Белое платьице

"Белые платьица... ангелы небесные..." Тьфу, песня приставучая.
В нашем гребаном мире, сдвинувшемся с места, то есть двинувшемся окончательно добрых сто лет назад, легализованы убийства.
Как пелось в другой малоизвестной песне, "этот мир сдвинулся, мы ему не нужны".
Здесь  каждый доживший до Лицензирования  может убить любого человека, нужно только ответить вслух на вопрос о количестве потенциальных жертв. Отморозки-беспредельщики, отвечающие на главный вопрос - словом "аххахах" вырезают целые деревни. Но  никто не трогает "белые платьица",  девочек  из благородных семейств,  рожающих нам сыновей и дочерей. Последнее чистое, что осталось в этом мире.
Девчонки в белых платьицах тоже  проходят через прилюдное Лицензирование, закон суров, но это закон, ага! Но на вопрос сколько человек  они хотят убить белоснежные девочки кокетливо отвечают, что не призваны убивать, поэтому их  ответ - ноль. Все так привыкли к подобному порядку вещей, что когда гребаная  сучка Клементин Мартин громко выкрикнула, что хочет убить пятьдесят человек, то все присутствующие на прилюдном Лицензировании ушам своим не поверили. Вот вам и "девочка в платьице белом", вот вам и божий одуванчик.

Чьерт побьери! Я был в толпе зрителей, когда она громко выкрикнула это число. Справедливости ради, отмечу, что я и сам произнёс это число несколькими месяцами раньше и никого это не удивило. Я мужчина, "из бойцов", убивать наше предназначение. Зеваки мне скудно поаплодировали и все.
А Клементин все готовы были растерзать на месте, но никто (даже беспредельщики) не может убить "белое платьице", пока она не исполнит свои слова и не убьет, названное при Лицензировании количество народа. Даже, в тюрьму эту сучку заключать нельзя. Белое платье, блин. Ангел небесный.

Беспредельщиков убивают сразу после достижения ими  тридцати пяти. Эта тварь протянула почти до восьмидесяти. Таким образом, последние шестьдесят лет наш ангел смерти приходит в Белом. Такая сука эта се ля ви.

В меня стреляли сотню раз, и попадали трижды, но я выжил, я выжил всем смертям назло. И я убил всех врагов, а, также, их детей, и внуков.

Только я, из всех наших ровесников, дожил до своих лет. Клементин не доживёт, клянусь. Вчера старая перечница убила свою пятидесятую жертву, я это знаю точно, недаром у нас в деревне принято отмечать на заборах  число жертв, рисуя палочки кровью этих жертв. Когда старая стерва застрелила и потащила закапывать почтальона, доставлявшего пенсию, но задержавшегося на два часа, я прокрался, точнее, прохромал к её забору и пересчитал палочки. Пятьдесят.

Полвека назад она пыталась убить и меня, но не добила и я выжил. В последующие годы Клементин, встречаясь со мной в магазине или на прилюдном Лицензировании, делала вид, что меня не существует, ей было стыдно, что она не сделала свой знаменитый контрольный в голову. А я выжидал. Я молился, чтобы старость и болезни не унесли её раньше времени. Не я застрелил Петуха Аддамса и Артура Гиллера, хотя мог. Все ради Клементин...
Она не рискнет убить пятьдесят первого. Без лицензии это мгновенная, но очень мучительная смерть. Я убил сорок девять человек, она пятьдесят. Сегодня я сравняю счёт.

***
Ничего не опасаясь, я вошёл в дом Клементин, но пока я выхватывал пистолет, старая кошелка выстрелила первой.
Умирая, я простонал:
-Ты поплатишься... Я пятьдесят первый...

- Нет, - ядовито прошамкала Клементин. - Ты двадцать второй. Согласно моему счету, ты убит еще в 2179 году. А убить одного и того же человека два раза нельзя.