Хирургия. Часть двенадцатая

               

Наступило утро. Феликс посмотрел на часы и, решив, что можно ещё полежать в постели, поворачиваясь на другой бок, увидел сидящего на кровати Василия.
- Наконец-то ты проснулся! – бодрым голосом сказал Василий, и добавил:
- Сестра приходила мне укол делать, санитарка, делая уборку, разгоняла тряпкой тапки по палате, Петрович с компьютером возился,  хирург Резник, подходил ко мне в живот пальцем потыкать, а ты дрыхнешь, как собака на сене и ухом не ведёшь! Молодец!
Феликс удивлённо слушал, как он умеет спать. Дома ему мешал любой шорох, а тут…
- Что вы, Василий Иванович, чувствуете после операции?- с ответным вниманием откликнулся Феликс.
- Чувствую, что в туалет приспичило, а санитарка тапки загнала под кровать, как на тот свет, - достать не могу. Жду, когда ты проснёшься, да подгребёшь их к моим задним конечностям.
- А Петрович, где? – поинтересовался Феликс.
- Где, где? … Щас нарвёшься на рифму! Петрович ночами свои романы сочиняет, как всегда - в гладильной комнате. Я тебе об этом говорил. Подгребай тапки, мне пока неудобно из-за повязки на ране самому шарить по углам.
- Так может вам утку подать?
-  Индюка ещё предложи, птичник... Мне нужно в туалет! По большому счёту…
Феликс заглянул под кровать и понял, что руки коротковаты. Не дотянуться до тапок.
Василий подсказал:
- Иди в седьмой палате у деда возьми клюшку…
- А если он не даст?
- Не даст, так скажи ему волшебные слова: «Васька придёт, разберётся»!
Через минуту, тапки красовались на Васькиных ногах, и он осторожно вышел из палаты, не закрыв за собою дверь.
Торопившая куда-то сестра, приостановившись у распахнутой двери, сбросила информацию:
- Ривкин! Примите душ, побрейтесь. В десять часов на операцию!
Не завтракать, не пить, не курить!
Не успел Феликс уточнить детали распоряжения… Сестра, помчалась далее, шелестя бумагами и он, решил расспросить появившегося Василия.
- Мне сказали побриться. Где здесь парикмахерская?
- Феля, здесь не парикмахерская, а салон красоты, под названием «Клизменная»! Находится напротив девятой палаты, в одном блоке с туалетами, душевой. Рядом  «Комната гигиены женщины». Туда не заходи, а то бабы наделают крику…
- А дальше что?
- Дальше - щитовая, с картинкой неизвестного художника, – череп с костями и текстом «Не влезай – убьёт!». Не интересная картина, смотреть нечего. Да тебе туда и не нужно. В общем, бери бритвенный станок и в клизменной комнате решай свои проблемы.  Брей волосы ни на морде, а в нужном месте! Ленишься сам, санитарке заплати, она поможет. Хорошо заплати, так она ещё дополнительные услуги предложит.
- Как это, как? Это деликатное дело, Василий Иванович, а тут женщина…
- Эх Феля, Феля! Да разве в деликатных делах можно обойтись без женщин? Без них, как без соли, в любом деле.
- Мне стыдно, я стесняюсь.
- Кто же тебе позволит стесняться в хирургии? Иди, занимайся делом, скоро за тобой приедут. На операцию лучше не опаздывать, чтобы врачей не нервировать.
- Они будут со мной беседовать?
- Нет, подпишешь бумагу о согласии на операцию, спросят, нет ли аллергии на лекарства, и всё. Врачи умные люди, в медицинский институт двоечников даже по блату не принимают.
- Если они такие умные, почему всё время слушают пациентов и молчат?
- Они знают: зацепи разговором больного – не отвяжешься! Им всё и так понятно. Посмотрят тебе в глаза, а видит, даже то, что у тебя в прямой кишке делается! Понял?
- Понял!
- Ты, Феликс, сейчас мне нравишься. Повеселел. Увереннее стал.  Думаю, что ты и операцию осилишь с лёгкостью. Перед тобой некому сюсюкать. Мы с Петровичем такие волкодавы, что нас не рассиропишь жалобами и другими нюнями. Петрович, когда уходил в гладильню, то сказал мне: «Проснётся Феликс, ты предложи ему подойти на тот конец коридора, за вторым постом. Там выставлены портреты Героев Советского Союза, отличившихся во время войны. Пусть посмотрит, сколько среди них евреев… Не менее, чем героев других национальностей. Есть с кого брать пример и гордиться. Скажи ему,  что коль придётся нашу общую страну защищать, так и он, будет это делать не хуже».
- Ты понял, что он о твоём народе сказал? Даже мне захотелось влиться в его ряды…
- Понял! Обязательно, погляжу,  Василий Иванович, а сейчас пойду на санобработку, - сказал Феликс.
Минут через двадцать он возвратился в палату. Увидев каталку,  застеленную простынёю, вскинул брови домиком, посмотрел на двух санитарок и без энтузиазма произнёс:  «Сдаюсь»!
- Полностью снимайте всю одежду, укладывайтесь на каталку, – распорядилась одна из них.
- Так…  это… отвернитесь…
- Да не смотрим на вас.  Ложитесь головой сюда.  Мы выйдем в коридор. Ваши коллеги по палате укроют вас простынкой. Сейчас закончится пересмена, сестра освободится, сделает укол и поедем...


