Колобок. Сказка для взрослых

Жили-были старик со старухой. И ничего у них не было, ну, буквально ничего. Ни припасов никаких, ни муки, там, ни масла, ни яиц. Сил работать уже тоже не было. Ну, и ни ума, ни фантазии, соответственно возрасту, тоже не было.
М-да…
Однажды поутру вся эта история началась. И началась вот с чего. Пришел старик к старухе на кухню и говорит:
— Нынче воскресенье, так испеки ты мне, старуха, колобок.
То ли у него вовсе память отшибло, то ли маразм разыгрался, а может, юмор такой, черный, от отчаяния прорезался. Только старуха про черный юмор ничего не понимала и отвязалась на мужа:
— Ты что, старый, сбрендил?! Какой колобок? У нас ведь нет ничего!
Старик задумался на минуту, а потом и вовсе несуразное бухнул:
— А ты, мать, по амбарам помети, по сусекам поскреби, глядишь, чего и наберется.
Бабка поняла, что дело плохо, но для порядка еще поголосила немного:
— Какой амбар? У нас его не было отродясь. Как у твоего деда спалили при раскулачивании, так в роду больше и не было ни у кого. Ты хоть на картинке его видел, амбар-то? И какие сусеки. В холодильнике, кроме подсолнечного масла на донышке бутылки, и нет ничего.
— А, значит, масло все же есть! А ты говоришь, нет ничего, поскреби еще по сусекам.
— Я тебе щас лысину твою поскребу для блеску, дурень старый! Иди, ешь свою овсянку и не нервируй меня, а то у меня уже давление поднялось от твоих заскоков.
Но только, видно, у деда все кукушки окончательно разлетелись, и он снова свою пластинку завел:
— Ты еще по амб.., ну, по сусекам…
Закончить ему старуха не дала, а, чтобы не прибить ненароком, вышла, хлопнув дверью. Постояла на площадке лестничной, подышала и пошла, держась за сердце, к соседке, верной своей подружайке. Позвонила, для верности постучала кулаком в дверь — подружка — то к старости глуховата стала. И едва та открыла, начала жаловаться на мужнин маразм. Глухая услышала из бурного монолога, к счастью своему, не все, но про колобок прорезалось. Правду говорят, что человек слышит только то, что хочет.
— А что, колобок — вкуснотища какая, — мечтательно прошамкала она. — Когда мы его в последний раз ели?
— Когда-когда? Раскудахталась! Когда у моего деда в последний раз «кремль стоял», вот когда!
— Давно, значит, было, — резюмировала подруга.
— А ты почем знаешь?! — пуще прежнего взъярилась старуха.
— Ну, что ты кричишь-то? Тебе нервничать нельзя, вон сердечко расшалилось у тебя. Давай лучше по амбарам пометём, по сусекам поскребем…
Договорить у бабульки не получилось.
— И ты туда же! По каким амбаром и что скрести? Сговорились что ли? Пенсия-то, когда была?
— Ты погоди, не шуми. Я тут оставляла немножко муки на черный день, у тебя, говоришь, масло есть, у Петровны яичком разживемся, глядишь, и получится.
Не буду вас больше томить. Испекли старухи колобок и, как водится, положили на окошко студиться. Тоже с памятью не все ладно у них было, забыли, чем это кончиться может.
М-да…
Ну, а Колобок - славный да румяный - полежал-полежал, глянул за окошко, а там май, лепота, хотел было прыгнуть, но с восьмого этажа не рискнул. Тут, как на грех, соседка Петровна вспомнила, что у неё в «сусеках» джем с прошлого 8-го марта оставался, решила сбегать за ним домой, а дверь-то не прикрыла. Потянуло из подъезда сквознячком, обдуло румяный бочок, Колобок спрыгнул на пол и покатился. До порога с непривычки с трудом, а по лестнице легко, вприпрыжку. Домофон давно не работал, так что дверь уличная нараспашку. Прокатился наш герой по пандусу и дальше вперед, по дорожке, рванул.
Катится Колобок по дорожке, а навстречу ему ни зайцев, ни медведей не попадается. Хлеб с земли народ, хоть и трудно живет, не поднимает, глядишь, и обойдётся на этот раз с Колобком все благополучно. Катится, значит, он, а навстречу ему, гуляющие степенно воскресным днем граждане и ребятня ихняя. Увидал один постреленок Колобока и наподдал его ногой, как мяч, больно наподдал. Колобок отскочил далеко, благо круто был замешан, бочок упругий.
В общем, катался-катался, никто его не трогал, куда подевался потом, не знаю. Может, собака какая голодная, в конце — концов, съела. А может, зачерствел где, под лавкой, и печальный раскосый дворник смел его в общую мусорную кучу. Она надежда, что на свалке его птицы склевали. А то ведь ни себе, ни людям, ни лисам, ни волкам.
А старички повздыхали привычно, что, мол, где тонко, там и рвется, попили чаю с сухарями и разошлись каждый к своему телевизору. А там с одним мужчиной буквально такая же беда случилась, последний «арбуз» у него укатился, только несколько «лимонов» и осталось.
— Ну, вот, — обратился старик к старухе, — у всех трудно, у всех, вишь, оно, где тонко…