Кина не будет
А так это как говорили, было «немое кино», а ещё его называли «мутными картинами». Видимо, отчасти за качество изображения. Старики и старухи в это заведение старались не ходить. Считали за грех. А после того как в посёлке снесли красавицу церковь, даже ругались, говоря:
- Вишь, им церковь-то не нужна, в соляной склад ходить будут. Антихристы.
«Из всех искусств, для нас важнейшим является кино» - начала тогда вещать и твердить власть, наблюдая, как оно действует на людей. Для Герки подобные рассуждения, которые он слышал из чёрной радиотарелки, а иногда от деда, матери или отца были, конечно, пофигу. А вот проблема как попасть в кино на сеанс, это было совсем другое дело. Полоска бледно голубой бумаги, то есть билет, с отпечатанными на нём буквами и цифрами, на детский сеанс, стоила десять копеек. А они, как говорила мать, на дороге не валялись. Керосина два литра на эти деньги за месяц в лампе не спалишь. Поэтому ему с друзьями, порой просто приходилось крутиться возле здания кино. Иногда их привлекала сюда музыка, доносившаяся из его открытых дверей. Тогда они заглядывали в окна и видели танцующие пары, пришедшие на вечерний сеанс. Часто играл баян, а иногда и это было особенно интересно, как говорили, духовой оркестр.
- Смотри, смотри, у дядьки-то труба, какая здоровая, – показывая пальцем в окно, говорил кто-то из Геркиных друзей.
- А барабан, какой пузатый! И калатушка! Если по башке ей стукнешь, сразу запоёшь или язык проглотишь. А сковородки-то! - наперебой, говорили другие.
Когда Герка получал заветный гривенник, он бежал к товарищам. Они договаривались, когда и на какое кино пойдут. На какой сеанс и на сколько часов. Хороший фильм порой крутили не один день по нескольку раз даже в будни.
- Ну чо, в воскресенье пойдём што-ли? На сколько часов? Утром? В одиннадцать? Да вы чо? С малышнёй и их родителями што-ли? Нет. И на три не пойдём. Давайте на пять вечера, – частенько возникал у них такой разговор.
- Так. А кто в кассу за билетами? Очередь ведь будет. Фильм-то фортовый. На пять часов-то может билетов и не достаться. Там эти, с заречки, как навалят. Так што, надо каво-то пораньше, да покрепче, што-бы в очереди потолкаться могли.
Приходилось являться в кассу намного раньше начала сеанса. Она часто порой оказывалась закрытой. Занимали очередь. Иногда на пороге появлялся здоровый хулиганистый парень, которого, конечно все хорошо знали за его подвиги. Галдевшая до этого очередь примолкала.
- Кто первый? – спрашивал вошедший и сам же отвечал. – Я первый.
И, частично этим выполнив свою миссию, уходил.
Кто-то порой пытался, придя позже, вклиниться в очередь. Возникал спор.
- У меня тут друг стоял. Сказал што занимал вот за ним, за этим в сером пиджаке, – нагло говорил, вошедший.
- Какой друг? Никто тут не стоял. Иди вон назад и вставай!
- Кто не стаял? А ну, пойдём, поговорим!
Сколько же разного видел и слышал порой Герка, стоя в такой очереди. Но самое трагично как казалось ему, было тогда, когда открывалась касса. Очередь начинала двигаться и напирать со всех сторон, протягивая крепко зажатые деньги в руке в окошко кассы. Вдруг раздавался крик:
- Стой! Я деньги выронил. Десять копеек!
Какое тут стой. Какие тут твои десять копеек. Как говорят, пиши, пропали. Порой доходило до драки и слёз. Герка так понимал несчастного, потерявшего надежду попасть в кино.
Добыв билеты, приходилось ждать друзей на улице. И когда количество собиравшихся товарищей совпадало с количеством купленных билетов, все шли к входу в фойе, где сидела билетёрша. Герка и не думал тогда, что на всю жизнь запомнит её имя. Тётя Паша. Перед началом сеанса перед ней скапливалась очередь. Иногда компания друзей специально создавала её и неразбериху на входе, чтобы провести безбилетного друга.
