Запахи лета

   Ночь июля  была  короткой. Ночное  небо  на  западе  не  успело,  как  следует  померкнуть, а на  востоке  уже  начинало  слегка  розоветь.
Солнце  вставало.  Разлились  по небосводу краски  утренней  зари.  Душистым  ветерком  тянуло  с лугов, уже  просыпались  певчие  птицы. В  лицо  освежающе  пахнуло  прохладой.
Жаворонок первым  разбудил  тихое  безмолвие  утра, и  началось  в природе  преображение.
В  небольшом  бочаге  деловито  крякает, плещется 
утка,  откуда –то  с  луга  слышится  гортанный  крик  чибиса.  С  болотины  доносится  журавлиное:» Курлук -  курлук».  Красноголовый  дятел, как  неутомимый  кузнец  стучит  по   стволу  сосны.
В  одичавшем  буераке,  буйно  заросшем  крапивой, малиной, орешником и ольховником, в густых, перепутанных  хмелем  кустах  что – то  трепыхалось: то  ли птица  слетела с гнезда, то ли  просто  село в  гнездо.
Золотистые, как  восковые  свечи  сосны  обрамляли  края  опушки.   Возле  серых  пней – россыпь спелой  земляники. Тёплый  земляничный  дух, запах  лета, перебивал  все  утренние  запахи.
-  Ух – ты- ты!  Никогда  не видал  столько  земляники! – вырвалось  у меня. Пришлось  приседать  и  кланяться. 
Густая  туманная  дымка  курилась, дымилась, стелилась, растекалась, рассеивалась  в лучах  золотых  солнца.       
Тянуло, веяло  с  устья  речушки  Липенки, с  поймы, с болотины прохладой, холодком, по -утреннему.
Солнце  поутру  ещё  не было  столь   горячим, жара  ещё  не  вошла  в силу, оттого  и  дышалось  свободно,
легко, отрадно, в полную  грудь.
В  самом  устье  доносился  клекот  молодых  дроздов.  В кустах  ольховых, росистых,  тенькала  спросонья  синица, по песчаной  отмели  бродили, что – то  весело  насвистывая  крошечные  кулички.   
Над  зеркальной  гладью  омута  слышалось  монотонное  жужжание  комаров. В  лесу  гулко  раздавался  далёкое  кукование  кукушки. 
Остро, медово  пахли  созревающие  травы и  цветы, запах  нагревающейся  хвои и  запах  земляники  волновал  душу!
Солнце  уже  начинало  припекать.  Жарко. Размаривало. 
На  тропинке  суетились  муравьи – труженики, тянули,  тащили в муравейник  хвоинки, травинки и  всякий  лесной  мусор. Сороки,  занявшие  свои  дозорные места  на  ветках  бородавчатых  берёз, стрекотали. На  кустах  вереска, на  траве, на цветах – везде  дрожали  серебряные  бусинки, шарики  росы, переливаясь  синими  искрами. 
  Сохатый  пересёк  тропинку, посмотрел  на  меня  без  всякого  интереса  и  скрылся  в болотине. 
Кругом  одна  глухомань.  В  зрелом  с оранжевой корой сосняке  наткнулся  на  целую  плантацию   поспевшей  черники.  Кустики  маленькие, густые, ягоды  густо  провисли  до  пышного  изумрудного  ковра  мха.    
Я  набрал  горсть, и ещё  горсть, и  дело  пошло….
Ничего, не  беда, что  пальцы, ладони  и губы  стали с  пометкой  фиолетовых  чернил, зато  удовольствие  какое  испытываешь  от  кисло – сладких  ягод, черничного  сока, запаха  сосен.
Вдруг  увидел  огромного  петуха – глухаря, важно  шагающего  по  черничнику. А через  минуту, заметил  другого глухаря, пролетающего  низко  надо мной. Это  было  свидетельством  того, что  здесь -  глухариный  ток.
Диковатой  прелестью  звериных  троп веяло от  этих  заболоченных  мест.  Вокруг  лес,  стоял  гордый и  какой – то  таинственный.
Голубика  уже  начинала  поспевать. Рука  сама  тянется  к  кусту, чтобы  собрать  горсть  сизых  горошин, выдавить  зубами  свежий  сок -  такой  вкусный  и  желанный. 
Я  вздрогнул, поднял  голову  на  оранжевый  ствол  сосны, увидел  ярко – жёлтую  иволгу, как  жар – птицу. По  краям   болотины  остро  струился  запах  багульника и  от  этого  немного, слегка  кружилась  голова.
Тишина. Где – то  в  корявых  сосёнках  пересвистывались  рябенькие  рябчики, вскрикивала  пугливо  сойка. Крохотные  жёлтоголовые  корольки  устроили  шумный  базар  на  одной  из кочек: словно  щупами, как  минёры, протыкали  изумрудную  подстилку  мха  своими  клювиками, в  поисках  какой  либо  живности.  Нога  тонула  в мягком, как  перина  мху.    
Постепенно  слух  привык  к  болотной  тишине, стал  я  различать  разные  шелесты  и  звуки: далёкий   перестук  дятла, жалобный  крик  выпи, хлюпанье  болотной  топи.
Иду  дальше и опять  отдыхаю.  Осторожно, внимательно, по одной  снимаю  крепко  пахнущие  багульником  мелкие  веточки, хвоинки, листья с  верхнего  слоя  ягод  в  корзине. 
Уже  в  полную силу  полыхало  полуденное  солнце. Полуденное  оцепенение разлилось  вокруг, ни  дуновенья  ветерка, ни  шелеста  листьев.  Тишина.
Я  притаился  за кустом  можжевельника и  стал глядеть, как  кормит  своих  птенцов черникой серенькая  тетёрка.
Снова  напал  на островок  крупной  голубики. Спелые  ягоды  легко  отделялись  от   веточек, от  мелких  листьев.
Целые  рои, просто, как  чёрные  тучи  кружились  комары  на  краю  болотины.
Вдруг  вижу, как  слетает с  низкорослой  берёзки  какая – то  серая  птаха, размером  с воробья  и  тонко – тонко  пищит:» Пить… пить… пить» 
На  краю  тропинки  росла красного  цвета  старая и  дряхлая, червивая, наверняка, сыроежка, края  которой  завернулись  вверх, получилась  чашка.
Эта  шустрая, незнакомая  птичка, смело садится  на сыроежку и клювиком – тюк, тюк! – оставшиеся  капельки  росы. И  голову  задрала  вверх, проглотила, 
блаженствует и  сразу  упорхнула.
Тетерев – косач  бормотал где –то в ельнике. Глухомань  ревностно  хранила  свои  лесные  тайны.
Солнце  припекало  всё  сильней, жарче.  Всё,  пора  и  домой.