В лесной глухомани
Солнце припекало. И просёлочная дорога, и тропинка, бегущая рядом, петляя, терялась, в кустах луговины. Кругом стоял густой знакомый с детства запах леса. Таинственная, спокойная тишина навевала, какие – то странные давние чувства знакомые с самого детства.
Солнце уже высоко висело над лесным озером. Берёзки береговые кудрявились на солнце. Над солнечной заводью мелькали, летали сизоворонки.
Сохатый – лось зашёл по грудь в лесное озеро и принюхался: решительно фыркнув ноздрями, шагнул глубже, одна голова виднелась с чудесными рогами, да уши – рукавицы, поплыл к противоположному берегу. Кругом одна глухомань. Корабельные сосны чередуются с ветвистыми берёзами, шатровыми елями, с заболоченными торфяниками. Глаз радовал зелёный - зелёный ковёр мха, с кочками. Мне казалось, что озеро, как огромная чаща, с чёрно - жёлтой водой. Но стоило подойти к ней поближе, как оно приобретала прозрачно – малахитовый оттенок.
Стайка мальков, уткнувшись в корягу возле берега, казались сказочными.
Я постепенно узнавал окунёвое место, где первого окуня поймал скоро, сразу. И окунь – то с ладонь всего, а первый. К вечеру здорово клевало, то и дело вытаскивал «матросов». Ещё, ещё, ещё! Вот это окунь - великан, больше ладони!
Рыба разом, перестала клевать и занялась какими - то непонятными, странными делами.
Я выглянул из кустов и увидел двух утят: торопливо перебирая ножками- ластами, они бойко резали воду, уплывая в камыши. Хитрецы – быстрее с глаз долой.
- А ну – ка, а ну - ка, утка, показывай весь свой выводок.
Со сметённым треском крыльев взлетела утка - мама, потом, после небольшой заминки, и двое, тех, что плыли по заводи.
Просвистел крыльями чирковый селезень, шлёпнулся неподалеку, поднял чёрно – синие брызги на солнце. Селезень раз крикнул, блеснул разукрашенным опереньем, прислушался. Подруга не ответила, и селезень ударил по воде крыльями, стремительно поднялся и полетел.
На ближней к берегу сосне, распушив рыжий хвост, сидела ни никем не пуганная белка и вытаращив, как ягоды смородины глаза с восторгом глядела на меня.
Вода на глади блестела, как осколки сине – зелёного стекла, в оправе густой стенки камышей. Стройные, тонкие, пушистые сосёнки, вытянутые рядком, отражались, словно изумрудной воде. Что – то шелестело в зарослях берегового тростника. Тетерев - косач бормотал в зелёном и сумрачном ельнике. Всё в лесной крепи казалось причудливым и таинственным.
Над зеркальной гладью слышалось монотонное жужжание комаров. В лесу гулко раздавался перестук дятла.
Изумрудно - зелёный ковёр мхов подходил, лежал почти у самой воды. Кругом была одна глухомань. Земля под ногами мягко зыбилась. Широкие просеки насквозь резали сосняки, ельники, березняки.
Я вышел на просеку, на свою тропинку. И вдруг увидел огромного глухаря, важно шагающего впереди, не таясь.
Лес, стоял гордый и какой – то таинственный, загадочный. Наполненный до самых краёв задумчивый тишины. Где – то в низкорослых ёлочках пересвистывались рябчики, вскрикивала пугливая сойка, да легко разносился крик кукушки.
Каких только даров нет в эту пору у Берендея!
Одних грибов сколько? Здесь их не только собирать, а косить можно. Дивные, грибные и ягодные места – может быть это оттого, что каждая новая встреча с этим болотистым краем производит впечатление былой первозданности, дикости этих заболоченных
мест.
Корзина стала оттягивать руку, доверху нагруженная грибами. Иду дальше и опять отдыхаю. Осторожно, внимательно, по одной снимаю листики багульника, мелкие веточки, хвоинки с верхнего слоя лесных сокровищ.
Всё теперь домой.
Кучевые белесые облака загорелись жгучими предзакатными красками. Запах багульника смешивался с запахами хвои, можжевельника, трав.
Было тихо - тихо. В небе разливался закат.
Свидетельство о публикации №220041101484