В этом Солнечном городе. Часть 2. Глава 5. Юбилей

                ЧАСТЬ 2

                ГЛАВА 5
                ЮБИЛЕЙ

     Это был праздник. Ю-би-лей! На асфальтовой площадке перед «поселковым» офисом растянули большой белый тент, внутри поставили столы, на них - вазы с цветами и блюда с угощением. Изнутри полотняные стены праздничного шатра украсили шариками и яркими плакатами; живыми цветами выложены были две цифры: восемь и ноль. Саксофонист приветствовал гостей, извлекая нежные мелодии из своего сверкающего серебром инструмента. На входе их встречал также юный принц ослепительной красоты, с чёрной бабочкой на белоснежной рубашке, с подносом на согнутой руке. На большом подносе - бокальчики с шампанским, на дне каждого - половинка клубники.      
    
     Юбиляр был не юн, но свеж и полон энергии. Стрелки на его светло-бежевых брюках при ходьбе разрезали воздух почти со свистом, галстук-бабочка на шее оттенял бронзовый загар лица. Улыбка под тронутыми сединой усами не сходила с губ, глаза лучились. Все выстраивалось, как он мечтал и как хотели его дети - в окружении друзей, соседей, семьи - и чего же ещё желать человеку в свой день рождения?
     Френки встречал многочисленных гостей, раскланиваясь с одними, обнимая других, целуя ручки дамам, которые млели от его знаков внимания и обожания. Вошедших перехватывала у юбиляра его старшая дочь, величественная Тереза, провожая их к столам с закусками, а затем к свободным стульям. Дочь своего отца - жгучая красавица, дородная и статная, в роскошном платье, с причудливой прической из густых и чёрных, как смоль, волос. По всему было видно, что она и есть матриарх в этой большой семье, и все ее распоряжения, выдаваемые как словесно, так и движениями бровей, выполнялись безоговорочно всей многочисленной роднёй. Как всегда на больших семейных праздниках, здесь присутствала и сновала взад-вперёд малышня - правнуки обоего пола, разодетые, как и взрослые, в самые праздничные одежки. Мальчики - в токсидо, девочки - в «принцессиных» платьицах, длинных, в пол, с крахмальными юбками, воланами и кружевами на корсаже. Все вполне уверенно двигались на невысоких, но обязательных у этих юных прелестниц каблучках, даже трёх-четырехлетки. Девушки и девочки, преисполненные грации, были веселы от сознания своей неотразимости и очарования, что делало их ещё прелестнее.
    
     Нарядны и душисты были и наши гости. Все приоделись - дамы в свои самые  лучшие, давно не надеванные платья, бусы поблескивали и подзенькивали  на разной степени пышности бюстах, колечки на пальцах сверкали и разноцветно искрились на полуденном солнце.  Были, как встарь, подкрашены реснички, уложены волосы - все преобразились сказочно. (Не зря Френки задумал это все!). Мужчины в рубашках или новых футболках - быт курортного городка вносит свои коррективы в понятие о нарядном. На лицах у всех улыбки; встречаясь, приглашённые обнимают друг друга, по местной моде, дамы, да и кавалеры, целуют друг друга в подставляемые щечки. Все с удовольствием проглатывают свою крошечную порцию шампанского, чокаются, желают имениннику здоровья. И после, когда приходит время спичей,  все тосты завершатся одним традиционным пожеланием, повторяемым, как молитва, трижды. Почти каждый произносил это главное: «Желаю здоровья, здоровья, здоровья!» - И понятно, почему. Шли приветственные речи и славословия, и народ с удовольствием подкладывал себе салаты, чокался и отхлебывал большей частью некрепкие напитки.
    
