В глухомани

Полдень. Лучистое, яркое, густое солнце томит деревню  Лопыри, косогор, луг.
В деревне на огородных  грядках  выскочили зелёные стрелы лука, и целятся в безоблачное  поднебесье. Картошка окученная  пробила сиреневатые  бровки и греет тёмно – зелёные  листья на солнце. 
За околицей, возле одичавшего оврага,  буйно заросшего крапивой, лопухами, малиной, орешником и  зелёными  путами  дикого  хмеля что – то  трепыхалось: то ли малиновка слетела с гнезда, то ли возились молодые  дрозды.      
Сиреневая тропинка петляла в разные стороны, пересекая  луг. В  разрывах кустов ивняка булькал ручей на солнце, взблёскивал.
Пока  следил за бабочками, появились ещё  четыре, и началась у них  весёлая игра.
Так это же  танец. Уверенно догадался я. Они  показывали  его всем: лугу, лесу, просеке, траве, небу  и  конечно  мне.
Громко застрекотали  сороки  на  лесной опушке, а в берёзовом  залоге слышался звонкий  перестук  дятла.
По краям березняка, в папоротнике, заросли ягоды  - костеники, виднеются щепотки рубиновых  глазков. Эту  ягоду  очень трудно собирать, но она  стоит этого.
В лесу  тихо, солнечно, приятно бродить по опушкам. Сосняки чередуются с торфяниками, березняками. Кругом  одна  глухомань
На  краю  болота, словно плакал  кулик. Несколько раз  между  молодыми сосёнками мелькала серая лосиха с лосёнком. Какими- то  растерянными парами летали шумно клесты.
Лесная глухомань, словно  погладили меня. В ближнем ко мне  сосняке стояла  полуденная  тишь, даже  птицы перестали  петь. Величав смолистый  сумрак елей, кругом болото: кусты  голубики, островки багульника, а по краям  тропы щедрые  россыпи   черники.      
Вот  уже на дно  корзины просыпалась первая россыпь ягод.
Вдруг  качнулась ветка  шатровой ели, и на неё  ловко  присела белка, взметнув хвост вверх.
-Здравствуйте! 
С  чем  пожаловали! – не удержался  я.
Белку, как  ветром  подкинуло, прыг – скок, прыг – скок, была  такова.
Внимательно поглядывали  на меня с  берёз озорные  сороки. Опьяняющий  запах  багульника кружил  голову. Ручеёк, впадающий в речонку  Мулигу, облюбовали бобры. Две  плотины перегорали его. Всюду  виднелась  их  работа. Вон как  стройные осины заточили, как  карандаши, запасая на зиму  корм. Наступит  зима, а бобрам всё  нипочём: берут из своего склада понемножку, так питается бобровое поселение, семья.
        Тропинка, словно повторяет изгибы плавные
ручейка. Кряжистые густые, мохнатые ели, стояли  вдоль  тропинки. Суетились труженики – муравьи, тащили сухие  хвоинки в муравейник. Здоровенный  лось пересёк  тропинку и скрылся в болотной крепи.
Сосновый, еловый подрост чередовался с и заболоченными  торфяниками. Широкие просеки насквозь  резали березняки, сосняки, ельники. 
В зрелом с оранжевой корой сосняке наткнулся на  довольно крупную  чернику. Кустики маленькие, густые, ягоды провисли до зелёного пышного  мха.
Приподнимешь кустик, запустишь пятерню в куст, чувствуешь в  ладони весомое.
Слышно  было, как в  самом  дальнем  углу  болотины закричали, закурлыкали журавли.
   Солнце  жарко припекало. До сумерек ещё было  далеко, но  по оцепеневшему  безветрию в лесу было уже  заметно, что день пошёл на убыль, угасал. В небе появились облака розовые с одного бока  густо- синего с другого.
Тишина. Где – то в низкорослых сосенках пересвистывались  рябенькие молодые рябчики, вскрикивала шумливо  сойка, да разносился стук 
дровосека – дятла.
В  лесу становилось  душно, как в бане. Зацепишь ветку сухую сосны, и за шиворот сыплются сухие иголки, как  зимой снег.
Болото поражало своей нетронутой, дикой  красотой. По всему  болоту виднелись  отдельными куртинами невысокие, корявые сосёнки, кусты  багульника, голубики, а по краям на зелёных  кочках  тянулись зелёные нити клюквы. 
Живописный и глухой  лес окрест. Запах багульника смешивался с  разогретой хвои, смолы. 
Жара  сошла. Красный диск солнца садился за лесом, и с каждой минутой  терял  свою силу.
В  небе  разлился  закат. Последние закатные блики освещали  изумрудно – зелёное болото, где местами торчали пни- выворотни, поваленные сосны.