Страсти по...

                С. Л.
        У нее были любовники. Не страдая влюбчивостью и никогда не ставя перед собой такой сверхзадачи, при случае она не противодействовала обстоятельствам. Что до случаев, то число их не зашкаливало, однако за четверть века супружеской жизни ей было чем похвастаться перед гипотетическими собеседниками и на страницах воображаемых мемуаров. В ее послужном списке скрывались и большие чувства, и роль музы, подкинувшей в мир, наверно, за сотню стихов, причем даже и в музыкальном обрамлении, и просто легонькие интрижки к взаимному удовольствию. Она вышла замуж почти девочкой; втягиваясь в новый роман, мук совести никогда не испытывала, тем более что постоянно стремящийся к оригинальности свежеиспеченный супруг короткое время спустя после свадьбы ей заявил, что испытывает дискомфорт от мысли владения ею безраздельно.
        Связи ее муж, как правило, одобрял – говорил, что рад за нее, интересовался деталями. С годами она делилась с ним все меньше и меньше, справедливо считая это извращением. В ответ он, вероятно, для компенсации, приписывал ей новых вздыхателей из ближайшего окружения или нафантазированных на скорую руку. Такая популярность жены была бы ведь лестна любому мужчине!
        Тема гендерного паритета, вернее, его отсутствия, выводила ее из равновесия, и она ожесточенно спорила, когда при ней затевалось обсуждение отличия женской измены от мужской и, в особенности, большей почему-то правомерности этой последней; правда, за долгие годы брака у нее не было возможности проверить истинное свое отношение к столь животрепещущему вопросу: муж ей поводов к тому не давал – оригинальничал, одним словом.
        Об изменении статуса-кво он доложился ей в первый же день следующим неожиданным образом: “А ты будешь гордиться мной, если я заведу интригу с выпускницей  одного из известнейших в мире университетов (там следовало название) – жительницей весьма экзотической (тут тоже) страны?”
        - Умник, - она, конечно же, употребила другое слово с недвусмысленно противоположным значением, - делай что хочешь, но почему это (ненормативная лексика всегда была у нее наготове) должно вызывать мою гордость?!..
        Как она узнала из последовавшей переписки, подкрепленной самоличным подтверждением первоисточника, несколько головокружительных дней интенсивного общения двух родственных, так нежданно сошедшихся душ закончились в ее гостиничном номере – ничем. Моральные принципы таинственной иностранки не позволили ей довести дело до конца. “Истеричка, - с неприязнью подумала супруга, - не готова – не приглашай.”
        К ее неудовольствию, отношения продолжились с не меньшей интенсивностью – селевому потоку переполнивших его телефон сообщений – текстовых, голосовых, визуальных – четверть-суточная разница в часовых поясах не мешала ничуть. А ведь со всем этим надо было ознакомиться… Ей приходилось тяжко: языком Шекспира она владела не в совершенстве, и ежедневные читки отнимали у нее чертову уйму времени.
        Да, виртуальная пассия ей решительно не нравилась: она была недостаточно молода (элитный университет существовал, конечно, но в далеком, канувшем в небытие прошлом) и в общем некрасива, даже со скидкой на экзотичность. (Правда, демонстрируя ее доступные широкому пользователю мировой паутины фотографии своему нынешнему любовнику, радеющая жена всегда выбирала те, что поудачней, чтобы не разуважал). Вдобавок, громадное место в жизни соперницы занимала религия, причем, естественно, другая, не та, к которой супруги номинально принадлежали; на самом же деле, для них вера в высшие силы была неприемлема, неудобоварима, невозможна.   
        По воскресеньям добродетельная прихожанка посещала церковь, слушала проповедь, молилась, после чего раздавала хлеб сирым и обделенным. С регулярностью она пыталась замолвить словечко перед своим богом и за новоиспеченного возлюбленного. Все эти горделивые реляции, в сопровождении неизменного “храни тебя бог”, абсолютно выводили из себя законную супругу. Имела место даже пара эпизодов, когда “молитвы” достигали диаметрально противоположных результатов: один, когда она помолилась за мир в их взрывоопасном регионе, и уже в тот же день ракетное покапывание, как это любят называть военные комментаторы, обернулось ракетным шквалом, парализовавшим полстраны, и второй – неожиданная операция, приключившаяся с одной из его ближайших родственниц непосредственно после вознесения молитвы за ее здоровье. Тут уж жена рассвирепела и категорически запретила своему благоверному посвящать эту ведьму-кликушу в любые значимые сопряженные с семьей или страной обстоятельства – во избежание последствий. С несуществующими высшими силами экзотического происхождения она ведь раньше никогда не сталкивалась.