     И вот тут прямо на улице, соорудив для себя небольшую эстраду, вступил маленький оркестрик, почти полностью состоящий из ровесников юбиляра (ну, ладно, чуть помоложе - лет на пятнадцать-двадцать). Пока все двигались навстречу музыке, образуя большой круг для танцоров, музыканты играли любимую многими томную композицию Карлоса Сантаны. Потом они словно вздрогнули - и! Самба! Ох этот темп и эта страсть! Устоять на месте стало просто невозможно. Гости начали понемногу приплясывать и организовываться в пары или группки на импровизированной танцплощадке. Конечно же, первым в центр танцпола начал выдвигаться юбиляр, обняв свою либимицу-внучку, направляя и ведя ее в середину. За  ними Орландо, приобняв, выводил на площадку Софи. Та в притворном смущении (Ой, да я уже давно не танцевала!) с удовольствием включилась в быстрое движение, забыв о когда-то сломанной ноге. Ну а уж детвора и в приглашениях не нуждалась - у них уже танцевали руки, ноги и все гибкое тело.
     За танцующими с некоторой грустинкой наблюдал Чак из своего глубокого инвалидного кресла. Дженн ответила на призыв Марии подвигать ногами: «Нет, я в другой номинации, после попрошусь спеть что-нибудь». Пейдж пригласила на белый танец Билла, и он бережно поддерживал ее спину, аккуратно перебирая ногами и позволяя даме крутиться веретеном вокруг него. Меган, стоя на отдалении, смотрела на танцующих, на бегающих и гомонящих детей. Дженн, неожиданно для самой себя передумав, ухватила легко руку одну из маленьких принцесс, повела в круг танцующих и кружила ее, выполняя роль джентльмена в паре. Малышка визжала от восторга и быстро перебирала шустрыми ножками, выбрасывая свободную руку в смелом жесте, характерном для сальсы. Григорий стоял рядом с соседями и друзьями, улыбаясь, и энергично хлопал в ладоши, подбадривая танцоров. Немного в стороне, не решаясь выйти на всеобщее обозрение, сама с собой двигалась Ксения. Подбадриваемая БабЗоей, она старательно пыталась совпасть в движениях с главными танцорами. Тереза, замечавшая все, что происходило на празднике, сделала легкое движение головой в сторону Ксени, и, послушный материнскому приказу, ее младший сын, лет тридцати с небольшим, подошел с поклоном к русской леди и приглашающе протянул руку. «Да я ...» - начала было она, а потом махнула рукой: «Где наша...» и положила руки в правильную позицию - одну вложив в руку партнера, а другой слегка обвив его шею. Иэх - так не так, а с душой, да и ноги догадывались, куда ступать дальше. Наблюдающая за подругой БабЗоя надивиться не могла, где и когда та могла усвоить этот непонятный ей и такой азартный пляс. Она, как и все зрители, стоявшие вокруг танцующих, улыбалась и прихлопывала, наслаждаясь самой атмосферой праздника, чувствуя себя частью этого веселого муравейника, этого неунывающего человечьего общежития.

     Этот юбилей долго ещё будут помнить все участники события: и семья Френки, и его многочисленные гости.
     Быстрее всех улеглись и успокоились в этот вечер дети. Наевшись бесконтрольно сладостей, наплясавшись и набегавшись вокруг веселившихся взрослых, они уже видели свои сладкие сны, подрыгивая во сне ножками, словно продолжая бег или веселый танец.
    
     Софи, вернувшись домой, уже стояла перед зеркалом в легком халатике и снимала с лица косметику. Она чувствовала себя приятно возбужденной и все ещё пребывала в восхитительном ощущении королевы бала, давно уже ею не испытываемом. Сегодня ее приглашали наперебой, и она сумела показать все свое изящество и грацию в танцах, включая труднейшую для неё сальсу. Нога ещё немного ныла - после перелома прошло не так много времени - но боль эта не могла зачеркнуть радости и сладкой усталости. И юбиляр, этот милый Френки, произвёл на неё огромное впечатление. Ещё хорош, весел, галантен. «Да, решительно хорош!» - и она подмигнула своему отражению.

