Еще раз об отце Таврионе

Отец Александр Куликов об архимандрите Таврионе Батозском (1898 - 1978).


 Отца Тавриона в Москве помнят многие. Удивительно, как жива память о нем. Есть люди, которые признаются, что каждый день вспоминают его, обращаются к нему в различных нуждах. Тот, кто знал его, уже никогда не забудет. Недавно встретил Петра Старчика, известного барда. «Отца Тавриона-то помнишь? – спрашиваю. – Каждый день поминаю!» - отвечает.
На соборе был причислен к лику святых епископ Павлин (Крошечкин.) Отец Таврион был его ближайшим сподвижником. В 1926 святитель рукоположил о. Тавриона во иереи, а в 1929 возвел в сан архимандрита. В 1929 отец Таврион был арестован в первый раз, затем репрессирован. Окончательно освободился он только в 1956. Предлагаю вашему вниманию отрывки из воспоминаний об архимандрите Таврионе протоиерея Александра Куликова, настоятеля храма Николая чудотворца в Кленниках. В этом храме были изданы две кассеты с проповедями старца и записью его литургии, которые уже давно разошлись.

Наша беседа с отцом Александром Куликовым длилась не долго. Может быть, часа два. Мы сидели с ним в маленьком кабинете,  на втором этаже храма Николая чудотворца в Кленниках, где он был настоятелем. Записывать ее на магнитофон не было нужды. Работая тогда журналистом во многих изданиях, в том числе церковных, я привык записывать интервью по памяти.  Память не подводила.
Опубликовать тогда нашу беседу не удалось, хотя я предлагал многим изданиям. Мы договорились встретиться еще раз, перед тем, как материал будет опубликован. Собственно, так и полагается по-казать материал перед публикацией тому, что дает интервью. Но никто материал публиковать не собирался. Так наша беседа и не увидела свет. И мы с отцом Александром больше не встретились.
Наш разговор, об отце Таврионе передать  трудно, потому что личная беседа гораздо больше информативна, чем ее запись, все эмоциональные акценты остаются за бортом. Мы говорили и на другие темы. Я спросил, как он относится к писателю Добровольскому, некогда бывшему прихожанином этого храма, и как ему удалось за всю жизнь написать пусть и шедевр, но всего один: «Десять мин». На что он  обратил мое внимание на одну  биографическую деталь. После приговора, все рукописи писателя сожгли. В чем его и уведомили, и в чем он расписался на акте аутодафе своего творчества. Добровольский  посчитал, что Бог не принял его литературных трудов. Написано было много, но сохранилась только одна повесть, которая в народе получила название «Десять мин». Написана она уже в глубокой старости, после лагерей. Но стоит эта одна повесть многих томов. Отец Александр так же обратил мое внимание, что Владимир Добровольский изображен на клейме иконы отца Алексия Мечева, чьи мощи в этом храме почивают. Я и понятия об этом не имел. Он изображен в виде человека, исцеленного преподобным Алексеем от смертельного недуга, а не как писатель. И с тех пор, когда я бываю в храме, всегда кланяюсь вместе с другими иконами, и писателю, который по молитвам  преподобного Алексея написал такую незабываемую вещь.
Отец Александр познакомил меня с удивительными людьми. Во-первых, с прихожанкой своего храма Светланой Александровной Шапошниковой. Она была вдовой генерал лейтенанта, сына  начальника штаба  времен Великой Отечественной войны,  Н. Шапошникова. Светлана Александровна очень часто посещала пустынь и много мне потом рассказывала  удивительного. Была в пустыньке и ее мама и перед смертью успела написать воспоминания об отце Таврионе.  Воспоминания написаны, словно одним духом. От них остается сильное впечатления, хотя  там нет описания  каких-то невероятных событий.
Светлана Александровна не велела мне записывать ее рассказ. Потому что она сама собиралась написать и боялась, что я все перевру. Но прошло уже  очень много времени, и  никаких новых книг о Таврионе  не издается, никаких воспоминаний не публикуется. Так что я все-таки запишу и  то, что  услышал  от Светланы Михайловны. Ничего страшного, если будут и ее, и мои записи. Что-то, да сохранится. Ведь время неумолимо. Не успеешь оглянуться как все «пожрется жерлом вечности». 

