!
Когда Полли вошла в комнату, остановилась у порога и, молча, смотрела на Никиту. Потом села на стоящий неподалеку стул, словно почувствовала слабость. Она сидела, опустив голову, и, наверное, подбирала слова, чтобы возразить ему. Никита все время смотрел в окно, присев на подоконник. Никто из них не решался начать разговор первым. Пауза, как губка, впитывала в себя напряжение и должна была вот-вот взорваться.
Он готов. Никита набрал воздух в легкие, открыл рот, чтобы сказать ей все, что нужно было сказать. Полли резко вкинула голову, посмотрела на него и вся, словно подобралась. В неясных ее движениях появилась стремительная резкость, как у животного перед прыжком. Дальше Никита ничего не видел. Рой застал врасплох. Неожиданно налетел и захватил целиком. Он не мог дышать, вообще не мог пошевелиться, не чувствовал опоры. Только различал, как бешено колотится сердце. Кажется, он него совсем ничего не осталось, только взбесившийся пульс. Сердце билось, точно птица в клетке, готовое вот-вот вырваться наружу. Никита падал, падал и падал, бесконечно долго. Удары сердца сотрясали рой, а затем тонули. Никита напоминал себе перегоревшую лампочку, которая мигает перед тем, как погаснуть совсем. И тогда он услышал ее голос:
- Никита! Никита! Никита! Это не ты! Не ты! А кто ты, Никита? Кто ты? Ответь немедленно! Слышишь? Ответь!
Полли требовала, как раньше. И Никита по привычке старался выполнить задание. Кто же он? Действительно, кто? В попытке найти ответ Никита не мог опереться на привычное. Ничего ведь не осталось! Тогда сознание съежилось в пронзительную, яркую точку, а будто оторвалось от всех понятий и суждений, какие могли прийти в голову человеку. Сознание продолжало съеживаться и сделалось таким крошечным, как атом. А свет будто стал упругим и плотным, словно огромная сила теснилась внутри и хотела свободы. И тогда в маленькой персональной вселенной случился Большой взрыв. Свет беззвучно выплеснулся изнутри и заполнил темный пустой космос. Никита вынырнул и вздохнул. Полли обнимала его за шею. А он обнимал ее. Как со стороны он обнаружил свои руки на ее талии. И руки сами собой стали опускаться ниже. Полли смотрела в его глаза. Ее лицо неуловимо изменилось. Вернее, изменился взгляд. Никита увидел зверя, а зверь увидел его.
- Полина, - первое, что он смог произнести. Дальше говорить не хотелось. Желание, что он сдерживал так долго, наконец, освободилось. Единственное, что он заметил: как же оказалось легко!
Потом Никита провалился в сон, первый за долгое время, глубокий, без сновидений и без тревог.

- Вставай! Просыпайся!
Никита немедленно очнулся, словно его выдернули из сна, как будто рыбу выловили из аквариума. Так что первые секунды бодрствования пришлось собирать себя заново. Сон? Нет. Восхитительно неодетая Полина собирала по комнате вещи, не слишком аккуратно сброшенные накануне. Горячая волна нежности рассыпалась мурашками. Ему захотелось обнять. Полина почувствовала этот порыв, замерла, затем взглянула на него и улыбнулась, слегка смутившись. Одно долгое мгновение тишины и волшебства, когда взгляды двух любящих людей перекрещиваются. Два отдельных существа попадают в резонанс, многократно усиливая сияние друг друга. Полина тряхнула головой:
- Пожалуйста! Надо спешить! Нас зовут!
Никита не стал расспрашивать. За последнее время случилось столько странного. Хотя бы то упражнение, когда он сидел на коленях с высунутым языком. И ведь не существовало никакой гарантии, что Полина его не выдумала. Хотя какая теперь разница!
Они собрались довольно быстро. Перед тем, как выйти в коридор, Никита попросил:
- Только давай потише.
