Пожарная команда

             Накануне

   Окончив военное училище связи, Анатолий Свердлов получил назначение на службу в 172-ю стрелковую дивизию, расквартированную под Тулой. В тридцать девятом, дивизия находилась в стадии формирования. В ее состав входило несколько стрелковых и артиллерийских полков, отдельные истребительно-противотанковый и зенитный дивизионы, разведывательный, саперный, отдельный связи и медико-санитарный батальоны, которые были дислоцированы в разных местах области. Он попал в 340-й легкий артиллерийский полк и был назначен помощником начальника связи. Что касается личного состава, то вся дивизия поначалу была укомплектована только туляками и москвичами. Позже в нее влились белорусы и горьковчане. Вскоре дивизия была направлена на финский фронт, где получила первое боевое крещение. После финской войны она вернулась в прежние пункты дислокации. За пару месяцев до начала Великой Отечественной войны в дивизию был назначен новый командир – генерал-майор М. Т. Романов.
   Уже под его командованием дивизия выехала за пределы Тулы в лагеря для летней учебы. На ее вооружение стала поступать новая техника, которую надо было осваивать не только молодым новобранцам, но и старослужащим. Не успели. Приказом командующего Западным фронтом в начале июля 1941 года дивизия была включена в 61-й стрелковый корпус и в составе 13-й армии направлена в Могилев. На его оборону.
   К этому времени гитлеровцами был захвачен Минск, в Белостокском и Минском «котлах» разгромлены основные силы советского Западного фронта и немецкие моторизованные корпуса начали ускоренное продвижение к рубежу рек Западная Двина и Днепр. Оттуда планировалось новое наступление на Московском направлении. Преодолев слабую оборону советских войск на реках Березина и Друть, немцы вышли на подступы к Могилеву.
   Если учесть, что только одна стрелковая дивизия – это примерно 40 воинских эшелонов, вспомнить июнь сорок первого, непрерывные массированные бомбежки гитлеровцев, то можно себе представить, сколько в тех условиях первой неразберихи, а местами и паники, к месту предстоящих боев успело прибыть подразделений дивизии. По докладным запискам командиров, по воспоминаниям выживших, к началу боев она осталась фактически без тылов, без проводной (основной) связи, которая была нарушена во время бомбежек, и без транспорта. А это значит без взаимодействия с другими соединениями.
   Не лучшим образом обстояли дела и в других частях Красной Армии. Те же ее подразделения, включая и стрелковую дивизию, в которую получил назначение Анатолий, и которые все-таки каким-то чудом прибывали и сосредоточивались в районе Могилева, вместе с жителями города немедленно приступали к строительству оборонительных сооружений: блиндажей, окопов, ходов сообщения между ними. К началу наступления немцев с большего окопались. И в самое время.
   Дивизия оказалась на самом ответственном, танкоопасном направлении – на пути танковой армады генерал-полковника Гудериана. Тот получил приказ с ходу взломать оборону города, овладеть им и затем двигаться к Смоленску. За Смоленском маячила Москва – ненавистное Гитлеру сердце Советского Союза. Ко времени подхода к Могилеву, а это было начало июля сорок первого, его танковыми дивизиями уже были захвачены: Жлобин, Рогачев, Быхов, Белыничи, Березино, Червень, Толочин, Сенно, Борисов.
   В середине июля десятки гитлеровских танков и бронетранспортеров с пехотой после плотной артиллерийской подготовки ринулись на позиции стрелковой дивизии (и соседних), отрядов городских ополченцев и прикрывающих их легкого артиллерийского полка. Его полка. В планах фашистов было решено массированной атакой смять, а затем снести с лица земли оборонявшихся и по шоссе, которое те контролировали, ворваться в Могилев.
   Немецкие танкисты знали свое дело – катились лавиной вперед. Позади них уже лежала некогда просвещенная, а теперь ими униженная, покоренная, побежденная – распластанная Европа! Польша, Бельгия, Франция, Голландия, Дания, Норвегия, Югославия, Греция!
