Заповедник Душ, гл. 1

Изабелл-Иеремия-Элинор-Катарина О;Греноли, для близких просто Кейт, происходила из старинной знатной фамилии, как водится, обедневшей, в которой были вельможи и хранители печатей, кутилы и первые придворные дамы, но никогда не было военачальников и полководцев.

А муж был из семьи бедных, но напористых выскочек, добившийся, однако, высокого положения в военном обществе Альбении собственными силами и умом, и быстро набравшийся от него высокомерия и пренебрежения к тому классу, из которого вышел, к собственной семье в том числе.

Кейт в 18 лет вышла замуж, к 28 годам бездетного брака затосковала и стала часто погружаться в депрессию.

Суровый, грубоватый офицер королевской гвардии Джозеф Костелло был озабочен только продвижением по службе и знаками отличия от других. Он по-своему любил жену, подарившую ему свое аристократическое происхождение. Но она была совсем из другого теста: изнеженная, мягкая, хрупкая и легкая, как мотылек, с дивной бледной кожей и ясными голубыми глазами. Пышные пепельные волосы ниспадали волнами на подчёркнуто прямую спину и мраморные плечи. Она не умела твердо настоять на своем, зато умела упрямиться или беззвучно плакать. Осанкой и гордым профилем Кейт пошла в прабабушку Изабелл, болезненной хрупкостью и волосами – в бабушку Иеремию, и депрессивным складом характера – в мать Элинор, в конце жизни лишившуюся рассудка.

Когда хандра Кейт достигала пределов неприличных и грозила нарушить благополучие семьи, вызвав неподобающие слухи, Джозеф посылал её развлечься и отвлечься в какое-нибудь увлекательное туристическое путешествие. Вот и сейчас он, скрепя сердце, отпустил её под надзором двух надежных и крепких телом горничных в места, от которых у некоторых скребли на душе кошки. В так называемый «Заповедник Душ» - удивительный по красоте и полный загадок и чудес, в которые Джозеф, впрочем, не верил. Заповедник находился в соседней маленькой и мирной стране Дарбаз, живущей туризмом, на самой границе с Альбенией.

Рано утром шофёр доставил их на вокзал, помог горничным разгрузить и перенести в купе многочисленный багаж. Джозеф лично проследил за посадкой, поцеловал жену в щеку и губы, ощутив прилив желания – он отсутствовал дома три дня по делам военным: ведь даже маленькая локальная война – это все равно война.

- Джозеф, поехали вместе! – воскликнула Кейт умоляюще. – Мы так давно не были вместе… нигде…

Джозефа кольнуло легкое чувство вины: полковой бордель привлекал его куда больше супружеского ложа.

- Потом, дорогая, вот все окончится, и мы вместе объедем полмира, - сказал он торжественно, не веря себе ни на йоту.

- Мне не надо полмира, - прошептала Кейт. – Я просто хотела быть рядом с тобой.
Она уходила со слезами на глазах. Джозеф чувствовал, что ему не следовало оставлять жену наедине с собой, но что поделаешь? Может, ему удастся вырваться вслед за ней хоть на сутки, а пока…

…В Армагазе через сутки Кейт с горничными пересела на роскошный тур-автобус, который доставил их прямо в городок Аролу, где и находилось искомое чудо природы. Оказалось, что Заповедник закрыт на карантин. Им любезно предложили другие, не менее интересные и престижные маршруты, но Кейт настояла на поездке в горы, проявив недюжинное упрямство.

Полупустая гостиница в конечной точке путешествия встретила их скучающим персоналом, тут же окружившим трех женщин благоговейным вниманием и назойливой заботой. Да, Заповедник закрыт, на него можно взглянуть лишь издалека, здесь было небольшое землетрясение, весьма странное для этих мест, канатная дорога не работает, вниз спуститься нельзя, да и незачем – у Черного Озера оползни, кафе почти разрушено, гостиницу также предстоит ремонтировать. А на смотровую площадку хоть сейчас можно подъехать на микроавтобусе. Да, Заповедник вообще многие хотели бы закрыть окончательно, но на что тогда будут существовать окрестные жители?

Дамы-сопровождающие неодобрительно кивали, резко высказывались против всей затеи в целом и против тур-агентства в частности. Но Кейт была непреклонна. На следующее утро, с трудом собрав с десяток жаждущих приключений приезжих, вооруженных фотоаппаратами, микроавтобус двинулся в путь. Полтора часа медленного подъёма по горной дороге, чтобы пассажиры могли наохаться и налюбоваться открывающимися видами, – и они остановились у шлагбаума. Охранник проверил маршрутный лист у шофёра, козырнул и открыл путь. Автобус въехал на обширную стоянку. Далее гид повел их пешком по узкой дороге, огороженной от пропасти надёжной оградой.