     В своей большой кровати без сна крутилась Меган, ругая и себя и подругу за то, что позволила убедить себя отправиться на это шумное и бестолковое сборище. «И кому, в самом деле, нужны эти юбилеи?» - задавала она вопрос самой себе. И отвечала: «Глупым людям только и нужен этот шум и гам, и бегающие дети, и пляшущие старики, из которых уже давно песок высыпается. И эта громкая музыка! Никогда, никогда больше я не послушаю эту ненормальную Пейдж. Заладила - пойдём да пойдём, нужно же с соседями встречаться, нужно веселиться!». Она выпила уже вторую таблетку, но мигрень не отпускала, и Меган решила, что для неё все эти радости с музыкой и весельем остались далеко позади. Никто и никогда больше не переубедит ее в том, что тишина и покой - это единственное и самое лучшее, что ей осталось в жизни.
     Бедная Меган!

     Дженн не спалось. Она громко зевнула, раз, второй, третий. Ее крошечная, как игрушка,  чихуахуа , завозилась недовольно на одеяле, зевнула тоже в голос и закрыла прелестные глазки.
     О чем думалось этой красивой, а когда-то - ослепительно красивой волоокой женщине с пышной шапкой волос и пробирающим до сердца глубоким низким контральто, недавно отметившей свое восьмидесятилетие? Да она и сейчас необычайно хороша, черноока, умна, так же мелодичен ее голос. Может, она вспоминает огневые пляски своей юности в родной Италии? А может тот день и час, когда любимый вёл ее под венец? Или как она безуспешно пыталась сохранить хотя бы одну из пяти тяжелейших беременностей и родить наконец такого долгожданного мальчишку? Или девочку? Никому она этого не расскажет, да и не нужно. Тихо прочитав вечернюю молитву, она спокойно и счастливо заснёт, чтобы утром проснуться с желанием обсуждать погоду и новости с подругами, напечь печенья или нажарив рыбы, позвонить племяннице и велеть заехать и забрать для их семейного ужина.
     И утром она сварит вкусный кофе и будет пить его, сидя рядом с распустившимся кустом у входной двери. А пока доброй ночи, Дженн!

      Проводив БабЗою в ее апартаменты, Ксения по старой привычке поставила чайник, заварила чай и села у окна, прихлебывая и размышляя. Ей так славно было сегодня, в этой атмосфере радости и любви. Весело было кружить ловкими ещё ногами в огневом танце. «Да уж и не такая старая я еще, - думала женщина. - Надо что-то менять. Но что? Мало осталось друзей? - Правда. Но это естественно, у всех так. Может, записаться на танцы в клубе пенсионерском? А чего бы и нет? Вон как шустро с этим молодым да огневым отплясали. И не осрамилась! Надо БабЗою спросить. Да нет, конечно, ей уж это и не надо. А сама? Ладно, утро вечера мудренее, - решила. И закончила с последним глотком чая: « Надо что-то с этим делать!»
     Улыбнулась Ксеня и пошла стелить постель.
    
     А сам герой дня лежал в своём доме, заставленном цветами, коробками и разноцветными пакетами, не имея сил открыть их или прочитать поздравительные открытки. Он лежал в своей кровати, наконец-то стянув этот чертов галстук-бабочку и весь свой джентльменский наряд, лежал тихо, открыв глаза, все ещё радостно возбужденный и усталый одновременно. Вспоминая какие-то отрывочные детали этого дня, улыбался сам себе. Вспомнил свою соседку, с которой прежде и знаком-то по-настоящему не был, которая плясала не переставая, и так же не переставая улыбалась ему. Кажется, это София, - нужно будет познакомиться поближе, думал старый Дон-Жуан.
     Он вдовствовал уже лет десять. Сначала не верил, что выживет один -  жену свою любил отчаянно, хотя мог и на сторону свернуть ненадолго. Но она всегда была его частью, без которой он не представлял себя. После ее ухода пил, пил отчаянно и безоглядно. Пока не понял - пропаду, нужно жить дальше, делать дело, помогать детям, радоваться внукам, а потом и правнукам. Потихоньку жизнь вошла в свое русло. Работа, семья, друзья и даже подружки. Но сегодня ему хотелось завершить день разговором с его Синтией. Ее силуэт виделся ему в чёрном проеме окна.
     И никто не услышал, что сказал он ей, своей единственной и незабвенной, какие нашёл слова, но уснул он светло и счастливо, с улыбкой на мокром от слез лице.

Продолжение следует.