Мои детские истории

Глава 4. Как я ходил за молоком

Многие скажут, что у тебя слишком много историй про рыбалку, море, речку. Верно. А какие истории могут быть у мальчишки, выросшего в городе корабелов, расположенного фактически на полуострове, между могучего Южного Буга и узенького Ингула, всего в 40 километрах от Черного моря? Вряд ли про горы.  Поэтому будет еще «морские истории». Но среди них немало других воспоминаний, например, о замечательной деревенской жизни в селах возле Николаева.

Еще одно излюбленное место проведения времени летом было в селе Кабурга. Второе название - Осетровка. Местные рассказывали, что когда-то там водились осетры. Расположена деревня в 10 километрах от Очакова, на Березанском лимане.
Летом, по дороге из Николаева в сторону Очакова, вокруг были  бесконечные поля. Одно поле, например, с пшеницей заканчивается, начинается другое, с подсолнечником. И так, сколько глаз хватает, до самого горизонта. Богатейшая черноземная украинская земля! Папа даже на такое короткое расстояние ездил медленно, минимум с одной остановкой, которую он называл технической, проверял состояние покрышек. Зачем-то раскачивал машину, проверяя амортизаторы. Так он видел свое общение с автомобилем, который, надо сказать с 1976 по 2008 год ни разу его не подвел, служил верой и правдой и пробежал более 400 тысяч километров. 10 раз вокруг экватора, как любил говорить папа. И хоть наш город был не самым большим по расстоянию, километры накручивались только так. Тем более, что папа и автомобиль сроднились. Он везде ездил только на машине, любил ездить, пока позволяло здоровье. И белая Копейка была не первая его машина. Первой была Газ-21 «Волга», цвета морской волны, которую он купил вернувшись из первой кругосветки, и эта была первая такая машина в городе Николаеве. Потом был Москвич-412, но любимым он не стал, слишком часто ломался. Третьим автомобилем, но не последним стала ВАЗ 2101, которая от Фиата почти ничем не отличалась, так как почти и была фиатом. Даже на многих запчастях стояло клеймо «Fiat». Удивительно надежная машина!

Так вот, я отвлекся немного. Отойдешь от машины в поле во время «технической остановки» и удивляешься этой могучей стройности и слаженности растений. Почти созревшая пшеница переливается волнами на солнце, своими острыми волосками (ость) зацепляется, создавая единый живой организм. Подсолнyхи синхронно поворачивают свои головки за солнцем, закрывая под вечер созревающие семена. И всегда тихо в степи. Шум ветра не в счет. Тихо так, что слышно писк сокола, который, зависая над полем, высматривает свою добычу. И очень жарко. Как будто зной стелется по земле, и ты окутываешься им, как одеялом. И сразу хочется пить. Дети, которые выросли в Нечерноземье, даже представить себе не могут, как овощи и фрукты сменяют друг друга с весны до самой глубокой осени, и какой у них натуральный сочный вкус!

За 10 километров до Очакова нужно свернуть направо и сначала по асфальтовой дороге, а потом по пыльной сельской дороге нужно проехать километров семь в сторону Березанского лимана. Ехать нужно медленно из-за сильной пыли. Окна-то открыты – кондиционеров в ВАЗ 2101 не было, а чтоб не набрать в салон пыли и не оставить подвеску на деревенских кочках, папа ехал медленно и иногда останавливался. Если нужно было в жару объехать какой-нибудь крутой бугорок или после дождя убедиться, что в той лужице, которая оказалась по дороге, мы не утонем целиком. Его опасения не были напрасны, на селе у трактористов всегда хватает работы – вытаскивать застрявших в лужах и неимоверно липкой черноземной грязи, которая как жвачка к зубам намертво пристает к автомобилю и силовым приемом удерживает в луже.

В этот раз все обошлось, и село вынырнуло, как только мы потихоньку выбрались из пыльного оврага.

Село было небольшим. Наверное, домов в 20-30, не более, но у каждого дома был свой большой огород. Если бы нужно было снимать фильм про петлюровцев, повторить «Бумбараш» или снова снять «Свадьбу в Малиновке», думаю, антураж этого украинского села точно подошел бы. Там мы знали одну женщину, бабу Клаву, как она себя называла, которая с удовольствием почти даром сдавала нам часть пустующего дома, где она жила одна. Дети и внуки давно уехали «в город». Коровы у нее не было, но с утра до вечера ее сгорбленную сухощавую фигуру в идеальном вызывающе белом платке можно было видеть на огороде, где она выращивала разные овощи на продажу. Особо замечательное у нее получалось клубничное варенье, которое она варила, естественно, из собственноручно выращенной клубники. Это варенье хранилось в погребе, дожидаясь своего покупателя, в темном и прохладном месте, наравне с кабачками, баклажанами, патиссонами, перцами, огурцами и помидорами. Все это по выходным баба Клава собирала и укладывала в коляску собственного мотоцикла Урал и, гордо надев шлем, укатывала на рынок в соседний Очаков. Ее торговля была всегда весьма успешной, я ни разу не видел, чтобы она возвращалась с рынка и переносила не проданный товар снова в погреб. Еще бы, столько труда и любви вкладывала баба Клава в свой товар!

А еще она пекла хлеб. Как она и где это делала (на улице стола дровяная печь), я не знаю, сам не видел. Видел и пробовал только готовый хлеб. Мне городскому было просто не понять, каких размеров бывает белый пшеничный хлеб! И дело даже не в том, что я был маленьким. Ну, относительно, лет 10, не такой уж и малыш, но размер каравая меня просто удивлял. Он был сантиметров 40 в высоту и я, наверное, мог бы обхватить его обеими руками, именно руками, а не ладонями. Приходившие к Клаве покупатели брали не больше четвертинки каравая, а иногда просили еще и порезать четвертинку пополам. Баба Клава никогда никому не отказывала, а потому ее любили и уважали, нахваливали ее хлеб.  Иногда я спрашивал себя, а сколько ей может быть лет, но ответа на этот вопрос, я так и не узнал. Скажу сразу, клубничное варенье баба Клава нам дарила, а хлеб у нее мы покупали.
 
