Bonus. Семь ночей

                ПРЕДИСЛОВИЕ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ.

Много лет считалось, что история смерти прекрасной Каэтаны Креонты, найденная в архивах городской библиотеки-музея, и ставшая легендой, полна и гармонична.

Но вскоре откуда-то вынырнула полная версия, которую якобы придержали, поскольку она оскорбляла родовую память. Родственники приложили все усилия, чтобы новая версия как можно скорее прекратила свое существование, и даже подали в суд за клевету и публиковали опровержения. Что, как мы  с вами понимаем, лишь подогрел интерес. Новый тираж толстого литературного журнала с опубликованной новой версией был изъят и предан уничтожению.

Но кто-то из уволенных работников издательства сохранил рабочий экземпляр.
 
История скоро забылась – не такого она масштаба, и не о таких уж известных личностях. И вот – повесть вышла подкорректированная, под новым названием и с новыми именами (см. Заповедник Душ).

Сейчас мы предлагаем вашему вниманию утраченные страницы.


                НОЧЬ  2

Кейт проснулась отдохнувшей и свежей, сладко потянулась. Солнце ласково прокрадывалось сквозь штору. Воспоминания живо всплыли в памяти – воспоминания о бале и принце Аке, а не о том, что было прежде в пустой и тоскливой жизни, и вызвали улыбку и уверенность в следующем свидании.

Она выглянула в окно – солнце уже встало низко, собираясь в скором времени пожелать «доброго вечера», а может, и «доброй ночи» - так ли это важно? Главное, ждать осталось недолго.

Кейт не лежалось в постели. Она радостно выбежала в сад, улыбаясь цветам, деревьям, траве, самой себе.

Она твёрдо решила, если не искупаться, так хоть разок окунуться в это дивное,  небесной чистоты озеро, накопившее в себе столько нетронутой энергии. Озеро лежало перед ней, гордое и беззащитное одновременно, как она сама. Оно серебрилось, трепетно ожидало её, волнуясь и что-то шепча, и Кейт уже не удивлялась сопровождающим её лёгким шорохами и бесплотным голосам.
Кейт скинула на берег рубашку и бесстрашно вошла в озеро.

Вода к вечеру слегка прогрелась, но всё равно это был не тёплый бассейн, вода обожгла своим ледяным приветствием, и она вздрогнула, замешкавшись. Но желание искупать было сильнее сомнений. /На мгновение ей показалось, что она теряет сознание в объятиях озера от мгновенной спазмы, но тут же всё прошло,/ и она поплыла вдоль берега, рассекая розовеющее зеркало, рисуя на его поверхности острые углы и полукружья.

Блаженство было таким не похожим на все развлечения прежней жизни, таким полным и острым, что Кейт вышла из озера совершенно обновлённой, как новорожденная богиня, и встала обсохнуть лицом к совсем низкому солнцу, один край которого уже зацепился за острый клюв птицеподобной скалы. Она больше не ощущала холода – кожа впитывала блаженную свежесть с благодарностью. Затем, одевшись, Кейт поспешила переодеваться в дом, откуда уже запахло свежеиспечённым хлебом и корицей.

Сегодня в её комнате в шкафу висела совсем другая одежда. Широкие просторные шаровары из летящей синей ткани, прозрачная голубая блуза в лиловых разводах и украшения из аквамаринов.

Они снова встретились с принцем Аке в бальной зале. На этот раз принц тоже был в удобной и просторной одежде из синего шелка, на среднем пальце правой руки был массивный перстень с великолепным сапфиром редчайшей красоты.

Он нежно поцеловал её в губы и заглянул в глаза – и Кейт тоже смотрела в его глаза, не стыдясь своей радости и мгновенно родившегося ответного желания. Общество дам и кавалеров казалось умиротворённым, музыка звучала светлая и спокойная. После нескольких танцев принц увел её к озеру, где у причала ждала огромная лодка-ковчег с балдахином, вся в ярких разноцветных фонариках, и с двумя гребцами в чёрном, незаметном для глаза. Едва долетающая из дома музыка звучала приглушенно, постепенно  затухая.

Луна, звёзды и фонарики отражались в воде, а острый нос  лодки разрезал и дробил их на сотни и тысячи драгоценных камней. Вслед им отчалила другая лодка – плот поменьше. Кейт и принц стояли на носу, любуясь сверкающими красками ночи.
На середине озера лодка остановилась, и они оказались наедине с Озером и Тишиной.

Но вот с соседней лодки, где собрались музыканты, зазвучала, постепенно набирая силу, дивная медленная музыка, чарующая и торжественная одновременно. Переборы арфы волновали зеркальную поверхность воды, звуки виолончели тянулись к ним, словно гибкие руки лиан, и флейты просили о чём-то простом и вечном. Озеро вбирало звуки и возвращало их зеркальное отражение, которое сливалось с изначальным, множа его с лёгким запаздыванием. Странная эта музыка проникала в неё наплывающими волнами, пульсировала и обвивала; руки принца ласкали её тело, губы обволакивали её губы, и язык проникал, казалось, в самую сердцевину её души.

