Юность мушкетеро xxvIII о том как д Афон за один д

Глава XXVIII

О ТОМ КАК ДЕ ГЕРМОН, ЗА ОДИН ВЕЧЕР, СОБРАЛ ЭКИПЕРОВКУ ДЛЯ СЕБЯ И ДЛЯ СВОИХ ДРУЗЕЙ.

— Что с вами, де Гермон? — спросил де Шарон, как только де Монтале отъехал подальше. — Вас что-то огорчило?

 За несколько месяцев их дружбы де Шарон научился безошибочно определять состояние духа своего друга.

— Это именно то, чего я боялся, — с досадой сказал де Гермон.

— О чем вы говорите? — в замешательстве спросил де Шарон.

— Об экипировке, — ответил граф, его голос звучал глухо.

— А, понимаю, вам нужны деньги.

— Как, собственно, и вам, и всем нам вместе.

— Могу вас обрадовать, граф, она у нас есть.

С загадочной улыбкой де Шарон достал из под плаща нефритовую лилию.

— Позвольте, — встревоженно проговорил граф, заставив своего коня поравняться с бургундским.

— Красивая вещица, не правда ли? — спросил де Шарон, лукаво прищурившись.

— Она великолепна! — справедливо оценил де Гермон. —  Право, не думал, что на свете существуют две такие лилии.

— Две? — удивился молодой человек.

— Да, — подтвердил провансалец. — Точно такую же геральдическую лилию мой дед… то есть, дед моего старинного друга, заказывал самому Бенвенуто Челлини… Покажите-ка ее еще раз, де Шарон.

Молодой человек без промедления исполнил просьбу, и граф погрузился в пристальное изучение цветка.

— Неужели это та самая… — пробормотал он, словно в забытьи. — Как она могла оказаться у леди Персис? И все же, невероятно представить столь поразительное сходство между двумя лилиями.

Граф вернул цветок де Шарону, не отрывая от него взгляда, словно пытаясь прочесть в металле его сокровенные тайны. Затем он снова вернул его бургундцу.

Тем временем они въехали на Новый мост. Де Гермон хранил тягостное молчание, а де Шарон, снедаемый любопытством, не решался нарушить его своими вопросами. Однако, спустя несколько мучительных минут, граф вновь обратился к бургундцу с просьбой показать ему лилию.

Де Шарон послушно извлек цветок из-за пазухи и передал его графу.

Тот ловко перевернул брошь и ощутил, как по спине пробежал холодок. На изогнутом лепестке, словно таинственная метка, была выгравирована надпись на итальянском: «Da Benvenuto Cellini alla famiglia de Crillon». Что обозначало: «От Бенвенуто Челлини роду де Крильонов».

«Господи Всемилостивый, — пронеслось в его голове, и он почувствовал, как холодеет кровь, а мужество покидает его. — Неужели она все-таки выжила?!»

В этот миг графа захлестнула буря противоречивых чувств. Радость и смятение боролись в его душе. Еще вчера он отдал бы полжизни, чтобы повернуть время вспять и исправить ошибки прошлого. Но теперь его переполняла слепая, неутолимая жажда мести. Та, что несла ответственность за смерть его дяди, осталась жива.

Охваченный  гневом, граф сжал в руке драгоценный цветок и с отвращением швырнул его за перила моста. Лилия, издав едва слышный всплеск, стремительно ушла на дно, растворяясь в темных водах Сены.

— Что вы наделали?! — в отчаянии воскликнул бургундец, едва не бросившись за брошью вслед.

— Ах, простите, милый друг, — лихорадочно возбужденно проговорил де Гермон, словно пробудившись от кошмарного сна. — Вы, должно быть, собирались вернуть этот цветок своей подруге.

— К счастью для вас, она отвергла этот дар. Узнав, что брошь принадлежит той самой женщине, из-за которой, возможно, страдает ее брат, она сочла подарок оскверненным и вернула его мне.