Дивная горная страна открылась перед Кейт. Прямо из моря зелени возникали острые скалы и острова плосковерхих холмов – казалось, они совсем близко, и можно ухватить рукой за ближайший завиток розового куста или поболтать руками в ручье, который срывался с уступов, обращаясь в многоструйный водопад. Или разбежаться – и спрыгнуть прямо вон на ту плоскую площадку с можжевельниками, усеянную красноватыми гранитными глыбами, которая заманчиво расположилась прямо по курсу. Левее просвечивало сквозь верхушки сосен Чёрное Озеро, оно искрилось и слепило глаза, как и сверкающий купол основного здания гостиницы. Ещё левее от гостиницы отходили аллеи, вдоль которых прятались в рощицах отдельные элитные коттеджи. Где и что было там разрушено, отсюда не просматривалось. А справа уходили вдаль настоящие беловерхие горы, исчезая постепенно в голубом мареве.

Посетители ахали, взвизгивали, отшатывались от ограды, щелкали затворами «мыльниц». Кейт стояла на самом краю, перегнувшись через перила, и ей не было страшно. Она не замечала высоты – наоборот, долина внизу, гигантский провал среди гор, привлекала её и завораживала, словно кто-то звал её оттуда нежным чувственным шепотом, звучавшим как непрекращающаяся прекрасная мелодия.

Экскурсовод пообещала, что буквально на днях восстановят спуск, и можно будет снять коттедж, правда, цены на двухкомнатные домики уже подскочили втрое.

- Однако, - дама понизила голос, - уже как минимум половина их забронирована для… - она выдержала паузу и обвела победным взглядом притихших зевак, - для конференции… биоэнергетиков Альбении, Дарбаза и Коблака.

Кейт эта информация нисколько не тронула. Кажется, она даже и не услышала её. Весь оставшийся день она ходила печальная, полностью ушедшая в себя, и горничные настоятельно потребовали, чтобы она выпила на ночь снотворное. На самом деле апатии не было: Кейт весь день обдумывала свои дальнейшие действия и едва сдерживала нетерпение. После ресторана она улучила момент, чтобы проникнуть «за кулисы» и установить контакт с гостиничной поварихой. Кейт без колебаний и сожалений рассталась с крупной банкнотой, присовокупив к ней недорогое жемчужное ожерелье, за прокат плохонького автомобиля и за гробовое молчание поварихи, пообещав вернуть машину к вечеру. Впрочем, за такое вознаграждение бедная женщина и впрямь готова была бы лечь в гроб, не то, что одолжить автомобиль. После чего она поспешно отбыла в столицу обустраивать жизнь заново.

А затем ей пришлось сымитировать крепкий сон после снотворного. К завтраку она вышла поздно, но была весела и даже посетила бар, спортзал и музыкальный салон, купила путеводитель и набор открыток. После обеда она позвала обеих телохранительниц в свою спальню и принялась жаловаться, что ей скучно, кавалеров нет, в кинотеатре – полная чепуха, потом предложила выпить. Девушки помялись, но им тоже было скучно, они решили, что ничего предосудительного нет, и приняли из рук госпожи по бокалу самого изысканного вина, какое нашлось в запасниках директора гостиницы, и в котором, кроме вина, присутствовало снотворное из личных запасов Кейт.

Когда её охранницы уснули богатырским сном, Кейт переоделась в дорожный костюм – джинсы и рубашку с курткой, взяла сумку с водой, печеньем и перочинным ножичком, спрятала забранный в узел волосы под косынку, надела огромные чёрные очки и выскользнула из номера, повесив на двери табличку: «Не беспокоить». В этот сонный час ей не встретилось никого, кроме двух уборщиц и консьержки, озабоченно что-то пересчитывающей. Кейт быстро пересекла двор и юркнула к машине, которая по договору пряталась за деревьями и была открыта.

