Любовь-нелюбовь. Глава 23. Купюра

До самой осени в Машкиной жизни ничего не происходило. Вернее, тучи, нависающие над страной, конечно, медленно сгущались, а в августе грянуло, обрушив напрочь привычный мир, но на Машку это особенно впечатления не произвело. Сначала. Правда – вдруг и сразу исчезли деньги. Пару месяцев после августовских событий Машка с Олегом прожили, как во сне, показывая пальцем на новые ценники и покупая продукты на оставшиеся накопления – лишь бы хватило. А потом как-то так случилось, что покупать стало не на что. Зарплату отменили, причем сразу у двоих и редкие выплаты – в лучшем случае раз в месяца три-четыре, приходилось растягивать, а они уменьшались ровно настолько, насколько дорожали продукты. То есть – очень намного. Незаметно случилось так, что курица, которую получала свекровь делилась на много мелких кусочков (для дочки), так же делили и масло, и редко перепадающий кусочек варенокопченой колбасы. А вот у взрослых на столе были, в основном, макароны чуть приправленные подсолнечным маслом, салат из морковки, мешок, которую Олег притащил с полей, куда их больницу отправили работать в выходные, яйца раз в неделю – прабабушкина посылка и редко перепадающий творог (мамина помощь).

Машка держалась легко, она привыкла мало есть – вечно на диете и вполне обходилась морковью. А вот Олег похудел сразу и резко. Длинный, со впалым животом и грудью, он еле таскал ноги, побледнел и даже начал лысеть. Да еще постоянная депрессия, он, привыкший хоть немного, но зарабатывать, очень страдал, видя, как мучается его семья. Но самое страшное происходило на работе. Вдруг, как-то сразу все это их огромное дело – питательные среды, научная работа, цех – стало мелким, никому не нужным, смешным. Что-то они еще делали по инерции, в цехе еще перерабатывали какие -то остатки, но дело катилось в пропасть, было ясно – вся их наработка, их надежды все это рухнуло и превратилось в пыль.

Директор и Зам делали деньги… Внизу, там где было одно их самых перспективных отделений – иммунологии, открыли лабораторию по исследованиям на дисбактериоз. Набрали лаборантов, начальницей сделали Олесию и, на удивление, в том, что касается денег она оказалась незаменимой. Быстрая, деловая, абсолютно беспринципная и ушлая, она в момент раскрутила лабораторию и дерьмо (в смысле, фекалии) от больных потекло рекой. Модный анализ привлекал всеобщее внимание, делали его пока мало, да еще Машкины среды – чувствительные и точные – работали идеально. Но, вот деньги оттуда перепадали не всем. Как-то так получилось, что вся эта штука приносила доход только некоторым – в основном, директору, Заму, Олесии и паре лаборантов. Остальные выживали, как могли. В том числе и Машка, глядя, как ее детище замечательно работает…правда на других.

Отчаянье настигло ее где-то через полгода. Однажды, открыв пустой холодильник и растеряно постояв над ним в раздумьях о несуществующем ужине, Машка позвонила подруге. Той самой, которая однажды промелькнула в их лаборатории стажером, просидела с Машкой в боксе пару месяцев и испарилась, выйдя замуж за очень перспективного начальника подмосковной станции.

- ОООО. Кого я слышу! Привет, госпожа академик. Как дела?

Голос Нины звучал весело и звонко, впрочем, она никогда не унывала.

- Привет, Нин. Ничего, живу. Плохо, правда. Лаба, вот рухнула.

- Да ты что!!! А как ты, на что живешь. У нас вон дело теперь свое, продукты поставляем. Нормально раскрутились.

- Да свекровь, мама помогают. Крутимся.

- Слушай. У меня есть кой-то. Мне надо чела, чтобы печенье по булочным толкал. А потом деньги собирал. Платить хорошо буду. Да и времени немного – можно звонить с работы, вечером за деньгами, утром ко мне и опять к себе на работу. Нормально. Пойдешь?

Машка ошалела на секунду, она совершенно не представляла себя, толкающей печенье. И вдруг – согласилась. Уж больно заманчиво было – опять не делить последние макароны. И, может быть, купить мандаринчик. Как она любила мандарины! От мыслей об этом у Машки даже закружилась голова. И Олег, что-то совсем дошел. Не заболел бы…

- Нин, давай. Я согласна. Что делать надо?

- Ну, для начала, завтра ко мне в офис. Договор составим, список булочных тебе выдам и ассортимент. ОК?

Обговорив время и повесив трубку, Машка сидела в ступоре. А потом, вдруг, ей стало весело и спокойно – а чем черт не шутит. Все будет хорошо…

В четыре часа, записав последние данные в журнал, Машка осторожно, чтобы никто не видел, достала Нинины списки. Было двадцать булочных, все с телефонами и именами заведующих. Дождавшись, когда все уйдут, наврав про великую статью, которую надо написать и, удостоверившись в полной тишине коридоров, Машка сняла трубку и набрала первый номер. На удивление унижаться не пришлось. Быстро и по-деловому, выслушав предложение, которое Машка выучила наизусть и репетировала с утра, мужской голос заказал по три коробки каждого вида и сообщил, что платить он будет только после того, как продаст тридцать процентов от ее поставки. И не раньше. Машку это устраивало – она взвизгнула про себя от радости – дело пошло.

С утра, пока никого не было, она толкнула товар еще в пять магазинов и, с чувством выполненного долга, крутила ватные пробки – свое любимое омммм. Сидишь, давишь педаль, ни о чем не думаешь, просто смотришь, как ватная полоска превращается в тугой валик. Потом – раз – обмотала марлей, завязала ниткой, срезала хвостик – готово. И следующую.

Кто-то тихо, почти неслышно подошел сзади и настолько неожиданно коснулся плеча, что Машка подскочила на стуле и обернулась. Рука Зама скользнула по ее бедру и спряталась в кармашке халата, но руку он сразу отдернул и отпрянул в сторону.

- Еще врежешь. Я тебя знаю.

Странные, разные глаза его смеялись, но губы не улыбались, смотрел серьезно.

- Что-то ты давно не заходила ко мне. Загордилась?

Машка смотрела молча. Она совершенно не знала, что е сказать и, в общем, ничего не чувствовала. Он понял

- Я там тебе кое-что выделил. Ты, вроде как не сторонняя, основа твоя. Только не кипятись, подумай. Мы сейчас все в одной связке.

Он повернулся и пошел к дверям. Потом обернулся, глянул прямо и немного зло

- Хотел поговорить, вижу не стоит. Сумма будет повторяться. Надумаешь артачиться, скажи сразу – найдется кто поумнее. Надумаешь поговорить, приходи, я буду ждать. Пока.

Когда его шаги стихли, Машка сунула руку в карман. Хрустнула бумажка и осторожно, как будто там была жаба, она поднесла ее к глазам. В руке лежала стодолларовая купюра.