   А тут? Какая-то дикая, необразованная, сбившаяся в кучу, под названием Советский Союз, орда республик с недоразвитым народом, который и за людей-то не следует считать. Так – недочеловеки. Холопы. Варвары…
Такие понятия вбил в головы своих солдат их вождь Гитлер, а за ним рейхсканцлер Геббельс и «Быстроходный Гейнц» – их прославленный командующий. И теперь эти вояки считали, что с Гудерианом они были непобедимы! Именно поэтому командиры танков, полностью уверенные в неспособности советских солдат оказать какое-то сопротивление, в полном пренебрежении к противнику, лихо высовывались из головных люков. Выдвинувшись из леса, они как на параде – по три штуки, победно катились по Буйничскому полю. 
   Дивизия встретила наглецов дружным согласованным огнем всех имеющихся на тот момент на вооружении танков, бронетранспортеров, орудий и пулеметов. Бок о бок сражались танкисты, артиллеристы, пехотинцы. Одни горели в танках, других разрывало прилетевшими от фашистов минами и снарядами вместе с их орудиями,  третьи падали замертво под шквальным огнем пулеметов с фашистских самолетов.    Сильные духом «варвары» умирали за своих родных и близких, за свой народ, за свою Родину! У них не было прикрытия, как у фашистов, с воздуха, у них не было подвоза и подлета с горючим. Его было некому и подвозить, а танки КВ и Т-34, какие были, были все разбиты, сожжены с их экипажами за считанные дни.
   172-я стрелковая дивизия и другие соединения армии на грани человеческих возможностей обороняли Могилев. Героически обороняли. В течение трех недель, подвергаясь непрерывному штурму с земли и воздуха, сковав превосходящие силы противника. Только за один день на Буйническом поле было подбито 39 танков, про которые потом писал Константин Симонов, сотни трупов недавних покорителей Европы устилали землю, где в иные годы колосилась рожь.
   …В составе легкого артиллерийского полка (того самого, которым командовал полковник Иван Сергеевич Мазалов – грамотный, умудренный опытом заслуженный артиллерист, того самого полка, который под Могилёвом принял в полном составе первый бой и там же почти полностью полег), Анатолий Свердлов принимал своё первое боевое крещение, участвовал в боях. Будучи помощником начальника связи полка, капитана Орлова, – он неотлучно находился при нем, выполняя  указания своего командира по обеспечению главной задачи их подразделения – сохранению связи. При её отсутствии штабы теряли управление войсками… Когда же боевая обстановка накалялась до предела, и начальник, и его помощник, вместе со всеми участвовали в боях.
   К концу июля, после 23 дней жесточайших оборонительных боев, дивизия и другие соединения армии без танков, авиации, снабжения, оказались в плотном кольце фашистов и получили приказ оставить Могилев и соединиться с другими подразделениями Красной Армии. Линия фронта откатилась далеко на восток. Жестокие бои шли и у стен Смоленска. Командиром дивизии было принято решение прорываться на запад, в ближайший лесной массив. Про сдачу в плен речь даже не велась. Остаткам полков и других частей и подразделений, предстояло ночью с боями пробиваться к ближайшему лесу. Без продовольствия, без боеприпасов. В полночь пошли на прорыв. Своим павшим побратимам-героям они отсалютовали тогда прямо у немцев под носом взрывом деревянного моста через Днепр. Прорывались, пробивались и отходили. С огромными потерями.
   Легкий артиллерийский полк под командованием полковника И. С. Мазалова (вернее его остатки), по приказу командира дивизии сначала поддерживал отход двух ударных групп прорыва стрелкового полка, а после гибели его командного состава, возглавил прорыв. Вместе с немногочисленными подразделениями стрелковых и небольших групп других артиллерийских полков, той кошмарной ночью Анатолий Свердлов прорвался на восточный берег Днепра. Им вслед несся смертельный огневой вал.
Не все вышли из окружения. Погибли смертью героев командиры стрелкового, и его – артиллерийского полков. Не досчитались комиссара и политрука, начальника штаба и начальника связи полка, у которого Анатолий был помощником. На оставленном противоположном берегу остались лежать и командиры батарей полка – молоденькие «нецелованные» лейтенанты и рядовые бойцы. Им не суждено было узнать, о том, как высоко был оценен их подвиг еще тогда – в сорок первом. Орденами Красного Знамени!