Дорога к Заповеднику шла зигзагами вверх. Солнце пекло в этот день немилосердно, и в машине Кейт ощущала себя, как в скороварке. Однако завелась старушка быстро, колеса крутились, а больше Кейт ничего и не нужно было. Преодолев самый неприятный участок дороги, Кейт бросила машину, не доезжая до нужного километра, в нише за высоким утесом, чтобы не привлекать внимания натужным ревом мотора, и дальше пошла пешком, прижимаясь к каменной стене, где сохранялась хоть какая-то тень. Она старалась идти ровным шагом, не глядя по сторонам и экономя энергию.
 
Вот, наконец, широкая площадка и шлагбаум. Охранник отсутствовал – кому взбредет соваться сюда в полдень? Порадовавшись такой халатности, Кейт, прячась за кустарником, проскочила мимо будки. Вот охранник, зевая и потягиваясь, вышел из административного домика, подозрительно по привычке оглядел пустующую стоянку для машин и смотровую площадку – никого и ничего тревожного. Главная тревога всегда исходила снизу, от озера, неприятно сосало под ложечкой – но и это стало уже привычным.

А Кейт тем временем достигла служебной канатной дороги всего с двумя вагончиками, которая располагалась гораздо дальше туристической, рядом с казармой для дорожных рабочих, которая скрывала её от глаз охранника. Казарма тоже пустовала – был выходной. Два сторожа в тени навеса сидели прямо на земле и накачивались пивом.
 
Так. Если казарму обогнуть справа, то можно незамеченной подойти к канатке и укрыться между двумя мусорными баками и несколькими устаревшими ржавыми вагонетками, ждущими отбуксировки на переплавку.

Всё ей удавалось сегодня легко и просто, словно неведомая сила превратила её в фантом, недоступный взгляду и уху. Она птицей перелетела через дорожку, змеёй проползла мимо сторожей, прячась за кустами, обошла приземистое серое здание казармы, контрастирующее с изумрудно-голубой листвой и травой и бледно-розовыми гроздьями цветов вьющейся дикой розы. Кейт изо всех сил раскачала металлическую цепь – она загремела по пустой вагонетке, а сама снова спряталась за мусорниками. Сторожа выбежали из-под навеса, размахивая табельным оружием, обошли и внимательно осмотрели площадку и все закоулки, ругаясь в полный голос, даже постучали по мусорным контейнерам, заполненным строительным мусором, переглянулись, пожали плечами и пошли допивать пиво.

Всё. Можно отправляться в путь. Сердце у Кейт бешено колотилось. Она заползла в будку и переключила тумблер с положения «круговое движение» на положение «вниз», а в пазы вокруг расшатанной кнопки «аварийный возврат» старательно загнала несколько булавок в робкой надежде, что это поможет не позволить им сразу вернуть её насильственно. И – нажала «пуск». Тросы задрожали, натянулись, и вагонетки с ленивым лязгом медленно стронулись с места. Кейт дождалась, когда вагончик сорвался в пропасть, и залезла на сиденье. Когда сторожа выбежали и обнаружили механизмы включёнными, пока успели понять, в чём дело – было поздно разбираться, оставалось либо поднять тревогу и вызвать полицию, либо забить и сделать вид, что всё так и надо – чего ещё ожидать от Заповедника! Что они предпочли, можно догадаться. Что ж, даже если найдут её легкий след или клочок одежды – всего-то навсего ещё один самоубийца отправился в Заповедник. Ведь, как известно, ещё ни один одиночка оттуда не возвращался.

Скоростные служебные вагончики летели резво, почти вертикально вниз, и Кейт достигла конечного пункта довольно скоро, чтобы успеть скрыться из виду. Вагонетки «приземлились» на удивление плавно, с доводкой. Внизу не было ничего, кроме зацементированной площадки, покосившейся, обшарпанной бытовки, кабинки заброшенного биотуалета и  сумрачной, прохладной тени. Похоже, сюда не спускались сто лет. Нигде ничьих следов – кроме кучи старательно собранных пустых пластиковых бутылок, фантиков и упаковок, папиросных коробок, размокших бычков и скомканных газет. Тихо.

Тихо?

Кейт огляделась. Тишина Заповедника была кажущейся. В куче мусора ползали осы. Напряженно и непрерывно звенел ручей, шелестела листва, на замшелом дереве, где-то высоко в его кроне, свистела птица, не получая ответа. А почти совсем над головой сосредоточенно долбил трухлявую березу большой чёрный дятел, мелькая алой католической шапочкой. Что ж, пора уходить подальше от этого места. Полнясь странных предчувствий и волнения, Кейт побрела на звон ручья. Вот он, широкий и прозрачный, обегает пушистые зелено-голубые валуны, извивается и трепещет, а на крупном влажном песке, в пятнах света, застыли большие бабочки с радужными «глазками». Кейт залюбовалась перекличкой солнечных бликов на донных камушках. Камушки были цветные – розовые, белые, голубые, коричневые и чёрные. Чистые струйки ласкали их, обмывали и нежно целовали, радужные пузырьки поднимались и лопались с мелодичным звуком, и все вместе рождало начало какой-то красивой мелодии.

