Лесные лешие

   Утро  раннее – раннее, росное -  росное, солнечное – солнечное. Солнце  расплёскивает  свой  тёплый  свет.  Прохладно, воздух,  настоянный на травах, на  росах, на цветах. Настоящий  драгоценный  воздух  начала  лета.
Просёлочная  дорога  осталась  позади. Вот  и  речушка  Липенка, тут  свежо, сумеречно,  тихо, таинственно. Ополоснул  лицо  студёной  водой. В  кустах  берегового  ивняка  начали раздаваться  трели   солиста  соловья, следом  за ним  над  речной  луговиной, повиснув  в  поднебесье  и  трепеща  серыми  крыльями,  запел  звонко  и радостно  жаворонок. 
Над  руслом,  разрезая  воздух,  шумно  крыльями    проносятся  к   камышам  дикие  утки.                К  левому  берегу  жмётся  берёзовый  залог, с  редкими  оранжевыми  соснами  по краям.
В  берёзовом  залоге  под  ветвистой  бородавчатой  берёзой  нежданно  наткнулся  на  два  серых, как  зайчата  подберёзовика, да нашёл в траве  россыпь  мелких  солнечных  лисичек- сестричек.
Повеселел, настроение  поднялось, продолжаю  поход, разведку, в первый  раз за грибами. 
Цветастые  бабочки  стали  перелетать  тропинку. Дёрнулась  маленькая  птаха  в  кусте  орешника, понятна её  песенка- подружку  зовёт.                Из  дождевой лужи сорока  попила  маленькими  глотками водицы, промочила  горлышко и застрекотала.
Следом  прилетела трясогузка и  давай  барахтаться в луже, разбрасывать в воздухе  сотни  мелких  синеватых  брызг.
Всё  кругом  густо разрослось. Едва  заметная тропинка  терялась  между кустов. Кусты ольховые росли вперемешку с тонкими  осинками,  рябинами, берёзовым  подростом. 
Солнечный  свет  растекался  по лесу. Залитая  солнцем  опушка  лучилась  мелкой  серебристой  росой. Клест, повиснув на  ели  головой  вниз, да при  этом стал  клевать  коричневую  шишку. На ели  у него с  подругой  гнездо, было  свито из веточек, пуха. Сразу  не заметишь. 
Слева, перед  ольховой  низиной, взметнулись  папоротники, похожие на вазы.
- Сколько  тут  ваз сразу! И  не  сосчитать?!   
Сорвал я  ягодку – другую поспевающей  земляники и опять  забылся, залюбовался голубыми   чащами колокольчиков.
Я  шагал и шагал по лесу, пьянея от воздуха, от  птичьих  перекатов. Где – то совсем  близко, почти  рядом, послышалось звонко: »Ку –ку, ку –ку».  Кукушка.
С  болота  слышалось  журавлиное: «Курклык – курлык».
Лес  делался глуше, сумрачней, таинственней. Было  тихо – тихо  и  жутковато на краю  болота. Как  раз в таких  чащобах  лешие  водятся. А что?  Может, кто -то  из них и у меня  за спиной, давится  смехом. Я резко  оглянулся, увидел болотную  кочку, обтянутую зелёным  мхом, похожую  на  лешего.   
Вдруг  впереди  кто – то  жалобно застонал, тяжко, надрывно: -Ы-ы –ы-и – и –и». И  опять донеслось:- Ы –Ы –Ы».   
И я даже  не знаю, почему  пошёл туда, наверное, стало любопытно узнать что там?
На подходе  к  торфяной  яме, отчётливо  увидел  серую  крупную  лосиху, нервно ворочающуюся в  болотной  воронке.
Лосиха,  увидев  меня, резко  дёрнулась и выскочила  разом из трясины, топи, и  тяжело  дыша, пошла  напролом к  лесному  озеру.
Цокнула  резко  сорока и от неожиданности я вздрогнул.
Снова  напал на  островок крупной  черники. Спелые  ягоды  легко  отделялись от  мелких  листьев кустов.
Приподнимешь  веточку  кустика, а там  чёрно – синие  бусинки ягод, которые  изливают  синий – синий  свет – таинственных  сумерек.
Нога   тонула в  мягком  мху. Крохотные с  жёлтыми  головками корольки устроили шумный  базар  на  болотной  кочке.
Иду  дальше и  опять  отдыхаю. Взмахивая  затекшей  рукой, отворачиваю болотные  сапоги, и на  землю сыплется  мелкий  лесной  мусор, кусочки мха, хвоинки.   
Полуденное  оцепенение  разлилось вокруг, ни  дуновенья  ветерка, ни шелеста  листьев. Остро пахло разогретой  хвоей, смолой, багульником.
Лишь впереди  меня на ветке низкорослой   корявой   берёзки  примостилась  какая
 - то  незнакомая  птичка, покачивая из стороны  в сторону  хвостиком:» Уже  полдень… уже  полдень», слышался  её  философский  вопрос?
Всё  в глухом  болоте  казалось причудливым и таинственным. Какой – то зверёк  шелестел в  зарослях  камыша.
Я выглянул  из  куста и увидел в торфяной  канаве двух утят: торопливо  перебирая ножками – ластами, они  бойко резали  чёрную воду, уходя, уплывая в камыши.
   Просвистел  крыльями  чирковый  селезень, шлёпнулся в канаве, поднял  чёрно – синие  брызги.
За  просекой  перестала высвистывать  иволга. Солнце  резко высвечивало всё: небо, болото, кочки, кусты  багульника, черничник. Солнце  припекало. И сквозь тихий  шёпот  кустов  сабельника  послышался, удаляющийся  топот  лосей. 
Какая  дикая  и первозданная  красота  кругом, что оторопь берёт…
  Пока  идёшь краем  болота, много чего  увидишь: на  просеку  вышел  целый  тетеревиный  выводок, тихо «квокча», тетёрка тянула из травы  пёструю  длинную  шею, а вокруг, точно пуховые  шарики, катались за  кочками  птенцы.
Услышав  мои шаги,  у тетёрки вышло особенное «Квокч», и птенцы стремглав  бросились  в кусты, а сама  тетёрка  перелетела  раз, другой, приглашая  поверить ей  наивной  хитрости и броситься за ней  в  погоню.
Вдруг  незаметно  зачесался  в такие  дебри: бурелом  кругом, тут  наверное, никто  давно не ходил, не бывал: везде густо – зелёные шнуры  дикого  хмеля, какие – то  незнакомые  шорохи, шелесты, звуки. Вот  здесь  уже  точно  «лешие»  водятся. Вон кто – то  шумно проломился  сквозь  бурелом, прямо на меня – кабан.
Уже были видны вздыбившаяся на загривке  щетина и свирепой  решимости  маленькие  глазки, и острые желтовато – белые  клыки вразлёт. Секача, нежданно спугнул  с  отдыха.
Озабоченно  вереща, перелетели с куста  на куст  две  сороки, что – то  важное выкрикивая.
Здесь  всё  наполнено видениями старины глубинной, далёкой, сам  воздух  задумчив, густ, чист. Лесные  заболоченные крепи, полны  невысказанных  истин, похожие на  старые  русские  сказки  Пушкина.
Незаметно  пролетел  длинный,  летний  день. Жара  спала.
 Просека   неожиданно  кончилась. Я круто повернул вправо, к  речной  луговине. Сладко  запахли медоносные  травы. Окрест  разливался  аромат  цветов.