Ласки принца были так же медлительны, томительны и тягучи, как и музыка, и когда Кейт возвращала их более поспешно, горячо и нетерпеливо, он брал обе её руки в свои и отстранялся, заставляя страдать от невозможности соединиться, и – медленно остывать до новых поцелуев.

А потом принц предложил искупаться посередине озера.

Страх перед чёрной глубиной лишь на мгновение сжал сердце, но глаза принца были так прекрасны и безмятежны, что она позволила себя раздеть. Зеленоглазый  темноволосый юноша и белокурая голубоглазая девушка, прекрасные и нагие, соскользнули в студёную воду. У Кейт снова перехватило дыхание от холода, она с испугом хваталась за бортик, но принц настойчиво позвал за собой. Он обнял её, и она почувствовала под водой его горячее тело. Холод и дрожь прошли, словно их и не было, а озеро показалось уютной ласковой колыбелью.

Они плыли рядом; на лодках померкли фонарики, и они оказались в кромешной тьме. Кейт уже не различала, где озеро, а где небо. Казалось, что они плывут среди звезд, волнуя густой лунный свет, оставляя трепещущий след в межзвёздном пространстве, как оставляет свой огненный шлейф комета. И только живая музыка неслась им вслед, сохраняя связь с лодкой.

Рядом с собой Кейт неожиданно нащупала ещё что-то, плывущее неслышно и невесомо. Это оказался лёгкий надувной плотик, словно сгусток фосфорического света.

И здесь, на звёздных небесах, на перине из серебристого света, наконец-то соединились их тела. Какая-то волшебная сила поддерживала их на поверхности плотика, не позволяя перевернуться и погрузиться в пучину. Это необходимость помнить о ней придавала особую остроту, замедляла движения, делая их осторожными, вкрадчивыми, неспешными, растягивала наслаждение друг другом, а морозные брызги казались раскалёнными искрами звёздного костра.

Любовь в ночном небе – это было ещё невероятней и сильнее, чем ночь предыдущая. Чем же ещё сможет удивить её принц Аке в последующие ночи? – думала Кейт, возвращаясь в свою теплую комнату, полную аромата свежесорванных гвоздик. Скоро рассвет – пора заснуть, и побыстрее, чтобы приблизить новую встречу с принцем Аке.


                НОЧЬ  3

На третий день, искупавшись и уже не пугаясь ледяной воды, Кейт облачилась в пышные оборчатые юбки, надела мониста, повязала широкий цветастый платок и закрыла лицо маской, а после трапезы отправилась с принцем к озеру, но озера не увидела. Его поверхность превратилась в цветную мозаичную плитку, выложившую изумительной красоты площадь.

Вокруг взмывали к звёздам дворцы старинного города, незнакомого Кейт, с башнями, витражами, хрустальными куполами, позолоченной черепицей на крышах и резными балкончиками. Ажурные белые колонны поддерживали арку, под которой расположились столы в окружении жарко пышущих свечей на высоких подставках, и лёгкие плетёные кресла. За столиками пили  вино, ели пирожные и шоколад, смеялись, и кавалеры кормили пёстро разнаряженных дам вишней, персиками и виноградом.

А на площади гремел бал-маскарад. Дамы в невероятных нарядах взлетали, подобно воздушным шарикам, и кавалеры не уступали им в изяществе. Кейт узнавала среди танцующих, несмотря на маски, подданных принца  и радостно взмахивала рукой. Они улыбались и посылали воздушные поцелуи.

Кейт невольно сделала несколько шагов, потянув за собой Аке, чтобы влиться в общее веселье, и будто наткнулась на стенку, прозрачную и упругую, но надёжно отгородившую её от танцующих. Ей стало грустно и немного обидно, но принц привлёк её к себе, обнял за плечи, поцеловал открытое плечо, утешая.

- Что это за город? – спросила очарованная Кейт.

- Этого города нет на карте, и он тебе ещё недоступен. Но когда мы будем вместе, мы непременно первым делом посетим ежегодный осенний карнавал. А пока – смотри!

И Кейт смотрела во все глаза. Дамы были разодеты в платья всех стран и времен. Она видела темпераментных испанок и восточных наложниц, разбитных мулаток и круглолицых, смуглых и раскосых северянок, черноглазых итальянок и белокурых скандинавок, маленьких японок и статных русских девушек с тяжёлыми русыми косами, худых и полных, юных и не очень, но все были полны энергии и огня.

Пышные царственные одеяния мешались с костюмами для верховой езды, кимоно – с короткими блестящими юбочками, летящие шаровары – с кожаными брюками в металлических заклёпках, прозрачные туники – с глухими строгими платьями, клоунские колпаки – с диадемами и мотоциклетными шлемами.

Блеск, счастливые лица, громкая, весёлая, ритмичная музыка, взлетающие за аркой грохочущие фейерверки, курящиеся ароматические дымки, кружения, притоптывания, извивы и бесстыдные призывы, воздушные поцелуи – и поцелуи плотские.

И Кейт с принцем Аке тоже закружились в танце, весело и беззаботно – только по другую сторону стены. Кейт тихонько вздрагивала и ойкала, когда в пылу быстрого кружения край юбки или носок туфельки касался стены, и та слегка прогибалась и позвякивала, и на мгновение по ней пробегали едва заметные круги. Тогда принц смеялся над её испугом – и Кейт тоже начинала хохотать.