— Тогда мы с ней одного мнения, — де Гермон задумчиво кивнул. — Я тоже уверен, что эта брошь не принесла бы нам удачи.

— Да? — возмущенно переспросил де Шарон, не отрывая взгляда от места, где река поглотила цветок. — Но по крайней мере она могла бы принести неплохие деньги! Скажите, граф, как вы теперь собираетесь приобретать экипировку? Я ведь надеялась продать эту брошь и разделить выручку с вами.

— Вы очень славный человек, де Шарон. Благодарю.

— Сейчас не об этом! Сколько, по-вашему, будет стоить наша экипировка?

— Я еще не подсчитывал, но поверьте, не меньше шести тысяч.

— На одного? — с тревогой спросил де Шарон.

— На четверых.

— Ну, это уже легче! Значит, на каждого всего полторы тысячи?

— Да. Но ни у вас, ни у меня не найдется даже тысячи.

— И вы так легко об этом говорите?! — взорвался де Шарон. — Простите меня, де Гермон, но иногда вы мне кажетесь сумасшедшим.

— Что ж, — вздохнув, проговорил граф, и его губы тронула странная улыбка. — Возможно, вы не так уж далеки от истины. Что теперь поделать? Будем надеяться, что нашим друзьям повезло больше, чем нам.

К сожалению, оптимистические прогнозы де Гермона не подтвердились: д’Аваллон и Лафонтен также испытывали нужду, как и он с де Шароном.

— Еще полтора месяца назад я не знал счет миллионам, которые хранил у надежного человека в Провансе, — говорил граф друзьям. — теперь же, я боюсь спросить себя, найдется ли в кармане хоть один экю?

— Немудрено, — с усмешкой заметил де Шарон, кто никак не мог смириться с потерянной брошью.

— Ну как так получилось? — с интересом спросил Лафонтен, присев поближе к де Гермону.

— Когда-то я имел три замка: два из них в Провансе, и еще один в Беарне. Торопясь отправиться в Париж, я продал их господину Леромо.   В итоге, как вы понимаете, сумма оказалась внушительной. Я побоялся везти ее в Париж и оттого доверил близкому другу семьи. На протяжении   тринадцать лет, проведенных в Париже, я регулярно получал свои деньги. Но вот два месяца тому из Прованса перестали поступать деньги. Когда же я прямо в письме попросил господина Ларемо прислать мне сто луи, то вместо ответа получил извещение, что старый Леромо неожиданно скончался, а его племянник об оставленных деньгах ничего не знает.

— По-моему все очевидно, — сказал де Шарон, — племянник господина Леромо приватизировал ваши деньги.

— Возможно, — вздыхая, согласился де Гермон.

— Но почему вы не подали на него в суд? — осведомился с возмущением д’Аваллон.

— Суд – слишком дорогое удовольствие, дорогой д’Аваллон, — сказал на это граф, — тем более для тех у кого всего двенадцать су в кармане. Да и какие у меня есть доказательства, против молодого Леромо. Ни расписки, никакого либо другого подтверждения того, что мои деньги находились у господина Леромо старшего у меня нет.

— А письма? — проговорил Лафонтен.  — Разве старик не присылал вам писем, в которых чтобы то либо говорилось о деньгах.

— Я непредусмотрительно сжег их всех в камине.

— Вы действительно вели себя непредусмотрительно, — заметил де Шарон, облокотившись об косяк двери.

— Что теперь об этом говорить, — проговорил философски граф,  —  прошлого не вернуть, а экипировку достать, как не крутите, надо.

— У нас есть седла, я могу продать вторую лошадь, — принялся перечислять угрюмо д’Аваллон.  — и сверх того шпагу, позаимствованную у одного гвардейца.

— Хорошая лошадь стоит приблизительно сто пистолей, — рассуждал де Гермон, — плюс к этому седло, которое будет стоить не меньше одного пистоля, вдобавок шпага, еще два, и того сто три пистоля. Поздравляю, виконт, вам экипировка обеспечена. Вам не достает всего пятидесяти пистолей.