- Мы никого не разбудим. Они не слышат, - Полина не удержалась, и слегка коснулась его руки, отчего у Никиты все внутри задрожало. Он выдохнул и вышел в коридор.
Проходя мимо общей кухни, Никита обнаружил соседа дядю Витю. Тот стоял неподвижно у приоткрытого окна с сигаретой. Рука застыла на полпути, сигарета погасла.
- Я же говорила, - произнесла Полина, открывая дверь, - Пожалуйста, пойдем! 
Она очень нервничала всю дорогу и постоянно его торопила. Временами ей приходилось тянуть Никиту за руку. Но молодого человека накрывали переживания столь необычные, что он то и дело ошарашенно застывал на месте. Обострился слух. Кажется, он мог различить, как в ванной квартиры капает вода из крана. Даже очутившись на улице, он продолжал слышать назойливый метроном капель. Запахи атаковали и буквально сбили с ног, похлеще роя. Они словно разнесли сознание вдребезги. Каждый нюанс содержал информацию, которой оказалось слишком много. Никиту немного затошнило. И тогда совершенно непроизвольно он принялся повторять дыхательные практики, которые выучил с Полиной. Через время он догадался, что вниманием следует управлять. Этим они тоже занимались. Сначала Никита попытался разом охватить все налетевшие запахи, и в голове проявилось что-то похожее на карту. Затем он сконцентрировался на самом приятном для него аромате, чтобы приглушить все прочие. Конечно, он подумала о Полине. Но едва Никита направил свое сознание к ней, как накрыла новая волна. Эмоции другого человека ворвались в его сознание, непрошеными гостями. Вот тут наш герой по-настоящему оторопел. Во-первых, он четко отделял чужие эмоции от своих, понимая, что переживаемые им чувства, родились в другом существе. Во-вторых, чувства сами собой складывались в мыслеформы и образы. Как чтение мыслей, только тоньше. Кстати, там было много интимного… Хм, а ей понравилось…
- Развлекаешься? – поинтересовалась Полина довольно строго.
Никита стоял на тротуаре и глупо улыбался:
- Пойдем-пойдем! Мы же опаздываем! А куда кстати?
- Ты что, меня совсем не слушал, да? К мосту, конечно!
Теперь только Никита заметил, что с городом что-то случилось. Вроде бы, город как город, но… Какие-то бабочки светящиеся мелькали время от времени.  Хотя слишком большие для бабочек, вообще-то. Одна пронеслась неподалеку. Точно, не бабочки. Маленькие человечки с крыльями. Похожи на фею Динь-Динь из Диснеевского мультфильма.
Они уже практически бежали, и скоро оказались на набережной. Почти у самого моста Никита заметил, как сидящий на гранитной тумбе человек вдруг расправил громадные крылья и взлетел. Несколько безупречных взмахов подняли его в небо по изумительно прекрасной траектории. И крылатый человек некоторое время парил над ними.
- Кто это? – спросил Никита, не в силах оторвать взгляда от чудесной картины.
Полина не реагировала. Она остановилась у самого моста и судорожно хватала воздух, как будто задыхалась. Ее била крупная дрожь, напряжение достигло высокой точки. Руками она словно хваталась за воздух, все время сжимала и разжимала пальцы. Никита встал рядом и погладил ее по спине.
- Ты чего? – произнес он очень мягко.
От его слов и прикосновения она очнулась. Помотала головой и попыталась взять себя в руки. Задержала дыхание, затем сделал несколько медленных вдохов и выходов. И только после этого смогла говорить:
- Вот твой мост. И мой, - она произносила слова через паузы, с некоторым усилием, - Стая нас позвала. Ты скоро их сам услышишь. Надо пройти по мосту…
- Да, помню я! Надо, значит пройдем!