        Чужеродина засыпала свою любовь комплиментами и восхищалась, наслаждалась или гордилась любым его проявлением: встал ли он утром, позавтракал, встретился ли с коллегами или клиентами, вышел подышать свежим прохладным воздухом или погреться на солнышке, отправился ли после рабочего дня в паб, чтоб снять напряжение… Такого вопиющего идиотизма любящая жена просто не могла перенести. Она вообще не выносила идиотизм.
        - Скажи, тебе правда приятно слышать, какой ты молодец, что хорошо покушал?!
        - Ну, наверно, немножко. Можно?
        - Можно, кто бы спорил, но человека с мозгами это способно лишь отвратить. Я даже детям давно забыла, как говорить такие глупости…
        - Умница! Я горжусь тобой?
        - Ладно, не осли, я уж достаточно на сегодня этой гадости начиталась.
        Самое неприятное, что и он отвечал своей подруге по переписке совершенно неоправданными, преувеличенными, незаслуженными комплиментами: ее внешности, ее уму. Нельзя же быть настолько слепым…
        - Зачем ты врешь? Ты не можешь считать ее привлекательной. Или умной. Такая восторженность ум не характеризует по определению. Ну, скажи, я вот во всем прочитанном не вижу никакого ума, а где его видишь ты?
        - Она закончила …….
        - Это ты о бизнес-школе? Не смеши меня. Тоже мне, тетя Ци-Лю – старший экономист…
        - Она книги читает по математике, нам даже не понять, о чем там речь…
        - Какие-такие книги – учебники, что ли? Сомневаюсь, я всегда на отлично училась. А больше ей читать нечего? В это я как раз верю. Слабовато будет.
        - Тебе просто обидно, что мне все равно, какая она…
        - Еще бы… Ты же знаешь, что я не терплю отсутствия логики.
        Время от времени в переписке поднималась, разумеется, и тема предполагаемой, долгожданной, но еще пока никак не достижимой встречи – в той или иной точке земного шара. На очередное предложение у второй половины всегда находилось возражение: тут не подходит по срокам – мы сами только-только из-за границы вернемся, там и далеко слишком, и вирус разбушевался, да и дорого непомерно… “Вот если бы я сама могла тебе, чучелу, поездку  спланировать, заказать билеты и прочее, – пеняла она супругу, - но это ведь уже слишком, согласен?!” В конце концов, рачительная жена поставила условие, чтобы заветное рандеву состоялось на его территории (“не хвора будет – прилетит”), и желательно с сохранением конфиденциальности относительно конкретных дат.
        Она вообще не раз советовала мужу сменить формат общения с предметом своей страсти, вернее, программное обеспечение, способствующее этому общению.
        - Заведи себе другую, секретную почту или незнакомый мне чат, спрячь их, больше судьбоносных обсуждений по телефону – чтобы я не отслеживала. Это же ненормально…
        - А ты просто так не отслеживай, слабо?
        - Понятно, слабо. Ты с самого начала не должен был меня посвящать. А теперь извини.
        Все оставалось на своих местах. Неподражаемый ухажер, конечно же, не знал, как далекой возлюбленной такую идею преподнести. Даже предложенной формулировкой “кажется, жена что-то узнала, давай попробуем то-то и то-то…“ воспользоваться не решился. Пару раз он, правда, пытался запаролить свой телефон, когда ненаглядная супруга впадала уж в чрезмерное бешенство от прочитанного – как он тогда объяснял, чтобы ее не травмировать – но больше двух дней бунтарства не выдерживал.
        А буйствовать было от чего: вражина напрочь распоясалась и рисовала ему пасторальные картинки, как, дай ей волю, она б каждый вечер ждала его после работы с затаенным дыханием, свежеприготовленным ужином и чистой выглаженной одеждой на следующий день.
        - Тебя не тошнит, когда ты это читаешь?
        - Что именно?
        - Про жратву и портки.
        - Портки? Что-то не помню. Похоже, ты штудируешь ее писания куда внимательней, чем я.
        - Не исключено. Вот бы она удивилась такому раскладу, не думаешь?
        - Ну, она просто не знакома с тобой и не знает, что ты все лучше всех делаешь.
        - А ты ей расскажи?
        - Навряд ли.
        - Посмотрим.