- Назад, – кричала тогда тётя Паша. – Сколько вас? А билетов сколько? Один выходи. Каво вам директора или милицию вызывать. Выходи, говорю. Щас дверь закрою.
Сзади в очереди начинали возмущаться. Все понимали, номер не прошёл. Кто-то тогда пытался помочь тёте Паше выдворить неудачника. А иногда порой кому-то удавалось прошмыгнуть за спинами специально столпившихся ребят на входе. В этом случае дверь закрывалась, и начинали вылавливать безбилетника. Ещё Герка наблюдал такое. Когда было много билетов, то их сворачивали и клали так, что бы часть их или хотя бы один с желанной надписью контроль, мог остаться целым. Тогда через некоторое время можно было попроситься выйти.
- Тётя Паша, а можно выйти? – спрашивал в этом случае билетёршу обладатель уже лишнего билета с невинным выражением на лице.
Тётя Паша, всегда ждавшая какого-нибудь подвоха обычно говорила:
- Зашёл, вот иди и сиди. Нечево мотаться взад перёд!
- Ну, тётя Паша, выпусти, пожалуйста, в туалет хочу, не могу, – начинал канючить, просившийся.
В конце концов, настойчивость брала верх. Тётя Паша давала выходившему, оторванную контрольку от билета. И не дай бог её потерять, вернутся без неё в зал, было не возможно. Тогда можно было слышать:
- Ты куда? Где билет? Ну-ка назад, – говорила тётя Паша.
- Да я же тётя Паша выходил.
- А где контролька?
- У меня свидетели. Ребята вот видели, што я выходил.
- Ничево не знаю, давай контрольку.
И вот кто так настойчиво просился в туалет мог вручить безбилетному другу чудом уцелевший от тёти Пашиных зорких глаз и твёрдых рук билет. Герка знал, если у друзей проходил этот номер, то их ждала другая уже опасность. Если народу зале было много и кому-то не хватало мест, тогда приходили жаловаться к тёте Паше. Грозились идти к директору. В этом случае перед началом кино делали облаву и начинали у всех проверять билеты. В этом деле у тёти Паши появлялись помощники. Герка попадал в такое положение уже не раз, поэтому билет без контрольки надо было хранить до конца сеанса, иначе на вылет. Бывали случаи, перед самым началом фильма, можно сказать нагло, прорывались кучей ребята из детдома. Да и не только они, а с ними и те, кто не мог иметь этот несчастный гривенник. Герка понимал их и порой сочувствовал, видя, как их выводят из зала. Не помогали и три печки голландки, за которыми пытались спрятаться прорвавшиеся. Ребят из детского дома, конечно, водили в кино, организованно под присмотром воспитателей, но редко. Но у особо рьяных детдомовцев, был ещё один вариант, как потом узнал Герка, про который ему рассказали под большим – большим секретом.
- Они сейчас попробуют пробраться на чердак, – шёпотом как-то сказал Герке друг, сидевший с ним рядом.
- Зачем на чердак-то? – не понял Герка
- Зачем, зачем, кино смотреть оттуда будут. Вот зачем, – услышал он ответ.
- Как это они будут смотреть-то? – вновь спросил Герка.
- Очень просто. Они там в потолке дырки просверлили. Им бы вот только незаметно на чердак попасть, – получил ответ Герка.
- А мы сёдня нормально в зал попали. И свои места любимые зачурали, – сказал Геркин друг, сидящий с другой стороны.
- Да, повезло нам. Мы почти первые ворвались из фойе в зал. И сразу к нашему ряду. Ты с одной стороны, а Женька с другой, – поддакнул Герка другу.