Тут она встрепенулась и заговорила очень быстро и эмоционально:
- Слушай, ты главное не бойся. Тут главное понять, что… Ну, ты же видел, что все ненастоящее… Вот самое главное помнить… То есть знать… Я хочу сказать, ты сам не представляешь, какой ты сильный! Ты… Я… Все! Иди!
- Что ты?
- Я прошу тебя! Иди! – она его с силой оттолкнула от себя в сторону моста и крикнула, - Иди!
Никита послушался, как раньше, доверяя ей абсолютно. Он сделал несколько шагов. Чего тут такого? Вон на той стороне дома и проспект. Он двигался уверенно. К слову сказать, с самого пробуждения он ощущал себя необычно. Теперь он заметил, что осознает собственное тело иначе. Он осознавал свое присутствие в теле. То есть тело как таковое не являлось им. В смысле, конечно, оно было его, принадлежало ему. Как, пожалуй, хороший, дорогой автомобиль. Ну, разумеется, приятнее думать про классную машину применительно к себе. Хотя ведь комфортно, отлично в управлении, маневренность опять же! Никите вспомнился фильм «Люди в черном». Там маленькие пришельцы, как раз, управляли человеческими телами. Нет, он не думал, что он такой вот уродливый гном внутри. Но все же переживал некоторую непривычную отдельность. Никита ощущал себя, ощущал тело и связь с ним. Раньше восприятие не различало эти нюансы. Теперь очевидный факт не возможно было скрыть. Размышляя таким манером, он не заметил, как пространство впереди стало меняться. Сперва очертания города на той стороне реки растеклись, как акварель по листу бумаги. А потом из неясных расплывчатых форм постепенно проявилось нечто новое. Прямоугольники домов потеряли форму, крыши причудливо вытянулись и изогнулись в неровный контур древесных крон. Густое темно-синее небо обволакивало лес, точно было живым и накрывало собой маленький нереальный кусочек мира. Крупные горошины звезд, казалось, висели так низко, что их можно было сорвать при желании. Тонкий месяц убывающей луны пронзительно рассекал ночную синеву небосклона. Удивительное зрелище! Никита обалдел и не сразу заметил, что сам мост тоже изменился. Он опустил взгляд и обнаружил с той стороны перед лесом рваную скалистую береговую линию. Мост обрывался у ног Никиты. Между ним и другим берегом степенно и безмятежно несла свои темно-синие воды Нева, отражая и преломляя звездное свечение. Никита выругался про себя.
«Очень красиво!», - прозвучало внутри него. Это была Полина, которая все время шла следом. Сейчас она догнала его, и они поравнялись. Никита обнаружил рядом волчицу и не удивился. Он без труда узнал свою девушку.
«А ты черный!», - продолжила она, - «Черный волчара!», - она зарычала, очень нежно.
«Ты вроде говорила про мост!»
«Ну, да! Разве это не мост?», - Полина повела носом, - «Ты их слышишь?»
И тут Никита различил ДРУГИХ! Неслышные «голоса» в великом множестве спешили ему навстречу. Это не было словами, но он точно понял, что его приветствуют. Как своего! Самое потрясающее впечатление из всех, что он пережил после пробуждения. Он слышал каждого в отдельности. И каждый был уникальным, неповторимым, особенным. Но при этом они оставались одним целым. Скорее не вопреки, а благодаря личной индивидуальности, волки составляли единую живую, чуткую ткань. И они настойчиво призывали его к себе, как равного им. Подобного, но непохожего ни на кого другого. Волки «переговаривались» между собой и много смеялись. Никита ясно улавливал внутри волчий смех. Они, кстати, шутили над ним с Полиной. Что-то на счет того, как он превратился. Полина возмущенно отвечала на дерзкие шутки колкостями. Но перепалка походила на очень теплый дружеский стеб. Напоминала встречу старых друзей, которые давно не виделись и дико соскучились друг по другу. Никита наблюдал, как Стая заполнила всю береговую линию, сколько хватало взгляда. Их действительно было много. Часть оставалась в лесу, некоторые из волков сидели на скалистых выступах и площадках, некоторые неторопливо перемещались вдоль берега.