— Вот только где их взять. Нам остается две недели.

После слов Лафонтена трое друзей – ибо, как мы сказали выше, д’Аваллон был почти экипирован, и оттого не сильно беспокоился об этом, – итак, трое друзей помрачнели: Лафонтен уставился в стол, точно надеясь прожечь своим взглядом отверстие. Де Шарон бродил по комнате, бормоча себе что-то под нос; и только   де Гермон, оставаясь в покое, сидел, как будто бы даже беспечно.    Но вскоре, и он подхватился

—   Скажите, виконт, — проговорил граф, слегка приобняв д’Аваллона, — вы имеете деньги?

— Я? — удивился д’Аваллон и, поводив в смущении плечами, ответил: — Нет.

— Да, ну?  — не поверил де Гермон. — А, что же тогда бренчит у вас в кармане?

На это д’Аваллон пуще прежнего смутился.

— Помилуйте, граф, — сконфужено пробормотал он.  —  Здесь только десять ливров.

И чтобы доказать правоту своих слов д’Аваллон вытащил свой кошелек и положил его на середину стола.

— Хорошо, — произнес де Гермон и обратился к Лафонтену: — А у вас?

—   Мне стыдно сознаваться, друзья, — сказал на это молодой человек, — но в данный момент я имею всего лишь шестьдесят су.

— Отлично! Сложим их с моими пятьдесят и выйдет пять луидоров…   У вас, де Шарон?

— У меня? — с удивлением произнес бургундец, так до сих пор не понимая к чему происходят все эти подсчеты. — Пятнадцать ливров.

— Итого у нас, — подсчитывал задумчиво де Гермон.  — Ровно   тридцать ливров.

— Ну и что? — с нетерпением спросил д’Аваллон. — Ведь для экипировки этого еще не достаточно.

— Для экипировки не достаточно, а вот для карточной игры – в самый раз.

— Вы шутите? — Де Шарон не поверил в серьезность намерений своего друга.

— Нет, я не шучу. Я собираюсь выиграть все недостающие деньги.

— Выиграть? — изумился д’Аваллон.

— Совершенно верно, дорогой друг, выиграть, — подтвердил де Гермон.  — Когда мы поднимались в вашу комнату, то я заметил в трактире троих довольно зажиточных игроков. И я считаю, что было бы совсем неплохо потрясти их набитые пистолями карманы.

 — А вы не опасаетесь, де Гермон, что вместо того, чтобы потрясти их карманы, они потрясут ваши? — спросил де Шарон, все больше подозревая, что граф потерял рассудок.


— Согласен с вами, риск большой. Но у нас нет другого выхода. Ведь мы же не хотим остаться без экипировки, ведь верно?  — сказал де Гермон.

— Да, но с вашей затеей мы рискуем остаться еще и без денег.

— Не жадничайте, друзья мои, не жадничайте. В конце концов, нам нечего терять.

— Вам то хорошо рассуждать, граф, — продолжал возмущаться бургундец, — вы лишитесь всего каких—то там пятьдесят су. А вот я, например, абсолютно не желаю расставаться с моими пятнадцатью ливрами.

— А вы знаете другой способ найти нам деньги?

— Нет, но…— растерянно ответил бургундец. — Но по-моему то что вы затеяли, де Гермон, есть не что иное, как очередная глупость.

— Возможно, де Шарон, возможно! И все же это лучше, чем вот так сидеть и ничего не делать... Черт бы вас подрал, господа!  Решайтесь же, наконец!

Переглянувшись с друзьями, де Шарон глубоко вздохнул, и положил свой кошелек на то же место, что, и д’Аваллон.  Следуя примеру своих товарищей, Лафонтен вытащил из кармана горсть монет и выложил их на середину стола.

