Кирилушка

Хорошо, коли явишься на свет человеком. Вот тебе и шанс
в чём-то проявиться. Многие свои хотенья, вовсе в ус не дув-
ший, пирожками умять. Кайфово общим скопом: умникам,
бестолковым и кому кривой телик жизнеучитель. Бедным,
наравне с богатыми, случается до корней волос довольными
бывати. Несносные характеры ваши, такие же, как вы сами,
воспримут терпимыми.
Затей с участью меньших братьев сравнивать, решительно
всё осложниться. Всеконечно, каким манером на ту тему вый-
ти. По простоте, где в три слоя умильная повидла али с под-
вохом закрутки мозгов? Ни то, ни другое автору не глянется.
Лучше будет вовсе непредвзято. Как Бог на голую душу по-
ложит, так и перескажу вам безыскусную баечку-быль про
обезьянку маготика. В откровенной хронике рейссказаний те-
плохода «Белозерск» обязательно приметное местечко для неё
бы сыскалось. Аккурат в бытность первого достопамятного
капитана Сергея Ястребцева (старшего), со всем к нему запо-
здалым признательным почтением.
… Когда удивительную серию красавцев, что прозвали «по-
ляками», стали гонять в Африку за красным деревом, мало кто
уже вспомнит. Драгоценные брёвна, почти каждое под сорок
тонн, грузят там прямо с воды. Тем гигантизмом и в колони-
альные времёна занимались и по сю пору пробавляются.
Экзотичные для всякого уха: Берег Слоновой Кости, Гана,
Камерун не спешат изничтожать, отпущенные им богатства.
Рутинное варварское дело, кое-как налаженное, местных
Обам устраивает. Новенькому белому присоветуют: «Пока не
хватил солнечный удар, удостоверься, какова у нас первоздан-
ная природа!»
Средь всего раскалённого маревым влажным зноем те де-
рева по одному вирали и в трюма укладывали, ни дать ни
взять храмовыми колонами царя Соломона. Любите метафо-
ры проще – тогда подойдут миллионные состояньица. Всюду,
где желанные сколачиваются, непременно льётся чья-нибудь
кровь. Редко обходилось без придавленных грузчиков, будто
крошечных букашек, погнутых стрел– тяжеловесов, как гни-
лые нитки порванных шкентелей*.
На «Кандалакше» (из той же бесподобной серии) всё разом
стряслось: четыре раздавленных, не говоря об упомянутых по
неодушевлённой части. Только что вошедшие в практику те
тайм-чартеры** считались тяжелейшими по условиям погруз-
ки и дальним переходам через дурящую штормами зимнюю
Атлантику.
Западные компании за поданный туда тоннаж привыкли
заламывать неописуемые цены. При этом хозяева их криви-
ли губы, словно делали благотворительные одолжения. Тут-
то  мы, советские(!), лихо, по тупости министерских умов,
сунулись. Хрясть, и завидную фрактовую наживу удавили
с умословием ревнивца: «Да не доставайся же ты никому!»
Чуть ли не за кукиш, по трезвянке, принялись калечить но-
вьё-теплоходы.
Извиняюсь за просветительское, около баечки той, нужное
вкрапление. Давайте-ка к ровному повествованию вернёмся.
… Перебирая ногами, чтоб не свалиться с мокрой округло-
сти, чёрные сплавщики подгоняли к борту будущий баснос-
ловный гарнитур. Естественно, с множеством выкроенных
потом обрезков для начётистых безделиц. Кому вовсе не по-
завидуешь, по-лягушачьи подныривали, чтоб застропить уез-
жающего в Европу. Затем уж отплывали буржуями в подогре-
том бассейне.
Огромное бревно, притопленное как айсберг собствен-
ной тяжестью, начинало свой неуклюжий «взлёт». В тот же
миг теплоход кренился из-за вываленных стрел, принявших
надсадную ношу. На малой высоте подъёма чаще всего сле-
довал изрядный тычок афро-исполина. Такие «здрасте» в
конце погрузки лишали судна фальшборта. Под ноль хуже
некуда: кривило комингсы трюмов, не желающих потом за-
крываться.
===* Шкентеля – тросы грузовых лебёдок.
       ** Чартер – сдача судна в аренду на определенный срок.

Весь этот разбой и разор повторялся и повторялся до ве-
черних роскошных сумерек, не приносящих избавления от
тягот жары. Казалась, она впилась в каждый сантиметр палу-
бы и настройки. Заласкала до сожжения кожу северных лю-
дей, тяготила их упариванием пота и без того основательно
выжатых тел.
К ночи на судне врубали чудо-кондишэн. При закрытых
дверях кают становилось сухо и весьма сносно. Ощущение,
будто забежал в огромный холодильник и в нём, по счастью,
прячешься до утра. Пускай эта прелесть обеспечивала про-
студный насморк, «везунчикам» – ангину, желающих пороп-
тать  – никогошеньки. Напротив, второй механик, в заведо-
вании которого значился «простужатель», ходил королём.
Пиковым образом всех взвинчивало: хватит ли баллонов с
фреоном? «Ежель нет, – айда к чертям топиться!»
А вот причастный, как никто другой, к эдаким напастям, бал-
дел от частых рюмок в прохладном Лондоне. Однако головастей
в сбыте красного дерева на свет ещё не рождалось. Седовласый
сэр, тяготившийся ноской импозантных костюмов, держал ми-
ровой, неподвластный капризам рынка солидный бизнес.
Случись ему куда-то наведаться, к парадному крыльцу ми-
гом подгонят помрачительный, классический «Роллс-Ройс».
Два пилота отделанного со стильным тщанием личного реак-
тивного «фоккера» всегда томились ожиданием неопределён-
ности и… невозможностью надринкаться.
Англичанин без подмесу по образу мыслей и чувств на-
поминал Киплинга – романтика колониальных походов в
купе с министром финансов королевы Виктории. Вообще,
Африка оставалась его старым трепетным коньком. Разве не
там он сумел потеснить резвых до барыша французов? Зара-
ботать сравнительно честно непредставимую кучу фунтов?
Да такую, что не проеферить и нескольким полусветским
мотовкам. Вот только с годами восторги коммерческих вик-
торий сгладились. С умными стареющими людьми делового
круга всегда так.
Рассеянный образ жизни постепенно овладевал им. 
В тридцати огромных комнатах удачливыми подселенцами
вписалась троечка крупных говорящих попугаев и парочка
забавных обезьянок маготов. Много было там африканского
антуража вперемешку с батальными полотнами англо-бур-
ской войны, коллекций дорогого оружия, собраний орденов
предков, изысканейшей мебели восемнадцатого века. Лишь
внутри этого музея, замирал бег времени, коему в натуре не
заржавеет, чтоб однажды подкатил к парадному катафалк. Но
пока гордый бритт мог позволить всё, каким-либо образом
оценённое в испорченном деньгами мире.
«Хочу неуёмного солнца, диких, сочных красок тропиче-
ского леса, желтых гобеленов саваны. Заодно убедиться: удач-
но ли нанял по дешевке в чартер совиет шипс?» – подумал, как
уже соизволил и претворил.
Ровно через сутки скоростной летающий борт доставил
его, куда указал. Свои желания бигест босс начал тешить со
второго пункта.
Бывалым взглядом придиры оценщика, оглядел не такой уж
примитивный процесс погрузки. Ни на минуту быстрей, ни на
минуту тише, а как действительно возможно двигалось дело.
Нанятый советский теплоход изумил великолепными со-
временными формами, мощными грузовыми стрелами. Это
не какой-то тьма-тьмущий, перепуленый от хозяйчика к хо-
зяйчику ржавый грека, истасканный в обоих полушариях дат-
чанин иль обманно подмазанный доходяга норг.
От цепкого рассматривания не ускользнули свежие раны,
причиняемые судну варварской погрузкой. «Каково должно
быть возмущение его капитана?» Он на секунду представил
диковатого мужика с бородой, изрыгающего проклятия, ко-
торые по слухам превосходят все словесные отрыжки продви-
нутых наций.
Ничего лестного не сказал бы он и о ходящих под присмо-
тром Ллойда и флагом Англии. Отныне башлять за гонор, пе-
реплачивать за задранный на мачте родной юнион джек про-
зревший сэр счёл оскорбительным. Спесивая патриотичность
лопнула для него дождевым пузырём на Трафальгардской
площади. Хоть бы и оживший на своём столпе сам адмирал
Горацио Нельсон зыркнул осуждающе. Бизнес ноу, есть ноу.
Даром что ль подмечено: удачные мысли приходят с непо-
нятно откуда-то взявшимся озарением...
В голове под пробковой шляпой-шлемом отстучалось, как
на пишущей машинке: «Кстати бы, нанести визит мистеру
капитану. Грех упускать случай на близком уровне понять за-
гадочных прежних русских. Подходы их верхов почти всегда
на грани фола и краха. Интересно, что думают про это испол-
няющие утопическую блажь? Ещё бы уяснить, почему вели-
кий народ, на равных тягавшийся с Британией, стал безлико
советским? Возможно ли, чтоб этакое учудили, допустим,
свои бузотёры ирландцы?! Да хоть китайцев возьми. В самом
Гарварде, надо полагать, руками разведут. Вовсе туманный
эксцентричный закидон!» (Где гладили по головкам наших
бестий, исполнивших вражеский проект, воспитанный на
предвзятостях, деликатно упустил).
Без всякой нарочитой помпы, в несколько люмпенском
прикиде, краснодеревщик номер один вскоре оказался в ка-
юте капитана.
Начиная с трапа, к которому ткнулся облезлый катеришка,
любопытствующий сэр был воспринят за чудного агента. Са-
мое смелое предположение: бедолажный сдатчик груза. Иначе с
каких забродивших фиников в эту «кость» белого занесёт?
По крайней мере так прикинул второй помощник – знаток
физиономий от Хабарки до Маймаксы и кабыть планетного
разнообразия. Спасибо, удосужился, серчая, стать сопроводи-
телем.
– Хелоу, мастер, – не очень-то церемонясь, начал гость.
Похоже, изучавший этикет в портовых кабаках, он про-
стецки отстегнул с ремня пузатую фляжку.
– Сори, как вы насчёт пообщаться? Попутно представлюсь:
Я ваш наниматель, но это не должно вас смущать. Ведь мы оба
джентльмены и никак ровесники.
При этом визитёр отметил про себя благородно-муже-
ственнную наружность русского кэпа. Именно подобная свя-
зывалась у него исключительно с носителями мундиров слав-
ного королевского флота. Выпадание из главного предмета
гордости больно кольнуло вроде занозы. «Во, де, заполучил!»
Короткой паузы было достаточно, чтоб подобающе ото-
зваться:
– Вы меня ничуть не напрягаете. Почему бы нет?
Сергей Александрович показал улыбчивыми глазами на
отстёгнутый предметик.
– Присаживайтесь насколько вам удобней, сэр. Не начать
ли нам с доброй кубинской «гаваны»?
– Вы говорите по-английски так, как у нас до войны неко-
торые любезничали. Откуда это?
– Именно от них и привилось. Случалось, знаете ли, в годы
союзничества совместно в холодных углах ада бывать. Ну и в
Рейкьявике, ожидая сбора каравана, «джемисоном», «порте-
ром» обоюдно баловаться.
– О! Почти завидую вам. Я тоже тогда служил. Наша бере-
говая батарея за всю войну ни разу с результатом не рявкнула.
К полному стыду мы проспали «Шарнхорста» и «Гнейзенау»,
выскочившим в канал, чтоб дать дёру из Бреста.
– Полно казниться, сэр. Представляю, с каким удоволь-
ствием после утреннего кофе и сандвичей вы бы влепили
бошам в погреба боезапаса. Да что толку догонять прошлое.
Лучше выпьём за наши последние клочки здоровья.
Несмотря на поддатость, всю страшную за ним силу денег,
сэр ощущал невозможность быть на равных. Только по одина-
ковой дозе принятой на грудь, вроде мирящий паритет. (Спо-
ру нет, по питейному англичане те ещё профи!)
– Мне хочется что-то для вас сделать, мастер.
– Разве недостаточно, что мы так вери найсово сидим?
Расчувствовавшийся гость отрицательно мотнул англо-
саксонским медальным профилем.
– Не подарить ли вам премиленькое верное существо?
– Надеюсь, это никакая-то тощая ваша мисска, – попытался
отшутиться Ястребцев.
– Помилуйте, гораздо стоящее. Это, это… обезьянка магот!
Мало найдётся тех, кто наслышан о гибралтарских мартыш-
ках. Меж тем, они находятся под покровительством всей супер
мощи военно-морского флота Британии! Даже клятва беспо-
добная затвердилась: «Мы будем защищать этих обезьян до
последнего англичанина!» Безхвостных и хвостатых – для нас всё едино!
– Кто ж без вашего спроса столь охраняемую популяцию испортил? –
деликатно подколол Александрович.
– Негодяи испанцы. Не иначе берберских подпустили. Подлая месть за
отобранную скалу.
– Что вы говорите?! Фи, серинадным апельсиникам. Я бы предпочёл всё
ж хвостатую. Без обиды? Йес?
Донельзя довольный замутой и реноме мартышек, редкий визитёр
победно откинулся на диване. Желая подморозить кайф важного
гостя, Сергей Александрович мешкал с заменой осушенной фляжки.
Одновременно хитро заполнял люфтпаузу словами:
– Вспомнил! Однажды держал я в руках 5-пенсовую монет-
ку. На одной её стороне сама королева Елизавета II. На другой
узконосый красавчик магот. Чем не продвинутая компания
по сомнительной теории натуралиста из ваших? Предлагаю
опрокинуть за обоих отчеканенных. Но уже русской холодной
водочки. Гуд?
Опять поплыл разговор как по пролитому оливковому мас-
лу. И всё благодаря одарённости Александровича осёдлывать
нужный случай. Именно такой был самим небом спущен ему
сейчас. Кровь из носа, надобно завести фрахтовщика в узкий
лабиринт чести  да и оставить наедине с похмельной совестью.
Пусть-ка всё порушенное распорядится отладить, приварить,
как для себя любимого. Значит, щепетильно к каждой железя-
ке и не жмотясь.
Пока что пили за скабрёзно весёлое, мужское, припомнен-
ное, шутки ради, из растраченных по разному лет. Концевые
традиционные вбросы кэпа: «за тех, кто в море», «стремян-
ная» в двойниках смысла прокатились вовсе неощутимыми
салазками.
Настала пора выпить за трёх китов, то есть за восстано-
вительные работы после калечащих погрузок, вплоть до по-
следней. Даже ударили по рукам, сойдясь в том, что под это
подгонят первоклассных технарей из доков Кейптауна. Под
джентльменское заверение, разумеется, протокольно выпили
стоя, и не закусывая.
Пик славного сидения нуждался в бьющей на эффект точ-
ке, где все на равных. В цене лишь острота ума, жесты и сохра-
нение лиц, не помраченных почти эскадренной дозой водки.
Элитные виски во фляжке?! Помилуйте, да то разминка пред
серьёзным напитком.
Сэр силился блеснуть ярким спичем, прочно увязанным с
благополучной доставкой дорогущего товара.
– Соу, соу, – тянул он, да ничего, к стыду, не рождалось.
(Отпускать шуточки, бросаться отточенными фразами –
это вам не банкноты приумножать). Пришлось выводить его
из тупика драматическим уверением.
– Обещаю: мы сломаем(!) этот рейс.
– Сломаем? – озадачился вовсе не симплицисимус*.
– Именно так, сэр, заявляли волки императорского россий-
ского флота. «Сломаем!»

Надо полагать, страдая похмельем, несостоявшийся мет-
кач– артиллерист припомнил свои недолёты в острых словцах,
ничуть необязывающую застольную обещанку. Это заставило
его выдавить нечто похожее на «эх, ма!». Запрещая себе стыд
и раскаяние, бух – восстановительную рюмашку. Сразу беспо-
щадно к себе принялся отсчитывать: ван, ту, фри и изображал
приседание, боксёрскую стойку, стремительный хуг.
Можно ли кодового лекарства нации чураться? Головная
боль с кислым, вонючим потом кинулась опрометью на вы-
===* Simplicissimus (латин.) –  простак.

