Глава 12. Детство и отрочество Виктора Быстрова

В это же самое время Виктор Анатольевич Быстров, ви-димо, по некоему стечению циклов, ритмов или еще чего-то космического, тоже окунулся в воспоминания. Только, в отличие от Ивана, в этом он ушел еще дальше — в раннее детство.

А оно, прямо скажем, было тяжелым у него. Виктор мог расти простым, ну разве, немного стеснительным, но не глу-пым мальчиком, в меру слушающимся жесткую, порой до жестокости, мать, и выглядевшим довольно обаятельным ребенком. Если бы…
В школе он, робкий и застенчивый, был предметом насмешек одноклассников и совершенно беззащитным перед ними. Когда Витя, придя в класс, обнаруживал, что забыл дома учебник, тетрадь или что-либо еще из принадлежно-стей, что случалось с ним весьма часто, то на него находил какой-то ступор, порождаемый, наверное, ожиданием жест-кого осуждения со стороны матери, и он, молча, сидел за партой, тупо глядя на ее доску. Ребята смеялись над ним, а учительница удивлялась. «Что с тобой?» — спрашивала она и, не получив  , говорила: «Ты что, немой, языка у тебя нет что ли?!» Дело доходило до того, что, когда ему нужно было в туалет, он боялся поднять руку, чтобы отпроситься, и до конца урока мучился от нужды.

А тут еще частые головные боли и головокружения, рас-сеянное внимание, что мешало сосредоточиться. Витя плохо усваивал материал на слух, потому учился с трудом и, вме-сто того чтобы, быстро сделав уроки, как все ребята, пойти гулять, самостоятельно усиленно занимался дома. Разве это могло способствовать его сближению с ребятами?

Витю еще больше дразнили и часто, видя его безответ-ность, били. Он прятался в кустах, в сарае, на чердаке, по-рою, не вылезая, ждал, когда вечером придет мать, и плакал. А она только смотрела на него с сожалением и полупрезри-тельно улыбалась одними губами. О, лучше бы она этого не делала!.. Потому, наверное, обида всю его жизнь слезами накатывалась на глаза из глубины его души.

С детства мать Виктора была чрезмерно требовательна. Жестокая и деспотичная, с властным характером и яркой выраженностью семейного лидера она часто унижала своего мужа и била сына. Отец же был слишком мягок и абсолютно безволен. Но иногда у него «просыпался раж воспитания», и тогда он срывал свою униженность на ребенке. В результате у мальчика в душе образовалось как бы два полюса: один — твердо и жестко мужской, на месте женского мягкого и по-матерински всепрощающего, и другой — напротив, со всеми перечисленными женскими чертами, вместо отцовско-мужского. Между этими полюсами, когда,— как уже потом, будучи взрослым и постигнув азы психологии, понял Быстров,— его мужская часть души не могла опереться на твердо-отцовское начало, а женская — на мягко-материнское, возникло противоестественное напряжение. А в довершение он случайно, днем, стал свидетелем полового акта между своими родителями и, учитывая их характеры, можно от-лично представить, что он увидел…

Накопившееся и продолжающее накапливаться напря-жение требовало выхода и находило его в издевательствах над младшими и более слабыми детьми,— он любил щи-пать, колоть и мучить их, были и приятно-садистические, а потому часто повторяющиеся, опыты с бабочками, стреко-зами и далее — с кошками. Но у кого в раннем детстве не было раздавленного жучка и бабочки или стрекозы без кры-льев? В дошкольные годы это естественно и говорит о по-знании ребенком мира. Лишь в младших классах школы та-кая жестокость может свидетельствовать о начинающейся психопатологии. Это были звоночки, и их не услышали...

Постепенно Виктор вырос в замкнутого, тревожного и до ранимости сверхчувствительного отрока. Это, конечно, воз-никло не вдруг, а пришло из раннего детства — воистину, ищите в младших классах. Иначе, без внешнего влияния,— а его не было,— и не могло произойти с ребенком, с одной стороны, лишенного любви и ласки матери, а с другой — нормального мужского воздействия отца, то есть полноцен-ного родительского воспитания. Трудности и отсутствие нормального общения у Вити со сверстниками и девочками  породили боязнь контактов с людьми вообще и с девушками в особенности, а отсюда и крепкое убеждение в своей  неполноценности. Постоянная нехватка положительных эмоций и симпатий, привязанности и любви, сопереживания кому-то и неумение понять, как и на что это влияет, способ-ствовали необратимым изменениям психики. Кроме того он был неспособен — и в этом сам часто убеждался — защи-тить себя ни физически ни морально. Но, как известно, все это психикой, дабы избежать суицида — что не всем и не всегда удается,— должно чем-то компенсироваться, и Витя прятался от действительности в мире собственных фантазий. А там было и обвинение всех, только не себя, в своих неудачах, и мечты о мести обидчикам, и сочинение фантастических историй — а иногда просто незаконченных сюжетов,— и проведение каких-то «чемпионатов», где спортсменами выступали фишки, а результаты определялись игральными кубиками. Уже в позднем подростковом возрасте увлечением стала политика, и что ни на есть либерализм, вернее, то, что внушалось западными радиостанциями. Он рано освоил радиотехнику и собственноручно сделал приемник с диапазоном волн менее одиннадцати сантиметров, то есть незаглушаемых. В своих фантазиях Виктор представлял себя, «делающим деньги» и, по мере накопления капитала, могущим совершать все, что заблагорассудится его душе, свободным от всех и вся. Острое переживание вновь всплывавшей в памяти враждебности к нему и издевательств над ним приводило к возрастающему с годами чувству ненависти к окружающим людям.

Конечно, все это можно было преодолеть, сформировать у ребенка способность оценивать ту или иную ситуацию с различных точек зрения, терпимо относиться к другим мне-ниям и суждениям, если бы хорошее, разумное и своевре-менное воздействие. Но, увы, Виктором, как читатель уже понял, никто всерьез не занимался и в отроческом возрасте, не корректировал его поведение, потому все это благопо-лучно перекочевало в дальнейшую жизнь, когда что-то из-менить уже сложно, а может быть, и невозможно.

Чувства Виктора, видевшего много ненависти и страха, грубости и злости, становились все более свернутыми. В этом случае, как известно, не приходится говорить об инту-иции, о понимании невербальной информации, умении «по-нимать между строк» и тем более об этических ценностях и о внутренней гармонии.

Но, по мере взросления, у Вити постепенно стали исче-зать депрессивные состояния с проявлениями постоянной обиженности и ощущения непоправимой неполноценности и бессильной ярости. В голове его что-то сработало и на смену пришло супер компенсированное восприятие собственной личности в виде ее исключительности. И это происходило тем более сильно, чем больше Виктор терпел неудачи в отношениях с девочками — те по-прежнему публично насмехались над ним и его чувствами и, в лучшем случае, избегали его.

Поэтому затаенное, подсознательное чувство несправед-ливости и убежденность в своей исключительности устрем-ляли все мысли и желания Виктора к изменению,— но не себя! — а окружающего, абсолютно к нему враждебного и потому, по его мнению, несправедливого мира. Взрослая жизнь должна была полностью компенсировать все его прошлые страдания. Он — этот мир — должен быть неми-нуемо переделан, и кардинально, то есть стать «справедли-вым», чтобы такие, как Виктор, могли занять в нем достой-ное, а может быть, и главное место.

Так искаженное сознание, которое само по себе не более, чем крупинка Жизни, потеряв всякую умеренность, ринулось к покорению и господству над Ней...

© Шафран Яков Наумович, 2020