BDSM. Часть 1. Глава 7

Амамлюк занимался оплодотворением. Кроме войны и этого самого он ничего не умел. И не то чтобы не умел, а вот уровень IQ не позволял уметь. И даже это пресловутое Ай-Кю тоже не причина. Дух не тот. Сущность не та. И вылеплен из другого сорта глины, с большой примесью песка. У Дона Целокантуса почти стопроцентная белая глина. У Паприки Сальсы – без почти. Ладно, оставим это на суд эзотерической антропологии.

Значит Амалюк порох в пушки набивал и наследников строгал, а наши герои (почти что мифические) продолжали свой путь.

Наконец они прибыли в Город-2. На Центральной площади стояла огромная ветряная мельница, но Дон-наш-Ц. ничего не предпринял и не вспомнил и не ассоциировал. Просто прокатил мимо на своём иппобиле. Вот что значит не читать Сервантеса. А у Паприки всё же где-то там зачесалось и ностальгия где-то там засосала. Но славный оруженосец ничего не сказал своему патрону доспехоносцу по скромности своей великой и отчасти из злорадства. Паприка устал. Он шагал на своих двух, едва поспевая хоть и не за крылатым Пегасом, но и не за зеноновой черепахой, Раздолбантом (почти ахалтыкинец), шлёпавшим по буеракам и чертополохам своими плоскими копытами-ластами. Это был настоящий стипл-чез. Паприка выдохся. Пот его омывал океан-рекой.

Когда Дон Целокантус затормозил своего лошака около мэрии (тормозной путь составил около семи метров 2 футов и одного вершка, так как последнюю тормозную жидкость Раздолбант отлил ещё полчаса назад возле статуи Бабы с мечом при въезде в город), Паприка не затормозил (не имел бедный сил) и налетел на круп Раздолбанта, упёршись носом в то место, откуда растёт конский хвост (вид сзади).

- Нет худа без добра, - сказал оптимист-наш-Сальса и утёр пот с лица конским в репейниках хвостом.
- Будем просить у мэра подкрепления, - решительным (от слова «порешить») тоном произнёс Наш Рыцарь.
- Да, - всхлипнул Паприка, - не худо бы подкрепиться. Я хочу мяса, сала, гусиного паштета, яичницу с домашней колбасой, пиццу, маринованных опят, нежинских огурчиков, дунайской сельди, щучьей икры<…>

- А кабачковой?.. – с ехидцей осклабился Дон и долбанул Роздолбанта по выпирающим рёбрам, а тот, в свою очередь, долбанул, хоть и плоским копытом, Паприку в пах. Бедный (трижды несчастный: усталый, голодный, а теперь ещё и инвалид, может быть, - вдруг Раздолбант отбил ему самое важное и незаменимое?) Паприка плюхнулся (если не хлюпнулся) в лужу (к счастью неглубокую: 2 дюйма и 5 микрон).
- Хозяин, - устало возвал из лужи не вставая грязный и мокрый оруженосец – вы за это ответите и выплатите мне контрибуцию… то есть… тьфу! компенсацию  через суд. А если этот великовозрастный ишак отбил моё сокровище (вернее сокровищА), то я его пущу точно на колбасу, на мясокомбинат №1.

Дон Целокантус медленно обернулся и высокомерно посмотрел на оруженосца.
- Паприка, швайнэ райнэ, вставай, отряхивайся и следуй за мной, иначе я тебя уволю без выходного пособия и без права регистрации на бирже труда.
- Права не имеете, - безнадёжно сказал Паприка, растирая грязь по физиономии.
- О правах будешь говорить своей Ли… стопудовой красотке, а здесь я для тебя правовая база, и КзоТ и Конституция.
- Это произвол! – Паприка закашлялся, - я буду жаловаться в профсоюз, в гаагский трибунал и в секцию ЮНЕСКО по восстановлению мужского достоинства – это же памятник древней культуры, который должен охраняться государством.

