Шикарные цели - шикарные средства

               
     Кавалергард - хорунжий Туранчокс, как выяснилось на объединенной штабами пресс - конференции невероятно культурного ведомства страха Мединского с примкнутыми на штык земляного черена того тартуфеля, что бросал в сабельный поход карательный отряд старинного персонажа вымышленного барона фон Дрейдена, внедрявшего ликбез развращенным общиной и военным займом крестьянам пулеметом во благо, что концами вылилось в почти поголовное несогласие с приличной музыкой Жима Моррисона, с просто хорошим кино Э.Дж.Робинсона и отрицанием ценности пенсионного законодательства при способностях взять, на х...й и быром, кредит на шикарную иномарку, сельскохозяйственными промышленниками анахроничного Лисовского, помимо концертирования бешеных  " Пуси райот " ведавшего еще и окучиванием масс куриными окорочками, хотя правильнее было бы прислушаться к приятельнице автора из прошлой жизни, именовавшей оный продукт  " окурочками ", ссылаясь на здравый смысл министра Лаврова, исконно называющего вещи своими именами, чего не позволял себе ни Чичерин, ни Литвинов, впрочем, большевизм малопонятен, потому, возвращаясь к несколько уже замыленному автором началу фразы, скажем, что Туранчокс - был. Необходимо еще раз частичным дежа вю помянуть ласково привычку обычая в традициях научных людей растратчиков, уже обсмеянных мною не раз и не два, употреб...дь единичность множественностью, через абзац называя себя как автора непременно  " мы ".  " Мы уже не раз заявляли в нашей предыдущей работе, что пассионарность имеется ". Прямая, пусть и оборванная, но чисто не в кипеш цитата из сына Цветаевой. Или любой Березиной, переставшей плыть рекой, разъединяющей миры, и ставшей гражданкой, имеющей все права : хоть бежать на хер, хоть идти в манду, главное, как намекнул в начале эпидемии гриба Песков, уберечь Владимир Владимирыча. Остальной страны - нету. И это правильно. Раз хаваете, терпеливо снося харкотину в рыла, то кушайте на сторофья. И стаканом о стену. На, сука !
      - Ну это вы лишку уже, - вальяжно и через губу заметил Лещенко министру культуры, духарящемуся от ярящего мужские тосты стеронов стереоскопичности стриптизного грязного танца, исполянемого на бис и браво блондинистой курвой Захаровой, оседлавшей письменный стол пресс - конференчиков ( нет такого слова, блябуду нету ) копытами вкупе с рогами, выросшими клыками драконидов Верминаарда в ознаменование нахождения на замечательной пупами  " Флибусте " чорноотрядных астронавтов, за что адресату сказочки отдельно и чохом. - Стаканюги расшибали рюсские касаки, флетафшие в кафешантэн цугом.
      Министр прищурился, внимательнее всматриваясь в переболевшего Лещенку, он даже говорить стал несколько иначе, появился неуместный ситуации немецкий выговор и лицо, так сказать ...
      - Костин ! - узнал Мединский и пригнулся к лакированной поверхности стола, сшибив вскрикнувшую Машку локтем.
      - Мы, - не спорил Лещенко, выпрямляясь ввысь. - Побочный эффект коронного вируса, любой, кто выжил, становится уже другим. Я вот Костиным стал.
      - А Сечин ? - почему - то спросил министр культуры, оправляя вицмундир отчего - то враз задрожавшими пальцами рук.
      - Сечин станет кашей, - с пола предположила Захарова, задирая стройную ножку к боку, - пшенной кашей  " Дружба ". Как бензопила.
      - Странное было время, - задумчиво подумал вслух Лещенко и глаза его затуманились. Он вспомнил, как на юбилей дзержинцев в сорок втором вышел к людям Зельдин и вынул паспорт Маяковского, но следом и сразу выскочил к рампе мордатый Абакумов и жестами указал на явную ненашесть кроя штанов. Расстреляли Зельдина, но после войны, налаживая отношения с агрессивным государством Израиль, решили на Пленуме вернуть наименования в первобытность и переделали Ворошиловград в Тверь, а никому неведомого Фраермана в Зельдина. Все бы ничего, но тут грянул кризис с обществом  " Джойнт " и Махмуд Эсамбаев бросил папаху в родную мать, но не в свою, а Галины Брежневой, ее же отцом был Жарман д *Эртуариаз, основатель псориаза и диатеза в степях Калмыкии. Пришлось подключать Ивана Бортника, он и выявил пьянство в глубинах столичного метрополитена, но безумным выкриком в сторону ходившей курсивом Мордюковой  " Маруся ! Маруся, я твой рот е...л ! " похерил нарождающееся сопротивление перестроечным элементам из Жилкомхоза, в чьем непосредственном подчинении тактически и существовал себе подземно метрополитен, в ус не дуя, будучи основан предательским Кагановичем по схемам инженера Яблочкина, сменившего лампочки на галоген, пурген и диоцедоз Ватиканского экзархата.
     - Вот как читать разнородные вещицы или штучки, - подмигнул автор этой сказочки своей когдатошней любимке, вновь угодившей своей неисправимой вздорностью в Заксенхаузен, откуда пришла пора ее вытаскивать, - разбавляя криминалом с экрана хорошие песни Летова. Криська ! - гаркнул он, именуя себя в третьем лице, раз уж сам Гумилев  " мыкал ", опровергая товарища Сталина, в свою очередь,  " выкавшего " только себе и маршалу Шапошникову. - Восстань, овца ! С кем мне теперь спать - то ложиться, курва тощая ? Не с Песковой же.
     Тут я поморщился, не желая оскорблять блондинку, пусть глупую, но все же.
      - Чего там Туранчокс ? - неожиданно вспомнил я, переходя плавно от третьеличности к аргентинскому танго. - Х...й на него, Криська же не виновата, что поддерживает нацистов, тем паче, что мне всегда нравились Марика Рёкк и Лени Рифеншталь, не говоря о Руделе, Кессельринге и обоих Борманах.
     Я уселся на бережку и принялся страдать ажидацией, камлая на Дитушку и присущий многим еврейкам здравый смысл, тщательно скрываемый от потребителей цифровой чепухи Инстаграма, наверное, назло таким ехидным пересмешникам, как я. Или  " мы ", раз уж Гумилев. А Гумилев, товарищ мой Несмиян, это вам не Бальмонт, его не процитируешь опухшим рылом государственника, там думать надо. О климате, о волнообразных миграционных процессах, географическом факторе и многих вещицах или штучках, как привыкла выражаться наша любимица Дита фон Тиз, с годами становящаяся все краше и вкуснее.