— Ну вот, это уже другое дело, — проговорил де Гермон собирая со стола деньги. — Вы пойдете со мной, друзья мои, или же останетесь здесь?

— Ну уж нет, граф, — ответил недовольным видом бургундец.  — В отличии от вас, я не столь холоднокровен к деньгам, поэтому не смогу равнодушно глядеть на то, как вы их бесчувственно проигрываете.

— Тогда я тоже останусь, — сказал д’Аваллон.

— И я.

— Ну что ж, в таком случае ждите меня здесь, — сказал де Гермон и вскоре скрылся за дверью.

После ухода де Гермона, в комнате барона вновь воцарилось безмолвие. Д’Аваллон был погружен в глубокую грусть.  Лафонтен хмурился и вздыхая.    Де Шарон, заложив руки за спину, попрежнему продолжал бродить по комнате, точно по клетке.

— Который сейчас час?  — прервал, наконец, тишину он.

—   Половина шестого, — ответил Лафонтен, глядя на брегет.

— Черт подери! Прошло всего десять минут, а я уже изнываю от нетерпения, — проговорил де Шарон, остановившись посреди комнаты. — Нет, господа, я больше так не могу. Вы как хотите, а я пойду и посмотрю, как обстоят дела у нашего друга.

Захватив с собой плащ и шпагу, де Шарон вышел из комнаты и сошел по лестнице в зал.

Следом за ним спустились д’Аваллон и Лафонтен.

Почти в ту же минуту зал наполнили аплодисментами и ликующими крики:

— Браво!  Браво!

Дабы получше разглядеть, что там происходит, все три друга несмело подошли к играющим и увидели, как г-н де Гермон уверено перемешивает колоду.

— На весь, — насмешливо сказал понтер, высыпая на стол десятка два пистолей. — Ох, сударь, бьюсь об заклад, что на этот раз я вас оставлю без ваших замечательных штанов.

Между тем граф с невозмутимым видом разложил   карты.

— Браво! — вновь зашумел народ.

Де Гермон увидел, что снова выиграл.

  — Извольте не вопить, господа! Вы меня отвлекаете от игры, — с раздражением    оглянулся г-н де Куртеврон на ликующих зрителей.  — Сдавайтесь, г-н де Гермон, сдавайтесь. Лично я отсюда никуда не уйду, пока не оставлю вас с единым су.

Де Гермон вынул, как водится, две карты: валета для себя, туза для де Куртеврона.

— Туз! — вскрикнул де Куртеврон. — Прощайтесь с вашими денежками, г-н де Гермон.

Де Гермон продолжал метать карты. Если бы вышел валет — он выигрывал; если бы выпал опять туз — проигрывал.

Вскрылся валет.

Между тем стол обступили со всех сторон, и успех Эмиля де Гермона д’Этампа был оценен по заслугам.

  — Де Гермон, де Гермон! — рассеяно бормотал де Куртеврон, барабаня по столу пальцами.

Он опять бросил на стол тридцать пистолей.

И снова де Гермона поджидала удача.

— Разве может быть у достойного дворянина фамилия де Гермон?  — воскликнул Куртеврон, свирепея.

— А что вам, собственно говоря, не нравится в моей фамилии?  — спросил граф, сохраняя прежнее спокойствие в голосе.

— Оно мне напоминает на израильскую гору.

— Уверяю, вас, что к израильской горе она никакого отношения не имеет. Эта фамилия, принадлежит моему далекому предку Бернандо де Гермону,  кто был придворным эскулапом его величества Людовика XII*. За верную службу король, именуемый как Отец народа, даровал ему, дворянский титул и земли в Беарне.

— Значит вы беарнец?

— Нет, я провансалец. Хотя беарнцы  в нашем роду тоже были.

— Вы жулик или дьявол, — проговорил г-н Куртеврон, чувствуя приближения своего проигрыша.