                *  *  *
- Здравствуйте! – приветливо сказала принявшая смену Надежда.
Она окинула взглядом палату.  Улыбнулась.
- Как самочувствие Василий Иванович?
- Отлично. Надька!
- А у вас, Сергей Петрович?
- «Так сама»! – почему-то на  белорусской «мове» сказал я, что в переводе означало: «Так же».
- Молодцы! У нас на всё отделение  только два отличника! Надеюсь, что сегодня ещё одного отличника подготовим, -  лукаво глянув на Феликса, сказала Надежда.
Феликс, улыбнулся, и в тон ей ответил:
- Я и так был отличником в школе, и университет окончил с красным дипломом, пройду и ваши испытания…
- Вот и хорошо, Ривкин! Давайте руку, для укола.
Феликс почувствовал прикосновение тёплой руки Надежды, прохладу спиртовой ватки, безболезненное проникновение иглы в мышцу руки. Он глядел снизу вверх на большие, красивые глаза Надежды, внимательно следящей за вводом лекарства, сожалея, что укол занял так мало времени…
- Всё, Ривкин. Удачи вам! - промокая ваткой, место укола сказала Надежда и, глянув в глаза Феликсу, добавила:
- Не волнуйтесь! Врачи у нас замечательные.
Через минуту качалка была за пределами палаты.
- Петрович! Мы Феликсу ничего не сказали, неудобно как-то.
-  Василёк! Для него наши слова были бы пустым звуком, отвлекающим от ключевых слов Надежды! Ты видел, с каким теплом они обменялись взглядами? Это можно передать только поэтическим языком…
- Так передай, Петрович, ты такой языкастый.
- Помолчи несколько минут, мне нужно шевельнуть мозгами…
А впрочем, о хорошем не сложно говорить, слушай:

Смотрю, смотрю в глаза твои
И восторгаюсь – ты прекрасна!
До глубины души своей
Ты хороша и ликом ясна.
В ответ – рассветною зарёй,
Лучом, скрепляя наши взгляды,
Ты даришь мудрое тепло
Взамен не требуя награды…

- Петрович! Ну, ты даёшь! Зачем ты такой есть? Ты о них написал, а оно ко мне прилепилось, как родное. Я же сразу про Гальку подумал. Ты же своими словами, как солнышком мою душу прихорошил.
Интересный ты мужик, интересный. Расскажу Гальке про тебя!  В гости пригласим, кефиру нальём…


                Продолжение будет!