Протоиерей Александр Куликов
Он служил литургию каждый день
Я приехал в Глинскую пустынь в 1957 г. Настоятелем там тогда был о.Таврион (Батозский). Он развил в пустыньке кипучую деятельность. Организовал иконописную школу, певческую школу. Собрал вокруг себя много молодежи. Многие из них впоследствии, насколько мне удалось просле-дить их дальнейшую судьбу, стали семинаристами, потом священниками, так или иначе, посвятили свою жизнь служению церкви. Тогда отца Тавриона особенно поддерживал, его преданнейший уче-ник, послушник по фамилии Васькин, впоследствии архимандрит Макарий.
Поехать в Глинскую пустынь мне посоветовала одна монахиня. Тогда передо мной стоял серь-езный вопрос о женитьбе и последующем рукоположении. Я кончал семинарию, и надо было опре-деляться.
В Глинской было неспокойно, старые монахи роптали на нового настоятеля, потому что о. Та-врион ввел полуночницу, начинавшуюся в 12 часов ночи, потом шла утреня и после нескольких ча-сов отдыха, рано утром - литургия. Это был древний устав, возобновленный о. Таврионом и до него не соблюдавшийся. После бессонной ночи, проведенной на ногах, после ночного богослужения, следовали послушания, тяжелая работа. Хозяйство в Глинской тогда было огромным. И своя земля, и скот... Конечно, старикам, многие из которых отбыли лагерные сроки, было трудно так работать. А монахи в основном были пожилые. Молодежь только начинала возвращаться в монастырь. Более 20 лет пустынь была закрыта. Возобновилась она в конце 1942 года.
В то время в Глинской было два старца: о. Андроник (Лукаш) и о. Серафим (Романцов). Вопрос, с которым я приехал, разрешил о.Андроник. Я высказал ему свои сомнения. Они заключались в том, что моя невеста на Киевском вокзале заговорила с каким-то молодым человеком. И это меня очень смутило. Отец Андроник отругал меня: “Да ты что? Что смутило тебя? Женись, обязательно же-нись, все будет у вас хорошо”. Я женился, и все вышло, по словам старца.
Встречался я тогда и с о.Таврионом. Он очень хорошо меня принял и дал денег на обратный проезд. Вскоре, в результате конфликта, о. Таврион ушел из Глинской. После чего полуночницу от-менили. Потом он служил в Уфе, восстановил Покровский храм, построил приходской дом. Потом служил в Ярославской епархии.
В 1968 г. (если не ошибаюсь) в Рижской пустыньке под Елгавой умер схиархимандрит Косьма. Схиму он принял перед самой смертью, все его знали, как отца Кирилла. К нему я даже чаще ездил, чем потом к о. Тавриону. Это был Валаамский монах, потом старец, по характеру удивительный простец.
Помню такой случай. Однажды прибегают к нему в келью послушницы-пастушки: “Батюшка! Нас цыгане обокрали!” Все такие взволнованные, испуганные. А он им отвечает: “А вы их молоч-ком-то попоили?”
Он мог любого обезоружить своей простотой. В округе его знали все таксисты. От Елгавы до пустыньки 12 км., такси тогда было дешевое и все ездили туда на такси. Автобусы редко ходили, а может быть тогда и вообще не ходили, точно не помню. Как узнают таксисты, куда надо ехать, так наперебой машины предлагают: “А, к отцу Кириллу, едем со мной!” - ехали с удовольствием.
Пустынька тогда жила в жуткой нищете. Просто бедствовали. Паломников почти не было. Жи-ли, собирая подаяние.
Когда схиархимандрит Косьма умер, заменить его оказалось некем. Предлагали и о.Иоанну (Крестьянкину) и о. Серафиму (Тяпочкину), но эти старцы отказались.
Рижский владыка Леонид тогда был инспектором Духовной семинарии. Мы были знакомы. Узнав о его затруднениях, я рассказал владыке об о.Таврионе, но где он служил, не мог сообщить. Владыка обратился с запросом к Святейшему. Был сделан запрос в Ярославскую епархию и таким образом нашелся духовник для монахинь. Получилось, что и я сыграл какую-то роль в появлении нового старца в пустыньке.
