Любимое место

  В далёкие времена, когда ещё людей на планете было до того мало, что иди месяц - никого не встретишь, - жил один бродяга - ветер в голове и посох в руках. Каждое утро заставало его в новом месте, но обязательно было оно таким, где можно было утешить голод фруктами и от дождя под кронами укрыться.
  И вот однажды унесли бродягу его ноги далеко от привычных мест; лес кончился, раскинулась вокруг неприветливая пустошь, а он всё шагает и шагает. Вдруг видит: течёт впереди река, а на берегу прекрасная лужайка с пушистой травой, всюду стрекозы с бабочками летают. Много чего бродяга на своём веку повидал, но такую красоту впервые видел. Охватило его неведомое желание остаться здесь навсегда.
  Уселся довольный бродяга на землю. Сидит так час, сидит другой. Захотелось ему пить, он подошёл к реке и напился. Захотелось есть, сорвал он два яблока и наелся. К вечеру погода испортилась, нахмурилось небо, обрушило оно на землю потоки холодной воды, засверкала молния. Бродяга заметался было, хотел уж назад в лес бежать, да больно далеко в такое время не уйти, к тому же лужайку жаль оставлять. Делать нечего, забрался промокший до нитки бедолага под яблоню и уснул кое-как.
  Утром пробрала бродягу сырость, он поёжился и проснулся. Злится на себя, что поддался красоте, как неразумный мальчишка, а головой сперва не подумал, но оглянулся, увидел, как всё вокруг сверкает и радуется новому погожему дню, и порешил, что лучшего места никогда ему больше не сыскать. Всё же вечерний дождь слегка сбил очарование, и бродяга порешил: раз здесь оставаться, так нужно бы лачугу выстроить.
  Отправился он строго по солнцу обратно в лес, жалея, что посох свой на радостях извёл, дорогой по сторонам поглядывает, примечая ориентиры. Только после полудня далеко впереди показались первые деревья. Вошёл бродяга в чащу и давай тонкие деревца ломать, друг рядом с другом складывать. Жаль ему их, да ведь нет в дырявом дорожном мешке топора, чтобы старых сухих деревьев нарубить, нет тачки, чтобы на лужайку их дотащить, и молотка с гвоздями нет, чтобы из брёвен дом сколотить. К вечеру набралось множество гибких упругих стволов и веток, за один раз и не утащить. Завалился бродяга под деревом и уснул, а утром перевязал посохом охапку стволов, взвалил на спину и зашагал по обратному пути. Идёт, отдувается, пот со лба градом течёт, головой вертит по сторонам, чтобы не сбиться. Глубокой ночью добрался до лужайки, повалился на зелёный ковёр, да так и уснул под открытым небом. На следующий день, чуть солнце встало, бродяга несколько яблок съел и снова в лес подался. Трава, придавленная вчера тяжёлыми шагами, ещё не оправилась, знай себе беги беззаботно, под ноги лишь смотри. В этот раз вошёл бродяга в чащу к полудню, когда, испугавшись солнца, попрятались все тени, быстро увязал новую охапку прутиков и зашагал назад. Пришёл на лужайку к полуночи, опять уставший, сбросил ношу со спины, посмотрел на сверкающую воду, завалился на бок и захрапел. В третий день всё повторилось, только с утра съел бродяга больше яблок, чем вчера, до полудня добрался по протоптанной дорожке до чащи, собрал последние прутики, стволы и ветки и вечером был уже на берегу реки. Перед сном он даже успел соорудить часть остова своего шалаша. А наутро, как только съел бродяга последние плоды с обеих яблонь, закипела у него работа, и вечером того же дня лежал он безмятежно под крышей, не боясь уже ни дождя, ни палящих лучей.
  Только яблок больше нет, и что толку от шалаша, если скоро с голоду помирать! Делать нечего, наметил бродяга будущее поле, стал, хоть и жаль ему безумно, рвать руками пышную траву, после взял палку и принялся рыхлить оголиившуюся землю. Засеял бродяга свой огород дикими семенами, что в лесу раздобыл, а пока они росли, кормился рыбой, что ловил в реке.
  Прошло немало лет, бродяга давно уже перестал быть бродягой, а стал теперь хозяином. Каждый день вынужден он был много трудиться, и, сам того не замечая, отвык смотреть по сторонам, не созерцал больше мир с наслаждением. Однажды присел он на пенёк, стоявший посреди двора, а обратно встать не может - сил совсем нет. Делать нечего, так и остался сидеть, а чтобы не скучно было, начал размышлять. Окинул взором лужайку и понял, что потеряла она своё сказочное очарование, его же руками оно разрушено: всюду протоптаны кривые тропинки, отвратительно зияют ямы и торчат бугры, не видно горизонта за перекосившимся чёрным домом, выстроенным вместо шалаша, всюду на земле что-то разбросано. И сделалось старику грустно. Сразу вся накопившаяся печаль навалилась на него: ему было жаль красоту лужайки, и свою молодость, и утёкшее неизвестно куда время. Но вот старику удалось подняться на ноги, он вошёл в дом и растянулся на удобной кровати, и сразу безмятежная радость вытеснила его печаль, потому что, сам того не замечая, за эти годы он научился радоваться не тому, что могут увидеть глаза или услышать уши, а тому, что способно согреть душу.
  Вот так и у людей водится: или девушка красится, или парень здоровьем бравирует. А зачем привлекают всеобщее внимание, они и сами не всегда знают. Поддастся пчела очарованию цветка, а после гнусит, что пыльца тяжеловата. Кто знает, стал ли цветок таким в угоду пчеле или пчела привыкла к облику цветка?