Она шла вдоль ручья, раздвигая высокую сочную траву, заросли душной таволги и одичавшего жёлтого риса, а мелодия всё длилась и длилась…

Постепенно ручей становился всё более узким, глубоким и непрозрачным, словно толстое матово-зеленое стекло бутыли, а берег – крутым и скользким. Да это уже не ручей, а маленькая речушка, она словно зарывалась куда-то вглубь, а сосны и дубы вокруг Кейт, напротив, карабкались все выше и выше по склонам. Стало ещё сумрачней. Вот поляна и красивый деревянный мост – арка с почерневшими ажурными перилами. Мост умолял её перейти на другую сторону, и Кейт милостиво соизволила.
 Она на мгновение задержалась на середине моста, глядя в тёмную воду со смятенными отражениями, ей показалось, что кто-то шепотом окликнул её по имени: Кейт… Кейти…

За мостом шла вдоль реки широкая, выложенная плиткой туристическая тропа. Скособоченная табличка предупреждала о том, что отбиваться от группы и отходить далеко от гида запрещено, а другая указывала в противоположном направлении – на озеро и смотровую площадку. Кейт не задержалась здесь: еле заметная тропинка уводила прочь от проторенных маршрутов. Кейт пересекла ровную дорогу и свернула на тропу. Птицы щебетали здесь веселей и смелей, вспархивали прямо из-под ног, старые матерые сосны перемежались с юным подлеском.

Кейт присела перекусить под величественным, широко раскинувшимся вязом, облокотилась спиной о ствол. Вяз зашелестел, нижние ветви склонились к ней, словно хотели обнять, и нежно прошептали: «Как ты хороша!»

«Как ты хороша! Как ты хороша!» - подхватили остальные ветви. «Как она хороша!» - пронеслось над рощей. «Как она хороша!» - всхлипнул ветерок, вздохнув и затихнув.  «Как она хороша…» - скрипнула старая акация где-то поодаль. Кейт зажмурилась, её обдало жаркой волной, она словно ощутила чьи-то ласковые пальцы на плечах, шее, груди. Истома едва не сморила её, может быть, она даже задремала ненадолго. Кейт вздохнула, глянула вверх – дерево как дерево, деревья как деревья, роща как роща. Это от усталости.

… Сколько она шла так, Кейт не замечала по часам, время для неё остановилось. Но энергия каким-то чудом нисколько не убавлялась, словно кто-то незримый делился с ней своей силой и воодушевлением. Она наконец-то ступила на истинно заповедную землю. Она чувствовала это. Здесь все дышало не так, как везде, здесь все жило иначе, словно было наполнено другой жизненной силой и другими ощущениями. Тропа ныряла то в сумрачный сосновый бор, пропахший жаркой смолой, то в веселую берёзовую рощу, то пересекала дивный луг, розовый от смолок и гвоздик и отдающий в пространство душный и сладкий аромат нагретого солнцем клевера. И везде – травы, деревья и кусты шелестели так, словно шептали ей что-то или напевали. За дубравой показался просвет, он бликовал, мерцал и переливался серебристым светом. Кейт почувствовала, что настает конец её пути, тропа-проводник скоро оборвётся, закончив свое путешествие.

И вот Кейт сделала последний шаг – и ахнула. Это было другое озеро. Не то, которое сделали шутом на потеху пресытившейся публики, изнасилованное лодочными станциями, ресторанами и увеселительными заведениями. Сюда не ходили добропорядочные граждане. Это было не самое большое озеро на земле, озеро-недотрога с серебристой зеркальной поверхностью, застывшее в своей девственной горделивости – капля ртути, замершая на ладони. С трех сторон сосны и ели сбегали к нему, стекали зелеными струйками, словно в чашу, и отражались в нем, любуясь зеленым кружевом на синем и белом. От краёв чаши лучами убегали вдаль вереницы отрогов, постепенно подымаясь все выше и выше, суровея, обрастая белыми одеждами непорочных священнослужителей. Меж соснами по дальним ущельям в озеро стекали ледяные речушки.