Тогда де Шарону, впрочем, как и всем остальным друзьям, тоже показалось весьма странным, что графу всегда везет в играх. О жульничестве не могло быть и речи, так как де Гермон был благопристойнейшим человеком в Париже, а может быть даже и во всей Франции. А вот насчет второго – вопрос был спорным.

— Эта последняя партия, г-н де Куртеврон, — предупредил де Гермон, сгребая очередной свой выигрыш.

Все начали с жадностью лицезреть на две равновеликие россыпи монет: одна лежала посредине стола, вторая возле графа.

В полнейшей тишине де Гермон разметал карты, думая на протяжение игры лишь обо дном: только бы меня не подвела моя хваленная Фортуна.

И с этой же мыслью выпал – король.

— Поздравляю, де Гермон!  — заревел торжественно д’Аваллон, обнимая слегка обомлевшего друга, который и сам еще не мог до конца поверить в свою очередную удачу.

Поэтому поводу музыканты заиграли веселую музыку, трактирщик с нескрываемой на лице улыбкой, стал разносить ужин. И только г-н де Куртеврон, словно остолбенев, продолжал сидеть на прежнем месте.

— Г-н де Гермон, — почти взмолился он и ухватился за его собирающую ливры и пистоли руку. — Г-н  де Гермон, я вас прошу: позвольте мне отыграться.

— Прошу прощения, г-н де Куртеврон, но уже поздно, и я не расположен больше к игре на сегодня.

В тот миг г-н де Куртеврон понял, что безвозвратно потерял последние деньги. Дабы, как-то отомстить обидчику, он поднялся из-за стола и крикнул:

— Остановитесь, господа, и поглядите все на этого человека! — Вытянутой рукой он указал на де Гермона.

Вновь прервалась музыка и все присутствующие в трактире замерли.

— Он никакой не новичок, — продолжал бывший игрок.  — это самый настоящий жулик. Держите его! Держите!

— Да вы оказывается негодяй, Куртеврон, — произнес незыблемо де Гермон, обнажая шпагу. — Право, такого я от вас не ожидал.

В ту же минуту он оказался в окружении подпивших горожан.

— Не беспокойтесь, де Гермон, мы с вами, — проговорил де Шарон, держа наготове шпагу.

Рядом с ними стояли еще Лафонтен, д’Аваллон и четыре мушкетера.

Семь мушкетеров и один гвардеец напряженно глядели на десятерых горожан; однако никто из них так и не решался вступить в драку первым.

— Успокойте, людей, — вполголоса обратился де Гермон к де Куртеврону, который на свою беду оказался окружен мушкетерами. — Или клянусь Богом, если кто-либо из них приблизиться к нам хоть на один шаг, мы заколем вас на месте.

Смертельно побледнев, де Куртеврон вышел вперед и улыбаясь пролепетал:

— Простите, господа, я погорячился, обвинив благородного господина де Гермона в жульничестве… Прошу прощения, г-н де Гермон, я был не прав. Просто, мне не хотелось расставаться со своими деньгами.

— Извинения свои вы принесете завтра в полдень на Лук Клерков, — ответил по-прежнему спокойно де Гермон, продолжая настороженно наблюдать за дальнейшим действием горожан.

— Хорошо, г-н де Гермон.

Воинственно настроенный народ, сожалея, как видно о том, что так и не суждено было свершиться в тот день драки, покорно и уныло разошелся по разные стороны.

Убрав, наконец, шпаги в ножны и забрав со стола оставшийся выигрыш, мушкетеры дружно поднялись в комнату д’Аваллон, где собирались отпраздновать двойную победу.

— Ну что, ваша задумка удалась, граф? — с нетерпением спросил д’Аваллон, едва переступив порог своей комнаты.

— Судите сами, дорогой друг, — ответил улыбаясь де Гермон, положив на стол увесистый мешок.

— А сколько здесь?

— Тысяча пистолей, в добавок сто луидоров.

— Браво, де Гермон! — воскликнул Лафонтен — Клянусь честью, мы вас недооценивали.