Когда бравурная полька сменилась медленным фокстротом, можно было слегка передохнуть, положив щеку на плечо спутника.

Принц Аке великолепно двигался, легко, уверенно, с непревзойдённым изяществом и мастерством – Кейт, казалось, могла танцевать с ним целую вечность, не ощущая усталости и скуки.

По другую сторону стены дамы и кавалеры менялись партнёрами от танца к танцу, затевали игры, бегали друг от друга, ловили, а, поймав, обменивались пылкими поцелуями на месте или удалялись в ближайший ярко освещённый дом с открытой настежь дверью.

Вот золотоволосая девушка в сверкающей диадеме и в простом с виду ярко-синем платьице подбежала совсем близко к стене, запыхавшись, оглядываясь с весёлым испугом – следом из толпы выскочил чернокожий гигант с ярко-красной шевелюрой, в красных шёлковых шароварах и туфлях с загнутыми носами. Он схватил её в охапку, страстно лаская огромными ручищами, и повернул к себе, заглядывая в лицо и о чём-то спрашивая. Девушка согласно кивнула. Не обращая ни на кого внимания, они целовались, и Кейт видела, как его огромный рот вбирает её нежные персиковые губки, а тонкая хрупкая фигурка тонет в мощных объятиях.

И принц тоже привлёк Кейт к себе, и когда они открыли глаза, парочка уже спешила к гостеприимному дому. Проследив за ними глазами, Кейт перевела взгляд чуть выше – и обнаружила богато изукрашенную лоджию.

- А кто там? – указала она рукой на балкон, за резными перилами которого угадывалось движение. И тут, словно объектив кинокамеры передвинулся и дал максимальное увеличение, площадь исчезла, а перед ними появилась покрытая коврами лоджия.

Кейт увидела кавалера и даму, усердно занимающихся любовью.

- Это синьор Пиретто и его тайная возлюбленная Рафаэлла, горничная его жены, - пояснил принц.

Одежда была свалена в углу небрежным, ярким холмиком, который венчали шляпа и  шпага. Синьор Пиретто был солиден, велик во всех проявлениях и обстоятелен. Дама полулежала на мягком валике, а кавалер, стоя на коленях и обхватив ладонями тяжёлую круглую грудь, удобно пристроился сзади, прилежно возделывая ниву наслаждения.

- Давай и мы попробуем, - снова шепнул принц. Он снял свои вышитые золотом шаровары, потом сбросил с Кейт юбки, оставив одну воздушную и полупрозрачную, поднял её кверху и повторил маневр синьора Пиретто. Так они и стояли, две пары любовников, иногда поглядывая друг на друга, улыбаясь, делясь вздохами и стонами; и скоро им удалось синхронизировать движения.

Кейт казалось, что стоит ей протянуть руку – и она коснётся мощных напряжённых ягодиц кавалера, ощутит нежную кожу Рафаэллы в мелких бисеринках пота.

- Когда-нибудь мы будем там и сможем вместе ощутить их тела, их чувства, а пока будем чувствовать их на расстоянии.

Двойные усилия не пропали даром, истома и желание, удвоенные, нарастали в два раза быстрее. И когда обе девушки уже не могли удержать возгласов и, изнемогая, сами стали убыстрять темп, искусный Пиретто вышел из подруги и начал нежно целовать её спину, бёдра, ягодицы, ноги, и принц в точности повторял его действия.

Но любовный процесс не завершился, теперь синьор Пиретти раздвинул ягодицы прекрасной Рафаэллы и начал продвигаться в ту пещеру, о возможностях которой Кейт и не помышляла.

Кейт в ужасе и восторге оглянулась на принца – тот ободряюще кивнул: - Не бойся, если не хочешь – я не стану. Но если хочешь попробовать…

Кейт неуверенно качнула головой. Синьор Пиретто терпеливо дожидался, чтобы не бросить их на полпути, утешая Рафаэллу непрекращающимися ласками. Желание Кейт было таким острым, а движения принца – такими осторожными и мягкими, что Кейт прогнала страх, расслабилась и покорилась.

Таким образом, третья ночь принесла ей новые ощущения, новое продвижение в познании самой себя. Теперь она знала, что все последующие ночи будут приоткрывать в ней новые и новые, прежде накрепко закрытые, дверцы.


                НОЧЬ  4

Любовь на поверхности озера, дивный маскарад в незнакомом городе – всё это волновало воображение, будоражило. Новые развлечения, новые ощущения – Кейт долго не могла уснуть. Она разглядывала себя в зеркалах – и приходила к выводу, что никогда ещё так великолепно, так свежо не выглядела: бледные щеки зарозовелись, губы налились жизнью, фигура окрепла, движения стали уверенней, глаза – счастливей. Ах, любовь принца и горное озеро творят чудеса!

Кейт уснула, казалось, совсем ненадолго, а, проснувшись, вскочила в нетерпении. Вечернее озеро, добрый друг, готово было одарить её бодростью, влить новую энергию и силу.

- Ах, Кейти, Кейти, - шептало ей озеро, волнуясь. – Какая ты горячая!