А четвёртая сторона - пологая белая каменистая отмель, протянувшаяся до самой опушки, словно вытянутая рука, бережно огибала огромный величественный дом – усадьбу с белыми колоннами, под красной черепичной крышей и двумя башенками по бокам. К дому вели распахнутые настежь арочные ворота в ажурной ограде, увитой розами. Дом был свеж, словно только что отстроен и отделан. Дом светился чистотой и гостеприимством. В небольшом дворике ухоженные клумбы пестрели цветами, розовые кусты и столбы с причудливыми светильниками окружали фонтанчик, у входа застыли, словно ливрейные, пирамиды голубых можжевельников. Только в саду и дворе не было ни души, на гравийной площадке – ни машин, ни велосипедов, и не доносилось ни единого звука: ни человеческого, ни механического. Что ж, хозяева в отъезде. Её никто не ждал, но ведь путницу не прогонят? Она пришла сюда с чистой душой и без корыстных мыслей.

Кейт, забыв про то, что отшагала несколько часов, понеслась к воротам быстрее лани. Ей показалось, что мимо неё пролетела большая птица, едва не задев крылом, и скрылась за домом, а при входе гирлянды плетистых роз, оплетающие арку, приветливо закачались и шепнули: «Ты не пожалеешшшь…» Страх на мгновение сжал сердце и отпустил, и исчез без следа – ну и что же, что она всюду слышит чей-то шепот. Тяга оказалась сильнее. С замирающим сердцем Кейт прошла мимо весёлых цветущих клумб с розами, гвоздиками, разноцветными васильками, фиалками и лилиями, мимо звенящего, как оса, фонтана – стоящей на хвосте рыбины, вдоль свежего ярко-изумрудного газона.

«Добро пожаловать!» - довольно явственно произнесли можжевельники у высокого крыльца, и Кейт уже не удивилась, только затаила дыхание, делая шаг на первую ступеньку. Голова у неё закружилась от волнения, волнение передалось дому и, словно рябь, побежало по белому фасаду, как будто это было всего-навсего отражение в воде.

Дверь перед нею открылась сама собой. И Кейт вошла в обширную прихожую, машинально поставила на пол дорожную сумку. Прихожая была чистой и прохладной, вешалки пусты, шкафы для одежды – тоже. Что ж, гости ещё не собрались, увы. «Видно, я буду первой».

Кейт сделала шутливый реверанс и громко произнесла: «Привет, хозяева, надеюсь вас не обременить», - и вошла в огромную гостиную. Гостиная её поразила. Она была без окон, сумрачна и торжественна, стены – в канделябрах и огромных овальных зеркалах в причудливых рамах и отменного качества. Старинные светильники на потолке давали тусклый масляный отсвет на паркет с изысканным узором, и серебристые блики – на зеркальную поверхность. Свечи в канделябрах наполовину оплыли, столешницы вдоль стен покрылись пылью. Между столешницами стояли старинные бархатные кресла, столь же неудобные для современного горожанина, сколь привычные для Кейт. А по углам приютились столики, благоухающие сандалом и окруженные круговыми диванчиками вишневого бархата, соблазнительно мягкими.

Шаги Кейт раздавались гулко и звучно. В зеркалах многократно отразилась незнакомая девушка – в простых походных джинсах, сбитой набок косынке, пыльной рубашке и обернутой вокруг бёдер курточке.

В центре каждой из четырех стен находилась двустворчатая дверь, богато инкрустированная пластинами перламутра, слоновой кости и драгоценными кабошонами. Одна дверь была зеленой, вторая желтой, третья чёрной и четвёртая – красной. Зеленая дверь вела в прихожую, другие – в неизвестность. Кейт с любопытством подошла к жёлтой, заглянула внутрь – это была трапезная с длинным столом посередине, покрытым белоснежной кружевной скатертью с золотым шитьем и вензелями на незнакомом языке. Ни приборов, ни единого намека на скорую трапезу. Лишь огромные серебряные блюда, пустые, холодные, да величавые хрустальные вазы без цветов.

Кейт дернула красную дверь – та не поддалась. Оставалась чёрная. Кейт вышла в тёмный коридор, приведший к лестнице на второй этаж. Там, по всему, располагались гостевые комнаты. Кейт дёргала за все ручки по очереди, пока одна из дверей не распахнулась, и она вошла в уютную прелестную спальню, из единственного окна которой, сквозь кисейную занавеску, открывался феерический вид на розовое и золотое озеро, освещенное последними отблесками заходящего солнца. Кейт вдоволь налюбовалась видом и стала разглядывать комнату. Атласные золотистые обои, такое же покрывало на широкой кровати, зеркала на всех стенах.