   И он не знал. Но он уцелел. Очевидно для того, чтобы отомстить за погибших, чтобы успеть передать приобретенный опыт первых боев необстрелянным, плохо обученным, растерянным бойцам.
   Могилёв был первым советским городом, не взятым вермахтом сходу.

                Как под Могилёвом

   В первых числах августа с еще несколькими изможденными однополчанами Анатолий Свердлов вышел к границе Гомельской области. Гомель был следующим крупным центром Белоруссии на пути захватчиков. Теперь Анатолию предстояло и его оборонять. Уже к середине августа, когда фашисты продвинулись вплотную к городу и стали сжимать кольцо окружения вокруг него, Анатолий был назначен командиром отдельной армейской артиллерийской батареи.
   Он был уже обстрелянный солдат, который видел воочию в открытых люках самодовольные хари командиров гудериановских танков: в черных комбинезонах, наглых, уверенных в своем превосходстве над ним и его боевыми товарищами. А ещё таких же самоуверенных, беспечно, словно вышедших на прогулку, шагающих с закатанными рукавами, солдат. И он же видел их – ошалевших и обезумевших от неожиданности, когда их легкий артиллерийский полк, приданный стрелковому полку в помощь и защиту, открыл заградительный огонь со всех орудий. Высокомерие и довольство тех вояк улетучилось на глазах, и люки их танков в тот первый день сражения быстро захлопнулись. А последующие двадцать три дня непрерывных боев гудериановские наглецы уже и не думали высовываться из своих люков. Их парад на том поле закончился не начавшись. За милую душу горели их непобедимые "панцерваффе", а вместе с ними и сами «победители» Европы. Одни горели, другие были надеты на штыки бойцов стрелкового полка. К вечеру одного только дня на поле боя дымились десятки немецких танков и лежали вразброс немецкие вояки. Ни в одном однодневном сражении с с момента нападения на его страну гитлеровцы не несли таких потерь в танках.
   Об этом он рассказывал своим бойцам во время занятий. О том, что фашистов не надо бояться, что они трусливы и самонадеянны, что бить и побеждать этих вояк можно в самых трудных условиях, тем более что их батарея полностью укомплектована, снабжена всем необходимым. А еще его бойцы должны были знать, что они – артиллеристы, не только противнику посылают свои смертоносные залпы, но и в ответ получают не менее слабые гостинцы от него. И в условиях контр-батарейной стрельбы от того, как быстро и грамотно боевые расчеты будут действовать, напрямую будет зависеть их жизнь. Живой пример был перед ними: уцелеть в могилевских боях и находиться теперь среди них – это ли не железное подтверждение сказанному их командиром?
   Чтобы поднять боевой дух своих батарейцев, он рассказал им и о трагикомическом случае там – под Могилевом. В одном из подбитых немецких командирских танков бойцы стрелкового полка обнаружили среди трофеев 2 ящика с военными наградами. Те были предназначены для награждения особо отличившихся фрицев при … захвате Москвы! Так вот они взяли и обвешали теми наградами одного из пленных офицеров. Крестов, медалей, значков было так много, что ими закрыли с ног до головы всего вояку. Потом сопроводив «награжденного» увесистыми тумаками, передали в особый отдел.
   – Так что, братцы, не так страшен черт, как его малюют, – завершил он свою «политбеседу» накануне предстоящих ожесточенных боев.
   Его уверенность передалась личному составу батареи. А она, и правда, была укомплектована не только пятью 76-миллиметровыми орудиями, которые находились на механизированной тяге – приданым к ней четырем тракторам «Комсомолец» и грузовику, но и полным штатом личного состава. И опять же, правда, половина его была из еще необстрелянных солдат, зато другая, как и ее командир, уже успела хлебнуть лиха в первых боях. В их арсенале находились и полные комплекты снарядов: бронебойные, зажигательные, шрапнельные, дымовые.
