Часть 2. Зина собирается на свидание

Никаких трепещущих на ветру соплей, двадцать раз намотанных на кулак. И в этот раз она сделает все так, как привыкла. О чувстве такта Зина слышала мало, наверное, потому, что по отношению к ней самой редко проявляли бережливость, обходительность и даже, простите за такое ругательное слово, — нежность. Чужие границы Зина сметала как советский танк, который мстил за свою нелегкую железную судьбу.

За «рулем» сидел танкист, который мало что понимал в тактике ведения боя, любил стрелять по своим и давить цветочные поля — просто потому, что глазок прицела у него был залеплен жвачкой.

Зина была такой не со зла.

О том, что жило в ее биографии до этого она не рассказала никому. Воспоминания, железно-скрипучие, будто битым стеклом жили под ребрами. Не повредив внутренних органов, но изводя душу, они жили с ней молчаливым домовым. Когда он вылезал наружу, в ночных кошмарах или в тягучей тишине ночи, Зина шикала злобно и резко. Так, чтобы и головы не успел показать. На, противный зверь, греби отсюда!

— Зина, а ты помнишь?...
— А ну тихо!
— Это твоя вина, Зина…
— Пшел!

Не такой она была человек, чтобы скулить. Жизнь учила Зину давать сдачи и забывать, но, к сожалению, этот экзамен она так и не сдала.

Утро, как ни странно, еще существовало и даже пришло к ней в комнату красными лучами. В это время так и не удалось заснуть — чем ближе к звону будильника, тем страшнее нарастало чувство дрожи в районе желудка и передавалось к шее, рукам, ногам.

«Нет, не пойду никуда, ишь что придумала себе! Даже если он придет — я не пойду! Или все-таки да?..».

Потом обнаруживалось, что мир, впрочем, был на месте, как и мебель в комнате, иссохшее дерево за окном и мятая форма кассира у шкафа.

Сегодня Зина собиралась на работу не так, как обычно. Наругают за яркое платье, которое под желтым жилетом смотрится просто нелепо? Ну и пусть! Перед выходом она решила накраситься больше, чем обычно, но из косметички выпали только засохшая тушь, красная помада еще от мамы да пыль, которую не тревожили вот уже несколько месяцев.

На зарплату кассира можно было позволить себе мало. Но мама с папой подарили Зине симметричное лицо без прыщей и всего другого, что бы нуждалось в украшательстве. Маленькие близко посаженные глаза — не беда, нос с горбинкой — своя изюминка. Лишний вес — оформление всего этого великолепия.

Зина улыбнулась в зеркало кривой улыбкой и приподняла брови — «Надо жить! Надо!». Она тряхнула плечами, будто сбрасывая с себя балласт душной ночи, и вдохнула воздух так, будто его на Земле его оставалось очень мало. Настроение теперь у нее стало очень даже ничего, но напоминало скорее канатаходца без страховки — чуть ветер повеет и можно собирать останки бесстрашия с асфальта.

— Зинуль, как ты? — привычно спросила «рестничнохлопающая», как только раздвинулись крохотные автоматические двери магазина.

— Марфа, да отлично! Отлично!! — не выдержала Зина (пошатнулся канатоходец!) и раздвинула уголки губ в стороны с таким усилием, словно раскатывала пельменное тесто. Внутри в животе все было там напряженно от ужаса предстоящей встречи, что грозило перерасти в очень постыдное явление — медвежью болезнь.

Лицо Марфы словно без причины приняло выражение краденного со стройки кирпича, а руки затряслись. Человек он была добрый, но мелочной, да еще и завистливый.

— Ну-ну, можешь не говорить… — Марфа приподняла подбородок и, смотря свысока на монитор, стала пробивать товар.

Рабочий день набирал обороты. Черная лента ползла с новыми и новыми продуктами, раскрывая Зине, чем и как живут покупатели.

Очень многих она помнила в лицо: и тех парнишек, которых шатало как простыню на ветру — делали вид, что покупают презервативы для девушек, а на самом деле распаковывали и подбрасывали в почтовые ящики, снимая на камеру. Заходила женщина, решительно несчастная в семейной жизни и сейчас проходящая химиотерапию. Зина следила за ней очень пристально — переживала, увидит ли она ее в следующий раз?