        От переживаний обдурачиваемая супруга потеряла аппетит, а с ним и те самые пару килограммов, которые уже какое-то время ей мешали. “Ах ты …", - любуясь своим отражением в зеркале, она мысленно подбирала очередное бранное слово на языке интернационального общения. Да, с недавней поры внутренние ее размышления протекали, преимущественно, именно на этом языке. Более того, значительная часть дня была посвящена теперь не чему иному, как общению с чужестранкой: сочинению замысловатых язвительных посланий и уничтожающих монологов при неожиданной встрече. С удовольствием она отмечала, что в свете всего этого и словарный запас у нее увеличился, и фразы рождаются непринужденно – с нетерпением ожидая своего часа, чтобы материализоваться.
        Еще на заре любовной интриги хитрюга-муж поделился с неподатливой избранницей одним из адюльтеров своей благоверной – только одним. Цель его была предельно ясна: в первую очередь, естественно, не слишком шокировать праведницу, самолично склеившую его, расслабляющегося после трудового дня, в баре, но, с другой стороны, показать, что они вот с женой люди свободных взглядов, дерзким поступком семейный покой ей не нарушить, так что и небесной кары бояться совершенно не нужно. Однако, угодив в неизведанную почву, сведение заколосилось совсем другими всходами. Утонченная натура, она никак не могла успокоиться из-за обиды, нанесенной герою ее романа. Постоянно возвращалась она к этой теме: “Я целый день грустила, даже немного поплакала, размышляя о той боли, которую причинила тебе жена. Нет, не хочу лишний раз напоминать… пойду приму ванну… перед сном… жду селфи…” или “Меня потрясает твое умение прощать, ты ангел, от общения с тобой я становлюсь лучше…” или уж и вовсе ни в какие ворота: “Боюсь, у нее может возникнуть стереотип поведения – изменив однажды и удостоившись твоего прощения, она снова захочет испытать…”
        Сердечный друг обычно эти пассажи игнорировал, исключая, понятное дело, селфи. Иначе реагировала его половина:
        - Все, хватит. Ты запретишь ей это писать. Еще раз такое увижу без ответа с твоей стороны, не обессудь, она получит сообщение от меня, с моего телефона и с моей аватаркой – не зря же я столько времени мастерство совершенствую?! Нет? Тогда сам. Хочешь, поделюсь с тобой заготовкой? Жаль не использовать… Или же второй, щадящий вариант: мерзость эту тотчас стирать… Но помни, так просто меня не провести.
        Считанные разы муж, кстати, не слишком ясно чем руководствуясь в своем выборе, в чат-переписке частично кое-что удалял, весьма неизобретательно припрятывая запретные излияния в одном из почтовых ящиков. Он, похоже, забыл о полученном от супруги предупреждении и провести ее, разумеется, не сумел.
        - Ты что, попросила своего дружка из разведки заслать в мой телефон шпионскую программу?
        - Нет у меня дружка в разведке.
        - Видимо, есть.
        А у нее и вправду не было никакого такого дружка. Лишь природная сметка да настырность, переходящая в обсессию. С неослабевающей регулярностью в течение дня проверяла она в чат-приложении, не в сети ли подлый изменник, а также его подруга. Если же оба синхронно оказывались в сети, она, соревнуясь в скорости с бешеным сердцебиением, тут же отстукивала ему сообщение следующего, скажем, содержания: “Ну как прошла проповедь?” (в соответствующий день) или “Что по поводу последнего селфи? Она в восторге?” (вопрос абсолютно риторический). Конечно, теоретически существовала возможность, что оба они одновременно находятся в сети независимо друг от друга, но с недавних пор сдержанность не являлась ее сильной стороной, и она в остервенении нажимала кнопку вызова – телефонный звонок ведь куда надежней, чтобы проверить и помешать:
        - Наслаждаешься?
        - Да. Но не знаю, о чем ты, - он еще пытался лукавить.
        - Прекрасно знаешь... А не пора ли ей дрыхнуть? Ванну она уже приняла…
        - Нет у нее друга в разведке – как же, поверили.
        А наслаждению новоиспеченного героя-любовника не было предела. Еще бы: вокруг него кипят сильные чувства, за него борются, по нему проливают слезы (последнее, правда, его соблазняло меньше, но пока это где-то вдали от тебя, то можно даже и поблаженствовать), а уж за дорогой женой и вовсе обнаружились такие страсти, о существовании которых он за долгие годы супружеской жизни и не подозревал – ради одного этого стоило завести роман.