   – Орудия и тягачи замаскировать! Расчетам приготовиться, – прозвучали его первые команды накануне предстоящего боя-отражения. Он был в курсе, что силы были мало сказать неравными – они были несоразмерными по всем показателям: немцы превосходили обороняющихся и количеством пехоты, и танков, и артиллерии, и авиации (нашей совсем не было).
   Его батарее была поставлена задача «не допустить прорыва» фашистских танков на своём участке. А это было снова шоссе, дорога из Могилева на Гомель. Только в отличие от могилевской, с ржаными полями по обе его стороны, это было с картофельными, да ещё с непроходимыми торфяниками – болотами. Артиллеристы взяли под наблюдение шоссе, ведь враг мог пробиться здесь только по нему.
   А потом начался ад. День за днем. Батарея отбивала атаку за атакой немцев на своем направлении: 13 августа, 14, 15…
   16 августа танки Гудериана прорвали фронт северо-восточнее Гомеля в направлении на Унечу и Мглин. К ним присоединилась артиллерия с минометами, бронемашины под их прикрытием вперед двинулась пехота. Стрелковые и артиллерийские подразделения, вставшие на их пути, этот вал остановили. Как под Могилевом. И так на протяжении дня.
   17 августа к немцам прибыло подкрепление – две новые дивизии пехотная и кавалерийская. За артиллерийской канонадой танковая армада, а за ней пехота снова ринулись в атаку на защитников города. И снова фашисты, хотя и продвинулись немного вперед, под прицельным огнем красноармейцев вынуждены были остановиться и залечь.
   После пяти дней активной стрельбы батарее приказано было сменить позицию.
Фактически до 18 августа войска Центрального фронта защищали Гомель, вели бои на всех направлениях. 18 августа наиболее кровопролитными были бои в 15 км на север от города.
   18 августа бои шли на всем протяжении оборонительных рубежей. Батарею Анатолия Смирнова раз за разом перебрасывали на наиболее уязвимые места. Шаг за шагом, метр за метром фашисты теснили оборонявшихся героев к самому Гомелю.
   19 августа выпал самый трудный день из тех десяти, когда Анатолий командовал батареей. Батарея в пылу очередного боя оказалась одна против вражеской пехоты, которая, поддержанная коротким огневым налетом своей артиллерии перла уже напролом. Наши же стрелковые подразделения, что находились рядом и сдерживали пехоту, без согласования и предупреждения отступили. К сожалению, такое было в начальном периоде войны: то связь прервана, то погиб командир, а за ним политрук.   А, как известно – «без команды войско гинет». Так и тут: без команды бойцы дрогнули и отступили…
   У бойцов разного рода войск существовали какие-то пути отступления, ухода в критических ситуациях выйти на какое-то время из боя. Те же летчики (по утверждению участников войны) при превосходстве неприятеля могли выйти из поля боя. Танкисты – тоже. А вот у артиллерии таких «привилегий», оказывается, не существовало. Пока есть снаряды они должны  или остановить врага, или погибнуть. Вот и сражались «боги войны» не на жизнь, а насмерть.
   Чтобы бить наверняка батарея по приказу своего командира подпустила серо-зеленые шеренги на расстояние 100 метров. А потом прозвучала команда:
   – Всем орудиям прямой наводкой, картечью, залпом – огонь! Огонь, батарея!  Огонь, родимая! – уже не по уставу, а в порыве боя по велению сердца прокричал он несколько раз.
   Вражеские живые цепи опрокинулись и оказались на земле. Они запросили помощь с воздуха. А его батарея, воспользовавшись временной передышкой, снова спешно стала менять позицию. Он знал, что делал. Там, под Могилевом, одна из «сорокопяток» их полка, затаившись в придорожных кустах, первыми же выстрелами подожгла один танк, а вслед за ним бабахнула по бронетранспортеру. И тот вспыхнул, словно факел. А когда гитлеровцы сосредоточили огонь на тех кустах и орудийном расчете «сорокапятки» и уже казалось что вот-вот снаряды, выпущенные из танковых орудий «накроют» пушку, та в последний момент исчезла. Схватившись за станину и колеса пушки, ее боевой расчет в последний момент на галопе поменял позицию на другую, заранее подготовленную артиллеристами. Так что посланные гитлеровцами снаряды рвались в пустых, на тот момент, окопах, поднимая в воздух комья ссохшейся земли и столбы пыли.
