Михаил Коцюбинский и Крым

                Михаил Коцюбинский и Крым
  Памятные знаки-творения оставили о Крымском полуострове многие писатели и поэты. В его литературную карту может вглядываться и кропотливо-скрупулёзный исследователь, и пытливый турист-филолог, лихо ориентирующийся в ворохе рукописей, и, пребывающий в неге, санаторный отдыхающий между приёмами медицинских процедур. Всеми любимая "писательская Мекка" принимала самых разных деятелей пера, порой знаменитых и почитаемых. Среди бесконечного звёздного списка значится "расследователь" филлоксерного комитета. Это никто иной как Михаил Михайлович Коцюбинский (1864-1913), известный украинский писатель-импрессионист, художник слова с мировым именем. Нынешний 2019 год знаменателен -- исполняется  155 лет со дня рождения "Солнцепоклонника" (такое прозвище получил будущий литератор, любитель солнечного света и тепла, ещё в детстве и пронёс его сквозь всю свою жизнь) -- его трудовые и творческие пути-дороги не единожды приводили в Крым.
   Первый приезд в Полуденную Тавриду молодого писателя был деловым: слово филлоксерист в его деятельности -- ведущее. Судьба распорядилась так, что Коцюбинский-литератор долгое время не получал гонорар и поэтому всегда находился "при должности": около 10 лет педагогического труда, 5 лет работа в филлоксерной комиссии (Бессарабия и Крым) и около 15-ти лет службы в Черниговском статистическом бюро. Не всегда любимая, эта деятельность приносила стабильный доход и свежую пищу для литературных изысканий. Пожалуй, самый тяжёлый, но насыщенный впечатлениями труд, случился на филлоксере. В 1892 году известный украинский библиограф, этнограф и историк Михаил Комаров, с которым Михаил Михайлович вёл обширную переписку, предложил Коцюбинскому должность распорядителя при рабочих в партии   эксперта филлоксерной комиссии П.Погибки в Бессарабии с хорошей ежемесячной оплатой.
   Филлоксера -- "виноградная чума", вредитель родом из Северной Америки в конце 19 в. был завезён на Крымский полуостров. Филлоксерный вопрос в Крыму имеет большую историю. В России филлоксера впервые была обнаружена на Южном берегу Крыма в районе мыса Форос, в имении генерала Раевского "Тессели", в 1880 году. Площадь виноградника, на которой были выявлены впервые очаги филлоксеры, составила 15,2 га. В 1881 и в последующих годах филлоксера была выявлена в соседних селениях: Мшатке, Мухалатке, Абильбахе, Магалее, Лемеизе, Татар-Бахе, Кастрополе, Чатан-баше и др. В имение геннерала Раевского филлоксера была завезена в 1872 г. с посадочным материалом из Германии. На соседние же виноградники она была занесена, по всей вероятности, на обуви и платье сезонных рабочих, обрабатывавших эти виноградники. С 1880 по 1896 г. на Южном берегу Крыма проводилась упорная борьба с филлоксерой. За 16 лет непрерывной работы филлоксера была полностью ликвидирована радикальным методом. Позднее с 1901 по 1905 г. в целях профилактики проводилось уничтожение диких зарослей винограда в лесах. Всего в течение четырёх лет было уничтожено в районе Фороса 13 га зарослей дикого винограда. Все работы по выявлению и ликвидации филлоксеры в Крыму проводились специально созданным Крымско-Екатеринославским филлоксерным комитетом, в работах которого принимали участие видные учёные того времени: академик А. О. Ковалевский, энтомологи Н. Я. Данилевский, Н.А. Порчинский, И.С. Красильщик, П.Н. Погибка и другие. На борьбу с филлоксерой были привлечены воинские части. В результате упорной настойчивой борьбы Крым в этот период был полностью очищен от филлоксеры. При последующих обследованиях, проводившихся до 1914 г., при деятельном участии известного русского энтомолога Мокржецкого, филлоксера в Крыму обнаружена не была.
