Вспоминая... Часть2

Я уже заканчиваю школу. Рисую везде и всюду.
В основном портретные наброски. В школе на уроках,
в спортивном лагере на сборах,  в гостях, в трамвае.
На уроках слушаю в пол уха, уроки делаю без особого
энтузиазма. Но всё в пределах четвёрки, кроме русского
языка и литературы. Учительница русского молодая изящная
женщина с милым монголоидным лицом.  И всё это милое,
изящное пропитано не утоляемым антисемитизмом. Помню,
что звали её Наталья.
Проблемы начались ещё в пятом классе. Не как учебное
задание, а как факультатив, Наталья поручила мне
прочитать стихотворение Пушкина « Прощай, свободная
стихия». Через несколько дней подзывает меня к себе
и спрашивает, читала ли я. О! Да я же забыла! Но , честно
глядя в глаза учительнице говорю: - Читала!
И думаю,:- Сейчас приду домой, сразу прочитаю.
-Так перескажи мне содержание- просит Наталья.
Что делать, деваться некуда. Начинаю сочинять.
Наталья слушает молча. Потом улыбается понимающей
скептической улыбкой , в смысле- что от этих евреев
ещё ожидать?  Ложь, издевательство над великим
русским… Как-то так встряхивает руками, как будто
хочет освободиться от чего липкого и мерзкого.
С тех пор, до самого десятого класса русский и
литература у меня между двойкой и тройкой.
А на выпускных экзаменах - за сочинение
роскошная, великолепная двойка. Ну как же-
восемь запятых и три орфографические.
Представляю, с каким вожделением Наталья выводила
эту элегантную циферку.
Правда, в аттестате, всё-таки выставлена обтекаемая тройка.


Надо выбирать, где учиться дальше. Конечно, только
чтобы это было связано с изобразительным искусством.
Художественное училище? Но я видела их выставку.
Не понравилось. Низкий уровень. Пединститут в Нижнем
Тагиле, там есть факультет Худграф? Далеко.
Факультет искусствоведения в Университете?
Не могу представить себя экскурсоводом в музее или
на выставке. Внешность не соответствует. И последнее-
архитектурный факультет в Политехническом институте.
На подготовительном курсе по рисунку преподаватель,
почему-то обращает на меня внимание. Странно…
Есть несколько человек, у которых поставлен классический
рисунок. Выявлены плоскости, штрих профессиональный,
а я рисую больше интуитивно. Не скажу, что плохо, но это не
классическая подача.
Сдаю экзамены, почти все пятёрки. Даже за сочинение-
четвёрка. Но черчение – три. Всё, сразу оказываюсь за
пределами проходного балла. Хочу забрать документы,
не отдают. Оказывается, преподаватель рисунка не согласен.
Считает, что черчение не профильный предмет. И решение
окончательное ещё не принято. Но преподаватель черчения
 женоненавистник и юдофоб. « Женщинам нечего делать в
архитектуре, тем более, что 11 девочек в группе уже есть. А ещё
претендентка - ну, знаете кто…!» Волынка тянется. Я уже не
успеваю подать документы в другой институт. К тому же,
выясняется, что претенденток две. Кроме меня, ещё девочка,
однако она русская, и аттестат имеет с отличием, и у неё есть
патрон более высокого ранга, чем преподаватель рисунка.
Наконец, я получаю документы. Преподаватель рисунка
меня утешает:- Можно быть художником и без архитектурного
образования.
Хорошо.
 
На остановке трамвая встречаю девочку из нашего класса.
Она тоже не поступила в институт и идёт сдавать документы
в училище штукатуров и маляров. А что? Почему бы и нет?
И я иду вместе с нею.
  Нас встречает очень пожилой человек с добрыми глазами.
Несколько минут и мы зачислены.
- А хотите, я вам сделаю так, что вы пришли по комсомольской
путёвке?- и смотрит так ласково.
-Ну да. Это даже интереснее.
Перед глазами весёлые штукатуры- маляры из последних фильмов.