Отец Таврион говорил потом: “Мне бы сюда лет на 15 пораньше!” С его приходом началась в пустыньке новая жизнь. И ежедневные службы, и ежедневное причастие, и огласительные беседы. Началось строительство. Повалил народ со всех концов страны. Я знаю, что даже из Владивостока приезжали. Даже оттуда была видна огненная молитва о. Тавриона.
Рижский монастырь воспитал за то время многих сильных духом монахинь, и потом, когда в России один за другим стали открываться монастыри, они становились руководителями духовного устроения возобновляемых обителей. Например, Сергия нынешняя игуменья Дивеевского монасты-ря была старшей монахиней в пустыньке, когда там служил о. Таврион. Можно назвать и другие примеры.
Кратко скажу об истории Рижского монастыря и его пустыни под Елгавой. Основательницами монастыря были сестры Мансуровы - Екатерина (впоследствии схиигуменья Сергия) и Наталья. Ко-гда их отец служил в Иерусалиме, сестры любили посещать храм Гроба Господня. Там они тайно приняли монашество. Потом отца назначили генерал-губернатором Лифляндии - нынешней Латвии, и вся семья переехала в Ригу. Сестры стали на колени перед отцом, и просили благословения уйти в монастырь. Но он так рассердился на это, что перешагнул через них, когда они склонили головы. И все же потом благословение было получено. Была выделена земля, началось строительство мона-стыря. После революции сестры жили в России. Одна из них была похоронена в Подмосковном го-роде Пушкино. Не так давно ее прах перезахоронили на территории Елгавской пустыни.
Я часто бывал у него. Приезжал со всей семьей на отдых. Но долгих бесед мы с ним не вели, вместе не чаевничали. Некогда ему было. Да и не было нужды в этих беседах, потому что он имел способность отвечать на наши вопросы в своих проповедях. Каждый, кто стоял во время проповеди в церкви, неожиданно понимал, что некоторые слова обращены именно к нему и отвечают на его невысказанные вопросы. Кого-то о. Таврион похвалит, кого-то обличит. И нам, священникам доста-валось от него. Однажды мы запланировали поехать на отдых в Крым. Захотелось на море. И вдруг в проповеди слышим: “Вот некоторые священники собираются оставить свою паству и ехать на от-дых в Крым. Что они там забыли?”
Так он нас пристыдил. А ведь мы не посвящали о. Тавриона в свои планы. А он и мысли наши знал.   
Служба у него была удивительная. Существует много магнитофонных записей его литургии. Наш храм выпустил две кассеты с проповедями и литургией о.Тавриона. Они пользовались спросом и тираж разошёлся.
Тайные священнические молитвы он произносил вслух, громко. Не однажды за литургией мог обратиться к народу с кратким словом. Были у него и особые обращения, которые повторялись каж-дую литургию. Перед возгласом “Милость мира” он обычно говорил: "Братья и сестры, христиане! Приспели величайшие минуты мироспасительного служения Божественной литургии. Церковь Бо-жия просит и умоляет нас, чтобы мы всем сердцем и едиными устами пели, блажили, просили Бога, предстоя Ему. Так и мы: “Встанем добре, встанем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносите.” И хор отвечал: “Милость мира, жертва хваления”.
Свои слова сочетались с уставными. Обращение это варьировалось, только смысл оставался тот же. Нельзя назвать это каким-то произвольным изменением анафорной молитвы. Это была своего рода проповедь, краткое пояснение происходящего и призыв к молитве. Кто дремал, те сразу про-сыпались. А в воспоминаниях, появляющихся в некоторых изданиях, можно прочитать, что о. Та-врион вставлял в анафорную молитву какие-то свои реплики. Это не так.
И перед “Отче наш” он обращался к народу, говоря: “Поем молитву Господню, которой Сам Господь научил своих учеников”. А потом следовала реплика: “Поем всею церковью-у-у”. Послед-ний слог растягивался и одновременно тем самым задавалась тональность, которую тут же подхва-тывал народ. Вся церковь пела, о. Таврион запевал и руководил пением.
Отец Таврион сам руководил левым хором, составленным из паломников. По существу, левым хором являлась вся церковь. У него на службах пели все. И пели. И читали. Дни, проведенные в пу-стыньке, были для начинающих прихожан хорошей школой.