Вот туалетный столик. Вот дверь в маленькую душевую со всеми необходимыми принадлежностями. Единственными украшениями комнаты стали причудливо изукрашенный резьбой шкаф из ароматического дерева и светильники под старинные канделябры по углам, а также роскошный, пуховой мягкости ковер на полу – тоже медово-золотистых оттенков.

Потом она открыла левую дверцу шкафа и увидела на полочке легчайшие, из мягкой вишневой замши, туфельки – в точности её размера. Открыла створки – на плечиках висело одно-единственное платье. Но что это было за платье! Тёмно-красное, из тонкой эластичной ткани, на узких лямках, украшенное крупными и мелкими речными жемчужинами неправильной формы, и с кружевным воланом от колен до пят. Кейт с восхищением трогала его, но пришла к выводу, что оно, конечно же, предназначалось для кого-то другого, что оно слишком вызывающее, и что бабушка никогда бы не позволила такое надеть.

Только теперь Кейт почувствовала, как устала. Обилие впечатлений путало мысли. Кейт села на кровать, голова закружилась, она вздохнула и откинулась на подушки. Кейт не заметила, как уснула, а когда проснулась – был уже поздний вечер, в окне стало черным-черно, а в комнате один за другим ярко зажглись настенные светильники. Кейт почувствовала, что страшно голодна. Что ж, в доме есть трапезная – значит, если порыскать, найдётся и чем перекусить. Она подумала, - и сняла старую, пропахшую потом и пылью одежду, с наслаждением приняла душ. Хозяйка комнаты обладала изысканным вкусом – духи на стеклянной полочке были восхитительны даже для женщины из рода О;Греноли. Затем, помешкав, надела платье и туфли – не в грязных же джинсах бродить по этому дому! Платье обтянуло, как вторая кожа, её маленькую, но округлую грудь, тонкую талию, плоский живот, а ниже колен взвихрилось ажурной пеной, оставив, однако, открытыми изящные лодыжки и маленькие ступни в замшевых лодочках.

Выйдя в коридор, она услышала возбужденные голоса, хлопанье дверей, приглушенный смех, и поспешила на звуки. Вместе с ней по лестнице спешили вниз мужчины и женщины в ярких праздничных нарядах. Они весело здоровались, женщины улыбались и кивали, мужчины громко выражали восхищение её видом – словно все они были из одной хорошо знакомой компании. Смешавшись с потоком гостей, Кейт попала в трапезную, где все рассаживались, оживленно приветствуя друг друга. За столом слева и справа от Кейт оказались два приятных молодых человека. Они были близнецами и отличались друг от друга только тем, что у одного лоб рассекал надвое рваный шрам, нисколько не умаляющий, впрочем, обаяния.

Стол оказался заставлен старинными пузатыми бутылями с вином и современными бутылками со знакомыми этикетками знаменитых марок, серебряные блюда были завалены всевозможными печеньями, пирожными, шоколадом, цукатами и конфетами, либо горами разнообразнейших фруктов и орехов. А вазы пестрели дивными благоухающими цветами, сорванными вот только что и сохранившими ещё первозданную свежесть.

Кавалеры наперебой ухаживали за ней, подкладывая фрукты и подливая вина в изысканный бокал – Кейт пила все подряд и совершенно не хмелела, и удивлялась самой себе. Потом общество начало постепенно расходиться, оставив лишь несколько выпивох – и с ними трёх раскрасневшихся пышнотелых девиц навеселе.

Кавалеры предложили ей пройти в зал и развлечься танцами. «Они будут самыми разными и на любой вкус», – наперебой уверяли они, - «и старинными, и современными, и плавными, и ритмичными, выбирай, что пожелаешь!»

Зала уже заполнилась, кто-то стоял, увлеченный разговором, кто-то сидел в кресле, рассеянно оглядываясь, а за столиками собрались группки жаждущих сразиться в карты или шашки. Невесть откуда обрушившаяся музыка заставила одних оживиться, других – поморщиться. Бал начался с шумного джаза, но свингующих оказалось немного – всего несколько стиляг в пёстрых галстуках с пальмами и трёх женщин в узких платьях. Кейт тоже не пошла танцевать, и её кавалеры погрустнели.