   Дома скандал. Этого я не ожидала. Мама категорически против.
Папа, как всегда, молчит. Я сопротивляюсь. К тому же-
комсомольская путёвка! И всего только два года.
- А тебе не сказали, что потом ещё придётся отрабатывать
несколько лет? А выйдешь замуж… и дети… И уже ни какого
высшего образования не будет!
- Но комсомольская путёвка?
- Иди, забирай документы, иначе я тебя выставлю из дома!
Последний аргумент перевесил комсомольскую путёвку и
я поплелась забирать документы.
Добрые глаза перестали быть добрыми.
-Документы отдать не можем, потому что - комсомольская
путёвка. Иди в райком комсомола.
- За это исключают из комсомола! Белоручки! Спрятаться
хотите от честного труда? – члены какой- то там райкомовской
комиссии, раскалились до бела в благородном гневе.
Я уже не могу произнести ни слова, и слёзы текут, не могу
унять. И не плачу - просто текут слёзы, непроизвольно.
Улаживает всё папа, тем более, что он председатель какой-то
общественной комиссии при райкоме партии.
Раньше никогда так серьёзно не плакала. И вот , надо же!
И что мне это членство в комсомоле? А стыдно было бы.
Да и не справедливо.

А вот и первый посттравматический синдром. Целый год не могу
нормально разговаривать с людьми. Сразу текут слёзы из глаз.
В таком же состоянии я буду через полтора десятка лет, после
развода с первым мужем. Но это уже потом.

  А теперь я работаю в цехе автоматики, дочернем предприятии
папиной организации. Работаю прессовщицей. Я ещё
покажу вам, какая я белоручка!
Работа тяжёлая. Надо многократно поднимать, загружать ,
задвигать под плиту пресса тяжёлую прессформу. А
затем снова поднимать, выколачивать из неё
готовые цветные пластмассовые линзочки для
приборных досок. У пресса жарко. Пот течёт градом.
Ни до чтения, ни до рисования. И с лыжами тоже
плохо - руки сильно устают на работе.
Тренер Афанасий Борисович Портнов не учёл это.
Поставил меня в ответственной эстафете на первый этап.
Соревнование начинается, температура воздуха близко
к нулю. Мазь подобрана под эту температуру. Я как –то
не обратила внимание на шушуканье соперниц. А напрасно.
Не успели выйти со старта. Я немного уже впереди, как
кто-то сзади ставит палку в кольце моей палки. Я, от
неожиданности падаю. Пока встаю - куча соперниц унеслась
 вперёд. Бегу, уже начинаю догонять. Чувствую- не могу
дышать. Оказывается, за короткое время резко снизилась
температура воздуха и у меня начался спазм гортани. К
тому же лыжи перестали накатывать. Мазь уже не подходит
для этой температуры. Иду из последних сил, хриплю.
Внутри растекается холодный ужас: - Я первый этап, я
подвожу команду!
Мне кажется, что я просто ползу.
Но, однако, следующие этапы всё - таки смогли нагнать.
И наша динамовская команда пришла второй.
Потом тренер сказал мне, что он очень боялся, что я сойду.
Но после этой истории я перестала ходить на тренировки.
Уходила в лес сама и там бегала по своим трассам.

Через несколько месяцев меня переводят на лёгкую работу
На токарный станок. Тут уж никаких усилий. Заправляй
заготовку и точи.
 На станке работа в три смены. Третья смена кончается утром.
Едешь в трамвае, расслабившись, вальяжно. Все куда-то
 торопятся, а ты не спешишь!
Дома булочку и бутылочку молока. И спать.
Вечером к репетитору – математику, готовлюсь к экзаменам.
На смену- в двенадцать часов ночи, последним трамваем.