- А знаешь ли ты, жалкий илот, что жалобы принимаются только вместе с пачкой стодолларовых купюр? – насмешливо подмигнул Дон Целокантус.
- И за илота ответишь, - Сальса ляпнул ладонью по грязной жиже, и капли её асимметрично обрызгали не всё вокруг.
- Ладно, мне некогда тут с тобой заниматься всякой юриспруденцией, - Д.Ц. слез с Раздолбанта, раздолбавшего под плоскость в два дюйма славного оруженосца, - мне у мэра подмогу надо выпытывать.
- Подмогу, чтоб подмогать взбираться на эту клячу?
- Молчи, холоп!
- От холопа слышу! Катафрактарий несчастный!
- Уволю без записи в трудовой! – погрозил кулаком Д.Ц. и скрылся за тяжёлой дверью мэрии.

Городской голова и частный детектив по совместительству Мэр-гэ сидел за своим рабочим столом и читал «Проект революции в Нью-Йорке». Вообще он не любил читать, он любил заниматься всякими финансовыми махи… операциями, но сейчас почему-то читал. И на старуху бывает проруха. Мэр=гэ был его псевдонимом, а настоящее имя звучало так: Ив Чёрный. Странное сочетание. Французско-укр… а вот и не угадали – еврейское. Он говорил, что его папА еврей, из рода того Чёрного, который был представителем Бунда у Махна; мамА – француженка, почти чистокровная, если не считать какого-то одного затесавшегося алжирца, коренная парижанка в пятом поколении. Именно она захотела сыночка окрестить Ивом, но не окрестила ( по каталочискому обряду), а просто назвала – папаша еврей, хоть сам был иудеем, решил оставить своё дитятко не присоединённым ни к какой вере (как это типично по-еврейски!) Вот сынок и вырос атеистом, а потом вступил в какую-то негритянскую секту (как это типично по-атеистически!)

Сам же Мэр=гэ считал себя эцентрийцем. Эцентрийцы – это такой народ, великий и могучий, населяющий Город-2 (и окрестности). Но о нём ( о народе) речь ещё впереди.
Вернёмся к Мэр=гэ. Как от парижанки (да ещё в пятом поколении) и еврея может родится эцентриец, не знают даже всезнайки-генетики. Самое интересное, что в Городе-2 Мэр=гэ жил совсем недолго. На пост мэра его избрали… Ну вы сами знаете как избирают. Только дети в детском саду думают, что выборы – это выборы.

Так вот, славный мэр фин-мах, вернее фин-оп, сидел себе и мирно почитывал… Как вдруг в кабинет к нему ворвались два типа в чёрных масках с гиперлайзерными пистолетами-пулемётами. Мэр-гэ с недовольным видом оторвался от чтения и, махнув рукой, устало произнёс: «Ребята, приходите вчера, достали уже с вашими стрелялками». Бандиты переглянулись, потом изрекли несколько грозных ужасных фраз и затрясли своим оружием, будто на них напала трясучка как у ханыг с будуна. Мэр-гэ не отрывался от чтения – Роб-Грийе был явно интереснее субъектов в масках. Те опять что-то нечленораздельно прорычали. Наконец Мэр-гэ не выдержал, нажал кнопку, и через пять секунд в кабинет вбежала хрупкая секретарша-блондинка. Нечто среднеарифметическое между Мерелин Монро, куклой Барби и Лайзой Минелли. Бандиты обернулись, с презрением уставившись на тщедушное дитя. Секретарша чуть-чуть приподняла юбку (кажись шифоновую), кокетливо улыбнулась и выбежала вон. Бандюки ринулись за ней.

- Каждый день одно и то же, - раздосадованно проворчал Мэр-гэ и, забросив ноги на стол по-американски, продолжал чтение.
Когда Дон Целокантус, гремя доспехами, как кот с привязанными к хвосту пустыми консервными банками, наполненными мелкими камешками, громыхает по всей улице, распугивая старушек, вошёл в приёмную, то очам его (ясным детским очам) предстала, совершенно недемонстрируемая по телевидению до 00 часов, картинка: хрупкая девушка (блондинка к тому же) ублажала двоих кабанообразных мужиков путём почёсывания у них за ушами ихними же пистолетами-пулемётами. А те урчали и мурлыкали, стоя на четвереньках. Если это не BDSM, то что же?