   Батарея еще не успела, как следует, закрепиться на новом рубеже, как стая фашистских бомбардировщиков, подлетевшая к ее старым позициям, в ярости стала засыпать их бомбами. А его батарейцы в это время только, молча, переглядывались: первые и вторые номера, наводчики, замковые, подносчики снарядов. Выходит, прав их командир – сто раз прав! Чтобы победить и выжить, надо быстро и четко поворачиваться, и хоть на полшага опережать противника.
   А их командир и сам в душе ликовал. Это была еще одна маленькая, но победа! Значит, врага можно перехитрить, можно заставить залечь, и не такой уж он и неуязвимый и страшный. Прав был его командир полка, когда горячо и страстно говорил своим бойцам под Могилевом: «Главное — побороть страх». Когда был еще жив. Теперь это же самое говорил он своим батарейцам. И бойцы страх перебороли и стали намного спаяннее, сильнее и активнее. С новых позиций они вели прицельный огонь по немецкой технике, скопившейся в районе пригородной деревушки Поколюбичи и южнее реки Сож, сбили несколько аэростатов, которые нахально (по замечанию самого Анатолия Свердлова), поднимались в воздух.
   От командования армии (21-й) поступил приказ перевести батарею в глубь города. Ей надлежало обеспечивать переправу его защитников через реку Сож, не допустить прорыва танков и пехоты фашистов к Киевскому спуску и речному порту – местам, где она осуществлялась.
   – По танкам! Бронебойным! Прицел один-два!.. – прямой наводкой батарея расстреливала один «панцер» за другим.
   В конце того последнего дня обороны Гомеля в результате массированного штурма фашисты на бронетранспортерах и под прикрытием танков, наседая с трех сторон, в конце концов прорвались на его окраины, потом захватили его большую часть. Ближе к полуночи по приказу командования начался отвод советских войск на левый берег Сожа. Первыми правобережье покинули стрелковые подразделения, а он со своей батареей,  уходил последним. Это было около трех часов ночи. После переправы артиллеристов мосты тут же были взорваны.
   «Как в Могилеве» – подумал Анатолий, покидая город на Соже.
   Обнаружив уход защитников города, гитлеровцы ринулись форсировать реку. Но теперь батарея Свердлова была не одна, а с подразделениями 219-й моторизованной дивизии, оборонявшей район Ново_Белицы. Укрепившись на другом берегу, артиллеристы снова встали в строй: стали бить зажигательными и шрапнельными снарядами по налезавшим со всех сторон гитлеровцам, не давая им форсировать Сож и занять Ново-Белицу. Взять ее с ходу им тогда так и не удалось. Фрицы пробовали наладить переправу, но этим намерениям мешала его отдельная батарея.
   – Заряжай!
   – Огонь!
   – Прицел один-два! Упреждение полкорпуса! Беглый! Огонь! – одна за другой раздавались команды командира…
   Бои продолжались до 23 августа. Чтобы не допустить захват орудий батареи, оставшихся без снарядов, было принято решение отходить. Поздней ночью, почти на рассвете, батарея покинула берег реки. Углублялись в лес, в сторону от дороги, ведущей на Чернигов. Вслед несся смертельный вал огня. Словно в отместку за такую позорную и долгую задержку и перед этим городом, фашистский «гостинец» достал командира батареи, тяжело ранив его в голову. Но это было уже неважно – он и его батарейцы сделали все, что могли в тех условиях и даже больше!
   – Я вернусь, братишки, я вернусь! Свой бой закончим мы в Берлине, – шептал в полузабытьи командир своим уцелевшим батарейцам.
   Доставленный в госпиталь на ст. Бахмач, он выжил и только годы спустя узнал, что его батарея была прозвана «пожарной командой». И не зря. Ведь она в самой сложной, складывающейся на тот момент боевой обстановке, не раз и не два она «гасила» не только огневые точки врага, но и его намерения это сделать, выручая тем самым матушку пехоту и танкистов…