ход. Оклемавшийся сэр почувствовал тугую пружину воли,
нужную ясность в мозгах. Уже из душевой выкрикнул распо-
ряжение по долгам чести. И снова испытал облегчение. Так-
то со всем личностно-этическим было напрочь, сугубо по-
миллионерски, покончено.
С восстановившимся пиететом к себе он вправе пожить по
намеченному первым пункту-причуде. Точно отоспавшимся
в палатке свежим королевским пехотинцем с подсумком раз-
рывных пуль дум-дум подался в любимую им савану. Там, по
крайней мере, сумеет от всего отвлечься, стать самим собою.
И Боже упаси по случаю исследовать «русские вопросы»! Хва-
тило одного урока. Всё ж таки сумел сэр, по умственным при-
кидкам, накрыть общеинтересный парадокс. И какой!
Приведём же его: «Как бы идиотски не управляли этим на-
родом коммунисты-утописты, тот не провалится в тартарары,
потому что много в нём здравых, многогранных людей. Вот
и поразивший ровесник– капитан явно помнит родные им-
перские корни. На таких, всё, очевидно, там держится. Значит,
когда-нибудь (страшно подумать!) они отыграются в истори-
ческом казино с процентами».
По хозяйскому велению спешно отловленного молоденько-
го гибралтарца в лепшем облике подпорченной породы на том
же «фоккере» доставили. В духе бонтона, не без напора на-
стойчивости, люди босса покорнейше просят живой презент
принять. Несколько коробок с фруктами на прокормление по
первости, к тому ж в придачу.
Уважая проявление джентльменства недавнего своего собу-
тыльника, Ястребцев сдержанно колеблется и… соглашается.
Событие сугубо «белозерского» значения объявляют по су-
довой трансляции. Место передачи из рук в руки – простор-
ная столовая команды. Все означенные в судовой роли мигом
нарисовались, окромя вахтенного моториста, заменявшего
собой автоматику, и матросика для бдения за местными лю-
бителями чего-нибудь стырить.
Загадочное существо мужского пола, видать, малость ро-
бело. Всё ж некий интерес к имеющим слабое сходство с его
сородичами читался в пытливых глазёнках-бусинках.
Густо-бурая и жёлтая шерсть служила ему одеянием и
даже обеспечивала причёской на манер Че Гевары. Грудка бе-
лая – природной манишкой. Шерсточка на брюшке отдавала
голубизной. Симпатная мордочка более напоминала иную
физию палубного салажёнка под лёгким хмельком. Свой па-
роходский пацан, уж не взыщите! Подумаешь, немного всё
ж странен и с хвостом. А вы совсем нормальных-то видали?
Молчите! Молчите! Запальчивое ваше «да» ещё как вас под-
ведёт. Наперёд взмокнете, ища заявленных совершеннейших
людских особей.
Обоюдное рассматривание подначило морячин к улыбкам.
Многие невольно вместо слов заобращались к нему:
– Гы-гы, ий-ий, – и прочее из того же мусорного надсме-
хательства. Лишь бывалый боцман Володя Шошин, двинской
крепыш, объяснился чисто человечески:
– Как звать-то тебя?
Магот, казалось, просёк до точности. Возложил передние
лапы на головушку, будто страдает с большого будуна. Да так
и замер.
– Ну, ясно. Кирюшей его звать!
Дружный хохот потряс столовую, заглушая подпалубный
гул двух динамок, работающих в параллель. Находчиво окре-
щённый с артистичным достоинством распрямился. То ли
подтвердил, то ли передразнил грустным комиком напрасно
потешающихся:
– Ы-ы-ы!
    Исполнители воли босса, ни черташеньки не понимая по-
русски, с уксусными улыбочками, заспешили к трапу. Тут в
самый раз пресечь все возможные между своими недомолвки.
Как бы давно решённое, капитан отчётливо донёс до умов:
– Кирилл будет жить в моей каюте. Пользоваться моей за-
щитой. Все претензии к обезьяну, рассматриваю я. Кто забу-
дет эти несложности, пусть пеняет, что угораздило попасть на
«Белозерск».
    Заранее ясно: вопросов у матросов, мотористов и на уров-
нях АМУ, ЛВИМУ не возникло. Подействовал пудовый, на-
стоящий авторитет участника центрового момента советской
истории. (Лишь шизик бы нагадал, что оная одним днём, да
ещё в белорусском лесу близ польской границы закончится).
    Кто пережил, ходя старпомом, беспощадную войну на море
был невозмутим. Чего за такой выдержкой только не стояло!
В строку вплеталась и любовная Клио* с юной радисткой, всё
той же войною проверенная.
    Он, на уровне второго после Бога для команды, мог бы даже
вообще промолчать. Большинство из наставляемых ходили с
ним на пароходе «Северная Двина», отдымившим явный пере-
бор лет. Само собой, давно притёртые друг другу были дружны,
отчаянны, почитали мореманский шик наравне с честью. Ино-
гда делали проступки, но опять-таки исходя из понятия: каким
должен быть настоящий моряк-загранщик. Только воспитан-
ный старой морской школой капитан мог видеть насквозь этих
простых мужественных людей. На что-то посмотреть сквозь
пальцы, из-за чего-то списать к ядрене фене.
Все они тогдашние куда понятливей, отзывчивей (читай –
не ошибёшься) сентиментальные коряги. Детскость – в каж-
дом. Ибо какой нынешний, подчас с запросами гешефтмахера,
согласился бы на то, чем довольствовались они?!
Нет, не случайно Кирюшкин получил прописку на «Бело-
зерске». Влёгкую задел мартышкин сын за баское, что было
в тех смиренниках. Обаял и своим детским потрафляющим
нравом по сути проданных на время, напрочь умаянных Аф-
рикой.
С того дня обернулась дикая житуха Кирилла цивильным
бытиём. Каюта кэпа на тех «поляках» – нечто двухкомнатной
квартиры. Вдосталь места, широкие прямоугольные иллю-
минаторы, как лазы. Диван, чтоб под настроение поскакать.
Понравился и зелёный палас для снов и бездельных валяний.
Уединённость от прочих намекала, что он приближен к папе-
вожаку и это даже не надо доказывать. О, как! Знайте, наших!
На третий день место обитания с каютой чуть качнулось,
тронулось. В обзоре засинел океанище, какому Кирюшка
меньше всего удивился. С родной гибралтарской скалы ви-
===* Клио – имя древнегреческой богини истории.

дочки ничуть ни хуже. Однакось, она стоячая. А наш-то ны-
чок прёт и прёт! И ещё смекнул: тут живут по строгому рас-
порядку. Харчишься, не когда повезёт, а в абсолютно точное
время. Хочешь его засечь, изучай тонкие приметы. Скажем,
легкий стук-стук-стук, просовывает личико ихняя молодень-
кая самочка и приятнейшим голосочком выводит:
– Сергей Александрович, пожалуйста, на обед.
Тогда надевает папа-вожак свежую белую рубашку с не-
пременным чёрным шёлковым галстуком. Идёт отнюдь не
под высокое самое жёсткое солнце. Великий хитрец спуска-
ется палубой ниже и пропадает за раздвижными дверями. И
уж когда совсем изведёшься ожиданием, появляется таки со
вкусностями. Потчуйся, мол, братец по Дарвину.
Вот бы на том благодарно-душевном подъёме понятней
взвизгнуть: «Ты для меня круче, любимей всех моих братцев!
Ты мой большой папа! Не думай, что балбесничал. Чего толь-
ко из твоих же занятий не переделал?! По барометру нежнень-
ко пальцем стучал? Стучал. Колобашку завода каютных часов
крутил? Крутил. Толстую книжку «Лоция» листал на скорость.
Тебе лишь открою: особый смак твёрдые корочки её покусы-
вать. Ещё в переговорную трубку в спальне дунул. А мне из
неё: «третий помощник, слушаю, Сергей Александрович!»
Ну, я подводить тебя не стал. Пусть на проверку чёткости
службы грешит. Теперь, что у нас? Адмиральский час?! За ком-
панию да с полным удовольствием тож прилягу».
В третьем часу пополудни кэп с Кирюшей прогуливались по
главной палубе. Не столько для моциона, сколько обозначить
должное присутствие власти и вникание в боцманские рабо-
ты. Шкрабка, грунтовка, покраска глубоко, но по-разному ин-
тересовали их. Каждый имел на это свои неоднозначные воз-
зрения.
Александрович находил в трудах палубной команды каче-
ство и продвижение. Скупо похваливал расторопного драко-
на Владимира. Поощрял как бы. Предсказывал, до которого
дня будет сносная погодка.
Его же компаньон был пристрастен к малым орудиям тру-
да. На непонятный свой выбор какую-нибудь шкрабку опро-
бует. Ежели сразу до металла продерёт, заходит гоголем. Не
получится – вознегодует, швырнёт железку, как никуда негод-
ную. Неодобрительное «Ы-ы-ы» выразит. Затем кисти осмо-
трит, приглянувшейся контрольно мазнёт и обмирает впечат-
лённым зевакой подле картины какого-то из великих.
Следующим в судовой иерархии Кирюшка считал боцмана.
Не со вздорного кондачка – по сухому остатку от подгляделок
за ним. Всегда тот делово озабочен, убедителен в раздалбыва-
нии, красочен суровым моряцким видом. Постоянно с утра
при нём обтрепавшаяся ухарская свита, кою разводит на при-
думные марафетные работы. В грубой своей простоте такой
не покусится на верховенство папы. Значит и его (Кирюшу)
оберегёт, завсегда почтит. И что совсем замечательно – удо-
стоит разговором.
Зря, что ль показал да объяснил по-человечески приме-
нение укромного дальнего шпигата! Теперь, не теряя досто-
инства, как бы между прочим можно шмыгнуть к той дырке.
Отсюда строго очерченное мнение в конце перехода составил:
«На троих, пусть и тесно, власть и всякие эдакие персональ-
ные местечки ещё делятся. Только когда штормит, некий кон-
фуз. Ай-ай!» Спасибо, что на невольные проколы находилось
у нового ему сообщества понимание.
Неужто не рад бы он со всеми в открытую приятельство-
вать? Так ведь, во-первых: высокий статус обязывал иного
края держаться. Во-вторых: седой папа и тот, драконом про-
зываемый, могут огорчиться. «Лучше я всех-всех тайно лю-
бить буду. Вот на счёт проделок не получиться удержаться. 
В крови эдакое у нас, мартышек. Зато никому скучать не дам».
Теми стоящими и человека мыслями сердечко Кирюшки
настроилось на благое. И сам он быстро допёр, как надо ему
на совесть морячить. Без всяких обиняков понравилась ему
такая, словно для него придуманная теперешняя красочно-
сытая жизнь.
Что касалось прельстительных белозерских молодиц, воз-
никала огромная заковыка. С ними, де, как себя вести? Со-
образительный решил поступать чисто по нравам маготного
племени. Особливо, когда видел буфетчицу Катерину с хоро-
шенькой фигурой, в меру округлённым попенгагеном. Тогдысь
Кирилушка выкидывал оригинальную штуку: пристроит к груди
лапы бочечкой и сколь возможно около Катьки кругами заходит.
– Ой, чего это он? – вначале наивничала та.
Просёкшие язык жестов двухсмысленно ухмылялись. Уж
очень стрёмно матросам культурными словами выражаться.
Всё тот же мастак по-всяческому боцман Шошин тактично
просветил:
– Ни дать, ни взять младенчика якобы нянчит. Еже что,
усыновлю, намекает.
– Да ну вас с распутниками под трусами! – притворно 
свинчивалась Катерина и пропадала с глаз. Донельзя огор-
чённый её непонятками, маготик комкал жениховскую роль,
подаваясь залечивать неудачу куда как привилегированней.
Кстати, в той же Катериной прибираемой капитанской каюте
перед сменой постельного белья.
Лёжа на образцово отпылесосенном паласе, приходилось
додумывать не только за себя. За шуструю Катю, например.
«Чужанин ты», уж всяко разно мне показала. А я ведь мог быть
без хвоста и понятие об отцовском долге после любви имею».
Для сверки преобидных «почему» требовалось взгля-
нуть на себя со стороны. Впрыгнет Кирилл на умывальник
рядом с зеркалом и появившимся двойником, вовсе опеча-
лится. Зыркает оттуда какой-то мелкий в шерсти, страсть до
чего в сравнении с Катей непригожий. Тьфу! Тьфу! Вновь при-
нимается на паласе страдать. Впрочем, долго не выдерживает.
Теперь он не отвергнутый Кирюша – сущий философ-пофигист.
«Э, да стоит ли печалиться?! Пойду по жилью прошвыр-
нусь, пока папе-вожаку не до меня. То читает, то пишет. Хуже
того – грустить начнёт. Забывает даже погладить. Рассеять бы
его думушки, да вся биография лишь шныряния вокруг скалы.
Ладно, следующим днём мне повезёт. Палубой ниже – чаще
бывает всех интересней».
Самостоятельно снял дверь со штормовки и выскользнул
легче тени. Полутрапик одолел, как скатился.

