Суицид

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


Темно вечером, прошли сборы, уезжаем. Кто-то какнул прямо в тамбуре. Убрали.
Полковник пришёл встречать. Оглядел ряд новобранцев, отозвал одного: "Выйти из строя!"
Вышел, смуглявый такой.
  - Откуда?
  - Из Воронежа.
  - Хорошо, становись в строй.
Дальше шли назидания, только потом отпустил.
Я был побрит наголо, другим обрезали шевелюры - кромсали, как могли, видела бы моя мама. Она сказала: "Служи как отец". Отец умер два года назад, и я не удосужился сходить на могилу, попрощаться. А было так.
Я взял отгул: работал плотником в подмастерьях у старшего брата, Максимом зовут. Пошёл с друзьями в кино, потом выпили, подрались, как водится. Отец пришёл, разнимать стал. А мы уж закончили, тут бы и дело не начиналось - он возьми, да и встал между нами. Ну, кто-то и выстрелил прямо бате в лицо, он умер на месте. Потом винили меня, но я ружья не брал - доказали. А если бы брал, да из него убили - пришлось бы мне идти в колонию по малолетке. Батю жалел, плакал даже: ну что он припёрся? Сидел бы дома, а он побежал спасать меня, пацана своего. Мать злилась на меня: знала - не виноват, а злилась. Брат, тот совсем перестал разговаривать, только указывал, какой инструмент брать для того и этого. Обошлось. После уж разговорились, я объяснил, как было. Он с трудом, но поверил.
Год трудился за отца, будто бы чувствую - тут он, только не слышу. Раз снится: "Сынок, - говорит, - не ругай себя. Не надо мне было тогда мешать. Уж поздно, не разобрать, кто влез, вот и влепил. Я ему припомню потом", - это он пообещал моему другу отомстить.
Я знал - кто, но не выдавал, сами нашли, а он на меня думать стал. Я сказал:
  - Не дураки, поймут, что ты стрелял, твои отпечатки.
  - С приклада я стёр.
Он был уверен, что не найдут - нашли.
  - Видно, не всё стёр, - говорю, - на стволе, да и курок...
Он всё равно думал на меня. Уж потом на суде рассказали про отпечатки - их много оказалось, ничего он не стёр, подумал только. Испугался очень. Я его жалел: отца не вернёшь, а этому обалдую срок, семь лет колонии, и то, потому что раскаялся.
Батя ни в какую, опять приснился: "Скажи своему другу, - говорит, - отомщу". Ну, и всё, друга увезли, я до армии работал, пока не призвали.
Старшина так, мол, и так: "Придётся вам, ребята, за меня лямку тянуть", - и надавал распоряжений. Мы, хлопцы боевые, расстроились, конечно, но делать стали всё, как прикажут.
Учебку прошёл на отлично, батя бы гордился мной. А дальше... Служил весь срок на Дальнем Востоке. Там весь опыт... (плачет). Обижали, не раз отдавали под суд: караул проспал, дерзил начальству. А было что сказать! Потом только хуже.
Мать приехала, не узнала меня: "Не мой сын это".
А я узнаю.
  - Что с тобой, сынок? - спрашивает. - Будто другим был, шутил, а здесь... зелёный какой-то.
Я знаю, что пошутила, а меня зло взяло.
  - Что приехала? - говорю. - Не надо мне ничего твоего! - вот так кричал на неё.
А она собралась уезжать, говорит:
  - От Насти письмо привезла.
Это моя девушка. Ждёт.
  - Давай, - говорю, - сюда.
  - Не читай. Я отдаю, но не читай.
  - С ума сошла? - это я матери.
Она в платок уткнулась. Думаю, неладно это. У других девчата изменяют, а моя дождётся. Нет, мать плачет.
Просит прощенья моя Настя в письме: "Не жду больше", - вот и весь сказ. При матери сдержался, даже успокаивать начал, но она махала рукой: "Не надо. Только с собой ничего не сотвори".
Зачем она это сказала? Я не собирался. А тут будто прозрел: "Вот, - думаю, - что нужно делать, - сам раздумываю, - как?"
Всё налаживаться стало: девчонки в часть заглядывали и так отпускали, в увольнительную. Стал послушным, быстро доверие вернул. Служу тихо, а сам своё думаю. Что мне Настя? Уж не она, а так, думаю, как умереть лучше? Жить невмоготу стало. Дивчина одна зацепила, стал думать о ней. Хорошая, крепко сложена - крестьянская кровь. А поёт! Чувствую, влюбляюсь, а она: "Розовые щёчки для поцелуев", - и смеётся.
Как я повесился? Сам не могу понять. Уж дембель на носу, а я верёвку на шею и прыг...
Темнота. Будто глаз нет, только чувствую: волокут, кричат, но уже не меня... кого-то... вместо.
Просыпаюсь. Отец стоит, смеётся.
  - Ты что, сынок, так скоро? Соскучился?
Я обнял отца, рассказал, как было, а он:
  - Не грусти. Есть такие, не только ты: в голову заберут, и давай прыгать, - он рассмеялся ещё больше, он никогда так много не смеялся.
  - Что мать?
  - Боялась за меня, решила помочь, а сама будто подсказала. Только она боялась за меня, а у меня мысль её в голове застряла. Пока не повесился, не успокоился.
  - Это я твоей матери на ушко шепнул: "Поезжай, - говорю, - предупреди сына, чтоб не смел на себя руки накладывать". Ну, она решила, что сама скажет, а меня раз во сне увидела издалека - расплакалась. Всё, не буду приходить, решил, и не иду на встречу, а мог бы.
Отец мечтательно посмотрел, будто мимо меня.
  - Батя, скажи, я тебе зачем?
Он понял меня.
  - На друга поменяй себя. Я пожалел его, так ты теперь за него. Видишь, справедливо как.
Хотел засмеяться, но не смог.
С отцом мы больше не разговаривали. Он не простил меня, наверное, что я друга пожалел.
Не он, а я! Я сирота теперь! Скажи: "Прости, нечаянно..."
Только на суде извинялся, обращался к матери моей, у судьи просил снисхождения как выучил.
Состарился бы я уже "там", а здесь - молодой. Мать пришла, брезгливо посмотрела и отошла, с отцом разговаривать не стала при мне. Потом сошлись - знаю.
Девушка моя, не Настя, осталась "вдовой", как она говорила, а мы даже вместе не были ни разу. Такая вот попалась мне: красива, умна, верна. Придёт, непременно будем вместе, я уже решил.
Про Настю не вспоминаю, а она думает на себя, что из-за неё удавился. Сейчас к такой близко не подошёл бы, а она счастлива ли? Брат жалел меня, но про Настю плохого не говорил - знаю. Чувствовал, наверное, не в ней "заноза" моя в сердце.
Отец - всему виной он: простить не захотел обидчика, меня забрал вместо него. А я бы простил? Не знаю. Хоть бы слово сказал...