 Потом грянул латинский ритм, и бойкие девицы в сверкающих, обтягивающих шортиках и прозрачных блузках, а с ними их смуглые мачо, выскочили на середину, неистово вращая бёдрами и ягодицами под знойную ламбаду и самбу. У других присоединившихся получалось гораздо хуже, но никто не обращал внимания на такие мелочи, все были веселы и беззаботны. Кейт растерянно оглядела себя – вроде бы её наряд указывал на то, что она должна замечательно вписаться в латинскую сессию. Да и друзья-близнецы подбадривали танцующих возгласами и нетерпеливо притоптывали, готовые сорваться с места по одному её взгляду. Но Кейт всё не решалась нарушить бабушкины наказы, боясь её неодобрения.

Наказы… Какая чепуха! Она уже нарушила два – спустилась в Заповедник и надела красное платье. Почему бы теперь не пуститься в пляс? И она благосклонно улыбнулась близнецам, но тут музыка резко оборвалась. Общество заволновалось, издало восхищённое «ах!» и благоговейно замолчало.

Он вышел из красной двери, обвел взглядом залу и пошел сквозь строй почтительно расступающихся гостей – те тянули к нему руки, и он касался каждой и приветливо улыбался. Но его дорога вела прямёхонько к Кейт. Вот он остановился перед ней, с восхищением склонился, поцеловал руку осторожно и мягко. Сердце Кейт едва не выскакивало, грудь ходила ходуном, она пожирала его глазами.

- Принц Аке Дола, - представился он с достоинством. – К вашим услугам. Кто вы, прекрасная незнакомка? Назовите себя.

- Катарина О;Греноли, - срывающимся голосом пролепетала она в ответ, собираясь не то совершить реверанс, не то упасть в обморок. – Паломница из Альбении…
Принц поддержал её, не давая ни упасть, ни склониться.

Она уже где-то слышала это имя – Принц Аке, но не могла вспомнить, где и когда. Правда, сейчас это казалось несущественным: Кейт была очарована Принцем с первого мгновения. Принц Аке Дола был почти таким же, как она – высоким, стройным, белокожим, только глаза светились жарким зелёным огнём, и резко очерченный рот был полнокровен, и волосы вздымались над благородной головой блестящим каштановым ореолом, а крепкое сильное тело не страдало от болезненной хрупкости. На нем были атласные чёрные брюки и вышитая шёлком и гранатами тёмно-вишневая рубашка, на груди – тяжелая, витая золотая цепь с огромным светящимся рубином в обрамлении бриллиантов, в виде цветка пышнолепестной розы. «Тонкая и профессиональная работа старинного мастера», - невольно отметила Кейт.

Итак, Принц кивнул, принимая ответ гостьи, и подал руку, приглашая на танец. Они неслись под бравурные звуки вальса, словно два осенних листа, сорванных с дерева и уносимых быстрым речным потоком. И голова её сладко кружилась. Потом музыка стихла и зазвучала снова – медленнее и тише. Это был Элиас Килмер с одной из своих нежнейших баллад, его грубоватый чувственный голос обволакивал и заставлял трепетать в руках Принца. Губы его касались её щеки, шептали в ухо диковинные слова на непонятном языке – но она знала, что они о любви.

Рука Принца с изящными длинными пальцами скользила по её шее, лаская мочку уха и пышные завитки волос. Вот он приблизил к ней свой пламенный рот и вобрал её губы, лаская языком их бархатную изнанку. Они скользили так по залу, слившись в поцелуе, а когда музыка кончилась, и Кейт открыла глаза, словно проснулась, она увидела, что некоторые пары смотрят на них, сомкнувшись в страстных объятиях, а другие уже не видят ничего, отдаваясь ласкам и поцелуям. Девушки, танцевавшие самбу, уже сбросили свои блузки, подставив кавалерам смуглую крепкую грудь, а близнецы, оказавшиеся неподалеку, расстегнув рубашки, обнимали и целовали друг друга, не найдя поблизости подружки.

Принц Аке Дола усмехнулся и потянул её за руку. Они вышли в красную дверь, оставив за собой вздыхающий зал, и оказались в покоях Принца.