Но больше всего ее волновало другое. Во-первых, смилостивится ли завистливая Марфуша и подменит ли ее, когда медвежья болезнь все же Зинку доконает. А вторая проблема — где же ее ненаглядный с полной корзиной ЗОЖа (жижи, как говорила про себя Зина).

Со стороны выдачи товара пристроился охранник средних лет, Константин, и подмасленным взглядом инспектировал зинкино платье под уродливой жилеткой кассира.

—  Зина, как ты приделсь! Для меня страесся? А? — будучи немного подшофе, охранник одной рукой оперся о стол, а вторую положил на бок, чтобы не так вилять своим подвыпившим телом. На службе он пил не в первый раз, но скрывал это умело — взгляд его оставался проницательным, торс ровным, а рот при начальстве исправно оставался закрытым.

— Константин Сергеич, болит голова от вас, сдайте хвойный парфюм в приют для собак, чтобы крыс травить, — у Зины щеки от злости свело.

В Константине сидел образ того, от чего обычно душат рвотные позывы.
Неконтролируемая махина, несмазанный резкий механизм, когда-то острый, но низкий ум, утонувший в свалке сигаретного дыма и алкоголя. Весь заросший, но с четким месяцем проплешины на голове, с промасленным подбородком, при этом невероятно худой. Все это выдавало в нем алкоголика выходного, а иногда и рабочего, дня.

— Д-ду… дебилка, — сдался Константин и понес свое тело в отдел, где толпились бабушки с авоськами, выбирая самый дешевый из дорогого кефира. Зина почувствовала, что ее внутренний канатоходец замахал палкой, будто стараясь кого-то ударить в пустоту, от чего терял равновесие.

Сегодня дела у охранника супермаркета обстояли как-то плохо — Зина слышала, что от него ушла жена и готовилась отобрать квартиру. Из-за этого продолговатая голова Константина Сергеевича накрепко просела в плечах, но длинные руки все будто жили отдельно от тела — крепкие и хваткие. Один раз Зине даже пришлось отбиваться от них бутылкой молока вроде как «в шутку» для других, но не для себя.

Боковым зрением она рассматривала удаляющуюся фигуру с сжатым чувством неизменности происходящего. Иногда оно живет в каждом из нас и концентрируется где-то в сердце. У Зины оно хранилось в воображаемой черной коробочке, но иногда эти ядовитые испарения все-таки просачивались и накладывали на лицо еле заметный отпечаток сожаления: тут надломилась бровь, тут опустилась щека, поникли плечи.

Привет, мой свет! Еще пара десятков таких лет и ты уже немолодуха в климаксе — без молодого кудрявого любовника и денег для безбедной старости в Болгарии, как представлялось всему женскому коллективу супермаркета «Десяточка».

Заслуживала ли она лучшего? Над вопросами о своей жизни Зина старалась не задерживаться. У нее было неоконченное образование и слишком легкий характер, чтобы строить на жизнь серьезные и неоправданные, как обещания депутатов, планы.

Иногда Зине казалось, что в этом месте она оказалась по ошибке. Крохотное пространство магазина, зажатое между домами комплекса «Краса», где-то на окраине города, почти за кольцевой дорогой. Съемная квартирка, светлая, как совесть младенца и такая жаркая в этом сентябре, что еще чуть-чуть — за балконом нарисуется пустыня. Но рисовался заплеванный прудик, табачный киоск с «Marlboro» и «LM», детский сад с дыркой в заборе и вытоптанное в сетку тропинок поле.

Иногда ей мечталось:
«Заживу». Не будет тропинок, забудется садик и в супермаркете в пяти минутах ходьбы она больше не покажется.

Но настоящая жизнь, за гранью будильника и бесконечной дороги на работу, казалось ей выдуманной, а поэтому и невозможной. А будущее в виде разведенного Константина Сергеевича было ближе и осязаемее, чем молодой человек с раскосыми глазами, который недавно переехал в их район.

Наверное, именно потому, что этот камень все-таки приземлился в ее огород, и началась эта история.

Читать дальше:
http://proza.ru/2020/04/23/933

Источник картинки: Ivanka Remizova