Ванна

   В двадцать пять лет Лена полюбила Петьку. Петька решил, что тоже. Но, подумал, и раздумал связываться. Потому как у Лены муж и ребенок. А вокруг полно прекрасных Дев. Слился, короче. А Лену пронзила боль. И она вскрыла себе вены. Но, не там, где надо. Откачали. Молодой врач со «скорой» говорит – Вы скажите участковому, что просто пошутили, или попугать решили. А иначе вас в психушку отправят.
 А Лена головой кивает, отвечает: в психушку.
Приехали на Лиговку – доктор, похожий на все психические заболевания в одной медкарте, посмотрел из-под очков глазами Белого Ходока, пронзил Лену насквозь, вспомнил всех женщин, которые ему изменяли, и почувствовала Лена нутром, что это – пипец! Но душа болела так сильно, что пипец заскрипел и уполз…
Сначала, согласно регламенту, поместили в палату №1. Человек на десять. На стуле 24 часа в сутки медсестра, лицом к кроватям. Кому-то повезло, кто не привязан. Таблетки, от которых тошнотворный сон. В туалет только с сопровождением. Дверей нет. Писать и какать – под прицелом. И Лена окончательно поняла, что нету сил жить. Муж приходил навещать, рассказывал про ребенка. Но Лене было очень больно, и все время клонило в сон. Белый Ходок, при очередном общении, поведал: А вы знаете Елена, мне вас искренне жаль, потому что по статистике, никогда не приходят навещать суицидников люди, из-за которых вешаются, стреляются, топятся и режутся…такие как вы….
Через неделю перевели в общую палату. Кто-то кричит, кто-то воет, кто-то хохочет. Все клеят коробочки за общим столом в общем холле. Лена жить не хочет. Въедливый доктор посмотрел на это дело, и отправил Лену в другую психушку. На Пряжку.
Опять палата №1. Опять в туалет под прицелом. Опять таблетки. Доктор – другой. И Лена поняла, что жить – надо.
А как можно выжить в сумасшедшем доме? Только попробовав жить. Вернувшись душой к ребенку. К мужу. Страсти проходят, любовь остается. Ну, попутал бес, не со все-ми, но – бывает…  Лена хорошая была.
Уже - новая общая палата. Народу – куча. Но два человека показались Лене вполне друзьями по несчастью. Вера Павловна и Надя.
Начнем сначала – Лене двадцать пять. Наде двадцать семь. Вере Павловне двадцать восемь. Лена – суицидница. Надя – наркоманка. Вера Павловна – с тяжелой шизофренией (спящей, и периодически блуждающей).
Прекрасные разговоры об искусстве, литературе, театре, кино. За картоном, с клеем и готовой продукцией в виде коробочек. Надю окрестили Надька Кубик. Веру Павловну окрестили Верой Павловной. Лена осталась собой.
С Верой Павловной, чем-то похожей на Марину Цветаеву, беда случалась регулярно раз в год. В предыдущем году она сложила в таз высушенное белье с веревки, и по-ставила его в сухом виде на включенную конфорку. Благо квартира коммунальная. Засек-ли вовремя. В этом году она во время церковной службы направилась прямо за алтарь к батюшке, озабоченная каким–то важным вопросом. Каждый раз ее привозили совсем не-вменяемую, но через пару недель она превращалась в прекрасного, умного, тонкого ироничного человека, пытающегося не поддаваться головной боли.
Решили создать Салон Веры Павловны.
Надьку прозвали Кубиком, потому что самое частое используемое ею слово было «кубик». Тоненькая, высохшая, с виду – тринадцатилетний подросток, с темными пятна-ми на щеках от марганца, почти без зубов, с блестящими глазами – бывшая студентка, бывшая жена, бывшая человек, через пару месяцев превращалась в девочку, мечтающую о будущем.
Про Лену – и так все понятно. Что – не понятно.
Где можно создать Салон в психушке? Место действия? Конечно же, самое подходящее – огромнейшая старинная, раскрошившаяся ванная комната с великолепной убитой чугунной ванной на львиных лапах, с замазанными краской решетчатыми окнами, с вечно прекрасным цветным кафелем на полу.
В этой ванне никто никогда не мылся. В ней замачивали грязное постельное белье описавшихся и обкакавшихся страдальцев. Стирали все это санитарки.
И Лене пришла в голову великолепная, спасительная мысль. Вместо того чтобы всем гуртом в душном зале клеить коробочки, можно попытаться попроситься на трудотерапию в эту красивую ванную комнату!
В это было невозможно поверить. Но заведующий отделением дал разрешение Лене, Надьке Кубику и Вере Павловне стирать белье в этой красавице ванне. Санитарки их полюбили. А молодая докторша с соседнего отделения, не скрывая своего презрения, ротиком в виде напомаженной куриной жопки, процедила как-то раз, проходя мимо: Вы все ненормальные. Навсегда.
Представьте, какое же это было счастье! Никакое количество дерьма из несчастных измученных тел, перемешанное с простынями, пододеяльниками и наволочками не могло испугать и отвратить молодых женщин от этой работы. От ощущения Свободы, Любви и Красоты. Потому как, работа заканчивалась, и начинались разговоры, и санитарки, втихаря, приносили сигареты, и можно было по очереди курить, и читать друг другу наизусть стихи, и прозу, и рассказывать о самых светлых днях своих жизней. А чуть позже к ним в Салон стали подтягиваться другие люди, тянувшиеся душой к Свету, Жизни и Радости, так странно возникшем в этом доме печали. Пролетел месяц, и еще половина.
Последние слова, которые Лена услышала от Надьки, покидая клинику – Как только домой приду, сразу – кубик ширну!
А Вера Павловна, вытирая мокрые руки полотенцем, заплакала.