На детские сеансы билеты продавали, не указывая ни ряда, ни места. В зале стояли простые венские стулья в два ряда, соединённые между собой. Было три прохода: два по кроям и один в центре. Пол в зале располагался под наклоном. Если сесть на первые ряды, нужно было задирать высоко голову, и шея быстро уставала. А с последнего ряда, а их было двадцать три, смотреть было далековато, и экран уже казался маленьким. Любимыми у Герки и его друзей были восьмой и девятый ряды, с левой стороны как войдёшь в зал. Поэтому в фойе, из которого вели две двери в кинозал, всегда толпилось много ребят. Девчонки обычно стояли в стороне. И когда открывали двери в зал, каждый старался быстрее забежать и занять нужные места для себя и друзей. Почти всегда возникала давка. Герка помнит один печальный случай. Ему тогда только что перелицевали и перешили пальто старшего брата. Цвет у пальто был коричневый, а воротник пришили светлый из меха козы. Но самыми модными были боковые карманы, которые очень редко можно было увидеть на мальчишеской одежде. Пальто смотрелось как новое. И Герка щеголял, как говорили, в нём, засунув руки в карманы. Правда, он только второй раз его одел и решил пойти в кино. Мать любовалась им и говорила:
- Ты в нём стал как взрослый. Жених и только.
- Какой ещё жених? – смущённо ворчал Герка.
- Уж девчонки точно теперь посмотрят на тебя, – не унималась мать.
- Вот и не пойду ни в какое кино, – ответил Герка матери.
И как же он не пойдёт в кино, когда деньги уже в кармане пальто, а друзья давным-давно ждут его. Всё шло в этот день как обычно. Они потолкались у кассы и купили билеты. Тётя Паша оторвала у них надпись контроль и вот они в фойе. Двери в зал кино закрыты, и Герка с друзьями встали к ним поближе. И когда двери открыли, Герка почувствовал, как его подхватила толпа. Его прижали к одной из створок двери. Он вначале подумал, что кто-то сунул руку в правый карман почти нового его пальто. Но потом он понял, что это не рука, а дверная ручка. Потом вдруг что-то затрещало, и когда он с толпой оказался в кинозале, то увидел разорванный карман пальто с отвисавшим оторванным материалом.
Друзья, конечно, сочувствовали Герке и подбадривали его как могли.
- И как это тебя угораздило, – спрашивали они.
- Вот сто раз будешь у этой двери толкаться, и она за карман не зацепиться, – добавил кто-то.
- Это у твоего пальто, за твой карман не зацепиться, а у Герки-то пальто модное.
- После кино мы тебе иголку с ниткой дадим, зашьёшь. Только нитки такой не найдёшь, чёрными придётся.
- А матери-то и не говорить, – дали Герке друзья наставление.
После кино Герке пришлось попотеть, не совсем умело орудуя иголкой. Он несколько раз больно уколол себе пальцы. Резко дёргал рукой и совал палец в рот, облизывая выступившую кровь. Потом долго дул на них, пережидая боль.
- Взять вон молоток и отбить у них там все ручки. Пусть двери зубами открывают. А то тут и мучайся вот. Это тебе не платочки в школе подшивать, – возмущался Герка.
- Ничево, учись, в армии пригодиться, – поддерживали его дух товарищи.
- А я в армию не пойду, – отвечал Герка.
- Это почему же?
- У меня там сродников нет. Вот если бы были, там бы можно до генерала дослужиться, – отвечал Герка друзьям.
Мать дома вначале и не заметила изъяна на пальто, а когда увидела, молча всё переделала, да так, что почти ничего не было видно. Если уж когда только хорошо присмотришься.
Но порой Герке, как говорили, улыбалось и счастье. Тётя Паша пропускала его в кино без билета. Это было не часто, но было. Не имея билета, он иногда провожал товарищей до самых дверей, где свою службу несла тётя Паша. Он грустно смотрел, как те проходят в фойе. Тётя Паша, прочитав его не хитрые мысли порой тихо говорила ему:
- Подожди, мне у тебя спросить надо.