Потом волки завыли.
«Нам пора!» - неслышно проговорила Полина.
«Что делать-то?» - по большому счету Никита догадывался, но верить не хотелось.
Волчица ткнула его носом:
«Знаешь, я тебя люблю!»
Потом слегка присела на задние лапы, чтобы оттолкнуться, и спружинив всем телом, раскрылась в затяжном красивом прыжке. Очертив плавную дугу, грациозно приземлилась на той стороне.
«Вот ведь черт!» - Никита прошел несколько раз из стороны в сторону у кромки моста, - «Черт!»
Стая подняла одобрительный шум, поздравляла ее. Никита со своего места почуял, насколько она была сейчас счастлива. Радость вырывалась из нее и звенела по всему лесу. Никита подумал вдруг, что тоже очень рад. Будто камень сняли с души. Только не ясно, с чьей. Волки завыли вновь.
Черный волк медлил. А если не получится? Может вернуться? Он разглядел, как его волчица подошла к самому краю и завыла со всеми, призывая Никиту. Потом замолчала, и он «услышал»:
«Я больше не приду!»
И Никита понял почему.
Внутри него все закричало, зарычало. Он попятился назад. Оскалился. И с разбега устремился вперед. Затормозив всеми четырьмя лапами, в самый последний момент.
«Все не настоящее, помнишь?» - Полина беспокойно ходила из стороны в сторону у своего края. Временами начинала выть, временами замирала на месте, - «Помнишь, рой? Вспомни его! Как он тебя душил? Как ты стал волком? Почему ты не удивился, когда оказался в волчьей шкуре?... Кто ты, Никита?»
Кто он, в самом деле? Человек? Волк? Он вспомнил прохожего с крыльями, как тот легко взмыл в небо. За долю секунды яркой вспышкой засверкали ощущения полета. Упругий воздух, как опора. Крыло ловит поток и скользит по нему. Никита разбежался снова и оттолкнулся… И рой подхватил волка и поднял в воздух. Ничего общего с полетом, надо сказать, не было. Рой поглощал реальность и создавал ее снова и снова, перемещая волка. Рой служил ему, а не мучал. Никита от неожиданности начал перебирать лапами, отчего неуклюже шлепнулся в конце прыжка. Волна одобрения снова прокатилась по Стае! Полина подбежала, накинулась на него. Она тыкала его носом, покусывала и рычала. Потом они стали бороться и резвиться, как щенки. 
«Ты превратился в Равноденствие! Запомни, это важно!» - наконец, сообщила она.
Стая завыла в третий раз. И Никита тоже. Он слышал свою Стаю. Стая, и правда, присутствовала в нем. А он пребывал внутри каждого из Стаи. И каждый был ему дорог, важен. Каждый представлялся бесценным! Наверное, Никита мог бы за любого из них умереть. За любого бы дрался до смерти. Хотя он ведь никого из них не знал. Чертовски странное чувство! Однако теперь Никита ничего странного в этом не находил. Он с самого начала не вполне понимал Полину, особенно некоторые ее слова. После перехода стало не понятно, как можно было понимать иначе.
От волчьих голосов свет в небе образовал нечто похожее на вихрь. Вращение усиливалось, и проявился сияющий диск. Затем диск разделился на два диска поменьше. И оба стали менять очертания. Один превратился в Серебристую Лань, а другой - в Белого Волка. Они спустились с неба, как будто по склону невидимой горы. Великая Охота началась!
«Доброй Охоты!»
«Хорошей Охоты!»
Понеслось от волка к волку. Вожак ступил на землю, чтобы направлять свою Стаю. Никита, как и все, затаил дыхание, чтобы услышать Белого Волка. Но кроме этого он слушал свою Полину. И она тоже прислушивалась к нему.

07.04.2020