        Но несостоявшаяся еще любовница довольствоваться таким статусом не собиралась. То и дело делилась она со своим избранником поступающими в ее адрес предложениями, причем как весьма невысокого достоинства, из разряда – лямур в обмен на напиток в пабе, или в темном переулке мигнувший ей фарами автомобиль, знать, с теми же устремлениями; так и глобального характера, а именно – к ней сватались чуть ли не дважды в неделю. Не реализованный же покамест любовник, в ревности за всю жизнь особенно не замеченный, только отшучивался, желал успеха и одобрял выбор.
        - Слушай, по ней же психиатр плачет! Знаешь, это очень распространенное явление в богадельнях, когда выжившие из ума старушки и старички обнажаются перед медперсоналом соответствующего их вожделениям пола (эка я политкорректно закрутила!) – в предвкушении взаимности… Какая связь?.. Ее вера в собственную соблазнительность своей оправданностью вызывает у меня именно такие ассоциации. Ты же понимаешь, что она врет. И зачем она так жалко и неубедительно врет. Столь неукротимой популярностью пользуется разве что юная прекрасная фотомодель, и то не факт, а уж стареющая, малопривлекательная, никогда так и не устроившая свою личную жизнь невротичка – стыдоба просто!
        - Если б ты меньше грязи на нее выливала, я бы даже мог согласиться, что она несколько преувеличивает.
        Само собой разумеется, все эти разнокалиберные предложения высоконравственная влюбленная оставляла без внимания. Да как же еще, когда ежевечерне ее ожидало восхитительное виртуальное свидание – почти целомудренное, за исключением отлучки для принятия ванны в освящении волшебного селфи – с самым прекрасным, самым лучшим представителем богоизбранного народа!
        Жена, в свою очередь, тоже решила не отставать и призналась ему в своей нынешней связи, которую так успешно в течение уже долгого времени скрывала. Но не желание вызвать ревность руководило ею – для этого она слишком хорошо его знала: в последние недели он чересчур возгордился, а это было для нее непереносимо. “Думал перещеголять, родимый? – ан нет, тебе это не по силам: не доедешь, не допрыгнешь до меня ты никогда!”
        Как показали последние месяцы, отношение супруги к вопросу гендерного паритета, особенно что касается приравнивания женской измены к мужской, претерпело серьезные изменения.  Она еще, в силу природной справедливости, пыталась себя урезонивать – вроде, почему же это мне можно, а ему нельзя, но и тут у нее находились контраргументы. “Будь та нормальною бабой, а не тошнотворной лицемеркой со своими жалкими попытками оттяпать чужого мужа – нормальной, спокойной, умницей, без притязаний – то есть, как я, скажем… короче, если б мне она нравилась – тогда, наверно, другое дело”. Уже привыкший к ее чудачествам любовник, выслушивая такое признание, сочувственно соглашался, хотя до конца так и не понимал. Его представления о здоровых отношениях в семье подразумевали мужскую измену – и без посвящений.
        Душевные ресурсы снедаемой ревностью супруги истощались. В общем, этому роману нужно было положить конец, причем не откладывая искомое в долгий ящик. Вопрос – как? Конечно, существовал гарантированный вариант: написать бесстыднице со своего телефона нечто малоцензурное или вежливо-язвительное (последнее обычно в мыслях не удавалось), обильно сдобренное цитатами из любовного эпистолярия – заготовок у нее накопилось видимо-невидимо, но, к величайшему ее сожалению, она не могла себе этого позволить. В силу ограничений морального толка – муж ведь с ней так никогда не поступал. И отсутствием у него такой возможности себя было не оправдать. Вера в паритет пока еще не начисто выветрилась из ее головы.
        Для начала она предложила изменнику послать своей пассии им самим отснятый видеоклип, где один из талантов любимой жены являл себя в весьма впечатляющем свете: “А что такого? Я думаю, ей будет любопытно…” Он немного посомневался – как-то в самом разгаре отношений он по ошибке послал ей снимок счастливой, отрывающейся в пабе супружеской пары и чуть не заплатил за это полным разрывом… Ну а тут, и вправду, что такого: ни лица, ничего другого, способного вызвать протест, там не увидишь, а похвастаться и заинтересовать никогда ведь не помешает. Тем более, что в восторг далекая обожательница приходила от любого (почти) его проявления.