«Накось, зачем народ в столовой команды расселся? Прим-
кну, раз уже всем свой в ихнюю архангельску доску».
Замечательней всего присесть на уголок дивана под выре-
зом кинобудки. Да места там, эх, заняты. А на том, где больше
всего хотелось, восседал дядька, что живёт левее папиной ка-
юты. В руках его непутная книжица в тонкой обложке, какую
и куснуть не за что.
Пришлось проследовать, метя хвостом, за пустой боцман-
ский столик. Немного поколебался с выбором вертящегося
стула. Наконец, «бросил якорь» и, как цепь, потравил хвост.
Вроде этим сказал: «Продолжайте, продолжайте».
Все взгляды сразу на Кирюшке сошлись. Скучающие лица, по-
ранешнему жаргону, рогатых и маслопупых, будто кто утюжком
разгладил. Разрядочка, подбитая дурашливостью, спасительно
состыковалась с времяпрепровождением, коего хуже не бывает.
Внёсший разлад в скукотень глазёнки состроил, дескать,
щас вникну в ваши тёрки. Откуда, по своей воле притопав-
шему, ведать, что угораздило попасть на принудительный
политчас. (По причине скорой стоянки в буржуазном пор-
ту вздумалось помполиту оживить росказни о неминуемом
торжестве коммунизма). Деревянным голосом, на любимом
местечке Кирилки, усыпительно бубня, читал он партийную
хренотень, сам, поди, поражаясь набору нелепиц.
Народ в воображаемой пробирке, малюсенькой судовой
капелюшкой отстранённо (куда денешься?) кряхтит, терпит.
Наш притвора полностью сливается с общей парсуной про-
свещаемых.
Обстановка соответствует: справа большой застеклён-
ный шкаф с библиотекой особого подбора. Левее – столик
с подшивкой главной газеты страны «Правда». По центру,
чуть сместясь, нечто плаката со стариканами ЦэКа полит-
бюро.
Тягомотина последних страниц не доходит до сознания аж-
ник вострых на всякое ушлое смекание. Все терпят из послед-
них сил. Уф, вот она, избавляющая печатная точка!
Помпа брякает уже отсебятину:
– Всем ли статья понятна?
Молчать выходило честнее. Все одинаково выразительно
немы.
– Здорово ведь! Давайте обсудим. Заглянем, так сказать, в
светлое будущее человечества.
Как напакость, рождённый на знаменитой скале вдруг раз-
дуплился тягой к совместному досугу с кэпом. Остофигела
пустая, нисколь незанятная морочная фича. «На что я дёшево
купился?!»
– Ы-ы-ы! – заголосил Кирюшка, аки действительно загля-
нул в психушку, где на стенах нарисованы бесплатные бутер-
броды с колбасой, штаны, «запорожцы»… И всё под клич–
плакатом «Давай, давай работай!»
Бежать через ту же дверь почему-то счёл зряшним. «Сквозь
камбуз – во, в самый разок».
Маханием передних лапок помог себе набрать скорость.
Срезая путь, вскочил на плиту… Вихрь галопа, как на фотке,
сделался статичным. Ещё бы! Шеф оставил секции на малом
нагреве.
Кирюшкин издавал вопли – Ы! Ы! Ы! Болевой ступор про-
шил насквозь. Подушечки задних толчковых начали вариться.
Передвинуться он уже ни сколь ни мог.
Вмиг растеряв правильность посадки на привинченных
стульях, рядовой народ рванул в хозяйство шефа. У каждого
мелькнуло: «Несусветное стряслось!».
Оторванного от плиты друган Владимир самолично бегом
доставил, куда тот и направлялся.
«Как прекрасно на своей палубе, где всё по уму, по сердцу,
рядышком с большим добрейшим папой, – осознавал Кирил-
ка сквозь слезы. – Степенней надо быть, степенней».
В столовой тем временем обозначился злонамеренный
срыв важного отчётного занятия. Обязанный чином зреть на
всё под казённым углом, помпа, он же первый помощник ка-
питана, буреет двухстручковой перцовкой. Внезапно заклоко-
тавшим самоварным вскипанием шлёт вдогонку:
– Ах, ты изъян природы! Ух ты, дрянь убогая!
Разворот на 180, чтоб успеть обжать ситуацию клещами.
– И вы туда же?! Занятие продолжается. Обезьянник, по-
нимаете ли, тут развели!
Это прозвучало скрытой угрозой в адрес капитана. Понят-
ливые наши люди, привычно играющие в задураченных, ожи-
даемо смолчали. Может, какие и не поняли.
Что вы хотите? Былинное время буксует близь начала ше-
стидесятых. В плавно переваливавшейся с борта на борт зао-
стрённой госсобственности СССР, иначе статься – фантастика
в квадрате. Каждый дорожил трудно доставшейся визой и во-
обще вякать «против» – подозрительный, ненашенский тон.
Срочно вызвал Александрович зомбированного бездельем
дока, чем разволновал его до крайности. Первый пациент из
всей судовой лечебной практики, ни в какую не давался. Об-
щими усилиями обработали пострадавшие лапки, накрутили
бинты. Дело встало за живучей матерью природой. Как мог,
Кирилка торопил выздоровление, портя то, что с таким ста-
ранием эскулапили над ним. К гордости дока, столь ужасно
пострадавший встал на лапы и даже запрыгал на подушечках
с новенькой кожицей.
По совпадению с приуроченным счастливым докторским
и кэповским днём рейс «сломали». «Белозерск» притёрся к
причалу под мощные портовые краны всей длиной 121-го
метрового корпуса. Италия остро учувствовалась Кириллом
близостью родины. На удивление, радость понял уж точно
любимый, нет, прямо-таки обожаемый большой папа, выхо-
дивши его.
Принялись они гулять по порту великолепной, знающей
себе цену невозмутимой парой. Седой красавец кэп и мелкий
(всего-то 60 сэмэ ростиком) сопровождатель из диковинной
породы. В воображении впечатлённых ими «во как (!) анту-
ражно должен выглядеть гранд капитано, привёдший класс-
ное судно с дорогущим колониальным товаром».
Забавной мартышке, как по волшебству, достался лучи-
стый край его ореола. Но и Кирюшкина видовая наружность
подыгрывала романтическому образу почтенного морехода с
золотыми нашивками. Пожалуй, пират Флинт в чёрном кам-
золе с короткой абордажной шпагой, пистолями за поясом и
попугаем на плече выглядел не менее шикарно.
Надо ль обмолвится, сколь очумевали шубутные итальян-
ские грузчики?! Да разве только они?! Весь околопортовый
люд приветствовал их восхищенными жестами, подобно со-
рвавшим голоса меломанам при лицезрении кумиров. При
этом колоритно странные товарищи щепетильно отворачива-
лись, не желая местячковой славы. Прогуливаемся, мол, при-
ватно и все дела.
Сергей Александрович, в ближайшей лавчонке накупал ба-
нанов, мандаринов, виноградной водки граппы. Перегружен-
ный ёмкий пакет нёс, вернее, волок, знамо кто. Огромность
ли доверия, то ли подозрение на возможные потери застав-
ляли Кирюшку останавливаться, делово проверяя содержи-
мое. Знамо, извлекался на пробу очередной бананчик. Лов-
кий магот аристократично прокусывал и тут же выплёвывал
верхушку плода, приспускал жёлтую шкурку… Неописуемое
гурманство «здесь и сейчас» заслуженно овладевало им. При
следующем стопе мастачно ошкуривался мандарин. Глазки-
бусинки прятались за веками, не в силах выразить крайнее
удовольствие. Так бывает, когда само счастье гладит кого-то
по бедовой головке.
К обоим белозерским снисходило куда как распрекрасное
заслуженное отдохновение. Лишь морская сдержанность об-
рёдших твёрдую некачающуюся землю помогала сокрыть пе-
реживаемые добрейшие к ним минуты судьбы.
Особенно душевно проходили их совместные италийские
вечера. Александрович нет-нет да благостно, не морщась,
пригубит рюмку до донышка. Синхронист Кирюшка глотнёт
полюбившегося ему судового компотца, чуток разбавленого
граппой.
Выпить за приход – это святое. Как-то всё сложится даль-
ше? Расслабляющийся кэп вновь приподнимал рюмашку, а его
косматый компаньон – компотную кружку. «Опять за при-
ход?» «Опять?»
Сознание дрёмно и сладко начинало слегка туманиться.
Мысли-образы каждого вольно отплывали по собственному
усмотрению. У одного – к дому на набережной Двины, где жё-
нушка и два сына. Другой видел оставленных на родной скале
много чего не представляющих соплеменников. «Хорошо-то
как  и без них!» – заключал окосевший гибралтарец.
– Ну, что? За приход?! Э, да ты «Ы-ы» не вяжешь. Награпи-
нился, никак?! Всё. Всё. Спать, спать, Кирюшкин.
Золотые деньки сменились на одоление в балласте океанских
разгульных хлябей. Чартер на то и чартер со своими законами,
временной, но всё ж продажей в чужую волю. Требовалось, не-
смотря на штормовую непогодь, прийти в ту «Слоновую Кость»
к такому-то дню. Для этого Александрович в прокладке курсов
избегал бодаться с рассерженным океаном. Поступал мудрее:
куда вынесет хоть в чём-то подвернувшийся фарт. Капитанское
верное чутьё во многом крыло козыри караулившей их стихии.
Пусть не на равных, «Белозерск» упрямо сматывал и сматывал
оставшиеся мили тяжкоизживаемого перехода.

Вроде бы всегдашне протекало одно лишь беззаботное мо-
ряченье Кирилла. Распрекрасное этось до поры прикидыва-
лось обманным петрушкой. Нежданно обозначился заклятый,
сразу нераспознанный им враг. И кто?! Улыбчивый прежде
дядька из соседней каюты. Стоило встретиться в коридоре
один на один, как тот менял гладкость щёк вовсе безбородого
на зверскую рожу, да ещё вкрадчиво шипел:
– Сги-и-нь, дря-я-нь!
Грубость не нуждается в переводе. Слишком она очевидная
штуковина. Таки «всех-всех любить» не получилось. Теперича
на капитанском паласе одолевали Кирилушку иные грустные
мысли. Ответить на тех потрудней, чем решить за себя и Ка-
терину. «Чё я ему бякового сделал? И большому папе, как по-
жалуешься с моим-то Ы-ы? Горюшко зело-зело какое!»
Прискорбная безысходность толкнула мирного магота
встать малым ростиком на поединок с почти Голиафом. Для
начала защиты своего доброго имени требовалась тихая по-
годка. Иначе к гладкощёкому дразнителю ни за что и никак
не попасть. На штормовке он дверь не держал и вообще имел
паскудную привычку запираться. Последнее обстоятельство
Кирюшка заранее прояснил, дёргая под дурика бронзовую
дверную ручку.
Ровно по заказу наладилась солнечная тишь с нежной оке-
анской зыбью. Хозяева кают в надстройке тут же распахнули
прямоугольные иллюминаторы.
К двойному Кирюшкиному удовольствию также поступил
его повелитель. Вот и Катя, не хуже сообщницы, отпела по ко-
ридору своё сладкоголосое:
– …, пожалуйста, на обед.
Обожаемый большой папа сменил белую рубашку первой
чистоты на ещё более безупречную. За малым недотягивала
она наглаженная и накрахмаленная до лампочки сияющей. (И
таким совершенным был Ястребцев (старший) и в главном, и
во всех мелочах капитанской и приватной жизни).
К тому обеду обычнейшим касанием придал галстуку
нарядный вид, удостоверился в ровности причёски, слегка
поодеколонил свеже-матовую бритость щёк и только за-
тем вышел.
Подавно вперёд рванул мающийся вечным бездельем тем-
нила-помполит в линялой рубахе пятого срока носки.
Сердечко вовсе не воина, рискнувшего постоять за себя,
перешло на дрожь. «Пора!»
Высунувшись из иллюминатора спальни, еле-еле сумел
уцепиться правой узенькой пятернёй за проём соседнего. Что
было сил нижними лапками оттолкнулся наудачу. Лишь уди-
вительным везением, не сорвавшись, влетел живой пращёй в
каюту врага.
Опачки! Где маэстро? Где тушь?! Обидно свершать эдакое
без зрителей. Ну да оморяченного магота подобные искусы
не волновали совсем. Не мешкая, принялся изучать чужое
жильё. «Надо усечь, чё энтому прыщу дорого? Ну, чего-
шень-ки?!»
Смахивающий в раздумье на гомо сапиенса, притянул к
себе ящик стола. О, если бы Кирюша мог читать! Преинтерес-
нейшие бумаги заполняли сие примитивное хранилище. Не
входя в подробности, он стурбулентил их так, что те взлетели
к подволоку, парашутя, куда попало.
Пространно сочинённая картотека, сродни лагерной, явила
в беспорядке краткие малявы по персоналиям. Бдительно воз-
далось в них (пока что чернилами) стилягам-тряпичникам,
пьяницам-гулякам, фиктивным комсомольцам, скрытым кон-
трабандистам, камбузным давалкам и прочим мутным.
Один листок миновал ограниченность каюты и возлёг на
трюмную крышку второго номера. Подобно жареной газетён-
ке с лотка, мигом был прочитан припозднившимся на обед
драконом. Не про кого-нибудь…самого его касалось. «Гмы,
занятно».
Тоже самое на своём «Ы-ы» подумал Кирюшка, обнаружив
в другом ящике, отличимую от прочих, цветную рисованную
бумажку. Покуда слепое подозрение на её важность овладело
самочинным дознавателем. «Ну-кась, наперво понюхаю».
Серьёзность изучения предмета заставила сесть в крутяще-
еся креслице. Запах сотен немытых рук, державших когда-то
находку, насторожил Кирюшу. Не сродни ли она тем, за какие
покупались бананы, мандарины и граппа, чтоб усилить незаб-
венное счастье прихода? Вот бы папе показать.
Резкий, противный щёлк врезного замка. За распахнутой
дверью нарисовался тошный сосед-обидчик. От взаимной не-
ожиданности момента оба растерялись. Первым ожил маго-
тик: крутанул на 360 со значением. «Как же, ждал, ждал. Ну-с,
пообщаемся». 
Гладкощёкий будто выдернул голосовую затычку:
– Попался, сволочуга! Отдай деньгу!
На этакое хамство Кирюшка ответил барственным обма-
хиванием пятифунтовой. Жарко, дескать, уж не обессудь. За-
тем скривился, изобразив намерение попробовать её на зуб. У
идейного дрына рулевой партии, помимо воли, подкосились
ножищи с 45-м размером тапок.
– Отдай, зараза. Отдай, голотыкин чокнутый, – зауговари-
вал помполит, суча к Кирюхе коленками.
Поделом вражине – убавился ростом, да вроде пахнул чем-
то гадко коричневым. Мстителю без выбора оставалось сде-
лать последний разящий выпад. По наитию срежиссировал и,
как сумел, исполнил. Самодеятельный лицедей, замечательно
изображая верх блаженства, принялся кусать и сплёвывать
частичками банкноту строгой отчётности.
На чертыхательные вопли помпы, к непоправимой концов-
ке дебоша, приспел Александрович с группой отобедавших.
Вся та же сцена предстала перед ними. Не было лишь кон-
кретного вещьдока расправы, превратившегося в слюнявые
комочки.
– Он! Он! – обличительно тыкал пальцем помполит, почему-
то стоя на коленях, – целых пять, нет десять(!) фунтов разгрыз.
Будьте свидетелями гибели инвалюты для культнужд*. Запро-
токолировать бы, Сергей Александрович вопиющий, случай.
– Ладно, и так разберусь. Скажу трёшнику, вычтет с меня.
– Не обидели ли вы его как-нибудь ненароком? – попытался
сунуться со своим психоанализом начальник радиостанции.
– Вот вам крест! – выпалил помпа и тут же, смутясь за
слишком старорежимный оборот, добавил, – слово ком-
муниста!
Разведший папу на непредвиденные траты косматый зве-
рёк по-прежнему восседал, как ни чём не бывало. Мордашка
миляги лучилась исключительным довольством от удавшейся
справедливой сатисфакции.
Может кому-то причудились колики раскаяния, затерзав-
шие Кирюшку потом? Как же-с! Лишь доподлинно изучивши
необыкновенный живой подарок перевёл тютелька в тютель-
ку с простодушного выражения глазок-бусинок. Каюсь, де,
набедокурил. Прости, папочка. Но и он тож хорош: ва-а-бще
никакой. Ы-ы-ы.
С тем-то, весело обсуждаемым на всех палубах событием, и
пришли в ту далеко несахарную «Кость». Липучая жара вновь
принялась беспощадно одолевать каждого, окромя приспо-
собленного к ней Кирилла. Обследовав все возможные пря-
талки, догадливо избрал он местечко под вельботом правого
борта. И к папе всех ближе (только шмыгни в надстройку) и в
тенёчке. Что ещё подходяще, никого не смутишь своей якобы
непричёмностью ко всему творимому на красавце теплоходе.
На самом деле он страсть как за Белозерушку переживал.
Особливо, когда пара зульцеровских динамок, принимая чу-
довищную нагрузку лебёдок, начинала завывать обертонами
под собственные Ы-ы-ы.
===* «Культнуждовские» деньги – две инвалютные копейки на одного че-
          ловека в сутки. Тратились на дешёвые экскурсии, сувенирчики и прочую
          мелочь.

Звуковые волны свирепо рвались наружу через поднятые
крышки капов и выход из машинной шахты на ботдек. Били
и били по затерзанным ушам команды своим техническим
адреналином.
Склонный к добровольному помощничанию тут как тут
у релингов. От них лучший обзор, вплоть до кормовой бар-
бетки. Наверняка неслучайно теплоход на две части смыш-
лёный поделил. Дескать, я тутось, а папа из лобового иллю-
минатора бдит.
Наблюдая за переносом бревна, высотой подъёма, Кирюш-
ка беспокойно покачивал головушкой. Подставлял под вооб-
ражаемую тяжесть лапки с розовыми кожаными ладошками.
Главное – благополучно разминуться с фальшбортом или что
от него осталось. Нельзя и по выступающим краям трюмов
вдарить. Для этого надо понапряженней, понапряженней,
нежней на вира тянуть. Иногда у него, точнее, у негров-лебёд-
чиков не получалось. Мокрый толстяк начинал раскачивать-
ся, ищя бодливый вариант. Нервы Кирюшки не выдерживали
позора. Он приседал, закрывая глазки лапками. Раздавался
страшный «Бум!»
– Ы-ы-ы! Я так и знал! Топенантами подработать поспешили!
Толечко огромное бревно скрывалось в трюме, капитан-
ский бой возвращался на заслуженный передых. Иным разом
таковым пожертвует – сбеганёт к папе.
– Ты-то как? – узнать.
Ох, не напрасно. Александрович от дурной жары втихую
прихварывал, тем не менее, считал вкрадчивую боль за пустя-
ки презренные. Подавно, не напрягая никого, ни с кем о том
не перемолвился. Даже судовой док был не посвящен в сокры-
тое мастером. Выходит, один Кирюшка знал и, вроде заботли-
вого сынка, оберегал батю.
Эдак деликатно пристроится у его ног, начнёт сочувствен-
но вздыхать. А то потрётся о колени своей симпатной мордоч-
кой и, не мигая, в глаза ему смотрит. «Ты, того, держись. Я с
тобою. Отдыхай пока, папочка». И рванёт на четырёх мелька-
ющих точках ревностно службу править в своём обезьяньем
понимании.
Только к ночи заявится, донельзя умученным шишкарём от
напряжной погрузки. Подле папы поиспускает вздохи и прочь
под родные южные звёзды. Гораздо ему привычней да теплей
тогда спалось.
Не однажды пробовал Кирюшка объяснить пагубу холод-
ного дутья кондишэна. И так и сяк в десятках вариантах ми-
мического искусства озноб представит. Александрович лишь
тем позабавится.
– Славно, братец, посмешил. Куда до тебя нашему Райкину.
Вскоре снова стали всей командой «ломать» рейс. И на сей
раз на Италию, чтоб довершить удачную сделку англичанина
с синьорами падроне* брендовых фабричек.
 