Дон Целокантус как-то весь смутился даже, и доспехи у него прямо заблеяли. Он сделал шаг назад и хотел удалиться от такой сценической постмодерной, как это сказать, ну почти вседозволенности, но девушка остановила его твёрдым (как сталь) (легированная) вопросом (и это не смотря на то, что она была закоренелой блондинкой): «Товарищ, вы к кому?»
- К начальству, - прохрипел Дон Ц. (горло у него перехватило, прямо как в «Волге-Волге»).

- Начальство занято, приходите вчера, - отчеканила Монро-Барби-Минелли.
Дон хотел было что-то сказать, но тут, бом-бом, кто-то пихнул его в зад с такой силой, что Целокантус вместе со всем металлоломом своих доспехов грохнулся на пол. Лязгу и шуму было – Napalm Death отдыхает. Пихальщиком оказался никто иной как переляпанный городской грязью Паприка Сальса.
- А вам кого? – невозмутимо осведомилась секретарша, продолжая равномерно чесать за ушами у двух поросят-бандюков (или уже ягнят?).
- Мне бы поесть, перекусить чего-нибудь, - взмолился Паприка, пиная ногой пытающегося подняться Дона.
- Здесь вам не столовая, - бесстрастно заявила блондинка.
- А где столовая? – умоляюще спросил П.С.
- Двумя этажами ниже, налево, возле женского туалета, - проинформировала гибрид американской мечты.
- Хорошее место, - философски (или фаллософски) прокомментировал Паприка.
- Только цены там ресторанно-отель-интуристические, - уточнила блондмашина-секретарь по удовлетворению заушного либидо.
- Не-е-е-е, мы люди простые, по ресторанам не ходим, - мрачно протянул Паприка, - а хоть кусочек хлебушка у вас найдётся?
Наконец-то блондинка оторвалась от чесальной динамики квазисексуального удовлетворения, совершаемой с постоянной скоростью за непеременную единицу времени. Наконец-то поднялся на ноги Дон Целокантус. Восемь глаз сверлили Паприку Сальсу (ягнята-бычки тоже зырились через свои маскарадные маски).
Паприка сделал шаг назад.
- Смилуйтесь, я жрать хочу! – чуть ли не со слезами воскликнул голодный, как бродячий пёс, оруженосец.
- Жрать?! А в морду?! Сейчас я тебя таким хлебушком накормлю, - Дон в ярости сжал кулаки и хотел было уже броситься на своего верного слугу, но тут…
Прозвучала команда: «фас!»

Команда сия излетела из коралловых (кораллы те что у Клары украли из Большого Барьерного Рифа) уст королевы американской красоты. Два её верных ягнёнка, превращающиеся буквально на глазах в серо-бурых кордильерских волков (уникальный, кстати сказать, энигмогенный акт агнцоликантропии, достойный докторской диссертации) ринулись на чувака в железных лохмотьях, в два счёта скрутили его и уволокли в неизвестном направлении.
Секретарша-бл. грациозным движением открыла огромный сейф, извлекла оттуда бутерброд с краковской колбасой и протянула его оголодавшемуся Паприке. Бутерброд был съеден за 1,6 – 1,7 сек. (точнее не определить). Благодарный Паприка приблизился к девушке (он хотел её поцеловать, не в сексуальных целях – в знак благодарности), но та шарахнулась от него: «Сир! У вас кажется была оргия в свинарнике!»

Паприка осмотрел себя. Он хотел сказать что-то неприличное, но за него это сказала бл-секретарша: «Вам надо раздеться».
- Полностью? – радостно осведомился наш гиперсексуальный герой.
- Но если частично, то вы останетесь таким же как есть – Porcum domesticum, - с этими словами среднеарифметическая-среднеамериканская бл(с позволения сказать)ондинка вышла из приёмной.

Паприка Сальса, махнув рукой (была не была), разделся догола, сложив грязную одежду аккуратно в угол. Славный оруженосец (и носец ещё другого грозного оружия) стоял как Давид Микеланджело посреди приёмной горадминистрации славного Города-2, вот только пращи ему не хватало для полного боекомплекта. В это время дверь противоположная той, в которую вышмыгнула бл-сек-ам, отворилась, и на пороге с книгой в руке предстал собственной персоной Мэр-гэ.