        В первый раз ей удалось сдержаться. Она выразила надлежащее восхищение дарованием и даже пустила слезу, рассуждая о том, как никогда не смогла бы причинить боль такой потрясающей женщине. Благоверная снова взбесилась от столь бессовестного двуличия: “Ах ты …” – матерщина на неродном языке лилась из нее потоком.
        Когда страсти поутихли, она перешла к обдумыванию новой козни, и подходящий вариант, не заставляя долго себя ждать, вскоре нарисовался, вернее, сфотографировался. Вернувшись из командировки, довольная супруга привезла с собой, как водится, кучу фотографий, однако одной из них она гордилась особо. Упиваясь восторженными и ошеломленными реакциями на опубликованный в социальных сетях снимок, она не оставляла попыток потрясти кого-то еще. И – “О, эврика!” Вот кого можно потрясти! В самое сердце…
        Она снова стала приставать к своей половине, чтоб тот отправил фотку по адресу: “Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как мне будет приятно! Такой кадр!” Он засомневался еще больше… Жена представала на фотографии в крайне эффектном и соблазнительном виде. Но главное заключалось в другом: там запечатлелся необычный контраст, курьезный и смелый одновременно, способный заинтриговать и незнакомого человека. “Ладно, только выберу подходящий момент," - пообещал, обмозговав все за и против, податливый муж.
        Последовавшей реакции не ожидала даже коварная интриганка. Она, в общем, рассчитывала в очередной раз похвастаться, хоть бы и перед ханжой-греховодницей, и лишь заодно чуть-чуть (или поболе) уколоть. Задетая же в лучших чувствах, вот-вот, как ей казалось, поймавшая уже за хвост собственное счастье, разочарованная вековушка отчаянно обрушилась на злую разлучницу. Восхитившись на истерической ноте наружностью, она бросилась во все тяжкие: “Безнравственная, закомплексованная, ищет любой способ самоутвердиться, кокетка, нуждающаяся в поклонении – готова биться об заклад, она продолжит изменять тебе снова и снова!”
        Влюбленный антропос был ошарашен и, что греха таить, шокирован. Аккуратно подбирая слова, он последовательно отстаивал честь единственной и неповторимой супруги. Он еще не хотел  полностью сжечь мосты и расстаться с фантазией: как минимум, обрести паритет с женой.
        Отбушевав, экспансивная горе-соискательница, конечно же, напугалась. Не желая потерять своего суженого навсегда, она еще пыталась переиграть, спасти зачервоточившие отношения. Но старой собаке, увы, новым трюкам не выучиться, и она то признавалась в любви и превозносила его до небес, то игнорировала его послания, то рыдала, не в силах смириться с утратой мечты о владении им безраздельно – на что даже подобием взаимности он уже ответить не мог.
        Ну, а вершительница судеб… Сейчас в ней боролись различные чувства: и отвращение к совершенно непозволительно распустившей язык и поплатившейся за это противнице, и гордость за дорогого, не давшего ее в обиду супруга, и ликование – хотя переписка еще продолжалась, возврата к прошлому уже не было, и даже некоторое сожаление по поводу разбитых надежд так и не реализовавшего себя в новом качестве бедолаги.
        В общем, через пару недель окончательно и бесповоротно обманутая в своих ожиданиях претендентка на уже застолбленные руку и сердце написала вероломному возлюбленному прощальное письмо. В нем она, вновь отчехвостив неодолимую соперницу, информировала его о воле всевышнего: вернуть заблудшую, не прислушавшуюся к гласу судьбы душу в лоно семьи. Он не спорил. Вернее, немного поспорил, опять выгораживая жену и не соглашаясь поставить точку. Предложение остаться просто друзьями ответа не удостоилось.
        - Видишь, а ты мне не верил, когда я тебе говорила: первое правило хорошей любовницы – не открывать хлебальника на супругу, тем более, обожаемую, - подводила итог законная половина, - это известно даже деревенским дурехам, ненароком вытянувшим из колоды счастливую карту в лице женатого столичного хахаля, а уж выпускницам лучших университетов мира подобное знание точно не помешало бы. Так что в следующий раз, расслабляясь после работы в баре, не забывай мой наказ… Сразу не распознать? А ты постарайся…
        Вот, собственно, и все. Статус-кво, а, соответственно, и мир в семье были восстановлены. Близился день рождения обретшей душевный покой победительницы. На вопрос любовника, что же ей подарить, чтобы не вызвать подозрений у мужа, сладко потягиваясь, она отвечала: “Лучший свой подарок на день рождения в этом году я уже получила!”