Чингачгук вернулся

      Удивляюсь, почему так много анекдотов про вредных тёщ. У меня тёща золотая: работящая, гостеприимная. Зятя, меня, уважает, бережёт. Наработаемся на даче, а потом… Приняв свежий душ, садимся за семейный стол, где есть место всему, что Бог послал: хрустящие огурчики, ароматные помидоры, рассыпчатая картошечка и многое другое, включая и домашнее горючее: сливяночка, вишнёвая или малиновая настоечка. Откусишь ещё тёпленькое, варенное всмятку яичко, а внутри желток яркий, бархатистый… Жить хочется! Душа отдыхает.
     – Мама, – обратился я к тёще, – ну почему домашние яйца такие вкусные? Ведь куры везде одинаковые.
     – Для птицы, сынок, как и для человека, важны свобода и любовь. Курочка чувствует, когда о ней заботится хозяин, а в ответ она благодарит тебя «золотыми яйцами». А возьмите-ка себе цыплят-подростков от моей пеструшки!
     Не успел дать согласие, а тёща уже учила меня, какой надо сделать насест, как за ними ухаживать. Я чесал затылок, а супруга нахваливала, что, мол, Серёжа всё сделает, руки у него с нужного места растут. После таких аргументов возражений у меня не было.
     Утром мне вручили корзинку, на дне которой копошились тринадцать пушистых комочков. Среди них выделялся один крупненький, с чёрными вкраплениями на пёрышках. По совету тёщи накрыли корзинку полотенцем и поставили в машину. Ехать нам домой неблизко, а тут ещё жара и пробки на дорогах. Колонна машин двигается еле-еле. Шум в нашем багажнике: писк и царапанье – привлёк внимание дежурного инспектора ДПС.
     – Что у вас там?
     – Подарок тёщи, цыплята.
     – Откройте, – потребовал он.
     – Если я открою, они разбегутся. Кто будет собирать?
     – Всё равно приоткройте, я загляну.
     Это была роковая ошибка. Стоило мне открыть багажник, как пищащая и летающая пушистая детвора стала выпрыгивать из него. Никто не желал давить прекрасных малышей, бегающих кругами. Встречный поток машин остановился. Картина была весёлая. Экипаж ДПС, перекрыв движение, бегал, спотыкаясь, роняя фуражки, помогал мне ловить цыплят. Шоу закончилось с поимкой самого шустрого беглеца. Он клевал руки блюстителя порядка, махал крылышками и не хотел лезть обратно в корзину.
     – По такой жаре и пробке вряд ли довезу их живыми до дома, – поделился я своими сомнениями с инспектором. 
     – Берите своего Чингачгука, пока он меня не заклевал, и поезжайте за нами.
     Забияка присмирел, попав на переднюю панель автомобиля. Он забился под самое лобовое стекло и оттуда наблюдал за ехавшей впереди полицейской машиной со сверкающим проблесковым маячком.
     Шли дни, росли цыплята. Рос и Чингачгук (мы его так и звали). Он ещё не превратился в настоящего петуха, но строго следил за дисциплиной в своём стеклянном доме, сделанном из старых оконных рам. Дом казался ему (и нам тоже) надёжным, пока однажды ночью в него не залез вор. Чёрный соседский кот прорвал когтями сетку вольера, но застрял между рам. Когтем разбойнику удалось зацепить цыплёнка и сломать ему лапку, но других тронуть не успел . Все забились в дальний угол домика, и только храбрый Чинггачгук, подняв шум, подпрыгивал на своих тонких лапках и, опускаясь сверху на голову застрявшего кота, бил его клювом по макушке. Кот орал, цыплята пищали. На шум выбежали мы, но воришка,освободившись, унёсся восвояси.
     Раненому мы наложили шину из щепок, и через две недели цыплёнок ходил, почти не хромая. Но когда надо было бежать, несгибаемая в суставе лапка, выбрасывалась вперёд, и он напоминал бегущего одноногого капитана Флинта из романа Жюля Верна.
     Пожелтела листва на деревьях. В природе царствовала золотая осень. И наш герой был под стать ей. Чингачгука уже было не узнать. Гордая осанка, алый гребешок, перья на груди переливались, как камни-самоцветы. Особой его гордостью стал роскошный перламутровый хвост. Со своими подругами он переехал в просторный курятник. Здесь для них было всё: и насест, и кормушка, и три гнезда, где можно без очереди снести яйцо, и даже «зоопарк». Под навесом лежало несколько больших веток от деревьев, импровизированный насест на улице. Во время дождика наши куры не бежали в курятник, а размещались на этих корягах. Просто как птицы в зоопарке. И сторож у них был – кот Тимофей. Он дружил с курами, не обижал цыплят. Они его не боялись. Ляжет на травке, я посыплю на него зерно, молодые куры начинают склёвывать. А ему нравится – массаж. Место себе определил сам: одно из гнёзд. Слышу, пеструшка кудахчет, бегает, явно нестись хочет. Захожу, батюшки, в одном гнезде курица сидит, а в другом кот лежит. Вот и пришлось третье гнездо делать. Поэтому и мышей в курятнике не было. Петух Тиму тоже уважал.
     Большой сетчатый вольер граничил с соседским двором. Там жила одинокая женщина. Изредка она нанимала кого-нибудь убрать накопившийся у неё во дворе хлам. Чаще всего это был Лёша, живший тоже один в конце улицы. Однажды, возвращаясь на машине с работы, мы увидели странную картину. Лёша бежал по улице, вскрикивая и подпрыгивая, будто его жалили пчёлы. Кружился волчком, поднимая на дороге пыль. Руками обхватил себя, а под курткой грудь шевелилась. С ним, явно, произошло что-то ужасное. Но вскоре у нас появилась разгадка происшедшего.
     Вечерело. Надо курочкам подсыпать корм и налить воды. Кот зашёл в курятник со мной и стал мяукать. А куры тихо уселись на жёрдочки. Все на месте, нет только красавца Чингачгука. Место в центре насеста пусто. Даже обжора Флинт не идёт клевать зерно. Сидят, головами крутят, нервничают. Гляжу, в вольере несколько цветных перьев валяется.
     – Видно была с кем-то драка, Тима?
     – Мяууу, – ответил кот.
     Делать нечего. Вся семья расстроилась. Ужинать расхотелось. Мы сели на лавочку возле крыльца и загрустили. Спустились сумерки, вечерняя тишина добавила грусти… И вдруг шорох… Чингачгук гордо прошёл мимо нас в курятник. Мы ужаснулись: хвоста у петуха не было. Только два больших разноцветных пера торчали на его месте.
     – Настоящий Чингачгук! – только и смог произнести я от удивления.
     Утром встревоженная соседка сообщила, что в сарае поселилось гнездо диких пчёл. Они очень покусали её работника Лёшу. Теперь он боится и больше не будет ходить к ней работать.
     Но мы знали, что эта пчела – наш отважный Чингачгук. Красть вольно, да клюют больно.