Вытаращенными глазами (очень мягко сказано) он посмотрел на Паприку, потом снова в книгу, будто сверяясь с текстом, а должен ли посреди приёмной стоять голый мужик, и подозрительно косясь по сторонам, подошёл к этому Псевдо-Давиду. Обошёл, осматривая его, кругом. Цокнул языком, прищёлкнул пальцами и изрёк историческую фразу: «Это что-то новенькое».

- ЧтО, Это? – Паприка показал на это.
Мэр-гэ посмотрел на это и сказал: «И это тоже». И помолчав (многозначительно, веско), добавил: «Я тоже вот так вот ходил купаться в прорубь, но чтобы посреди приёмной… это что-то новенькое».
Их обстоятельную, в высшей степени интеллектуальную беседу («высокосодержательный вербальный диалог») прервала вошедшая секретарша с комплектом мужского свежевыстиранного белья, белой сорочкой, галстуком и чёрным костюмом мужским в руках. Вид голого Паприки её нисколько не удивил и тем более не смутил (стреляная баба!).

- Вот, - М.-Б.-М. протянула одежду оруженосцу не только без оружия, но и без облачения; но зато с другим мощным (массового поражения) оружием – и он был поистине оруженосцем.
- Постой-постой, - сказал Мэр-гэ, - в этом что-то есть, - указывая на Сальсу-Давида, - что-то новенькое…
- Какое там новенькое, - хмыкнула секретарша (кстати, звали её Милуза, а то мы говори-говорили о ней какими-то эвфемизмами, а ведь у неё есть имя, как и у всякой секретарши), - всё то же самое ещё со времён Адама, и даже это не изменилось.
- Да, но не посреди же приёмной мэрии! – триумфально-помпезно воскликнул Мэр-гэ.
- Да хоть посреди Сикстинской капеллы Ватикана, - пожала плечами Мелуза (вот видите, теперь мы её назвали по имени, как и подобает называть всякую секретаршу; правда в этом случае написали её имя через букву «е», потому что точно никто не знал как пишется её крайне редкое имя, а паспорта у неё не было, по причинам непонятным ни ей, ни одну живому существу во вселенной).
- Нет, нет. постой, - взмахнул рукой (эдак театрально, как в опере «Кольцо Нибилунгов») Мэр-гэ, - это надо… - он посмотрел в книгу, будто выискивая там подсказку (или хотел найти подходящее слово)… запечатлить… нет – увековечить! – вот точное слово.

- Ив, тебя посадят за производство и распространение порнографии, - покачала головой Мелуза (вот опять по имени! через «е»).
- Министр МВД мой кум, - отмахнулся Мэр-гэ, - ты посмотри какой в сущности парадоксальный момент образовался во время моего безвременного правления…
- Ив, Ивушка, - нежно сказала Милуза (теперь через «и»), - по-моему тебе вредно читать Роб-Грийе в больших количествах…

- Но… - Мэр-гэ недоговорил, бросил раскрытую книгу на стол и удалился (торжественно как Цезарь (или Сула) под овации во время триумфа) в свой кабинет.
В это время Паприка посмотрел на свой… Он очень оптимистично отреагировал на появление блондинки. Паприка поспешил побыстрее одеться во избежание… статьи 117 Уголовного кодекса… и других статей тоже. Сальса в течении двух минут продемонстрировал антистриптиз и… этого уже больше никто не увидел.

- Этого я насмотрелась во! – Мелуза провела резко указательным пальцем (перламутровый французский маникюр) по горлу (чуть выше кадыка).
- Ну раз так, то поесть бы, - Паприка флегматично почесал затылок.
- На, - Милуза извлекла из сумочки плитку молочного шоколада (название рассмотреть не удалось, но кажись не наш, импортный) и протянула Паприке, жадные глаза которого увеличивали объём жадности с каждой миллисекундой (доведя её до 5500 пикофарад).