После этого Герка знал, что он сегодня попадёт в кино. И он, отойдя в сторонку ждал. И вот, выбрав момент, когда у дверей больше никого не было, тётя Паша говорила:
- Ладно, иди, проходи.
Нет, конечно, не за красивые глазки, а просто она знала, что Геркин дядя, ну это родной брат матери, был начальником всей культуры района. А двоюродный племянник отца этим, как их тогда в шутку называли, сапожником. В общем киномехаником. Называли их так, когда на самом интересном месте вдруг неожиданно обрывался показ картины. Звук странно внезапно превращался в какое-то хрюканье и бульканье и смолкал. Изображение с экрана исчезало, и на нём рисовалась иногда струйка дыма. Герка знал, это оборвалась и расплавилась киноплёнка. Хорошо, что ещё не загорелась. А горела она очень здорово. Он с друзьями частенько промышлял её обрывки во дворе у кинобудки. Потом они брали гильзу от винтовки. Заталкивали в неё киноплёнку и поджигали. Тут же быстро-быстро забивали гильзу молотком в полено. Затем целились в какую-нибудь мишень. Звучал лёгкий хлопок и гильза улетала. Правда, недалеко.
Когда кинопоказ прерывался, кинозал на какое-то время погружался в темноту и тишину. И, не дай бог, не загоралась лампочка аварийного освещения, расположенная на задней стене у небольших окошечек для кинопоказа. Зал начинал свистеть и топать ногами, а потом кричать:
- Сапожники! Чини быстрей! Чо-о, дратва што ли кончилась? Давай чини, сапожники!
Всё продолжалось до тех пор, пока вновь не начинали показывать фильм.
После каждой просмотренной картины у мальчишек начиналась болезнь. Посмотрели «Чапаева». Всё. Начиналась игра в войну. Посмотрели «Застава в горах», и на родной улице сразу появлялась граница. Но вот беда, никто не хотел быть беляками, басмачами или немцами. Кто был старше, тогда наводил порядок.
- Так. Щас играешь за красных, потом будешь за белых.
- Теперь вы за басмачей, а мы за пограничников.
- Мы русские, а вы немцы. Фашисты значит. Потом меняемся. Чо, нет. Вот видишь? Щас получишь!
С мушкетёрами была та же история. А вот после фильма «Тарзан» почти все начали издавать душераздирающие вопли. Почти все полезли на деревья. Лианов нет, так стали вместо них привязывать верёвки, чтобы лазить, раскачиваться и кричать как Тарзан. Вот тебе и сила искуства.
- Куда верёвку потащил? Куда?
- Зачем верёвку к дереву привязал?
- Слезай с дерева! Прыгать што-ли надумал. Башку сломить што ли хочешь? – кричали тогда родители очередному «Тарзану».
И порой ломали руки, ноги или ключицы.
Выходя после сеанса, а лучше сказать, вырываясь на улицу из кинозала, юный зритель продолжал жить жизнью экрана и его героев. Можно было всюду слышать в группах друзей:
- Фриц на нашего, а наш как даст ему. Фриц бряк и встать не может.
- Фашист в нашего из пистолета, а наш ево из автомата, тры-тры-тры и он готов!
И Герка знал что дай товарищам сейчас оружие и скажи идти защищать свою землю и они пойдут это уж точно.
Но были совсем другие случаи. Они начинались ещё в зале. Если поспела черёмуха, то в зал кино начинали проносить не заметно не только ягоды, но и трубочки от листков капусты. Начиналась не видимая перестрелки ядрышками от ягод. С этим, конечно, боролись, начиная ещё до начала фильма и вовремя него. По залу всегда расхаживал здоровый молодой парень. И можно было наблюдать такую картину. Он брал за шиворот провинившегося и выпроваживал его из зала. А тот, сопротивляясь, порой кричал:
- Да не я это! Нет у меня ничего.