Лёгкая туника на манер греческих, высокие плетеные сандалии, диадема из жемчугов и самоцветов;  Кейт собрала волосы в узел, закрепила на затылке, оставив обнажёнными гордую шею и мраморные плечи.

Трапеза прошла за непринужденной, лёгкой болтовнёй. Братья-близнецы были от неё без ума, и не скрывали этого. Касания их рук, страстный шёпот, ухаживания не были ей неприятны, но весь её облик говорил об одном: «Я милостиво принимаю ваше поклонение, но не более».

Кейт с большим аппетитом отведала фрукты,  съела несколько ломтиков свежайшей ветчины и чудесного дарбазского сыра, славящегося на всю Европу; запила  португальским портвейном, удивляясь самой себе – до сих пор она не переносила крепких вин.

Она даже протанцевала с близнецами несколько танцев, уклоняясь от их слишком горячих рукопожатий и близких губ, но при этом лукаво усмехаясь и не лишая их надежды на благосклонность.

Принц явился в свободных летящих одеждах небесно-голубого цвета, безо всяких украшений.

- Я хочу тебя познакомить с удивительным человеком, - сказал он и вывел её на лестницу, ведущую наверх. Они миновали гостевой этаж и поднялись ещё выше, в башню. В башне находилась одна-единственная комната – мастерская художника.

Большая ярко освещённая зала была заполнена прекрасными скульптурами, изображающими юношей и девушек. Они танцевали, изгибались, стремились друг к другу, обменивались поцелуями, прикосновениями, ласками. То же самое было запечатлено на картинах, развешанных по стенам, но на них любовь была неразделима с прекрасными пейзажами: здесь были и горы, и знакомое Кейт горное озеро, и зеленые поляны в цветах, и буйные рощи.

Художник встретил их у порога, благоговейно сложив  на груди руки. Он был в длинном балахоне, не стесняющем движений, под которым угадывались сильные мышцы и молодая энергия. Он низко склонился, почтительно приветствуя принца и его спутницу. Художник был стар и высок,  но крепок телом, с ясным взором цепких глаз, способных видеть многое из того, чего не замечают все остальные.

Художник с восхищением разглядывал Кейт.

- Я должен немедленно вас запечатлеть! – сказал он взволнованно, отбрасывая со лба длинные густые кудри, тронутые сединой, и глаза его загорелись внутренним огнём.

Он велел Кейт встать на небольшое возвышение в центре, покрытое темно-синим бархатом, на котором так хорошо выделялась её белая кожа.

Художник медленно обходил вокруг возвышения, то поднимаясь к ней, то отходя на несколько шагов. Он дотрагивался до неё сильными пальцами, ощупывая лодыжки, ягодицы, икры, очерчивал ладонями шею, плечи, бёдра; вот он не терпящим возражений жестом развязал одну ленту, высвободил нежную упругую грудь, поправил и уложил складки ткани.

Его руки щекотали её, вызывали дрожь, желание начинало томить, медленно, но верно вызревая в глубине. Она вопросительно глянула на принца – он усмехнулся в ответ и кивнул, разрешая отдаться чувствам.

Художник долго и пристально разглядывал её, словно вбирал в себя, словно хотел надолго запомнить и потом передать изображению всё то, что он ощущал кончиками пальцев. Наконец, глубоко вздохнув, он отошёл к мольберту и взялся за уголь.

Набросок следовал за наброском, а принц подошёл к Кейт и шепнул ей на ухо: «Его руки творят чудеса, не правда ли? Почувствуй их!»

Но вот художник решил, что сделал достаточное количество эскизов и взялся за ком пластической глины. Кейт смотрела во все глаза, как его сильные, уверенные пальцы мнут, разогревают коричневатую, податливую массу, проминают, отделяют полоски, углубляют ложбинки, утончают и округляют – и бесформенный ком  медленно превращается в женскую фигурку…

… А ей казалось, что это её тело мнут, ласкают и поглаживают, массируют и сгибают. И Кейт изгибалась, наклонялась до пола и откидывалась назад, запрокидывала лицо и сжималась в комок, вздрагивая, замирая, вскрикивая и потягиваясь. Даже закрыв глаза, она ощущала на себе руки мастера.

Вот они коснулись её лица, провели по надбровным дугам, носу, очертили скулы и спустились к губам – Кейт почувствовала их странный вкус и запах: запах глины, краски, льняного масла, и это показалось настолько вкусно, что она не удержалась и лизнула, ещё и ещё, пока не перепробовала все пальцы до единого.

Вот руки по шее спустились к её плечам, обрисовали их, избавились от второй лямки, и её девственная грудь легла в его ладони, и – ах! – дивное чувство неги и силы исходило от этих рук, грудь затрепетала в них, словно бабочка. Вот большие пальцы обвели соски, и трепет прошёл от них волной в обе стороны – к самой макушке и к ступням.

А руки двигались дальше – к бёдрам, и Кейт не выдержала: не открывая глаз, дотронулась до его ладоней, и будто электрический ток пронзил её всю – руки ответили ей мягким, дружеским пожатием. А потом легким движением развязали поясок, и туника соскользнула на пол, свернулась калачиком вокруг лодыжек. Кейт невольно прикрыла лобок обеими ладонями, но не терпящие возражения руки отвели их в стороны. Так Кейт и стояла, разведя ладони, чувствуя себя травинкой, гнущейся на ветру.