К тому сроку весна ощутимо в Старый свет приспела. Оке-
ан и тот подобрел. Небо рассинилось свежей эмалью Хемпел,
на круглых бачках которой старинушка–шкипер любовно
красил игрушечный пароходик. Скупо выписываемая за гра-
ницей, являла та эмалька предмет гордости боцманов, доско-
нально понимающих в судовом марафете.
Шошин хранил её в почетном углу малярки, решив пу-
стить в дело за пару суток до двинских берегов. Не грех и
по чуточке в бакалейные стекляшки корешам отлить. А те
их в купе с отоваркой по домам разнесут. Рамы, подоконни-
ки ярчайше освежат на тоскливую зависть соседей. Ибо на
всё приличное в родной стране дефицит. Выходит, жили по
установке: «Перебьётесь спроста дорогие советские граж-
дане».
Из-за подвижек календаря средь белозерских что-то нача-
ло подспудно происходить. На виртуальные ветви душ слете-
лись птички-мысли и давай щебетать о воистину выстрадан-
ном отпуске.
Даже Кирилушке замечталось ещёжды о личном счастье.
Пробным шаром обозначился прежними кругами-намёками
возле Кати. Куртуазно-убедительно сотворил лапы бочечкой
и, сколь получалось, ростика себе прибавлял. Тщетно. Ника-
кой взаимности!
===* Padrone  (итал.) –  владелец.

Вместо страданий на паласе, принялся запивать новый сер-
дечный облом сладким густым флотским компотом. Разуме-
ется, его-то разобидно мало давалось. Нет бы как пожарникам
для огнеборства воды и пены. А каким-то от жара отвергну-
той любови. До чего возмутительная, однакось, ММФ норма:
в день по кружке! Ы-ы!
Обаятельный проказник удумал заняться незаметными
эксами. Доскональное знание уставного распорядка исклю-
чало целиком вероятие засыпаться. И надо-то на всё про всё
улучить строго отведённую минуточку. Ту самую, когдашки
Катерина накроет в кают-компании столы, притащит горячие
супницы, расставит наполненные кружки и айда обегать ка-
юты комсостава. Ещё бы при этом стрелки на часах истолко-
вывать.
Но в той форе одним криминальщикам нуждишка. Наш
пробовщик полагался лишь на себя. И без наводок много
нужных подробностей знал. Даже кто, какое там креслице за-
нимает.
Первый раз до того чисто сработал! От каждой кружки,
окромя папиной, чуть-чуть пригубил и в отрыв через двери
портомойки. Попробуйте, подкопайтесь, чем был занят се-
кундой назад.
Весьма довольным, к отбытию сияющего всегдашним ден-
дизмом папы вернулся как ни в чём не бывало. С порога изо-
бразил: «Где справедливость на свете? Жди, пожди, раз бедная
ты обезьянка».
И надо ж так замешкаться, исполняя смачный дубль про-
шлой вылазки. Подвело обилие чернослива в кружке первого
помощника. Небезосновательно полагая, что за моральный
ущерб можно и добрать, Кирюшка снова запустил в неё па-
лец. Не в силах отказать себе и в сливке покрупнее, попался на
глаза изумлённой Кате.
– Ой, мамочки! Да что ж это такое?!
Объясняться, поднять скандал ахти неподходяще. Ей что –
все кружки выливать? Где ж компота шеф напасёт? Да и как-
то жаль мелкого своего симпатизанта. А ему застуканному
оправдаться «Ы-ы», так вовсе не светит.
В полном неведении отобедавшие комсоставовцы подались
с ленцой прикимарить. Лишь вторые – собачники, отбыли на
вахту. Четвёртый механичек с третьим штурманцом опоздав-
шими мальчишками заскочили, заметали – и нет их.
Наскоро помыв посуду, Катерина направилась к боцману
за советом. Фёдрыч – мужик умнейший. Скажет здравое, как
отрежет.
Тук-тук-тук и изложила остолбинительный(!) случай.
– Ё-ё, – протянул Шошин, – в историю ты вляпалась. Нико-
му боле не рассказывай. Самой боком выйдет.
– Вдругаря снова компотничать повадится?
– Не думаю. Партизан из него, как у деда мого…
Успокоенная Катя той доходчивой логикой прониклась. Да
сорочья женская суть не удержит горячей новости. Под чест-
ное слово: «никомушеньки» опрометчиво доверила её дне-
вальной Ленке. Стало быть, пиши: «пропала тайна». Обнаро-
дованная в тот же день, многих сумела посмешить.
Нашлись и брезгливые, яких едва не вырвало. Помпа, поль-
зуясь моментом, восклицал заварушным смутьяном с опозо-
ренного подобными же горлопанами броненосца:
– Доколе терпеть?!..
Выручил Кирюшку всё тот же Шошин. Враки, де, бабьи
придумки со скуки подхваченные. Ежель хотите доподлинно-
сти, дак вами обосранный без пардона бичевал при мне под
полубаком. Без пяти двенадцать мы оттуда к обеду двинули.
По арифметике-то прикиньте, сами вы гоги-магоги.
За базар отвечавшие брались подтвердить несколько ма-
тросов. Средь них особо отличимый Анатолий Кузнецов, луч-
ше всех стоявши на руле. Сам из себя бравый, несколько по-
хожий на Ястребцева своей подтянутостью, исправностью и
каким-никаким доступным матросу форсом.
Научение Кирюшки танцу «яблочко», жеста порвания тель-
ника, не без основания приписывали ему. Заглазно называли
Анатолия «кильский рулевой» по причине абсолютного до-
верия к нему кэпа. Во всех подробностях живописал алиби
и трёшник, упирая на шикарный обзор с мостика. Со слов
того свидетеля, Кирилка не просто плёлся за драконом, но и
обрубком манилы приставлял себе дополнительный хвост.
«Умора до чего!»
Одной лишь Катерине «сочинительство» вышло действи-
тельно жестким боком. Пришлось перед всеми виноватой
стушеваться, вроде серенькой мышки. Во многочисленных
навешанных делах юлой убыстриться, чтобы легче пережива-
лось. Субботняя смена белья и приборка капитанской каюты
страшили её. Как теперь к ней Александрович отнесётся? Даж
нелепый поклонник обезьяньего рода, вправе выразить своё
«Ы-ы с подтекстом».
Зря боялась. Александрович лишь ободряюще улыбнулся.
Хозяйствуй, мол, и вышел галантным океанским Ален Дело-
ном. Следом поплёлся Кирилка, противу собственного же-
лания остаться. Впрочем, верные лучшие чувства выразить
успел. В раскрытой ладошке протянул сбережённую от самого
себя конфету. С каким-то вопросом искал встречи глазами.
Но учёная на всю жизнь Катя теперь береглась от всего. Ли-
чико защитно отвернула и единственно певучестью голосоч-
ка, приласкала:
– Ступай, касатик лохматенький. Вишь, не до тебя.
В очередной раз отверженный коротал время на мостике,
взобравшись на высокую круглую банку (сиденье). До чего
притягателен вид сверху неровного, гуляющего простора! Да
и весьма строгое поместилище непонятных штуковин, сквоз-
ное на оба борта, завораживало Кирюшку. Самое аморозо –
рядом обожаемый папа, что не без удовольствия похаживал
по мостику, сверял курс, утыкался в локатор, подтрунивал для
настроения.
Вспененные загривки уже средиземноморских волнишек
приветствовали их мягкой качкой. Это напоминало забаю-
канное сородичами детство, которое, по счастью, не знает
наибольших обид. «Пусть всё ставшееся с ним похоже на за-
тяжное приключение, – его мартышкина дрожь в шпигате.
Предложи теперича, хучь сама королева англицкая, возвра-
щение на родную скалу – за трюм бы бананов не согласился.
Ведь ни большого папы, ни Кати, ни другана боцмана там
не будет. А вот эдакое, – настоящее убивочное горе. Ы-ы».
 
Ёк, – делится друган Владимир, возвращаясь со швар-
товки, – глядь-ка, знакомый причальчик! Никак, Генуя!
И без того бурая густая шерсть на загривке встаёт наряд-
ным колом. Моремански Кирюшкин фас – неизвестный науке
градусник, зашкаливающий от радости сойти на берег. Поче-
му бы снова не предаться маленьким портовым заманкам в
сверхпочтенном обществе папы?
Все с напастями странствовавшие по своенравным пучи-
нам, из любого века, поняли бы нетерпеливые праздничные
согласные Кирилла. Право слово, до чего щедро сахарен зо-
лотник приходного мига! Да за одно, что претерпели, безот-
лагательно, законно сто раз уже надо...
Его авторитетный папа на крыле мостика втянулся в раз-
говор с лоцманом. Ошибка Дарвина* вертится рядом, перетя-
гивая внимание на себя. По декламации Ы-ы-ы угадывается:
«Ну, пойдём же, пойдём!»
– Погоди, – отвечает ему всерьёз Александрович, – явится
агент, залирит** нас, тогда и прогуляемся.
Кирюшка готов годить, но только самую малость. А пока
даёт в восторге кругаля по судну, каждому попавшемуся по-
казывает: «Вот он я! Рад-радёшенек! Небось, и ты?».
Бежит на четырёх лапках к себе, – в капитанскую. Лишь
там доподлинно прознаешь: сколечко ещё мешкать?
Наконец приходные формальности утрясаются. Приезжал
на фиатешке агент с заказанной суммой. Назвать её стыд-
но. Зачем позорить моряков крохоборствовавшей на своих 
СэСэСээРии?
Является папа. Более довольным за Кирилку, чем за себя,
наиграно вопрошает:
– Чтишь «Правила поведения советского моряка за грани-
цей»?
===* Ошибка Дарвина – английский учёный с большими оговорками по-
          лагал, что человек произошёл от обезьяны. Современная наука устано-
          вила разность их геномов, таким образом, признав ошибочный вывод
          учёного, заодно опозорив любимые ссылки атеистов на Дарвина.
         ** Залирит.  Лиры – национальная валюта Италии в те времена.

Братец начинает как бы в раздумье почёсывать подборо-
док. То ли куснули его, то ли соображал, что за лабудень сие
означают.
– Ладно. Без правил порулим. Гоу, май бой!
Знаменитой в окрестностях парой вальяжно сходят с па-
радного трапа. Даже премьерная прогулка – это прежде всего
дела. Вначале Александрович взглянет на носовую и кормо-
вую осадки. Подметит объеденость Африкой и океаном шаро-
вого коллера надводного борта.
Подле замирает подтянутым адъютантом Кирюшка, жаж-
дет главного приказания:
– Ша. Берём пеленг на вино-фруктовую точку.
Как и прежде, стараясь не замечать восхищённых зевак,
следуют к припортовым улочкам. Те просто забиты до са-
мопадения с полок, прилавков, корзин именно этаким то-
варцем. Вон рыбные ряды с ночным, утренним уловом в ко-
робках, обложенных льдом. Липучими искушениями где ни
попадя наклеены номера телефонов Жоржеточек, Клареточек,
злачных балдений, гениев тату. Есть «колбасный» переулок
для верящих исключительно собственным глазам. Воочию
подпирают там стены прельстительные синьоритки, понятно
для какого рожна поигрывающие ключами.
Нашим героям аморалка любых мастей без интереса, хоть
«Правила…» фигурально описаны ими насвежо. Ястребцев
(старший), добиваясь прежде всего остойчивости, загружает
пакеты. На низ – тяжёлые бутылки граппы, наверх – нежные
плоды спелых фруктов.
Совсем трезвый вид при такой зарисовке осуждающе дико-
ват, как зевок под «мамбо итальяно». Из русской образности –
срочно прихлапываю то, что хочет вырваться.
Вон они заходят паладинами неразменной морской чести
в прохладный сумрак бара. Мистер кэптен заказывает три
«портера», своему заросшему шалапаю – кока-колы.
Солидность заведения сразу ставится под сомнение. Ан-
глийского пива нет?! Как!!! Трясущийся от позора его дер-
жатель срывается до другой наливайки. Притаскивает сразу
потную дюжину.
При звучащем в ушах бельканто от заполучения к себе бо-
гатеньких красавцев забывает разогнуть спину.
Кирюшка что-то кислится. Ага, распробовал колу, протест-
но отодвигает красную гадость.
– Не буду, не хочу, папа, этого!
Александрович делает распорядительный жест. Хозяйчик
подлетает с протёртым до блеска бокалом и со всем остат-
ком раздобытого портера. Теперь, соединённые причудливой
судьбой, на равных. Время останавливается для честно сло-
мавших тяжкий рейс.
– Ну, начнём. За приход!
Одначе, удел кэпов в любом состоянии – трезво контроли-
ровать обстановку. Отчётливо ясно: Кирюшке не дойти нико-
им образом.
– Счёт, такси и отваливаем.
Услужливый, до сих пор с согнутой спиной исполняет ор-
дер на одном дыхании. Под впечатлением чаевых помогает
усесться.
– Ариведерчи! Ариведерчи! – отсылает вослед автомобилю.
Завтра в баре не будет места от прознавших, где изволил
отдыхать капитан-картинка и, несомненно, большой учёно-
сти гибралтарский пьющий магот.
Приличное «альфа-ромео» остановилось, не докатив до
трапа из-за заваленности причала. Следуют три звонка по-
данных вахтенным матросом. Дежурный штурман поспеша-
ет встречать. Нерастерявшему щегольства Александровичу
остаётся мягко объясниться:
– Я беру на руки Кирилла, ты пакеты. Устал он, голубчик, от
длинного променада. Что значит мало гулять!

Судовой народ, оттопавший советскими тройками торго-
вые уличонки, накупился барахла, сходящего в Союзе за крик
моды. В расширенных глазах почти всех от обилия притащен-
ного в каждую каюту шалили базарные бесенята.
Претерплённые муки зимнего плавания и африканской ду-
ховки наконец-то обернулись личными удачами, которые по-
пробуй приписать серой обыкновенности!
Весело перещупав, рассмотрев и прикинув, за сколь всё это
толкнуть где-нибудь в Бердичеве и Мышкине, «не наши» отхо-
дили ко сну в совершеннейшем банкирском удовлетворении.
Заведённые отоварным днём бездомные романтики, про-
писанные по пароходству, успокаивающе смолили «Шипкой»
и «Беломорканалом» свои молодые лёгкие. Им рисовались
гулянки в бич-хате круче класса Интурист. Никелированные
«волги» несли их навстречу вину, музыке, женщинам со ско-
ростью торпедных катеров. И много чего этакого шаяло в ди-
коватых мечтах от долгого воздержания.
Степенней тех и этих, истинно архангелогородские, сма-
ковали тайно пронесённые винные кирпичи. Невесть каким
числом, но будку сенбернару сложить можно. Потому вол-
нительное для товарищей вовсе ими не ощущалось. На то у
них жёны, родня, подруги, ещё как петрившие в обналичке
маdе in...
Сохраняя маскировку бдения, безотрывно пялясь в ил-
люминатор, не зажигал света помполит. Теперь он работал
по самому что ни на есть крупняку. Чесотное предчувствие
незряшнего этого занятия оправдалось сторицей. Вечер, рео-
статно переходящий в темень ночи, обогатил горячим перлом
на отдельно оберегаемом листке.
Спеша от радости заполучения факта, калеча слова и согла-
совку – «как это по-русски?», выдал в темноте каюты горелый
блин: « В падозрит состаян капитан и обезян возник на такси
падозрит пакеты тарчат фруктеми эт кажись для маскира???
обезян похоже в отрубе Наблюд прадолшу».
Следующим италийским вечером Александрович с Ки-
рюшкой уже баловались граппой. В чистом виде простенькую
соблаговолял человек, каким гордились бы на всех престиж-
ных флотах. Да и башляли бы ему в месяц (грубо прикинуть)
10 тыщь(!) баксов. Родное государство не считало постыдным
платить своим капитанам всего-то 90 зелёных (без захода в со-
впорт) и недосчётом эдак 350 деревянных рублей. То ли зар-
платы, то ли мандата пожить на ноготь толще.
Ни в какой графе госрасходов не прописанный Кирюшкин
удовлетворялся растворённой в компотце. Французский мар-
тель был явно не для них.
Ладно. Скромность, вообще-то, украшает. Как и вечный
тост без пьяной похвальбы: «За приход!»
Забавное усложнение однокаютники всё же ввели. Возгла-
шение отнынче сопровождалось неупускаемым ни в коем разе
культурным чоканьем. В такой-то идиллии протёкла у них
важная перемолвка. Говорил, правда, один Александрович.
Кирюшка простосердечно слушал, изображая приятность об-
щения. Не без гордости относясь к тому, что папа обратился с
чем-то душевным.
– Вот какая штука, братец ты мой. Во всём есть порядок ве-
щей. Его не сдвинешь, не обойдёшь, ненароком запнуться – то
пожалуйста. И по этому порядку на моей родине дела будут
швах. Это сейчас я кажусь тебе всемогущим. Даже конченая
жила подпупная – мой первый помощничек – бессилен нас
достать. Но воротится судно в Архангельск, железная система
разом верх возьмёт. Пришаркает мне на замену ходячий па-
раграф, из тех, какие сатанеют, выбившись в люди. Само твоё
присутствие на судне сочтёт недозволительным нарушением
всяких там запрещалок. Иль живодёров вызовет, иль тому,
кто тупей валенка, грех поручит. Не удивляйся. На том стоит
наш самый гуманный строй. Придётся тебя домой взять. За-
ранее предупрежу: квартирка больно притеснённая, уплотнё-
на родными до облома разыскать свободную шхерину. Не со-
мневаюсь: они мне отсемафорят про то без экивоков. По всей
стране у нас так: не жильё нормальное – сплошной «жилбыт-
сектор». Вдруг в больницу придется лечь? Иль ты озорнича-
нием своим в конец их достанешь? Совсем грустная тема, куда
тебя тогда пристроить? Парень ты всегда в радость, в доску
свой. По босяцкому материализму выходишь даже классово
нам близким. Можешь над тем хохотнуть. А мне не до смеха. 
Что ж получается: никому надолго ты не нужен. Расстраива-
юсь я с того. Перебирать граппы начал, да не легчает. Эх, нет
у меня и на миллионную долю кича того англичанина. В коро-
левстве евоном свой нерушимый порядок вещей. Наш к ихне-
му, увы, не паяется никаким продвинутым Левшой.
Александрович склонил седеющую портретную голову и
вроде бы слезу оттёр.
– Понял ли ты меня, Кирилушка?
Минута молчания – словно на обдумывание. Затем всхлип-
нуло одиночное: Ы – очень ажник осмысленное. Разнесчаст-
ную ту глухую гласную, как хочешь, так и толкуй.
– Пока замнём. За приход!
Слабый звяк рюмки о кружку. Каждый острым краешком
прочувствовал свою беду наперёд. Всё ж не поддались низо-
вой волне настроения. Рано, де, реквий заказывать, пока мо-
стик наш. Затугу, обещающую расставание на крови, попро-
буем пропустить через канифас и на турачку. А там увидим.
– За приход!