Молоко мы брали у соседки Валентины. Оно было парное, но охлажденное. Никакой пастеризации или дезинфекции и ничего! Доила корову Валентина сама, по старинке, где-то с 4 до 5 утра и молоко, естественно, успевало остыть и образовать сверху плотный слой сливок. Молока было много и оно было высокого качества еще и потому, что у коровы недавно родился теленок. Ему требовалось много молока, но и много же молока оставалось. Сразу после дойки Валентина разливала молоко в 2-х литровые стеклянные банки и опускала в погреб. Так как коровы были не у всех жителей села, некоторые их них, а не только отдыхающие, приходили к Валентине где-то к 9 утра, когда хозяйка, немного поспав после утренней дойки, была готова принимать посетителей. Ходить по утрам за молоком была моей обязанностью. Мама давала мне двухлитровый алюминиевый бидон и, если не изменяет память, целый рубль денег. Молоко в деревне было очень дорогим по сравнению с фабричным в городе, но оно того стоило.

Вот и в этот день, как обычно, я отправился за молоком. Валентина жила недалеко от Клавы, но все же нужно было пройти по улице, спуститься в овраг, подняться из него и вот он - дом Валентины с участком, Обнесенный дощатым забором, с плетеной калиткой. Прямо у входа в дом пасся такой уже немаленький теленок, ростом с меня, на веревке, привязанной к вбитому в землю колышку, которая позволяла ему при желании дойти до входа в дом и до калитки, но не выйти за пределы участка.
Спокойно миновав теленка, который даже головы не подняв на меня, продолжал вкусно есть сочную траву, я прошел прямо к погребу, возле которого, с «образцами своего товара» на маленьком столике, на плетеном стуле, сидела Валентина. И не просто сидела, дремала, да, в общем, так крепко, что меня она услышала не сразу.  Кашлянув громче, я разбудил ее и она, попросив мой бидон, пошла с ним в подвал, где какое-то время был слышен звон стеклянной посуды. Потом она появилась и отдала мне бидон, который мгновенно вспотел. Молоко-то было холодным. Я отдал деньги. Она поблагодарила и попросила передать домой на пробу кусочек масла в пергаментной бумаге, которое она взбила накануне. После этого Валентина сразу ушла в дом, сказав, что до второй дойки надо хорошенько отдохнуть. На том мы и расстались.

В предвкушении сказочного завтрака я пошел в сторону дома. Я мечтал, и фактически ощущал вкус большого ломтя белого крестьянского хлеба, хотя он был немного сероватым по цвету, с толстым слоем клубничного варенья сверху. Варенье такое густое, как желе, если оставишь ложку в банке, то она так и останется стоять, не упадет! И большая, уже вспотевшая  кружка холодного молока. От таких мыслей у меня даже в животе заурчало, да так громко, что я думаю, это и привлекло внимание теленка, который, стоя ко мне спиной, сначала перестал жевать траву, а потом, раздувая ноздри, как будто что-то учуял, развернул свою большую с маленькими рожками голову ко мне. Что учуял? Молоко, конечно, которое беззаботно булькало у меня в бидоне! Хоть он уже ел траву и сено, но от молока, думаю, он все равно бы не отказался.  В следующую секунду он со всех ног, с победными протяжным звуком «МУ-У-У» несся ко мне со всех ног. Представляете себе мои ощущения, когда на тебя несется где-то уже 150 подрощенных килограмм живого веса, которым совершенно плевать на тебя, а вот молоко, которое у тебя в руках их даже очень сильно интересует! И я побежал, стараясь не расплескать молоко, не выронить пергамент с маслом, а вместе с ними не потерять шорты, которые, как оказалось, к быстрому бегу не приспособлены, так как спадали из-за ослабшей со временем резинки. И так мы стали наматывать круги вокруг росшего поблизости дерева. Я бежал, прижимая к груди бидон с молоком, как-то даже не очень задумываясь уже о том, что молоко может расплескаться, но крышка прилегала вполне плотно, а теленок уверенно и, не снижая скорости, высоко подбрасывая задние ноги, мчался, совершенно определенно собираясь меня догнать и отобрать мое молоко. Или его молоко? Такая мысль вдруг неожиданно мелькнула в голове, когда я пошел на очередной круг. Думаю со стороны это выглядело очень комично. Но к моему счастью, веревка с каждым кругом становилась короче. В какой-то момент я выскочил из круга и проскользнул через калитку. Теленок совершенно обескураженный остановился, так как понял бессмысленность своего предприятия. То есть, сначала ему надо было бы распутать веревку, изрядно побегав в обратную сторону вокруг дерева, но видимо, такая мысль ему в голову не пришла. Направив мне в спину недовольное краткое  «Му», он вернулся к своему предыдущему занятию, ощипыванию травки.

Немного переведя дух, я отправился домой, где рассказал родителям об этой истории с теленком и, как и мечтал, плотно позавтракал душистым хлебом, который обильно намазал вкуснейшим маслом, взбитым  Валентиной и вареньем, сваренным бабой Клавой, и запил еще не успевшим нагреться молоком, ни капли которого я не пролил.
Вечером, уже засыпая, я на секунду подумал, как мне завтра общаться с теленком, когда я пойду снова к Валентине за молоком,  но вспомнил, что мы с папой с утра, часов в 5 договорились встать, чтобы пойти на лиманскую рыбалку.