А руки художника продолжали своё путешествие – она ощущала их тепло, их струящуюся энергию между ягодиц, затем – на внутренней поверхности бедёр, и Кейт застонала, напряглась, склонилась вперёд. Желание становилось неодолимым – коленки ослабели и готовы были подломиться, но его пальцы уже бежали вниз, по бёдрам, по икрам.

Кейт протянула руки, пытаясь поймать ускользающие горячие пальцы, зажать их между бёдер, стиснуть, почувствовать их не около, а внутри.

Но она поймала пустоту и открыла глаза. Художника в зале не было, только напротив, на высоком узком столике, стояла фигурка Кейт, вылепленная из грубой глины, черновая модель для будущей скульптуры – стройная, тонкая, гибкая фигурка, изогнувшаяся в страстном порыве.

 Прикрыв глаза, Кейт словно чуяла горячее, прерывистое дыхание своего двойника. В ней была первозданная грубость материала и утончённый взгляд художника.
Принц Аке неслышно подошёл сзади, крепко прижался к её шее губами, обнял вздрагивающий живот, чтобы закончить то, что не закончил художник. И Кейт утонула в страсти.

   
                НОЧЬ  5

В пятый вечер Кейт проснулась, всё еще продолжая ощущать кожей прикосновения художника, не желая терять их очарования – ей было и грустно, и весело при мысли, что частица её осталась там, наверху, в башне, и когда-нибудь из этих эскизов, из этого слепка родятся прекрасная картина и прекрасная скульптура.

Те её портреты, что висели в портретной галерее среди её предков, в Алеорском родовом поместье, были надменны, чопорны, отстраненны, от них веяло холодом и недружелюбием – Кейт хорошо помнила художников, самоуверенных, манерных и неприятно льстивых.

Ставшее привычным купание в кристальном озере, взгляд в интригующее нутро старинного шкафа – что-то он преподнесёт на этот раз? Она уже не боялась экстравагантных неожиданностей, открывая шкаф, и он тяжко вздыхал под её руками.

- Кейт, Кейти, - словно шептал он. – Лакомка, лакомка!

Но сегодня её туалет был столь же роскошен, сколь и строг. Длинное тёмно-сиреневое платье из Вернейского бархата, наглухо закрытое и расшитое золотой нитью, ожерелье и пояс из гранатов и рубинов, похожих на капли и запёкшиеся сгустки крови, странный головной убор – чёрная сетка в тех же гранатах и рубинах, словно забрызганная кровью. Кейт смотрела на себя в зеркало и гадала, на кого она похожа сейчас: на древнюю королеву из сказки? Повелительницу фей? Героиню фантастической саги? Ведьму?

В трапезной при её появлении все подданные встали и склонили перед ней головы, но ниже всех склонились близнецы. Склонились – и тут же исчезли. Два места, слева и справа от Кейт, остались пустовать. На столе стояли бутыли с горьким бальзамом, копчёные окорока, зелёные оливки, много свежей зелени с кроваво-красными горками сладкого и горького перца, помидор, россыпи клюквы, зёрен граната и рябины…

Отведав всего понемногу, Кейт пришла к выводу, что без спутников её аппетит не на высоте, что пища горька или кисла, невкусна, суха, и поспешила в гостиную. Но только на этот раз принц Аке увёл её из гостиной залы, даже не дав потанцевать, – он очень спешил. На нем был строгий, фиолетового бархата, камзол, цепь с аметистами и рубинами, высокие красные сапоги.

Комната принца словно стала шире, и Кейт поняла, почему. Одна из стен была раздвинута, и за ложем принца открывалось нечто вроде потайного алтаря: высокий постамент чёрного дерева, разукрашенный драгоценными инкрустациями и резьбой, на котором стояло неясное, туманное изваяние из слоновой кости – неизвестный Кейт Бог, не мужчина и не женщина, не взрослое и не дитя. Его облик всё время менялся, он состоял из бесконечного, непрекращающегося калейдоскопа сменяющихся фигур, лиц, обличий всех возрастов, всех национальностей – но при этом был неуловим и неопределим.

По бокам от алтаря стояли высокие черные кресла, выложенные гранатовыми узорами.

- В нашей семье прибавление, - озабоченно сказал принц Аке. – Мы принимаем новую невинную душу королевской крови, истинную уроженку Дарбаза, и я должен провести обряд посвящения. Я прошу тебя, любовь моя, принять участие и помочь мне.

- Что я должна сделать?

- Просто оставайся рядом и не будь равнодушной.

 Он усадил её слева от алтаря, и кресло показалось Кейт пронизывающе студеным, точно вырубленным из ледяной глыбы. Сам принц сел справа от алтаря. Кейт смиренно ждала.

И вот открылись двери, и братья-близнецы, оба – в синих обтягивающих костюмах, не различишь (лишь только шрам помечал одного из них глубоко врезанной стрелой), ввели в комнату невысокую, совсем юную девушку, лет пятнадцати, не более, с коротким ёжиком чёрных волос, большими серыми глазами, испуганными и тоскливыми, в которых затаились боль и ужас.