К концу выгрузки стала ситуация геморройной для отвеча-
ющих в конторе за работу флота. Попутного груза почему-то
не сыскивалось. Тогда и решили умники пентагоновские гнать
«Белозерск» балластом в Архангельск.
Прекрасный морской ходок ринулся к родным двинским
берегам, вспенивая воду с носа и много далее кормы. Высоко
поднятые борта, белая надстройка, мачты красивым абрисом
возникали и таяли, где были каких-то несколько минут назад.
Всё ж на самом кончике Испании велено было взять какую-
то сыпучку до одного голландского портишки. Подхватное
дело – краткое. Засыпались быстрёхонько и, благополучно из-
бежав бискайских качелей, куда надо прибыли.
На сей раз Александрович Кирюшку в город не взял. Пото-
му как это вам не разболтанная, певческая, вся на душевных
эмоциях Италия. Куда сумрачней, бюрократней злое забуго-
рье, то есть выживающая из ума старушенция Западная Евро-
па. Облепили её мухами множество служб, ищущих к чему бы
прицепиться и с того мани поиметь.
Шоповские метания кэп презирал да и настрой воли соот-
ветствовал отходному дню. Наскоро лишь закупился скром-
ными подарками и на судно.
Дошагивает до причала, только не к трапу направляется.
Следует к корме посмотреть изменившуюся осадку. Вот когда
пригодилась ему власть над нервами.
Уцепившись за баллер, по грудь замочен, а нижними лап-
ками на пере руля, спасается Кирюшка. И не просто бедует –
стоически ждёт большого папу. Ага, увидел. Лапку-ручку ос-
вободил, тянет с мольбой и немым воплем. Ястребцев через
две ступеньки одолевает трап.
– Докладывайте, – велит выскочившему дежурному штур-
ману.
– Выгрузка окончена, добирают остаток во втором трюме.
Стармех просит разрешения провернуть главный двига-
тель на воздухе.
– Сначала проиграем тревогу «Человек за бортом». Живо!
В расчехлённую и вываленную на уровень палубы шлюпку
впрыгнул странный подбор: капитан, боцман и третий меха-
ник, отвечающий за движок. «Майна!»
Только прослабли тросы на талях – к чертям гаки. Дюра-
левая шлюпка обрёла ход. Несколько секунд и вдоль подзора
кормы у цели тревоги.
Кирюшка мокрый, жалкий обвисал на кругляке баллера из
последних силёночек. И как увидел близость спасения, раз-
жал лапочки. Следующий миг он встретил в плотных объяти-
ях Александровича. По дорогому костюму, пошитому явно не
для экстримных замесов, ручьями стекала грязная вода гава-
ни. Но это не значило ровным счётом ничего. Счастлив спаса-
тель. Счастлив спасённый.
– Живи долго, братец. Вперёд, сушиться!
Было над чем тут подумать. Не настолько простак Кирюш-
ка, чтоб по глупости свалиться за борт. Определённо на суд-
не тайный его и Кирюшкин враг с пособником. По-другому
взглянуть – чёрную метку трусливо тем самым показали.
Обидно, да не страшно. Вот только не простудился бы с пере-
житого Кирилл.
Различные беды добавляют друзей, если мы сами чего-то
стоим. Шошин пообещал отныне опекать прогулки маготи-
ка всей драконовской палубной яростью. Наставил в том же
ключе подвластных ему матросов с плотником. Один из них,
точно, участвовал в «потоплении» Кирюшки. По бегающим
глазам паскудника вычислил. Кто заказчик, тоже догадался.
Шкурного из своих прижал за барбеткой:
– Кайся, гад!
Так и есть: на крючок штрафной характеристики безборо-
дый парня взял.
– Ходи теперя осторожно, Вася. Бойся поскользнуться.
Во те синяк. Поноси с недельку.

Кирюшка, удивляясь день ото дня нарастающей прохладе,
предпочитал каюту всем прочим любимым местечкам. Чтоб
не мешать своей простотой папе, подолгу озабочено глядел в
лобовой иллюминатор. Может, по-бывалому волнишку оце-
нивал? Силён ли нынче ветер? Не направился ли его друган на
бак? А пока что чаек, подрезающих курс, пересчитывал.
Дождавшись широкую спину Шошина, срывался за ним,
презрев озноб. Ведь дружба, как любовь: «своего не ищет»,
лишь отдаёт.
Догнав Владимира подле шкиперской, теребил лапками
края его морфлотовской ватной куртки. Запыханно издавал
особое Ы-ы-ы, на которое друган откликался поглаживани-
ем шерстяной головушки. И тоже с заметным комом в горле,
утешал:
– Полно, полно, Кирилушка. Разве мы тебя с кэпом бросим?
Да ни в жизнь! Подумать дай. Найдём, найдём, братик, выход.
Удостоверившись в сочувствии, Кирилл ободрялся. Шут-
ливое настроеньице мгновенно овладевало им. Тогда он бли-
стал пантомимой залезания на пальму, коей служила одна из
якорных труб, проходящих через шкиперскую. То, схвативши
там парочку мелких скоб, изображал папу, делающего заряд-
ку после случившегося поддатия. Уже шествуя с другом назад,
узнаваемо «рвал тельняшку», выделывал коленцы и залихват-
ские па матросского танца «яблочко». Даром, что дрожать от
холода бы должен.
В том своеобразном амфитеатре обозрения всегда найдутся
охочие зрители. К примеру, вахтенный штурман на мосту пры-
скал детским смехом. Прибирающаяся Катя по-девичьи поощ-
рительно улыбалась. Скучающий дед-паровик, переделанный в
дизелиста, опускался до резонёрства: «О, как рогатые по своему
подобию Кирилку-то воспитали. А мы бы из него человека сде-
лали. Машине яблочком не потрафить, шалишь».
Помпа ничего такого ни зрел, добиваясь придания сукон-
ного стиля бумажному поносу. Лишь Александрович хму-
рился с угрюмой отрешённостью. Судьба вдруг показала ему
позорное бессилие пред затверженным порядком несвороти-
мых вещей. Одни капитанские мысли сему противились: «Не
сдаваться же ей на милость. Ещё более стерва через негодя-
ев унизит. Надо, надо посражаться. Позову-ка боцмана, тоже
ведь к Кириллу неравнодушен. Совет держать будем. Может
во благое чего вымудрим».
Под ужин звонит Владимиру как какой-нибудь сухопутный
тапник такому же домоседу. Сравнение, конечно, изрядно на-
тянутое. По Норвежскому морю, чай, ведь идут. Да и номер
телефона Шошина из одной цифры на дырчатой крутилке.
Едва после подчёркнуто-вежливого стука боцман зашёл,
Александрович водкой попотчевал. Кирюшка норовил между
ними третьим нелишним оказаться. А уж довольным-то как
разлюбезной компанией был!
Ястребцев, не затягивая, прямо в лоб:
– Думал ли ты, Владимир Федорович, как с Кириллом по-
ступим?
– Ещё бы! Одно на ум пришло: в деревню отвезти. На рус-
ской печке морозы пережить запросто. Встреч с собаками, то
сложнее. Ну да при его ловкости и смекалки…  А изба про-
сторная, родительская, поветь большая. Всяко пообезьяней в
ней ему будет.
– Ишь, ты. Не густо у тебя вариантов. Хотя, как знать, как
знать…
Живой предмет обсуждения в счастливом неведении ки-
вал папе, другану и просил на своём Ы-ы: «Здорово, что со-
брались! Теперь завсегда давайте так. Ладно?!»
День прихода разгладил физиономии команды долгождан-
ным улыбчивым праздником. Однако у двоих лица отлича-
лись печатью озабоченности, погружением в себя. Оправдано,
конечно. Невдолге началось казённое прессование.
На борт прибыла многочисленная комиссия с беспредель-
ными правами. Поинтересовались и санитарными документа-
ми обезьянки при открытии границы.
– Где-то лежат, сейчас пороюсь, – искусно сманеврировал
Александрович. Вместо обещанных достал бутылку ирланд-
ской виски Jameson, выписанной у голландского шипчандера.
– Да вот же они. Полтора литра, сорок градусов. Убежда-
ют?!
Уф, пронесло. Да срикошетило в помполита за услужливый
«сигнал». Замазанные невинной мздой таможенники устрои-
ли ему настоящий шмон. Семь аляповатых чайных сервизиков
сочли товарным количеством. Чего-то ещё им в куче барахла
не понравилось. Вовсе припёрли журнальцем возбудитель-
ных поз для стареющих бабников. Лепет, что, де, родственни-
кам подарки, женулечке моей райкомовке думал с выкройка-
ми покупаю – вызвал только «хмы» со скаленьем.
Наказали не просто сокрытым стыдом. В присутствии ка-
питана и предсудкома, составив акт, лишние сервизы и пор-
нушный журнальчик объявили конфискатом. На сём пока-
зательном позоре символическое открытие границы с явно
вмешавшейся рукой судьбы завершилось.
Свободный народ засобирался по домам, подгоняя себя
именинным настроем, учащённым волнительным дыханием.
Разоблачённый же контрабандист дышал через раз, как трус
во вражьем окружении ждёт пробу штыком на мёртвятину.
Тут до медного партийного лба достучалось, что все несча-
стья от Кирюшки. Заклиненный суеверным страхом, решил
сказаться больным, «творения» порвать и прочь отсель без
оглядки. Что осталось в каюте – расплодившаяся на лёгких
хлебах семейная челядь сволокёт.
Огромный плакат «Слава строителям коммунизма!», под
который пробежала спасающаяся тень помпы, поглотил её,
несмотря на ясный полдень, чёрной маймаксанской дырой.
 
Каких-то трое суток – обвальная замена команды. Сам
Ястребцев сдавал «Белозерск» подменному капитану, сразу
указавшему маготику на дверь. Не понимающий, зачем это
всё – Кирилл жутко потрясён, растерян. Куда девалась нена-
глядная его Катя? Куда почти все делись? Зачем здесь шастают
откуда-то взявшиеся чужаки? Ответы где-то скрывались. Уж
на что до боли помогая им явиться, растирал себе лоб.
Казалось бы, вечные, ясные замечательные привычки и по-
нятия заменились несусветным кавардаком. И не папиной, а
в боцманской тесной каютке, палубой ниже, обитал он ныне.
Помнил, пришли они сюда вместе. Большой папа был печа-
лен, пытался втолковать вовсе съезжающее по катушкам ума:
– Говорил я тебе, Кирилушка, про железный порядок ве-
щей. Вот тот нас и настиг. Жалею, поделикатничал я. Надо
бы тогда прямо сказать дарителю, что так, мол, и так. Не
имею возможностей, по скупости собственного отечества,
приемлемо содержать вашего магота. Даром, что капитан.
Даром, что пароходы со всякой позарез нужностью приво-
дил. Даром, что воевал. Не повернулся язык, поберёг честь
страны. Зато она нас не пожалела. Тебе и мне вышло с того
страдать. Прости, если сможешь старого идеалиста. Через
три дня за тобой явлюсь. Столкну только галиматью отчё-
тов по чартеру. Своим я пообещаю, некий сюрпризный взгрев
с пол оборота.
Постерёг слезу и вышел, будто на минуту.
«Видно же: ох, достают его разные мороки. Справится –
вернётся. Это же мой большой папа!» – успокаивал себя по-
кинутый маготик.
Спал Кирюшка теперь под столом на крашенном линоли-
уме. Снизу сильно бил в уши утробный ритм динамки. В то-
мительном ожидании есть вовсе не хотелось. Даже к компоту,
приносимому другом Владимиром в суповой тарелке, равно-
душие выказывал.
– Понимаю, ждёшь, голубчик, ждёшь. С энтой печали и от
сладкого воротит. А ить завтра, послезавтра к беде радость
пришвартуется.
На эти утешения Кирилл вылезал из-под стола, тыкался
мордочкой в боцманские джинсы. Потом умоляюще загля-
дывал Владимиру в лицо, силясь понять за словами правду.
Похоже, начинал верить. Значит, принимался безоглядно по-
шучивать.
Бурлеск мимической сцены: вдруг входит папа. О, как он
наряден, красив, высок! (Стараясь смачно выразить, мим вы-
тягивался и подпрыгивал). Папа жмёт Владимиру руку. Об-
нимает Кирюшу. Вот так за плечики. Говорит весёлое, доброе
Ы-ы-ы. И они ему своё радостное Ы-ы-ы. Садятся тут, тут,
тут. Лихо чокаются. Ы-ы! За приход!
Снова и снова за тоже.
До чего правильно сыграл! Мудрая жизнь пролистнула пе-
режитое. Теперь раздаёт награды честно вынесшим чартерные
напасти, происки говённых вражин. Пусть так будет всегда.
«Ну, как получилось?» – немым вопросом спрашивает при-
рождённый артист. «Ты веришь, так оно и будет? Мы снова
пойдём качаться на волнах. Папа позволит мне смотреть в
бинокль, подавать карту, заводить часы, свистеть в перего-
ворную трубку. За это не жаль и векование на родной скале
отдать! Только поторопи большого папу. Скажи: «Кирюшка
очень скучает».
Фёдрыч утвердительно кивал, удивляясь более всего вер-
ной мартышкиной душе, какая у редкого человека сыщется.
Вольной волею он также с теплохода ни ногой. «Такого от-
ца-командира выручить – за великую честь. Отпуск, вестимо,
приманчив, дел-то в деревне! Дак не крайним же гадом про-
слыть».
Как обещал кэп, так и исполнил. Явился!
В точности предсказанное Кирюшкой сбылось. Алексан-
дрович, в великолепии своей внешности и ладной чёрной
форме, жал на равных руку Владимиру, обнимал Кирюшку.
Выдал понятное и гибралтарцу заверение, мол, всё о кей. За-
тем из дипломата извлёк ещё не пробованную альбатросов-
скую* бутылку.
– Давай, коряги-мореходы. За приход!
Посидели, как должно старым друзьям. Каждый осознавал,
что они на самом деле в плаваниях «сломали» и как всем этим
надо дорожить. Припоминаемое потом одно счастье на тро-
их сидело вместе с ними, незримо чокалось на проникающее
прямо в сердце:
– За приход!
===* Альбатросовскую – приобретённую в магазине «Альбатрос», торго-
          вавшим за чеки Внешторгбанка СССР.