Теперь уже сдаю вступительные экзамены на строительный
факультет, но специальность аналогична специальности
родителей, только её приложение более человеческое.
Ближе к человеку. Это теплогазоснабжение и вентиляция.
Поступаю без проблем.
Первые два года по новой системе - обучение вечернее.
А днём работаем на стройке. Сантехниками.
Радиаторы, стояки, вентили, задвижки, контрагайки, пакля,
сурик.
А как хорошо на верхнем этаже, сидеть в оконном проёме
и разглядывать всё окрест. Небо кажется совсем рядом,
вот облако - достанешь рукой. И видно далеко-далеко!
А воздух! И свобода!! Такое редкое чувство. Кажется,
что всё сможешь!
А вечером, на лекции, половина группы спит.
Домучиваем два года. И вот , наконец, приходим на
лекции утром, как белые люди.
Но тут- аппендицит. Операцию делает молодой хирург.
Даже имя помню - Владимир Иванович.
 В операционной несколько столов. Сразу три хирурга
делают операции. По крайней мере, на двух столах аппендицит.
Рядом на столе молодая девушка с прекрасной фигурой.
Мой Владимир Иванович сразу обратил на неё внимание,
и попробовал заговорить, отпустив несколько комплементов.
Я его ничем не заинтересовала. Ну да, худая, только ноги
мощные.  Операция под местным наркозом. Делает мне уколы,
поглядывая на соседний стол. Я жду, он ждёт. И вдруг я
чувствую- режет. Нож холодный, кожа слега трещит.
Странно, не больно. Кровь течёт, тёплая. Доктор беседует
со мной: - Ты что, спортсменка?
Отвечаю не сразу. Прислушиваюсь, что он там делает.
- Да!- говорю.
- И чем же?
- Лыжи.
- Где… замолчал , роется, видимо ищет аппендикс.
Ужасно больно и тянет и тошнит. Терплю , молчу.
С трудом удерживаюсь, что бы не корчиться.
Думаю: -Вот хорошо, что у меня так часто болит
живот, ведь это не больнее, правда? Ведь я уже
привыкла?
-Где учишься? – продолжает доктор. Наверное,
уже нашёл.
Пока не могу ответить, надо разжать зубы.
- В ин-сти-туте, …
Зашивает. Чувствую, прокалывает иглой.
Вытягивает нить. Сестра протирает меня, закрывает
Простынкой, вывозит. Доктор стоит в коридоре, курит.

Ко мне приходит только бабушка. Приносит что нибудь
вкусненькое. Один раз был персик, завёрнутый в
салфетку. Соседка по палате, женщина средних лет,
с завистью смотрит, как я ем. Мне неловко. Говорю
ей:- Вот в следующий раз…
 Следующий раз, снова какой-то фрукт в салфеточке.
 Торжественно отдаю соседке. У неё на лице - сладостное
предчувствие .Разворачивает салфетку- а там… помидор!
Ай-я-яй!  Краснею. Стыдно мне почему-то…

И ещё гораздо более постыдный поступок… До сих
пор чувствую неловкость и даже позор.
Мой тренер, Афанасий Борисович перешёл на работу в
Политехнический институт и очень обрадовался,
обнаружив меня там. Он начал набирать группу начинающих,
а я была уже им вышколена до хорошего уровня.
Мы начали тренироваться. Я теперь бегала трёх километровый
кросс по пересечённой местности по времени лыжного третьего
разряда. В какой-то момент, когда он был на каких-то
курсах, тренер основной лыжной, практически
профессиональной  команды пригласил меня в свою группу.
Я , глупая, подумала:- Расту!- и согласилась.
Когда Афанасий Борисович вернулся, он ничего не сказал.
Просто посмотрел. Я чуть не сгорела от стыда.
У профессионалов я надолго не задержалась и ушла.
Хотя я на лыжах бегала еще несколько лет.
Даже когда уже родились дети. А потом интерес
пропал. Дома удивлялись:- Почему ты не смотришь
лыжные соревнования?
Не знаю, не хочу. Как то всё это уже отмерло. Но иногда,
когда вижу лёгкое скольжение по лыжне, или стремительный
спуск,  что-то встрепенётся в душе и мгновенное ощущение
полёта…