 На тонкой шее, на подрагивающих губах, на тяжко дышащей груди, на юбке запеклась кровь, ноги были в синяках и ссадинах, и по ним тоже струилась кровь. Её бил озноб, лицо было мокрым от слёз.

Она была в ядовито-оранжевой лаковой юбчонке, зелёном пластиковом лифе, расшитом бисером, словно только-только ушла с дискотеки, в ушах качались большие металлические кольца, над левой бровью и в ноздре дрожали колечки поменьше.
Кейт никогда не бывала на дискотеке и не носила коротких юбчонок. Бабушка воспитывала её в строгости и соблюдении правил хорошего тона.

- Эта девушка была обесчещена и убита сегодня ночью своим одноклассником, - шепнул принц и встал навстречу девушке.

Он склонился перед ней в поклоне, потом взял её безжизненные руки в свои и согрел дыханием. Кейт заплакала от жалости, и её трон понемногу начинал согреваться.

Затем принц посмотрел прямо в глаза убитой девушке – и она откинулась, не в силах противиться этому взгляду, загоревшемуся ясным, спасительным зелёным огнём.

- Я дарю тебе новую жизнь, - сказал он, не отпуская её рук. – Я дарю тебе забвение от всех ужасов былого, от гнёта реальности. Прошу тебя, испей из этой чаши воды горного озера, прими её как дар, и этот дом станет твоим пристанищем.

Братья, встав на колени, в четыре руки подали принцу чашу, вырезанную из лунного камня. Несколько капель выплеснулось на пол – и тут же взвилось белым облачком. Принц властно прижал край чаши к губам девушки, и она с трудом, преодолевая боль в раненой шее, сделала глоток. Чистейшая влага стекла струйкой по окровавленной груди, расползлась вокруг ног розовой пенистой лужицей.

- Смотри мне в глаза, - продолжал принц. – И ты вновь обретёшь всё, что пожелаешь. Я увожу тебя в мир душ и самых дивных снов, - говоря так, он начал снимать с неё окровавленные одежды. От его прикосновений исчезала кровь, таяли синяки, затягивалась ужасная рана на шее. – Я подарю тебе любовь, и она смоет всю грязь с души и тела, напоит их живительным бальзамом.

И он приник к её губам в долгом поцелуе. Затем он взял её на руки и отнёс на ложе, и Кейт невольно подалась всем телом вперёд. Оба трона тихо засветились, от них струился жар.

Темноголовые и синеглазые близнецы помогли принцу раздеться. Они стояли рядом с ложем, и Кейт, не в силах оставаться вдалеке, раздираемая сочувствием, любопытством и немножко – ревностью, тоже встала и подошла поближе.

Она смотрела с облегчением, как у девушки из глаз уходят страх и боль, разглаживаются горькие складки между бровей, высыхают и навсегда испаряются следы слёз, прекращается нервная дрожь.

Принц был так нежен и бережен, он так медлительно, так легко и упоительно ласкал её тело языком, кончиками пальцев и губами, что девушка расслабилась, вздохнула глубоко и глаза её затуманились.

- Теперь ты будешь одной из нас, и твоя жизнь будет полна чудес, любви и забав, – прошептал принц Аке, и, не отрывая от неё гипнотического взгляда, наконец-то вошёл в неё, мягко, но настойчиво. Девушка вздрогнула, вскрикнула, но старая боль тут же ушла из тела и превратилась в прежде незнакомое чувство истомы и зарождающегося желания.

И Кейт слегка застонала – чувство девушки передалось ей, обожгло и затрепетало внутри.  Ей захотелось лечь рядом с ними, коснуться их тел, почувствовать их дрожь. Кейт не узнавала себя – от аристократической сдержанности в ней не осталось и следа, а холодность и высокомерие показались худшими из грехов.

И братья всё поняли без лишних слов – они помогли ей скинуть одежды, и Кейт подползла поближе к принцу и его спутнице. А принц, тем временем, привстал и посадил девушку к себе на колени, позволив ей двигаться самой, чтобы окончательно изгнать все страхи.

И Кейт томилась вместе с ними, стонала и вскрикивала, и жадно ловила их взгляды, уходящие в ещё более далёкие миры. Она протягивала руку и гладила её маленькую грудь, покрытую капельками пота, и трогала напряжённый живот принца, и целовала его спину и колени девушки, обхватившие его бёдра. И тогда  принц взглянул на неё и разрешающе кивнул, и она увидела, что оба влюблённые в неё брата наги и готовы разделить с нею ложе и страсть.

Кейт словно одновременно впитывала в себя благоговейную влюблённость, боязливый восторг и неистовые старания подданных, и ласки принца, несущие избавление от страданий, и жгучее наслаждение девушки, впервые познающей новую жизнь.



                НОЧЬ  6

Шестым вечером Кейт получила в качестве одеяния удобные эластичные бриджи, лёгкие сандалеты и яркую курточку – одежда была словно предназначена для долгой прогулки, но прогулка едва не сорвалась.

Кейт проснулась в этот вечер раньше всех – в доме было совсем пусто и тихо. Горя нетерпением, она спустилась в гостиную залу, но не обнаружила там ни самого принца, ни кого-либо из подданных. Казалось, и сам дом ещё спал, досматривая последние предвечерние сны.