К 16 трансфлотовская машинка «козёл» удачно зачем-то
подкатила. На ней и отбыл Александрович с Кирюшкой в со-
вершенно новую отпускную жизнь. Мелькающие всюду дома,
бегущие по рельсам составные гусеницы трамваев поражали
присмиревшего маготика изрядной длиннотой города, где им
уготовано бросить якорь. «Ы-ы». Это вам не срамные закоул-
ки Генуи. Ёк, как здорово ехать с папой!
Кой-какие мелодии, что игрывал боцман на судовой затер-
занной гитаре, желая развлечь его навроде, продолжали зву-
чать в ушах. К примеру: тата-та-та… Слова к ней непонятные,
страсть до чего задушевные. (Так мы от франсе шансона та-
щимся).

… Стакан вина я пью за старого товарища
И ты, дружище, выпей за меня.

Из песни позаводней, худо-бедно, понимал вот эти:

… За весёлую жизнь моряцкую
Полюбил я большой пароход.

От них хотелось дёрнуть лапкой наискось, напустить на
себя нипочёмность, небрежно осыпать Катю конфетами.
С павлиновки «козёл» завернул за угол мединститута. Дру-
гой поворот – во двор дома, стоящего почти на набережной.
– Тпру, – благодушно командует Александрович, – вылеза-
ем, брат.
Всегдашне вредный ворчун-шофёр, наважденчески заува-
жав пассажиров, выскочил наперёд да шустренько распахнул
дверцу.
Одна лестница сменяла другую, пока не кончилась вось-
мой. Впечатлённый ими Кирюшка присмирел от подобной
верхотуры. Конечно, не дотягивала та до родной скалы, всё ж
высоковато живёт папа. Во как ему полагается!
Вместо стука, Александрович нажал какую-то кнопку. Уди-
вительно, дверь после этого распахнулась. За порогом стояла
женщина, за спиной которой толкались два подростка. «Ведь
это ж папина семья! О-о!»
Коротеньки Кирилка стушевался, как некогда перед зерка-
лом. Присел простецки, глазёнки вниз навёл. Вроде бессловес-
но показал: «Представлюсь, если на то пошло. Я тоже папин
сын!»

Здесь поведаю со слов Сергея Ястребцева (младшего) про
Кирюшкино квартирное житьё. Сергей Сергеевич, как и отец,
стал замечательным капитаном, отзывчивым на всякое до-
брое дело человеком. Брат же его, военный лётчик Дмитрий,
несколькими годами моложе, – погиб.
Сколько смелых душами унеслось на серебряных крыльях
в занебесные дали! Трагический этот счёт, верно, оправдан.
«Ангельский полк» – не припущенный поэтический оборот
Высоцкого. Он есть! Ему не надо горючки, пополнения раз-
ящего комплекта. Он же ангельский! До Судного дня между
небом и землёй незримо за нас и с нами.

Оробелый Кирилка тише воды, ниже травы ступил на по-
ловицы коридорчика.
«Уж где будя. Вон сель у краюшка. Первейше мне с папоч-
кой не расстаться», – так и читалось с его кроткой, умиль-
ной мордочки. Выждав с показной воспитанностью полча-
сика, исследовал две комнатки, кухню прочее. Лишь тогда
окончательно место себе определил. Чик-в-чик подле крес-
ла, на кое присел Александрович. А для начала поёрзал, под-
локотник куснул и весь вслух обратился. «Что, что папа вам
глаголет?»
И ведь уловил. «Ага, про шторма, несносную жару, мер-
завца помполита и кто на балере руля очутился». Голослов-
ное нуждалось в подтверждении. За Кирюшкой не заржавело.
Он удалецкий вскочил, ударив себя в белую косматость груди.
«Мало вам?!» Изобразил разрывание тельняшки, затем выки-
нул коленца пофигиского «яблочка». «Ы-ы-ы – всё так и было,
но мы не унывали!» Репризным довеском бдительно зрил в
бинокль.
Смеялись все. Валентина Никифоровна нашла его ис-
ключительным морским милягой, с которым грех не ладить.
Мальчишки признали такого комика чуть ли не действитель-
но чудесно нашедшимся братцем. Ястребцев (старший) мирно
штилевал в единодушной домашности. «Славный вечер, ни-
чего не скажешь. Вкупе надо всех благодарить: Господа, судь-
бу, оригинала-англичанина».
Следующим днём Кирилка выказал на время припрятан-
ный мартышкин характер. Взял да поносился по верхам мебе-
лей, гардин, даже опробовал качку на люстре.
Начальной потерей из предметов уюта замели на совок
осколочки любимой вазы хозяйки. Сам виновник разминки
прижимался к пустому папиному креслу, не упуская случай
соболезновать факту. Кающийся его видок смягчил сердце
Никифоровны. «И то: не махровая же я мещанка. Правиль-
нее – объявить аврал».
Свистанная гасить нежданную напасть, подростковая ко-
манда во главе с матерью быстро преобразили квартирку.
Исключительно всё, что выпендривалось напоказ, исчезло в
ящиках комода и шкафов, отныне замкнутых на разысканные
ключики.
Вернувшийся навеселе с проведывания старинного при-
ятеля Александрович неподдельно изумился:
– Ба! Да нас никак обчистили!
Валентина Никифоровна ответствовала мужу в тон вос-
клицанию.
– То-то ещё будет!
Кирилка хотел было вставить своё Ы-ы, обаче смолчал.
«Папе и без того ятно. Ну, нет тут стометровки бак–корма. На
крайняк шлюпочной палубы. Одно стрёмное утеснение!»
Слушок, что у Ястребцевых завелась взаправдышная обе-
зьянка, поразил соседей четырёх подъездов. Тоже ведь не лыком
шитых. Все, почитай, из начальствующих, капитанских, дедов-
ских, лоцманских семей. (Дом-то ведомственный, с кочегаркою!)
Затоптаность придверного матика теперь указывала за-
рождение народной тропы. Что походило, как представил мой
терпеливый читатель, на едва проклюнувшиеся цветочки.
Вот когда бы ломанулась стройными рядами поклассно
6-я(!) школа, вздыбился бы подлинный фурор восторга от
лицезрения Кирюшки. За то, что школяры сейчас на кани-
кулах, Никифоровна неуставала благодарить летние деньки.
Крепкие нервы бывшей судовой радистки едва выдержали
мытарство кошмарным сном.  Всю-то ноченьку они излагали
выжимки из приключений, привычек, слабостей гибралтарца,
и что он предпочитает кушать.
– А коржики из нашего буфета по 7 копеек любит? – поин-
тересовался заранее покрасневший мальчуган.
– Конечно же! А ещё винегрет и котлетку. Всё не прочь сме-
телить. Такой он у нас хорошист! – не терялась даже во сне
хозяюшка.
Вопросы гораздо трудней расщёлкивал Митя с Серёгой.
Александрович брал на себя географию морских странствий
Кирилла.
Баланс зашедших с вычетом выходящих угрожающе рос.
Любопытная пионерия в красных галстуках того и гляди забьёт
живой пробкой квадратные метры. Несмотря на это, к подъез-
ду тронулись косяком педагогини в своём характерном прикиде:
строгом, тёмном, длинном. За ними по ходу жеманились пунцо-
вые, уже грудастые комсомолочки в установленной форме: ко-
ричневое платье, чёрный передник. Старшеклассники, пользуясь
свалившейся везухой, курили в рукава на задворках «Мира». За-
лихватское юное мушкетёрство не позволяло им быть как все. Во
всяком случае, пока не уличат. Но и в том понты.
Где-то с конца невиданной очереди напирала въедливая
завуч выяснить глубину учебного показа в натуре «из каких-
сяких произошёл человек». Бодрые мысли её были сопережи-
вательно достойны плодов текущего просвещения.
«Недорабатываешь, ыгы, мать. Мичурин давно повешен.
Не весит лишь Дарвин. В назидание всем его напротив учи-
тельской бы. Павлова – того у буфета, за опыты по выделе-
нию слюны. Ёщё нашарю, и через РОНО* списком воздам. По
металлолому резко прибавим, по макулатуре. И наша десяти-
летка, да с именем распролетарского писателя Горького(!) в
общем и целом, по городу в размать, загремит!»
– Чего курами топчетесь?! Продвигайтесь! Продвигайтесь!
===* РОНО – районный отдел народного образования.

Действительность же текла куда щадяще. Кирюшка по
большей части сибаритствовал возле папиного кресла. Каж-
додневно варился ему компот из сухофруктов. Привереда
мечтал о бананах и мандаринах, игнорируя вопрос: где их
взять в Советском-то Союзе?! Последние, правда, водились на
Новый год в детских подарках. При чём тут эта дата, разве та-
кому «желателю» втолкуешь?
Серега и Димка пропадали на пляже, с коего не запреща-
лось броситься в воду и плыть себе хоть до бонов. Шикарным
кролем, на зависть подгоревшим лежебокам, вернуться вновь
на песочек. С каких кислых щей быть похожими на тех?! Бейся
в волейбол, картишки или рассматривай исподволь девчонок
постарше.
Субботними, воскресными вечерами по забытым ныне
обычаям чета Ястребцевых любила принимать гостей. Каким
побытом водилось, имяреки выпивали, плотно закусывали,
острили, пели неслаженным многоголосьем. Досадной шту-
кою для Кирилки было то, что в компотец ничего не подли-
вали. Всё равно это была его подходящая атмосфера. Он и без
градусного кайфовал. Особливо дамочкам нетерпелось погла-
дить заморского чудушку.
– Какой красивенький, какой ты умненький!
Некоторые шли дальше сюсюканий.
– Дайте нам его на недельку домой. Пускай детки пораду-
ются!
Необъяснимо как, манеру гоститься по-русски перенял
имевший свою долю успеха в компаниях. Скучно же в долгом
отпуске без всякого разного обсыхать на берегу! А Кирюш-
ка разве вам не морячина? Чего может привидеться в эдаком
плохого? Требовалось лишь папино согласие, дескать, ладно,
голубчик, оттянись по полной, не возражаю. Поднаторевши
в житейском политесе, убеждался в том по отцовским глазам.
Благонравное напутствие Александровича:
– Смотри у меня там! Веди себя деликатно, – сдаётся было
притворно усвояемо им.
Пару деньков хитрюга культурненько кантовался: забав-
лял детишек, ел от пуза, сонно смотрел чёрно-белый телик.
Прощальным бенефисом устраивал акробатический беспре-
дел, похожий на вынос мозгов. Понятно, дамочек, в тесной
радиорубке войной не проверенных, черти даже по мелочам
заводят. «Красивенького, умненького» срочно доставляли за-
конным хозяевам. «Вы знаете, он шалил. Ну, а так ничего, за-
бавненький».
Дольше всех, аж две недели(!) прожил Кирюшка у школь-
ной симпатизанки Сергея. «Ага, набирала очки в дружбе»,
может, кто, торопясь, сказануть. По мне же, сострадательная,
понявшая Кирилкину душ, девчонка. Недаром потом женой
продолжателю капитанской династии станет.
Поздним часом, когда набережная пустела, странная
пара пересекала её, направляясь к реке. Путь заканчивался
у пляжной скамейки, как бы устроенной для одиноких зри-
телей открытой галереи природы, на изменчивых полотнах
которой всё более проступала светлая, чуть с размытыми по-
лутонами, северная волшебница ночь. Совсем рядом тихим
плеском ворожила волнишка по линиям прошлых отливов и
приливов. Там же мальки стайками, кратко понежась в про-
зрачной водичке, исчезали, где им родней. Множество, как
поплавков, чаек угоманивались до первого луча с востока.
Кегостровский берег дальней зелёной канвой то притяги-
вал, то отпускал взгляды. Широкая-широкая, роскошная лен-
та Северной Двины уводила за Мосеев остров большую часть
своих медлительных вод. С другой стороны острова её подру-
га – река Кузнечиха – продолжала опекать город, скрашивая
его провинциальную недостаточную приглядность.
Старый кэп и маготик замирали в живописной идиллии,
что выказывала им преддверие моря.

