2049

Сколько воды должно должно упасть с неба, чтобы размыть следы, что мы так недальновидно оставили? Сколько лет пройдёт, прежде чем та колымага будет считаться классикой, а не ржавой помойкой? Когда консерванты позволят твоей плоти истлеть, никто даже и не вспомнит, хороший ли ты был человек или нет. Тебе не нужно умирать, чтобы при жизни о тебе говорили хорошо, лишь держать карман пошире и улыбаться. Да и чтобы после неё не поминали лихом, тебе скорее достаточно делать ничего, чем что-то. Даже у самых благих помыслов, могут быть самые ужасные последствия; не беда, если не сделал ничего выдающегося, так уж повелось, что если помянут — то только добрым словом.

— Раньше улыбаться было модно. — сказал старик. — Некоторые улыбались, чтобы понравиться другим, другие — чтобы лучше соврать. Я улыбался, чтобы казаться глупее.
— Зачем? — спросил мальчик.

Старик на секунду отвлёкся от копания в куче металла. Он всё никак не мог привыкнуть, что слова из уст ребёнка могут быть настолько сухими и безэмоциональными. По сравнению с тем, как его внук становился всё взрослее и програматичнее, старик в свою очередь, становился всё сентиментальнее. Того времени, на которое ему его привозили , было достаточно, чтобы терпения на телячьи нежности не оставалось, он мог себе позволить даже разгневаться на кукую-нибудь мелочь в присутствии ребёнка, но чувство стыда, быстро заменялось страхом, от того, что маленький господин никак не реагировал ни на гнев, ни на любовь. Он слышал, что таких детей появляется всё больше, но не знал, что это коснётся и его семьи. Дочь как-то упомянала, что маленький вундеркинд сдал специальный тест и учится теперь в отдельной школе для Других.

— Ну так расскажи мне. — Попросил внук. Старик уже хотел пойти прилечь, но нечто заставило его старые уши напрячься и прислушаться. Он бы ни за что не пропустил полуденный сон, если бы не одно “но”. Кажется, он почувствовал эмоцию в просьбе ребёнка. И, кажется, это было любопытство. Разве мог старик упустить шанс повлиять на ребёнка? Он любил его, но это было похоже, на любовь сквозь горечь. В глубине души старик замечал за собой, что считает ребёнка ненормальным, хотя он многократно слышал, что после всего само понятие нормальности давно под запретом. Он сам наблюдал за тем, как тот мир, который он любил и ненавидел, был разрушен из-за того, что одни ненормальные пытались ограничивать свободу других ненормальных. Но на то он и старик, чтобы попытаться хоть как-то оставить след в этом мире. Вот только в горле слишком сухо, чтобы рассказать эту историю как следует.

— Для начала представь себе, что люди могли кушать столько, сколько захотят. Если, конечно, у них были деньги. Денег было больше, чем людей. И были они лишь у немногих и больше, чем они могли потратить за всю жизнь.
Старик сел на стул и не смог придти к выводу, ясным языком он выражается или нет. Он пытался распознать хоть одну эмоцию, но смог различить лишь знакомые черты лица, которые передавались из поколения в поколения ещё от его отца: острые скулы и нос картошкой, который через пару лет покроется чёрными точками. Тихо засмеявшись, он вдруг расслабился, осознав, что поздно уже что-либо менять, тем более себя. Силы есть только, чтобы рассказать историю, и не в его власти решать: быть понятым или нет.

— Принеси ка мне попить, сынок, а я пока соберусь с мыслями. — его взгляд снова упал на эту ржавую колымагу. Он вспомнил, как его старший брат хвастался отцу, что в Советском Союзе метал для таких машин ржавел намного медленее и меньше, чем современный. И вправду, сколько лет прошло, а она всё еще сохраняет форму. Он подумал, окупится ли затея, нанять магнитный манипулятор, чтоб сдать этот метал на переработку.
Денег было больше, чем людей, но, что это всего лишь бумажки, мы вспомнили, когда нас стало уже гораздо меньше…
Медленно шевеля извилинами, чтобы произвести рассчёты у себя в голове, он и не заметил, как воспоминания окутали его тёплым одеялом и старик погрузился в сон.
   
Продолжение в моём ламповом телеграмм канале https://t.me/dirty_proza
Никакого спама, здесь я просто не чувствую, что меня читают