Сальса в одно мгновение сорвал обёртку и фольгу, скомкал, зашвырнул в угол (уж теперь мы никогда не узнаем марку шоколада!), и, как пиликан, проглотил плитку.
- Насытился? – спросила Мелуза и, недождавшись ответа, протянула Паприке стопку старых газет и журналов, - сиди, читай, а у меня срочная работёнка, нужно один текст перепечатать.
Более не обращая внимание на П.С., секретарша уселась за комп, достала потрёпанную пачку листов А4, на которых было что-то накалякано неразборчивым почерком и, как заводная зайчиха, забарабанила по клаве.
Паприке стало скучно. Журналов, а уж тем более газет, он не любил (то ли дело комиксы, ну и Большая Советская Энциклопедия). Он по-тихоньку на цыпочках подошёл сзади к Мелузе и заглянул через плечо. На экране монитора (шрифт Arial 12) он прочёл:


                BDSM ([Уильям] Берроуз, Деррида, Сванберг, [Хуан] Миро)
                «Заумное, берущее все творческие ценности у
                безумия (почему и слова почти сходные), кроме
                его беспомощности – болезни»
                А. Кручёных

Трансмагнитные поля (о!Бретон, съедающий батон и Супо, хлебающий суп, где вы? живы ли курилки?) колышутся между мыслей как пауки на паутине, усыпанной утренней росой (классические образы!). Переход мыли к озарению и катарсису и сюррсису фиксируется на ресницах иероглифами точечных поэм. Меоновое зеркало отражает облака субонерических синусоид и парящих электрических оксафосфорных черепах в зияющих тенях армированного крылатого солнца. Гельштатлабиринты усеяны изумрудными зубами стоглазых акул, из которых прорастают чёрные нарциссы и хрустально-пепельные лилии. По страусиным акведукам стекают шаровые молнии в каменную язву сияющего нимба. Подкрадывающийся леопард как Леопарди раскрывает пессимистические тайники своих мягких лап. Крутобокий лощинный тапир хрюкает в такт звёздных эстрадных концертов как автоматическая начинка мозгов телеведущих people-show and realityidiotbox. Фигурально-бордовая паранойя под jazz‘n‘roll вкачивается под давлением 900 атмосфер в планетную подкорку. Охранники правительственных унитазов играют в клопогенные шахматы на кристаллы морской соли. Шопоголики скупают обойные гвозди для распятия плюшевых чиновников и депутатов. Экстрадиция буйных клеопатр и нефертить (и больших тить).

Консервированный пигомагнетизм, паранойный бред подопытных мышей, самшитовые гликоформы астероидов, голые женщины с пауками-птицеедами вместо грудей, аффектальные нигретюды с фиюзовыми забралами полуночной шизоэмболии, лимониадные сфрангрэйзы, липонуклеотоидные батискафы, липидосодержащие нюфолликуллы бербергоммы и катапультированные тестикулы тираннозавров отражались в обшивке потерпевшего катастрофу звездолёта. «Как достигают вечного блаженства? Произнося: дада» (Хуго Балль) [!!!]

Экдопландарстерс? Формализованная спектроурина. Ангелы коленвалов и зубчатых передач. Бергамотовые бегемоты в полёте в болото или боллотто. Порноинжениринг небесных сфер и аффлакктических галактик линеарно-стадиальный эффлефсус каннибалический аппендикс суматранской альфавенеры тигроносорогокальмарового аббрацента. Антропофобия – если это анаука это это илинаука аккарнаническая лингвоархия макклазия аббзизза руфальфа неактиновая бирфозза тооология каллиффеммоллия. Дадаформировочная база употребляет уурфу арпуппу ииссглатту нармуффу лулллуу. Текстооргиастическая текстодадаистическая ургия сюрреалистическая литературогангрена пустельгоподобные баядерки из маламмуических гаремов таркторнобойных (и буйных) султанослонов спекаются пиротехнической тандемной флородиадимоголовой рупперой звёзды штудируют напильниками метеоритов атмосферные выкидыши полупланетных аффиоффиффий нестационарного лиддоддиоддического дадмультиверса

Просто Всё просто как миры в зазеркальных антиперпетуумах клозойные форолли это почти что фунт изюма если за фунт считать взвесь маргинального перцевидного огурца в кипящей банке стеклянного оловянного стекляруса и этого почти коллоидного громоотвода на ланжероне трёхрогого бабуаса