Последнее фото

Из интервью фотографа Эрика Буре

О пребывание в Чечне, в качестве корреспондента в одной из российских воинских частей.
- Почему русские солдаты вас не убили?
- Потому что я пил с ними водку.

О падение Берлинской Стены
- В Восточном Берлине в 1989г. я встретил женщину, которая никогда в жизни не видела банан.

О трагедии в Армеро (25 тысяч погибших в результате схода селевых потоков)
-Когда я подошел к ней , там уже было три или четыре фотографа.

                ***

Ральф осторожно переступая разбитые балки, двигался по залитой селевой грязью Сантерре. В его руке был крючковатый посох, которым он мерил воду. Вокруг был Ад и Ральф, перемолотый тридцатилетней бродячей жизнью репортер, в этом не сомневался. Вертолеты, снующие в черном небе, глушили стоны раненных, а плавающие в грязевой жиже трупы перестали вызывать отвращение...Через пять минут он увидел ее. Девочка висела на палке , перекинутой с одной бетонной плиты на другую, вцепившись в нее руками. Тело ее по грудь было затоплено, голову она низко опустила и длинные спутанные волосы закрывали лицо. Спасателей было двое. Один лил сверху воду из литровой пластиковой бутылки, другой пытался разобрать завал и сдвинуть, держащие ее плиты. Рядом в метрах шести , собралась репортеры. Вокруг места с девочкой все лежало в затопленных руинах , и репортеры выбрали единственное сухое место -вздыбившуюся бетонную плиту. Их было трое. Когда Ральф показался, они замерли и просверлили его взглядом. Ральф побрел по жидкой грязевой каше к девочки , но спасатель на ломанном английском прокричал -гоу, гоу, прогоняя его. Ральф вернулся назад и забрался на крышу , крепко просевшего в сели грузовика Форда... Девочка была метров в тридцати. Ральф вытащил потертый Никон, нацепил телевик... Конечно у этих ребят точка съемки была лучше, да и техника посерьезней, но ему выбирать не приходилось. Спасибо и за это. <.....> Солнце пробиваясь через тяжелые тучи нещадно начинало палить. Ральфа больше всех раздражал Рыжий. Рыжий был не назойлив, он не суетился как другие, а медленно и верно выверял свой объектив на девочку. Замерев неподвижно, он долго ждал и едва голова девочки совершала движение и ее глаза открывались, лейка Рыжего строчила длинной серийной съемкой. «-Черт , сколько там у него - 8 кадров в секунду. » С Рыжим он уже пересекался в Сальвадоре и еще тогда тот удивил его своим внушительным набором серьезной цейсковской аппаратуры. Видимо он здесь главный. Остальные репортажники ползали по бетонной плите, как муравьи , в лишней суете. Кабина Ральфа явно уступала им и была не лучшей съемочной площадкой , но и покидать ее было нельзя. Ребята из агентства бросали иногда на него косые взгляды и уйди он, его место тотчас займет их звуковик или оператор, и тогда ловить уже здесь будет нечего. <.....> Ральфа мучила жажда. Краем глаза он видел как метрах в двухстах вертолет кружил над кривой пальмой и люди снизу тянули к нему свои руки, как в истошной молитве и это тоже мог быть отличный кадр. Но нет , главное сейчас быть здесь. Ральф верил в свою удачу. Спасатель с ломом пытался нащупать разлом бетонной плиты, Он загородил девочку ,и когда стучал по гулкой плите, вода вокруг него бурлила и расходилась кругами... Ральф был старый «пленочный» фотограф, тоскующий по временам проявки, фиксажа и все эти новомодные пижонские штуки , типа вспышка в лоб а-ля Терри Ричардсон или широким углом снимать модель с метра ему были чужды. Ральф строил композицию по старинке, диагональ в кадре, золотое сечение и все такое. Желательно чтоб был еще некий оммаж с классикой. «Беженцы» Омарра потому набрали столько престижных наград, что композиция их схожа с «Плотом медузы» Жерико ,отчего Ральф втайне подозревал здесь постановку, а мертвый Че Гевара на деревянном столе напрямую отсылает к Мантеньи. Однажды в Южной Францию Ральфу встретилась группа беженцев, Ральф с трудом , за триста евро, уговорил их попозировать и даже обещал не снимать их лица. Он разложил людей по кругу, якобы спящих на земле, этакие танцовщицы Матисса. Фоном служила насыпь из бетонного лома. Беженцы закрыли лица одеждой, под голову одного из них , вместо подушки, Ральф положил камень. Оживший ветхозаветный сюжет. Месяца три Ральф мотался между Нью Йорком и Лондоном , собирая награды... Ральф пытался нащупать и в этой сцене некую художественную составляющую. Балка резала кадр по диагонали , а руки девочки , перехватившие ее и упавшая вниз голова, напоминали ему Давидовского Марата. Вот бы сместиться метров на пять ниже и вправо ,и было бы попадание в точку. Но выбирать не приходилось... Парни внизу все крепче его раздражали. Один из них сбегал за пакетом и они разложившись по кругу жадно жевали хот-доги , затягиваясь колой. Ральф сглотнул слюну. Он уже «забил» восемь гигов отснятым материалом, но нужного кадра там не было и в помине , в этом Ральф был уверен. Однако Ральф Смит не был бы Ральфом Смитом этим «гнилым куском шифера», как его злобно прозвали коллеги, и на его полке не пылился бы оловянный человечек с треногой— престижнейшая журналистская награда ОМЛ, если б он так легко сдавался. Через два часа солнце переместится и огромная серая плита , справа от девочки, превратится в отражатель и сцену заполнит мягкий золотой свет. В ее волосах будет играть солнце , бликуя на водной поверхности и одновременно будет засвечивать линзы этих холенных профессионалов. На пятнадцать минут кабина его ржавого форда возвысится Геркулесовым столпом , над этим Апокалипсисом и юнцам наверняка, запомнится библейское «В мраке достаточно одной свечи» и эта свечой уж наверняка станет он и его старый Никон. Ральф умел ждать . Сейчас бы глоток воды. Ральф перевернулся и лег на спину. Во рту все пересохло... Солнце скатилось за спину девочки. Момент наступал. Это понимал Ральф и это понимали те трое. Все зашевелились. Рыжий вытащил вспышку -она была на дистанционном управление и закрепил ее как флаг на штативе, задрав высоко над головой. Каждый напрягся всей силой своей мускулатуры, вонзив острые взгляды в визоры. Замерли все. Девочка последний раз подняла глаза в небо , что-то тихо шепнув и умерла. Ее губы так и остались полуоткрыты, а душа должно быть сразу перебралась в тихую небесную гавань. Последнее, что она видела - слепящие глаза стекла объективов и последние слова ее были «Идите пожалуйста домой». Ральф, как будто услышал ее- поднялся и ушел. Он был изможден и разбит. Ноги едва волочились по колено в смрадной раскисшей трясине, и казалось он шагал прямо по трупам в середину ада. Солнце садилось. Ральф был спокоен и бледен, и тихо улыбался. Ральф знал — память его верного Никон, хранила единственый и безжалостный, разящий в самое сердце кадр, нужный и выверенный, как турецкий сабля, и уж он точно, как никогда, заслужил глоток русской водки.