Зато произошли странные изменения в облике самой гостиной. Зеркала – они единственные не спали. Они увеличились в размерах и занимали почти все стены, зеркальным блеском полнился паркет, лаково светился потолок – и бесконечные вереницы огней уходили вдаль, постепенно уменьшаясь до размеров макового зёрнышка. Но ни в одном из зеркал она не обнаружила Кейт О’Греноли. Свет, отражаемый сам от себя, рождал объёмные блики и слепил. Кейт через некоторое время перестала ориентироваться и не знала, что ей делать дальше. Ведь принц строго-настрого велел ей ждать внизу; но его всё не было, а у Кейт от обилия отражений закружилась голова.

Зеркала, казалось, звали её, предлагали себя, придвигались к ней. Да нет, это же не зеркала, это двери, открытые, приглашающие двери. Кейт подошла, вытянула вперёд руку – рука будто тронула идеально ровную водяную гладь: по зеркалу пробежала лёгкая зыбь, зазвенела – и стихла.

Кейт испугалась, отшатнулась назад, споткнулась обо что-то твёрдое,  забалансировала неловко, чтобы не упасть, кто-то подтолкнул её в спину – и она неудержимо шагнула вперёд, и ещё раз. Она боялась, что упрётся в зеркальную поверхность – но преграды не было вовсе, и Кейт влетела внутрь.

 Раздался ужасный тягучий звук растягиваемой ткани, щелчок, треск – Кейт в ужасе завертела головой: что же она разбила? Но она не увидела гостиной. Сзади было зеркало. Кажется, она просто закрутилась на одном месте. Вот же она, гостиная, перед ней – надо уходить отсюда. К себе в комнату. Или наружу, к озеру, пусть принц сам найдёт её – она дождётся в другом месте.

Кейт пошла вперёд. Вот зелёная дверь. Нет, это не дверь. Это зеркало, в котором отражается дверь. Кейт обернулась назад – вот же она, дверь! Подбежала – нет, это снова не дверь.

Вдруг в одном из зеркал мелькнула фигура убегающей девушки – там коридор, надо бежать за ней. Кейт ринулась вслед за ускользающей фигурой, сама не замечая того, что переходит из зеркала в зеркало по замкнутому кругу. Наконец девушка оглянулась, и  поражённая Кейт увидела… себя.

Пока озадаченная Кейт стояла, как вкопанная, Кейт-двойник нырнула в ближайшее зеркало и исчезла из виду.

Кейт рванулась за ней – и увидела, что это дверь в её собственную комнату. Кейт распахнула её. На широком низком ложе Кейт-двойник и принц Аке ласкали друг-друга самозабвенно и отрешённо. В ночное незанавешенное окно заглядывали две луны – ядовито-оранжевая и пронзительно-белая, окрашивая комнату и разрисованные узорами тела нежными переходами от бледно-апельсинового до жёлтого.

Напрасно Кейт кричала принцу и манила рукой, пытаясь обратить на себя внимание. Любовники не замечали её, слишком близко подойдя к грани, отделяющей от головокружительного падения в бездну наслаждения, а её голос  был глухим и терялся, не долетая до ложа. Время от времени из ртов двойников высовывались длинные раздвоённые языки, сплетаясь и расплетаясь, будто два самостоятельных живых существа.

Кейт при другом стечении обстоятельств залюбовалась бы непременно прекрасными, тонкими и гибкими, будто змеиными, телами, раскрашенными белыми, розовыми, лимонными, оранжевыми бликами, восхитилась бы их сплетением и слаженностью движений, но сейчас ей стало страшно. Она попятилась назад, закрыла за собой дверь и бросилась к следующей двери, надеясь выскочить снова в гостиную.

 Но она оказалась в жутковатой мрачной комнате, напоминающей подвал – да это и бал подвал: сырые стены, холодный пол, тусклый свет сквозь зарешёченное окошко, камень и подгнившие деревянные балки. У дальней стены, закованная в цепи, раскинув руки, стояла хрупкая обнажённая девушка. Посреди комнаты, спиной к Кейт, в одном только кожаном фартуке, стоял палач. Он был огромен, мощные коричневые ягодицы напряжены, ноги расставлены, в руках – хлыст.

Вот он сделал вперёд шаг, другой, тяжело дыша и поигрывая хлыстом. Девушка подняла к нему исполненное ужаса и безнадёжности лицо – и снова Кейт узнала саму себя.

Она не смогла удержать крика. Палач обернулся – и Кейт содрогнулась, потому что даже в кошмаре ей не могла бы привидеться толстая шея, круглая лысая голова в алой маске, закрывающей пол-лица, искажённый желанием выпяченный рот, фартук, вздрагивающий от нетерпения гигантской вздыбленной плоти.

Кейт взвизгнула, палач ударил хлыстом – тот раздробил камень где-то рядом с её сандалией и высек искры. Обезумевшая от страха Кейт выбежала вон. Она неслась, не разбирая дороги, по нескончаемому, ослепительно яркому коридору. Ей всё чудился сзади гулкий удар кнута и собственный, множимый эхом, крик.