Была у него в храме католическая статуя Богородицы. Потом ее перенесли в алтарь, из алтаря в келью. Статую Сердца Иисусова, о которой вспоминают некоторые, я не видел. Была ли она? При-сутствие католических статуй, общение с католическими священниками объяснялось только тем, что Латвия - католическая страна и католическое окружение делало православным таки подарки. В кладовых владыки было много таких статуй. А куда их девать? Нельзя из-за таких пустяков назы-вать о.Тавриона “католиком”. Причина подобных нападок совсем иная. Это только предлог, чтобы очернить великого молитвенника. Всегда найдется к чему придраться.
Как-то на царских вратах о.Таврион повесил крест. Некоторые монахини признали его за като-лический. Хотя он и не был католическим. Стороны этого креста расширялись, они не были пря-мыми. Вполне православный, греческий крест. Внутри креста тоже был вырезан крест, окрашенный в красный цвет. Но не столько крест беспокоил, сколько красная ленточка на нем. Группа монахинь, протестовавших против этого креста, была небольшой, и они постепенно утихомирились.
Каноны о. Таврион, действительно, мог читать по-русски. Вернее, не по-русски, а в русифици-рованном переводе. Эти переводы были сделаны еще до революции и одобрены Синодом. Комиссию по новым переводам возглавлял митрополит Сергий Страгородский. Так что это был одобренный церковью перевод.
В ектеньях о. Таврион возглашал много прошений, которых не встретишь в требнике. Напри-мер, у него было такое прошение: “Помолимся о тех, за кого некому помолиться”. И хор пел “Гос-поди помилуй”. Он мог вставить в ектенью старообрядческое прошение. В Риге была очень сильная старообрядческая община беспоповцев. Но из-за этого о. Тавриона никто старообрядцем не считал. А вот в католики он почему-то попал.
Да, это был широкий человек. Когда молодые священники пытались подражать о. Тавриону, то владыка Леонид говорил им: “Тавриону так служить можно, а тебе нет. Все делай, как положено, согласно служебнику”.
В одном появившемся в печати воспоминании сказано, что в лагере о. Таврион служил литур-гию на соках. Многих это смущает. Эти сведения были приняты как действительно имевшие место и подверглись критике в книге “Неообновленчество - протестантизм восточного обряда”. Нельзя же основываясь на слухах, делать серьезные выводы и причислять о. Тавриона к обновленцам, или ка-толикам. В лагерях служили литургию многие, в том числе и архиереи. Мы не можем их судить за это весьма необычное служение. Тем более, что подробности совершения служб нам доподлинно неизвестны. А насчет сока, то думается, что здесь ошибка. Отец Таврион многим рассказывал, как он служил. Он служил не на соках, а на самодельном вине. В посылках ему присылали изюм и из него он готовил вино, на котором и служил. Это совсем иное дело.
Около о. Тавриона воспитывалось множество священников. Отец Владимир, который сейчас служит в Рижской епархии, с малых лет прислуживал ему. Он и жил при нем. Он же одним из пер-вых стал писать об отце Таврионе, записывал разные случаи. Нынешний наместник Боголюбского монастыря под Владимиром - архимандрит Петр начинал свой путь в церковь в пустыньке. Здесь он научился читать по церковно-славянски, потом стал дьяконом, потом священником. Часто бывал у о. Тавриона о. Михаил Олейников. Отец Николай Ведерников служил с ним целый месяц. Многим московским, ныне известным батюшкам, он предсказал их будущий путь. У отца Тавриона часто бывали о. Николай Ситников, о. Владимир Воробьев, о. Александр Салтыков, о. Валентин Асмус, о. Аркадий Шатов, о. Дмитрий Смирнов, о. Иоанн Свиридов, о. Георгий Кочетков и многие другие.
К архимандриту Иоанну Маслову я в принципе отношусь хорошо. Его книга-монография о Глинской пустыни - весьма серьезное академическое исследование. Но страницы, посвященные о. Тавриону во время его настоятельства в Глинской пустыни, не только меня, но многих, очень мно-гих, смущают. Конфликт в пустыни произошел именно из-за того, что о Таврион, будучи настояте-лем (1957-1958г.г.) ввел полунощницу, исполнять которую братии было не по силам.
записал Лев АЛАБИН, 1998 год.

Отец Александр умер 29 апреля 2009 г.
20 ноября - день ангела архимандрита Тавриона Батозского