Потом вдруг появлялись рогатки. Надо было из резинки трусов или шаровар выдернуть тонкую её частичку, приладить на пальцы, и рогатка была готова. С пальцев её можно было быстро и незаметно снять и спрятать. Снаряды к этому оружию называли шпонками, они готовились из бумаги или проволоки. Самыми страшными были, конечно, из проволоки.
- Ой! – как-то вскрикнул Герка и схватился за шею.
- Чо там у тебя? – спросил сидевший рядом Юрка.
- Шпонка из проволоки вонзилась. Вытащи, пожалуйста, пока кино не началось, – чуть не плача попросил тогда Герка.
- Ну, гады! Узнать бы, кто стрельнул. После кино поймать и нос расквасить! – возмущённо говорил Юрка, вытаскивая шпонку.
Порой так и делали. И можно было видеть, как одна компания ребят поджидала, и вылавливала другую, и начинался кулачный бой. Вообще это было очень удобно, после киносеанса подловить обидчика, но с таким же успехом могли подловить и тебя.
Иной раз зимой так хотелось вначале покататься на лыжах или коньках, а потом как говориться, с корабля на бал, то есть сразу идти в кино. Герка тоже задумал однажды сделать так же. Он долго обувал коньки. Занятие было надо не из простых и лёгких. Не каждый ещё тогда мог правильно приделать коньки к подшитым валенкам с помощью сыромятного ремня. Если приделаешь и утянешь с помощью палочек, то сразу потеряешь уважение друзей. Надо было обходиться без них. Герка тогда старался здорово, даже вспотел. Он сел на сундук, стоявший рядом с дверью, и решил отдохнуть.
- Мам! – позвал он мать, возившуюся у шестка русской печи. – Мам, а ты обещала десять копеек на кино. Дай, пожалуйста.
- Сейчас, погоди. Друг, а ты же на коньках кататься собрался. Какое тебе кино? – сказала мать, увидев Герку, обутого в коньки.
- Я покатаюсь и прямо в коньках в кино, – ответил Герка.
- Ты уж, пожалуйста, не выдумывай. Отец тебе такое кино покажет, если узнает! – продолжила мать.
- А чо? Там многие пацаны так делают, – вновь сказал Герка. – А некоторые даже с лыжами приходят. Накатаются – с лыжами в кино. А чо, тётя Паша пускает. Они пронесут и рядом с собой положат или у стенки у печки поставят, – продолжал убеждать мать Герка.
- Нет, мой друг, или на коньках, или в кино. Выбирай, – твердо сказала мать. – Выдумал. Чай соображать уж надо. Нечево на других глядеть. Мало ли чево они придумают.
Конечно Герка выбрал кино.
Герка рос и как-то незаметно стал ходить в кино не только с мальчишками, но и с девчонками. Всё становилось вокруг него совсем другим с возрастом. Да и ходить-то он старался на взрослые сеансы. Но очередь за билетами занимать нужно было всё так же. А вскоре он стал покупать уже два билета. На них уже точно указывалось время сеанса, ряд и два места. Правда, на киноафишах иногда появлялась запрещающая сильно интригующая надпись: «Дети до шестнадцати лет не допускаются». Тут уж ничего не поделаешь, нужен был паспорт, как бы ты солидно не выглядел.
Потом построили новое здание кино. Оно расположилось на том месте, где раньше стояла красавица церковь. Герка только несколько раз успел сходить в новое здание. Какие тогда фильмы смотрел он там, он не помнит. И почему-то часто порой, он вспоминал то старое, но так крепко запавшее ему в душу. На смену кино шагало телевидение и становилось самым, как казалось Герке, важным искусством. И потом Герка от кого-то услышал с детства знакомую фразу, когда почему-то срывался сеанс:
- Всё кина не будет…
Свидетельство о публикации №220040801957
Твой рассказ читал ещё в сборнике, понравился. Заходи на стихи.ру, на мою страничку.
Пётр.
Пётр Белов 19.04.2020 09:48 Заявить о нарушении