Зеркала вокруг сминались, колыхались, словно клочья тумана, растворялись в радужных отсветах и вновь вырастали на её пути – Кейт уже не понимала, куда и зачем бежит.

Вот спасительная зелёная дверь – туда, туда, наружу!

Она выбежала в слепящий солнечный день – неестественно изумрудная лужайка, невероятно синее небо, жаркое марево струится от нагретой земли, пёстрое общество, застывшее на траве – широкие радостные улыбки, жадно и любопытно полыхающие глаза. И принц Аке торопливо идёт к ней, раскинув руки.

Кейт с облегчением вздохнула и, всхлипнув, поспешила вперёд – неужели её мучениям конец? Но радость при виде принца не помешала ей разглядеть странности в его облике. Кейт замедлила шаг – а глаза принца расширились и загорелись фосфорическим огнём – и тотчас яркий день будто померк, и наступили сумерки.

Улыбка, многообещающая и зовущая, превратилась в зловещую ухмылку, обнажив на долю секунды острые тонкие клыки, словно поршни, в нетерпении ходящие вверх-вниз.

Кейт, не раздумывая больше ни секунды, повернулась и побежала обратно – она ощущала спиной, что сзади всколыхнулось всё общество, и толпа вампиров ринулась следом, шурша одеждами и вздыхая в едином порыве.

 Кейт вновь летела, не разбирая дороги, задыхаясь и рыдая, вынырнула опять в тот же длинный освещённый коридор – со всех сторон её окружали зеркала, зеркала, зеркала. Пустые, дрожащие поверхности, отражавшие напряженно ожидающую вторжения бесконечность. Нескончаемую череду жутких чужих миров, где она заблудилась лишь благодаря одному неосторожному шагу.

Где-то слева мелькнула чья-то фигура, но Кейт затаилась, не желая обращать на себя внимание. Вокруг неё кружился хоровод чужих образов и лиц, и среди них – она сама и принц Аке, но только это были не они, а другие личности, другие ипостаси. Смех и шорох шагов, шёпот и возгласы, крики и удары хлыста, хлопанье огромных крыльев, пронзительный визг, хохот, стоны и вздохи – всё это сливалось в один оглушительный гул, отражалось от зеркал, смешивалось, накладывалось, превращаясь постепенно в один белый шум, невыносимый, сводящий с ума.

Вот Кейт снова оказалась в знакомой гостиной, но она устала, она уже не верила своим глазам и реальности знакомых предметов. Она не верила самой себе.

И вдруг она увидела знакомую, родную, прекрасную фигуру принца Аке. Он вынырнул из туманной зыби, со встревоженным, напряжённым лицом и бросился к ней. Кейт тоже бросилась к нему – между ними тянулась бесконечная гладь, столь же прозрачная, сколь и непроницаемая, не пропускающая ни звука.

Кейт прильнула мокрым от слёз лицом к твёрдой поверхности – и лицо принца прильнуло к преграде с другой стороны. Они были в миллиметре друг от друга, но не могли соприкоснуться даже кончиками пальцев.

Принц ободряюще улыбался, целовал холодную поверхность, и она затуманивалась. Потом он стал делать ей знаки, приглашая последовать за ним, и Кейт пошла вдоль равнодушной стены, не сводя с него взгляда.

Вот так – смотреть только в эти горячие зелёные глаза, словно на свет путеводной звезды, туманящиеся печалью, раскаянием и любовью; следить за движением изящной руки, указывающей, куда ступать – фигура принца то отдалялась, то исчезала в тумане, то появлялась с другой стороны, то перемещалась задом наперед то шагала поверху, по «потолку» - но всё время рукой и взглядом указывала верную дорогу, и Кейт старалась в точности выполнять все его указания. Теперь она сделает всё, чтобы вернуться назад!

И вот тугая невидимая завеса перед ней натянулась, подалась вперёд, не желая лопаться. Но Кейт исступлённо рвалась сквозь неё, увлекаемая зовом принца – ещё один рывок, ещё яростное усилие, отвратительный скрежет – и Кейт уже рыдает в объятиях принца.

- Милая, милая, успокойся, всё позади. Я так боялся потерять тебя, почему ты меня не дождалась? – утешал и укорял он. – В зеркалах так легко заблудиться навсегда, а ты ещё не готова к путешествию по мирам.

Кейт еле держалась на ногах от усталости и пережитого страха, и он взял её на руки, отнёс в свою спальню, уложил на мягкое шелковистое ложе,  заботливо раздел, прильнул к губам.

- Уже совсем скоро рассвет, - шептал он. – И у нас так мало времени, а я соскучился. Я так долго искал тебя – целую вечность! Иди ко мне…

И принц ласкал, успокаивал и баюкал Кейт, словно испуганное дитя. Их любовное соединение было совсем кратким, и после него, вконец обессиленная, Кейт затихла в объятиях принца, обхватив его руками и бёдрами так крепко, как только могла.

- Когда мы будем вместе, - сказал принц засыпающей Кейт, а рассвет нежными прикосновениями будил землю. – Когда мы будем вместе, мы с тобой побываем везде! Мы познаем весь мир. А пока – усни, моя любовь. Усни – и до новой встречи!