Покои Принца, казалось, были настолько необъятны, что дальняя стена терялась в палевой дымке. Ближние стены скрывались в нежнейших коврах и фресках, старинных полотнах и гобеленах, там и сям были расставлены странные изваяния и золотые ароматические курильницы, посередине залы торжественно возвышалось винно-красное ложе. И - зеркала, зеркала, зеркала…

Всё промелькнуло мимолётно перед ней, ибо зачарованная Кейт, не отрываясь, глядела в пылающие глаза, опушенные чёрными ресницами, прекрасные и загадочные. Медленная томная музыка пришла откуда-то сверху, легла невесомой кисеёй, опутала, вызывая дрожь желания. Принц встал на колени, легко-легко дотронулся до края платья и стал медленно снимать оборку, словно шкурку с яблока. Ноги Кейт обнажились. Потом он зашел за спину, чтобы провести рукой сверху вниз, расстёгивая молнию. Он разворачивал её, словно кокон. Он снимал леса, обнажая постройку. Он отмывал глину и песок с крупицы золота.

Он обходил вокруг неё, касаясь то одного плеча, то груди, то кисти руки, то ягодицы, словно скульптор, любующийся своим творением. Потом медленно разделся сам, повернулся, давая ей возможность любоваться им. Он был прекрасен так, как не был никто в её жизни. Как больше не будет никто, Кейт это знала наверняка.

Стройный изящный юноша танцевал перед ней грациозно, легко, маняще, многократно множа в зеркалах свой облик и свои движения. Вот он поднял руку, взмахнул – и Кейт тоже начала двигаться в такт музыке, кружиться и плавно изгибаться, словно повинуясь велению колдовства, повторяя соблазняющие движения Принца. В танце, кружась и взлетая, они приближались друг к другу – и, наконец, их тела соединились в одно целое, неразрывное, и музыка закачала их на своих волнах…

Кейт уже забыла, когда она испытывала нечто подобное, скорее всего – никогда, это было не торопливое соитие в промежутках между более важными делами мужа, когда Кейт даже не успевала понять, что она чувствует на самом деле. Нынешнему блаженству не было предела, ибо не было конца их притяжению, а понятие времени потеряло смысл. Они любовались на свои движения и тела в зеркалах, как любуются совершенными произведениями искусства, и Кейт впервые видела себя со стороны, и не стыдилась этого. Она наблюдала, как Принц ласкает её, любуется их прекрасными телами, как входит в неё медленно, заставляя изнемогать от нетерпения, скользит у самого края, проводит по телу и лицу кончиками пальцев, словно рисуя картину.

 Время от времени Принц отрывался от неё, чтобы охладиться, испить вина и обтереть тела ароматическими полотенцами. А потом вновь начать ласки с самого начала, с лёгких поцелуев и невесомых прикосновений. Но наконец-то ни ему, ни ей не стало больше сил продлевать жаркую истому, и они слились для окончательного восхождения к вершине.

И в тот момент, когда симфония мощным крещендо подошла к финальным аккордам, грозя обрушить в пропасть и одновременно вознести к звездам, Кейт вдруг вспомнила.

Принц Аке Дола когда-то давно был правителем Дарбаза. Он стал им в 17 лет, когда неожиданно и странно скончался король-отец. Аке продолжал традиции отца и правил легко и весело, но справедливо. Он возвысил многих простых, но талантливых людей – музыкантов, художников, изобретателей, литераторов, создал Новую Академию Наук и Искусств, и разжаловал многих бесчестных, глупых и вороватых вельмож, ибо не терпел невежества, лжи и самодовольного высокомерия.

В результате через несколько лет сложился заговор, и Принц Аке был отравлен придворной дамой, не вкусившей взаимности во время ежегодного Бала Художников, где мастера выбирали натурщиц, а самые родовитые дамы почитали за честь им позировать. У него даже не было ещё невесты, хотя многие знатные девушки вздыхали по юному красавцу, а многие послы желали бы такой партии для своих принцесс. Принц Аке умер, не оставив законного наследника. Всё это нежданно вспомнилось Кейт, и она поняла, что неистово отдается призраку, миражу.

Но как это возможно? Вот он, такой живой, настоящий, глаза туманятся от страсти, дыхание прерывается, рот полуоткрыт, она ощущает в себе его плоть… Нет, он не может быть миражом!

… Как бы ни была бесконечна ночь, наступил момент, когда сон неудержимо надвинулся и сковал члены, лишая силы даже просто обнять возлюбленного. «Спи, дорогая», - шепнул Принц Аке засыпающей Кейт. – «Спасибо за великолепную ночь. Ты ещё не представляешь, как будут прекрасны ночи последующие! Мы отправимся с тобой в путешествия по моему миру…»

И Кейт провалилась в сон без сновидений.