Ваша правда: начался подступ к главнейшей теме и смыс-
лу такого сякого бытия. Ничто земное не увлекало наших
героев бермудно запоминающейся, не нужной времяпролёт-
ностью. Каждый из них уже мечтал о корабле-доме. Плыть
куда-то, ломать рейсы, словом, жить по-настоящему. Если с
Ястребцевым происходившее в тайниках его души ясно, как
Божий день, то почему тоже самое пленяло Кирюшку? Вот
тайна!
Вдруг возле среза Мосеева острова показывались верхуш-
ки мачт, затем лихо выдвигался скошенный форштевень, над-
стройка, труба…
Александрович от волнения, коего нельзя стесняться, при-
вставал. Кирилка же начинал ликующе бесноваться.
– Ы-ы-! Ы-ы! Папа! Теплоход!
Вскидывал лапку, вроде сжимая подхмелёную кружку.
– За чей-то приход?! Так и быть, чокнемся!
С августа давай всё приметней темнеть. К нолю часов вовсе
делалось непроглядно. Излюбленные прогулки до пляжа, при
коммунальной разбитости редких фонарей, поневоле сверну-
лись. Кирюшка с того сильно заскучал. Не зная чем себя за-
нять, вредничал, нарываясь на разборки, всегда заканчива-
ющиеся оправданием от Валентины Никифоровны. Ей же, в
основном, и доставалось от подзащитного. Потому как в при-
бранной по-штормовому квартирке ералаш не устроишь.
Кирилка сменил тактику. Терпеливо караулил, к примеру,
куда хозяйка, забывшись, положила серёжки. Тут же хвать до-
рогие вещицы, приглашая погоняться за ним.
– Верни, разбойничек, по-хорошему. Кому я говорю!
Да по мартышкиным понятиям в том-то весь торчок.
– Ы-ы-ы! Нет, ты сначала догони!
В увлекательное состязание ввязывались сыновья – отлич-
ники по физкультуре. Кросс с препятствиями и обманными
финтами заканчивался в пользу затеявшего шумную катава-
сию. Довольный своей ловкостью, Кирилка шёл на мировую с
чисто говорящим видом.
– Извини, мама, шутки у нас, маготиков, все дурацкие. Обе-
щаю, что-нибудь безобидней придумать. Ы-ы.
До склонённой по-человечески головушки милосердно до-
трагивалась чуткая ручка, помнящая дрожь морзянки.
– Кирилушка, озорник экий. Лишше завтра не будешь? А?
В какое-то вовсе скверное по настрою мартышкино утро
произошла удивительная перемена в домашнем облике Алек-
сандровича. Проглядеть такое – умереть и не встать.
Большой папа внезапно облачился в так идущую к нему ка-
питанскую форму. С лица сделался весёлым, помолодевшим.
Жёнушке заказал парадный обед, сынкам получить по пятёр-
ке. Ну, а Кирилке, замершем в полном опупеозе, пообещал
ни много, ни мало синие(!) просторы. Далее истый морской
щёголь поправил перед зеркалом фуражку с тускло-золотым
крабом и решительно взялся за дверную ручку.
Не успел щёлкнуть французский замок, дитё природы ки-
нулось к тому волшебному стеклу. Явно воображательно при-
нялось оглаживать себя, искать похожесть с только что тут
стоявшим. Потом, якобы, чего-то натянуло на чегаваровскую
причёску, обратившись в одно напряженное ожидание. «Чё?
Чё щас разразится? Ы-ы?»
Благодаря тому, что контора пароходства была за Гости-
ным двором, Сергей Александрович вернулся довольно ско-
ро. Спокойная капитанская уверенность и то, что он не сразу
переоблачился в повседневное, говорили о многом. Кирюшка
вертелся рядом, беспрестанно заглядывая папе в глаза.
– Ы-ы? Всё кейно? Так переживал за тебя. Так переживал! Ы!
Отвальный вечер уподобился первому приходному. Заказан-
ные блюда удались. Пятёрки предъявились. Кирюшка смешил.
Наступило-таки предолгожданное счастливое новое
утречко. Бывалые океанские волки отвергли завтрак, как при-
надлежащие отныне судовому уставу. Рейдовый катер ждать
не будет – отвалит от Красной пристани ровно в 7-30. А им
серьёзные дела принимать. Болт на мешканье.
При сцене предварительного прощания третий сынок жал-
ся к остро проглаженной брючине папы, не пропуская ни
словца. Чутко уловив неловкую паузу, вставил своё:
– Ы-ы-ы. Мамочка Валя, прости. Ужо довоспитаюсь.
Мореходы пошествовали вдоль набережной с достоин-
ством уготовляющихся на кругосветку. Конечно же, наплыва
всех чувствий разом Кирилка не выдержал. Скакнул на план-
ширь деревянного точёного парапета и выдал стометровку.
Назад к папе, снова на рекорд. Подле памятника Петру I тор-
мознул, замер почтительной стрункой. Пред кем стоит – ни-
как осознал? С причины ли, что по узким чугунным решёткам
не пробежаться? Пришлось Александровичу за обоих на пол-
ном серьёзе доложить:
– На что призваны идём, сиречь морячить, Государь. Соиз-
вольте августейшее «добро» нам дать.
Оробевшему Кирилке внушительная трость Пётра прагма-
тично понравилась. «Ы-ы-ы. Папе бы такую. Солидно-то как!
Завсегда сыщется, кого след за паскудство дубасить».
Миновали петровскую горку и направо спуском к причалу.
А там уже не прохожие – морская братва разных возрастов,
чиноположений, до самых камбузят-пекаришек. Все, все зау-
лыбались, увидав известного капитана и личность иже с ним.
– Сергей Александрович! Наши белозерские(!) вас зажда-
лись.
– Льстишь, Юрка, – обронил чествуемый без обиняков.
– Нет, по простоте, как есть.
– Тогда и я по простоте. Быть тебе капитаном, Юрий Васи-
льевич.
Сконфуженный и одновременно щедро кредитованный
честняга-трёшник пропал за спинами.
Не утерплю от автора ремарку тиснуть. Хватски умел под-
глядывать карты судеб Ястребцев (старший). Тот Юрий Ка-
менный много позже кэпом «Белозерска» станет. Ни в чём не-
забвенную память о первом его капитане не опозорит. Даже
внешне переймёт морское щегольство, ту же смелость в по-
ступках, нигде и ни на что не меняемой чести.
Долго ль добежать «ярославцу» до городского рейда? В то
утро там красовались два «поляка», «горбатый немец» и паро-
ход «Кара» с кочегарской приставкой «божья».
К кому из них вначале подходить, решили крики:
– Правь к «Белозерску»! Вишь, обезьянка из отпуска вер-
тается!
Против народных подсказок упираться не с руки. В узкой
рубочке положили штурвал в сторону указанного «поляка».
Яко пёрышком, на стопе тренировано подвалили к его парад-
ному трапу.
Первым рванул на борт Кирилка.
– Ы-ы! Ы! Мы с папой вернулись! Вернулись!
– Вчера и я прибыл, – обнаружился рядом дракон.
– Ы-ы! Друган Владимир!
Чуть бы добавить в описания волнительного трепета пер-
вых минут на родной палубе. Но эмочки в размазку – не по
моей части.
Пока Александрович поднимался к себе, маготик обежал
всё, что представлял много раз во сне и скучной фатерной яви.
Ничего не позабыв проведать, ворвался в прежнюю их каюту.
– Папочка! Всё в порядке. Понаглядке убедился. Ы!-ы-ы.
Теперь жёг остатний вопрос: «С нами ли Катя? С этаким
деликатным только к Владимиру. Сделаю лапки бочечкой – он
поймёт».
К великой безнадёге, друган отрицательно покачал голо-
вой. «Не бывает счастья до краёв. Кате и прежних плаваний
хватило».
– Во, меня обделили. Ы-ы. Сплакну, пожалуй.
До вечера большой папа принимал дела у подменного
коллеги. Полную их передачу, затем малость отметить, от-
ложили до завтра. Стало быть, Александрович отбыл домой.
Приуставши Кирюшка вверился боцманскому попечению.
Казалось, обеспеченному компотом с обилием сухофруктов,
чудному ёрику надо успокоиться. Не тут-то было. Ведь все мы
душой живём!
Поманил он другана на шлюпочную палубу показать на
глазок, где маялся без моря. Где встречали корабли и как чо-
кались с папой за чей-то приход. А в каюте просил Владимира
сыграть свою коронку. Уже готов и жест изобразить и нипо-
чёмный лихой настрой. На тот момент, будя бы, заглянет Катя.
– Ладно, сбацаем.
Залихватскими аккордами вся тоска береговая смылась,
как от шланга, давящего десяток килограмм, в ручищах озве-
ревшего матроса. До чего заводит! Не иначе, это про нас.

… Время первое было трудное,
Но проплававши юнгою год
За весёлую жизнь моряцкую
Полюбил я большой пароход...

Кончилась сердцещипательная песня. Пальцы с грифа
убрались.
– Ы-ы. Ещё, ещё!
– Изволь на бис и… хоре. Моряки не плачут.

Торговые суда меньше всего задумываются для украшения
рейдов. Через сутки «Белозерск» снялся с якоря и проследо-
вал к причалу биржи 16-17. Погрузка досками россыпью лесо-
воза вместимостью 5880 тонн – занятие спорое до наоборот.
Потекли денёчки, одному Кирюшке не тягомотные. На бе-
рег с той поры-времячка не ступал ни левой, ни правой пят-
кой. Всегдашней заботою болел за погрузку, пытался чуть
чего докладывать папе. Срывал лавры интереса к своей шкуре
грузчиков-матюжников.
– Ета, чё у вас едреть за деловой зверюшка?
– А то. В секретном институте, по спецзаданию Хрущёва,
перепородили грузового помощника, – с искренностью прав-
дивых людей отвечали белозерские хохмачи.
Спроста, с лёгким вздохом каждого, отдали потом шприн-
ги со швартовыми. Только на баке, подле Владимира, не пере-
минался его косматый дружочек. Не примечал, как закончит-
ся река и станет всё больше водного простора. Нет, не выпало
Кирилке заговорённого талана встречать, обещанные ему си-
ние дали.
Конец нашей бывальщины требует, чтобы печальная участь
гибралтарца обнялась с наивной благостью одних, коварной
хитрецой других. Никто им теперь не судья. Чаще всего так на
свете происходит.
Экий донельзя досадный реприманд* – в архангельский
цирк проездом (всего-то на пару месяцев) заедут потомствен-
ные Дуровы. Само собой, афишами, наперёд гастролей город-
ские тумбы распестрили.
Но и это не имело бы дрянных последствий, ежели как-то
отвергались при советской власти «встречи мастеров куль-
туры с коллективами трудящихся». Извиняюсь за вставлен-
ное о ту пору хожалое клише. По-нынешнему сказанули бы:
«пиар-ходы». По мне так, хрен скопированной англоредьки
не слаще.
===* Реприманд (устар. разгов.) – неожиданный оборот дела.

В парткоме СМП «мысль» из обкома приняли к исполне-
нию. «Как же, известные циркачи да с фамилией! Первый Ду-
ров ай, разгерой(!) безоглядно со старым строем боролся».
Кривляка с хряками представлял царских губернаторов, по-
тешая публику верхних скамеек. Злая тема со свинюшками за-
хлопнулась после 17-го. Понятненько. В раз бы в ЧК продыря-
вили за единый намёк на новое, уже комиссарское хрюканье.
Где ж взять под стать таковским коллектив? Какие из новых
судов в порту, тотчас выяснили. «Ага, «Белозерск» – распре-
краснейше подходит. И капитан на нём собой видный, воевал,
орденоносец, опять-таки чартер одолел. Чего тут думать, то-
варищи! Принимать на борту Дуровых обяжем С. А. Ястреб-
цева. Голосуем».
От спущенного указания Александрович поморщился,
презирая идиомоторное навязанное тряхомудство. Одначе
рассудить: почему разрядкой команду не забаловать? Во бла-
гое её воздействие велел на высшем уровне закусочные фин-
тифлюшки готовить шефу. О качественном спиртном ответ-
ственно озаботился лично. Кое-чего Валентина Никифоровна
напекла, приобщив к румяному недостающие бабушкины
изыски сервировки.
В кают-компании накрыли столы белыми накрахмаленными
скатертями. Едва нашли в серединке их свободные пятачки для
вазочек со цветиками. За нужной подробностью на базар съез-
дили, где единственно живая красота в те годы продавалась.
К означенному часу цирковые в интерклубовском автобу-
се нагрянули без фанфар. Не абы как просто-запросто. Оше-
ломляюще все приметные. Даже на столичных улицах дамоч-
ки скосились бы тех племенных мужчин оценить. Разодетых, 
обутых лепше и понтовей моряков-загранщиков. На моложа-
вых лицах белозубые улыбочки, ей-ей, приклеены. Словом,
смотрятся заоблачно. Тут же, устанавливая весёлый контакт,
изобразили с рук на руки клоунский жим резиновой двухпу-
довки одной левой. Смехатура: ха-ха-ха.
Поощрительное «браво!» новой буфетчицы накрывает виз-
гом четверть биржи. Вот он – миг сближения искусства с на-
родом!
Капитанским острозаточенным чутьём решил Александро-
вич закрыть Кирилку в каюте. Верно, не на всякий глупейший
случай, а воеже специфические гости не покусились сынка
склянчить. Дорогую женушку наставил в том же дальновид-
ном опасении и всех, кто банкетничать с ними сядет.
Итак, большинство команды, коего сложно собрать в на-
шенском порту, уже в столовой. Там-то продолжатели стези
дедушки навесили вдоволь лапши из его заслуг и как трудно
служить славе советского цирка, будучи гвоздём программ.
На развес отдельной темой про странствия за многочислен-
ными рубежами. Получалось, что при жутко расписанной на-
перёд жизни и домой-то бедолагам заехать некогда. На судьбу,
де, не в претензии, раз все любят цирк.
Рассказали об их подопечных артистах-зверятах, требую-
щих заботы, ласки, денно и нощно ухода, лакомств, разговора
на ушко.
Доступное задуривание интересующихся речистые темо-
гонщики быстро свернули. Вновь наиграв радость, гости под
аплодисменты проследовали в кают-компанию. Вторая часть
встречи в узком составе началась с обильного застолья.
Любой вам скажет: мероприятия подобного разряда за-
всегда удаются. Через пару-тройку тостов развязались языки.
Общение приняло приятный, незамечающий вздорных част-
ностей, характер. Неожиданно выяснилось: цирковые умеют
пить, по крайней мере, на равных. Что ж. Опустевшие бутыл-
ки заменили целиковыми. Когда и их донышки показались,
очередной обмен решительно исключил старший из Дуровых.
Вам, де, у причала по Барабасу на компасе, а у этих вечернее
представление.
– Ну, тогда кофий с домашней выпечкой, – радушным хозя-
ином предложил Александрович.
Предводитель цирковых милостиво позволил своим оце-
нить завершение весьма тёплого приёма.
Только начали кофейничать, у нашего речевой шлюз про-
рвало от того, что был на кочерге аж с прихода. Сам по себе
человек круто уникальный. На всех отходах в стопочке ком-
составских дипломов комиссии предъявлялась ветхая справ-
ка за подписью начальника пароходства Кузнецова: такого-то
считать электромехаником и баста. Из чего следует, подтвер-
дитель – ярчайший уникум в свой черёд.
– И-и у нас, понимаете ли, обезьяка есть. Ы-ы. Кирюшка.
Сознание фазами замыкает. Чего шельмец творит! А умный
ы-ы, как в сумме два моих электрика.
– Что вы говорите?! – голосом, полным подначки, проявил-
ся ответственный режимщик.
– Да покажите же нам его! Покажите! – восклицали в раз-
нобой вдруг чудесно трезвёхонькие циркачи.
Делать нечего. Валентина Никифоровна пошла отмыкать
укрываемого. Являются. Кирилка держится с достоинством
народного артиста со всезнаемым именем приглашённого вы-
ступить во время смены блюд на кремлёвском банкете. Новые
возгласы:
– Каков мачо! Похоже, редкий хвостатый маготик! Нам бы
такого!
Усердно нахваливаемы Кирюшка, вроде возражает:
– Ы. Ы-ы? Это что. Спросите-ка у папы, как мы все моря-
чили?
Ожидаемо начались хитрые подходы к Сергею Алексан-
дровичу. Издалека, ятно. Мол, по какому случаю мартышка
досталась? Нет ли желания кому-то в хорошие руки отдать?
Видно же: ваш маготушка взрослеет. Кусаться скоро ста-
нет – гормоны забуйствуют. Против установок природы не
попрёшь. Где ему подружку сыщете? Ай-яй, без оной что
будет.
Почувствовав обкладывание кирпичным забором логики,
пытался кэп разойтись левыми бортами.
– Вы ошибочно перегибаете. Кирилка в душе и по поступ-
кам завзятый мореман. Гормоны ему на всякое другое сгодят-
ся. К примеру, океанские шторма пережить и даже… помпо-
литов.
– О-о, – включился в обработку самый искусный лис, то
бишь старший из Дуровых. – Воля ваша, каптэн, позволю
вскользь заметить: маготы удивительно пластичны. Ко вся-
ким выпавшим передрягам привыкают. Вот и ваш подопеч-
ный обратился в морячка. Мы бы дали ему хиповую сбыточ-
ность в полном блеске заложенных в нём способностей взять
да проявиться. Хотите пари?
Джентльменство обязывало Александровича кивнуть го-
ловой. И все присутствующие кивнули, но не как он – скорее
гипнотически.
– Три секунды и маготик с моего правого плеча сделает
сальто.
Циркач вперился взглядом в Кирилку. Первой реакцией на
что-то навязываемое ему было выяснить: «Ы-ы. Чё папа ска-
жет. Развлечь всех чёль? Ы-ы?» Ага, в глазах у папы «добро».
Оставалось послушно исполнить. Кирилка напряжно во-
шёл в загадочное до сих пор для науки, чуждое ему волевое
поле.
– Ап!!!
Живая подобравшаяся пружина взлетела куда надо. С той
же стремительностью кувырнулась в воздухе и, как ни в чём
не бывало, замерла на задних лапках. Пикантным довершени-
ем искрометный артист «рванул тельник».
– Ы-ы-ы! Вот так и живём! Гуляй, рванина!
Опять старший Дуров коварную сентенцию в народ запу-
стил:
– О-о! И наше в нём, и ваше. Хотите последней убеждающей
картинки, как в будущем искусством, возможно, заторгуют?
Исполнители те же. Александрович поджал губы. Прои-
грывать отроду не случалось. Да сынок к этому сраму плавно
подводит. Купился, стервец, на калачики восхищённого вни-
мания. Похоже, выбора никакого, кроме вынуждаемого, по
законам офицерской чести, кивка. «Валяйте».
Искуситель откинул крышку вечно почивающего пианино
Petrov и наиграл конфузию под махровую классику. Затем об-
ратился к Кирилке:
– Давай в четыре лапы.
Чудо ли, наваждение или мастачная профанация, только
зазвучали чёткие мотивы «Венгерских танцев» Брамса. Их
сменил отрывной рок-н-ролл. Кирюшка, казалось, лупил, что
есть мочи по клавишам, насколько позволял ему ростик.
Не уж то те не втапливались с его размахов гвоздями под
самые шляпки? Однакось до сумасшедшей какофонии было
так же далековато, как пустыней Гоби тащиться к Великой ки-
тайской стене. За спинами притёртых к друг другу клавишни-
ков всё воспринималось в натуре ярко, ритмично. Самому Эл-
вису Пристли не стрёмно бы стильнуть под таких виртуозов в
убогом на таланты Лас-Вегасе.
Стопорнул всамоделешний накат оторвистских звуков. До-
нельзя довольные партнёры развернулись, чинно кланялись.
Плохо сочетаемая лапка и рука изобразили перевёрнутую ла-
тинскую V с эффектным креном. Сияющая мордочка Кирил-
ки растолковочное Ы-ы выражала. Дескать, можете хвалить.
Не посрамил флота. Без всяких репетиций выдал музпрогон.
Малость, не совсем по чесноку. Сами врубайтесь: это ж про-
стая надувка! Советую взашей гнать хлыща– подложника. От
него мучеными зверями пахнет. Ы-ы.
То, что хотел вложить в «ы-ы» Кирилка, к печалованию ни-
кто не понял. Подумали совсем на другой лад. «Ё, дуровцы за-
дурили! Чем крыть-то?»
– А может, всё таки отдадите?– намекнули гости в открытую.
Воцарилась тишина, если не считать звона поделом разбив-
шейся рюмки, вздумавшей насмешничать и двоиться перед
электромэном со сгоревшими мозговыми предохранителями.
Ответ цирковым таинственно вызревал размышлительным
яблоком. Каждый проникся той, кому-то настоящей, кому-то
обманной, минутой. Кофей стыл, до нарезанного пирога не
дотрагивались. Больше чем положено, Сергей Александрович
за паузы не прятался. Потому начал словами, какие подлежат
исполнению без досужего трёпа на раз.
– Полагаю, Кирилла надо отдать. Талант – вещь Божья. Ка-
лечить его нельзя. Он был с нами на равных вольным моря-
ком. Теперь цирковым артистом будет в своей стезе. Что ж тут
плохого? В добрый час уйдёт от нас Кирилушка.
Командирский голос несколько дрогнул, подводя капитана.
– Ы-ы-ы! – метнулся к нему маготик, – папа, чё удумал?
Неужто всё поняв, уцепился с того за китель Александро-
вича?
Гоня действо в нужную колею, старший вкрадчиво просит:
– Пусть нас проводит, кто-нибудь из судовых друзей Кирилла.
Иначе он застресует. Гуманно с ним не совладаем.
В крайнем неважнецком настроении кэп распорядился по-
звать Владимира Шошина. Эх, кабы боцман уже шествовал к
переправе 29-го лесозавода и далее в свою деревеньку Под-
борки. Да он на беду, поручкавшуюся с горьким бездольем, на
кой-то ляд задержался.
С появлением другана в кают-компании гибралтарец по-
успокоился. Даже стал стесняться, что втемяшился в голо-
вушку блажной опасняк. Вздумал танцем в своей обработке
стыдноватый испуг загладить. Как всегда лихо «яблочко» рас-
катал на коленца и подсмотренное за матросами. Со сбитым
дыханием под бок к Никифоровне.
– Ы-ы? Мама Валя, не сердися на меня?
– Что ты, родненький, – а у самой глаза на мокром месте.
Осчастливленные выпавшей шарой, заторопились цирка-
чи. Мало ли от чего, капитан одномоментно решение поло-
мает. Гуськом, скомкав благодарные сантименты, к трапу – и
прочь. Прикрывать отбытие, этот атас(!) на стрёме, взвалил на
себя старший. Точнее оттараторил:
– Сердечно всем тронуты. Всенепременно в ваш Архан-
гельск наезжать будем. Заранее милости просим на наши
представления. Клянусь, в полном блеске Кирилла увидите.
Арьергардную фразу рубил уже майорским тоном:
– Товарищ боцман! Заведите обезьянку в автобус.
«Делать нечего, может, впрямь, оно так к лучшему» – скор-
бел про себя двинской здоровяк. Взял Кирюшку на руки и ещё
горше стало. А тот младенчиком дрожащим охватил его шею
лапками да и затих страдательно. Судьбе ли покорился или до
конца в друга верил? Третий гадательный вариант – при вы-
павшей решке у рассудивших за него настроился помереть за
здорово живёшь.
Перед автобусной дверцей неиспытанной доселе болью
кольнуло два сердца: человеческое и Кирилкино.
– Ы? Ы-ы. Куда я без вас?! Пропаду ведь. Это же не в гости.
– Прости меня, Кирилушка. Чужую волю исполняю.
Вместо чего-то выказать при прощании Фёдорович увидал
бисерки частых-частых слёзинок. Последние «ы-ы» были про-
сто всхлипами.

Ещё до того, как интерклубовски тронулся, Кирилла запну-
ли под сиденье. По приезду обошлись с ним куда хуже. Наки-
нули на затяг ошейник и поволокли его, упирающегося, в зве-
рятник. Обрисовать место вернее: на малую площадку, тесно
заставленную деревянными узкими ящиками, стоящими вер-
тикально. На каждом выпиленная дыра с частично торчавшей
из неё живой собственностью знаменитых дрессировщиков.
Увидев нового собрата, обезьянки в ящиках подняли крик,
высовывали по лапе и размахивали ими.
Всё это отлично Кирюшкой переводилось:
– Куда ты, глупенький, попал?! Начинай жалеть уже сейчас.
Немного погодя донеслась к ним бравурная оркестровая
музыка. Все крикуны разом умолкли, будто испугавшись.
Тотчас явились бойкие молодцы и по отдельности стали вы-
пускать из заточения. Скверно ругая подневольных артистов,
не без труда натягивали на них шикарные трусы. Обтирали
мордочки, грудки от слизи из остатков еды и слюней. Цепляли
к ошейникам поводки и, отводя поближе к бархатному зана-
весу, наскоро там привязывали.
Ярко освещённый, наполненный под забивку, как вечный
праздник в блестящем антураже, начинал цирк вечернее, до-
рогое билетное представление.
Кирюшка вовсе изнемог от познаваемой столь разитель-
ной перемены жизни. «Нет. Нет. Сему нельзя верить. Кош-
марный сон с секунды на секунду прервётся. Он вновь очу-
титься на просторе зелёного паласа папиной каюты, вольно
перекатится на другой бочёк. В липучке сновидения тесно,
дико, жестоко. Надо помочь себе выкарабкаться. Самое пер-
вое: потереть глаза лапками. Вот так, вот так, до боли. Ещё,
ещё».
Противная слуху дальняя музыка смолкла. Молодцы в
цирковой униформе погнали отбывших номер обратно в
ящики. И те, ловя момент толкучки, как могли, задирались
на новенького. Шимпанзе в авторитете, сущим уголовником,
цапнул до крови не защищённый шёрсточкой носик. «Какой
же это сон?! Злая-презлая явь, пока не найдёт его большой
папа».
Потом наступил черёд кормёжки. Обитатели тесных ящи-
ков примолкли, опасаясь быть обнесенными по капризу.
Лишь мордочки высунули да лапки тянули. Дошла очередь
до Кирилла. Никакого желания взять железную миску он не
проявил. Науки ради раздатчик швырнул её в дыру. Противно
пахнущее варево перепачкало Кирилушку. Ничего не остава-
лось, как беззвучно заплакать и повторять на своём обезья-
ньем «За что? За что?»
Тусклый свет погас. Мало-помалу все забылись в дурной
отключке подневольных зверушек. Забылся и обращённый в
разнесчастного всего за один коротенький день.
Утро подарило новое испытание. Старший дуровец захо-
тел преподать Кирилке вводный урок. Вывели его на середину
присыпанного опилками манежа, дали оглядеться. Огром-
ность и странность места не произвели впечатления. Не всё
ли равно, где тебя мучают? Подошёл вчерашний гость– хлыщ.
– Будем работать аль ваньку валять?
Кирилка, держа характер, рассматривал ковёр из опилок.
– Ну-ка, гляди в глаза. В глаза, я сказал!
Упрямец вообще перевёл взгляд на кончики нижних лапок.
– А за конфету Кара-Кум?
Нарочито шурша разворачиваемым рубликом, поднёс
вкусно пахнущую конфетину под пиковку носа. Искушаемый
упорствовал.
– Ладно. Гордись.
Заманушная для назидания растопталась модной шти-
блетиной. Надобного контакта не получалось. Дуровец
нахмурился. Зевающим оркестрантам приказал сыграть
«яблочко». Ополовиненный состав, нанятый из выпусни-
ков музучилища, начал выдавать разгонные такты. Хлыщ
попробовал напомнить движения. Упорствующий Кирилка
косил всё под того же безучастного олуха. Впервые, де, слы-
шу, чё эт такое.
– Да ты, гад, вчера нас тем забавлял.
Дёрнул жёстко и больно за худенькое плечико. Маготик сва-
лился в опилки, не желая подниматься. Следующим доводом дрес-
суры был сильный пинок и второй и третий. А ещё бешеный ор:
– Запереть его! Жрать не давать!
Новые попытки договорится с Кириллом имели на цир-
ковом языке «единаковый шиздец». Лишь соседи по ящикам
переменили к нему отношение. Никто из них уже не задирал-
ся. Потому что просекли, в каких тяжких контрах новенький
с ненавистными и им дядьками. Бывали случаи, даже дели-
лись припрятанными кусочками повкусней за свою постыд-
ную сговорчивость. Вот только примерить на себя те контры
«чёй-т ребя боязно».
Вечно «отдыхающий» с каждым днём слабел. Грудка пере-
пачкалась старой и свежей грязью, глазки-бусинки потуск-
нели. Смертная тоска плескалась в них. Теперь Кирюшка на-
рочито сжимал веки, торопя забытьё. Там он видел синий
ласковый океан залитый родным солнцем. С достоинством
прогуливался по палубе с большим папой. Проверял на зато-
ченность шкрабки, на яркость кисти. Штормовался на равных
со всеми. Руководил погрузкой. Балдёжно чокался за приход.
Друган Владимир бацал на гитаре.

За весёлую жизнь моряцкую
Полюбил я большой пароход…

Однажды чудесно приснилась Катя с полной кружкою ком-
пота. Гладила ласковой ручечкой и тихо приговаривала:
– Потерпи, миленький. Недолго, поди, осталось.
– Ы-ы-ы. Побудь, Кать, дольше. Я мигом тебя рассмешу.
До крайности предосадно зажёгся свет. Пришаркал старым
лешим пьяненький ночной сторож. Сам по себе в охренитель-
ной власти.
Вызов, то бишь приговор, учинился при сборе всех носите-
лей фамилии. Нечищеный, голодный Кирилка предстоял им
на манеже. Старший Дуров в шаге от него. Немая дуэль двух
характеров длилась и длилась. Никто из них не желал быть
побеждённым чужой волею. И всё ж только человеку дано ре-
шать гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?»
Дуэлянт в человеческом облике обошёл вокруг особенного
магота. Снова с нескрываемым интересом начал рассматри-
вать его. Удачное сравнение, как это выглядело, приискивать
нет нужды. Несколько лет спустя кинорежиссер Озеров ста-
нет откапывать подходящего Черчилля. Богемные надоумят:
«Да что вы мучаетесь? Сходите в цирк на Дуровых. Старший
там, один в один. Словом, вылитый Уинстон».
Мудрый совету внял, апосля с доступной кинохроникой
сравнил. Именно ту ленту, где Черчилль обходит строй почёт-
ного караула перед встречей со Сталиным. Идёт этаким по-
луоборотом неверный сэр-союзник, напряжённо в лица всма-
тривается. Наперёд, каналья, знает: вместо солдат подсунули
отборных энкэвэдешников. Но всё равно тайну славянских
душ (видно же!) разгадать хочет.
… Мы же в тот день и час вёрнёмся. Вот он, Кирилушка, и
тот цирковой решала рядом. Человек говорит:
– Признаю твоё мужество. Точно, ты не жалкий паяц. Адью
с полным моим уважением.
Не желая слушать мнения родственничков, проламывает
наказ:
– Дайте ему спокойно умереть, – и добавил, – в ящике.
Кирилл невероятным своим наитием догнал, что и он до-
стоин последнего слова.
– Ы-ы-ы. Правильно. Корягой-мореходом не попотчуешь-
ся.  – Много говорящим жестом рвёт тельник и смотрит в би-
нокль.– Ы-ы! Нате вам, выкусите!
В тот день волнительно сделалось на душе Валентины Ни-
кифоровны. Сама, не зная почто, задумала убедиться в бла-
гополучии отданного в хорошие руки. Успех его раскрытых
талантов на публике влёгкую допускала. Само собой возник-
шую дружбу между ним и главным Дуровым. Славные оба та-
кие, способные. Кто бы сомневался?!
А вот ей средь выставленных экспонатов уюта вроде, скуч-
но уже казалось. Не из того она поколения, чтоб в мещанстве
взять да утопиться чугунной сковородкой. Как здорово недав-
но ещё протекало время! Попенять и тут же милость явить –
это же глоток женского востребованного счастья!
Приплыли, значит. Что сейчас у неё? Парни с задатками в
отца ничуть не огорчают. Обязательнейший Александрович
через два дня на третий шлёт приветную радиограмму.
«Во. Нужных испытывающих терпение коллизий нету. Кос-
матый ералашник, идеально подходивший под скорые раз-
борки, в цирковые артисты подался. До чего ты дожила, Ва-
лентина», – так и хочется банально себя кольнуть».
Чуть медленней стрелы из лука прибежал с уроков Серёж-
ка. От прозрачного намёка:
– Не посетить ли нашего Кирилку? – вознёся до небес.
– Представь, мамочка, сам о том думал, потому пятёру по
математике уступил другому.
– О, благородный мой! Митю ждать не будем. Наверняка
какой-нибудь девчонке с Костромского портфель несёт.
По кульку гостинчиков в руки – и на Павлиновку. Пересек-
ли улицу с неприятнейшим досель названием Карла Маркса.
Поперёд их, почти вплотную, фасад цирка. Тут и начались не-
ожиданные проблемы. Вахтёр возле служебной двери никак
не мог взять в толк, зачем, собственно, пожаловали.
Допенькав, что волевая дамочка с рослым пацаном не от-
станут, позвонил кому-то по телефону. Затем ещё кому-то и,
наконец, подобрел, дубовато осклабился.
– Ваш Кирилл находится в карантине. Видно, продуло его
малость на сквознячке. Разрешили тока на несколько минуток
проведать болящего.
Внутренности здания были плохо освещёны, мрачноваты,
запашисты. Изъяснить по-интеллигентному: пахло понятно
чем. Ни одного из знаменитых Дуровых, с чужих слов, на ме-
сте не оказалось. Скучающий помощник шталмейстера лю-
безно вызвался пойти к обезьянкам. Конечно же, на условиях,
как смолвились.
Оценив неподготовленность наивных проведывателей,
стал заранее виниться. В смысле: «Сами понимаете, гастроль-
ное бытьё, скученность, нормальной обстановки и в нашем
московском нет». Не успел договорить: «С провинциальных-
то цирков чего взять?» – подошли. Те, кто был при кульках с
гостинцами, остолбенели в сильнейшем потрясении.
Видят ряд грубых узких ящиков с ручками для перетаски.
Из каждого высовывалась затравленная мордочка и лапка,
словно подавали апелляцию о пересмотре пожизненного сро-
ка. Как никто разбирающиеся в людях, все сразу сорвались на
гвалт и визг: и-и-и! Посмотрите-ка, в чём нас держат! И-и! Из-
деваются разно!
Во втором ряду тянул к ним лапочку, узнавши своих близ-
ких, Кирилка. А вот Никифоровне и Серёжке с трудом вери-
лось, что тщедушный, покрытый грязной слизью, пытающий-
ся обнаружить голосок, – их бойкий домашний красавчик.
Всё ж они поняли его: «Ы-ы. Мама Валечка, скажи папе, где
я и чё со мной сделали».
– Ой, победная моя головушка. Мы выручим, выручим
тебя! Нако поешь, поешь родненький.
Кирилка выбрал сушённую чёрносливку. Но не в рот поло-
жил, – в кулачке сжал неким чудесным талисманом из прошлого.
– Ы-ы-ы. Раздай всё, мама Валя. Им-то долгонько мучаться.
Обещайте папе рассказать. Ы-ы. Ну, что ли,  прощайте.
Склонил мордочку, будто сам во всём виноват. Да вот ис-
правиться поздно – помирает.
Серёжка, отбросив мальчишеский стыд, заревел. Неловко,
совсем тщетно промокала глаза платочком, бывшая юная ра-
дистка пароходов-смертников.
Остервеневший помшталмейстера схватил их под локти и
насильно потянул к выходу.

P.S. Чем, скажите, вышла не притча? Жить по чужой воле,
лишённым и того единственного, к чему привязался, – жесто-
ко. Протестуя, как только мог, Кирилушка напоследок бился
о стенки оскорбительного для него тесного, вонючего ящика.
Когда же понял, что бессилен умолить судьбу,  обречёно затих.
Жизнь уходила из худенького тельца вместе со слабеющим
дыханием. Что-то заныло в груди больно-пребольно. Он ис-
толковал это по-своему: значит, большой папа никак не может
найти его. Помогая сыскаться, сумел еще вытянуть навстречу
ручку-лапку. Точь-в-точь как тогда у баллера... Теперь вызво-
ляющим чудом разорвалась его верное сердечко.