  В 1895 году Михаил был переведён в Крым, в поселение Симеиз (недалеко от Ялты). Там он остановился у своего товарища по молдавской филлоксерной работе Александра Урсин-Немцевича в небольшом доме на территории имения Мальцовых, чьи виноградники и приходилось осматривать. Крошечный домик для служащих, где жил Михаил Михайлович, к сожалению, не сохранился до наших дней. Строки, написанные оттуда Михаилу Комарову, станут легендарными: "Крым произвёл на меня такое сильное впечатление (красота природы не только поразила меня, но и подавила), что я ходил здесь как во сне, и только теперь, через три недели, немного освоясь и привыкнув, мог взяться за перо, чтобы написать Вам несколько слов..." (28 мая 1895 г.) Такой эмоциональный порыв не помешает писателю продолжать оставаться "политически неблагонадёжным" и находиться постоянно на виду у полиции. Трудился писатель-филлоксерист и в окрестностях Симеиза: в Кикинеизе (сейчас это село Оползневое), Кучук-кое (имение Первушиных, ныне посёлок Бекетово) и Кастрополе. Решив скрасить одиночество Коцюбинского, в сентябре навещает его невеста -- Вера Дейша. Они гуляют по улочкам Симеиза, спускаются к морю, пробираются на живописный мыс Святой Троицы. Через год, будучи уже женой, Вера Иустиновна получит письмо: "Голубка моя! Нынче как раз год от "святой Троицы". Сколько вопоминаний, сколько поэзии навевают эти воспоминания! Вспомнила ли ты сегодня эту годовщину?"
   В 1896 году Михаил Коцюбинский опять отправится в составе филлоксерной комиссии в Крым, но уже вместе с супругой и на этот раз первую остановку сделает в Алупке, где завершит произведение "Пе-коптьор" по материалам, так трепетно собранным в Молдавии. В мае вторая партия филлоксерного отряда, в составе которой находился Коцюбинский, переезжает в Алушту, которая славилась своими винодельческими хозяйствами: торговый дом Токмакова-Молоткова, виноградники под Кастелью профессора Головкинского и врача Голубева, плантации у моря в сёлах Куру-узень и Кучук-узень Козлова и Княжевича. Корбек (Изобильное), Шумы (Верхняя Кутузовка), Демерджи (Лучистое) -- калейдоскоп горных селений, где проводилось обследование местности, пестрел и множился, километры по виноградным косогорам изматывали, но всё же этот человек не изменяет своему писательскому нутру: обогащается впечатлениями, гуляя по старинным переулкам, делает записи, заходя в мечеть и татарскую школу, восхищается генуэзской башней. С женой Верой, "нанимая отдельную дачку", новеллист провёл до сентября, после её отъезда переселяется в гостиницу. "Художник слова" проводит свободные часы на лоне природы, у моря, делит их со своей "пенной музой": "На море нынче много лодок под парусами, а над берегом летают голуби. Очень красиво. Такие дни бывают только в Крыму, и то осенью."
  Окрестности Алушты всегда отличались своими природными достопримечательностями. Центральная котловина Крымского горно-лесного заповедника -- один из самых дивных, диких уголков не только Алушты, но и Крыма в целом. Душа его -- Косьмо-Дамиановский монастырь (Архиепископ Иннокентий во время своего путешествия по святым местам Крыма посетил источник Косьмы и Дамиана, отсюда поднялся на вершину Чатырдага. Он напомнил православным жителям, что необходимо восстанавливать обители и памятники веры: "Древнее предание сказует, что сии врачи-чудотворцы посетили некогда и озарили чудесами своими здешний полуостров Таврический, будучи сосланы сюда в заточение от кесаря Римского. И среди гор ваших есть доселе целебный источник, носящий имя святых Косьмы и Дамиана, который изведён из земли, по свидетельству того же предания, их молитвами. Несмотря на великую степень холода воды в нём, приходят туда богомольцы, пьют эту воду и погружаются в неё для купания, и подаётся многим недужным исцеление. К нему притекают не одни христиане, но и поклонники Магомета, прославляя за то имя Косьмы и Дамиана. Святейший Синод не замедлил преподать благословение на сию мысль, а благочестивый государь не только запечатлел наше предположние своим державным словом, но и удостоил знать все предания, соединённые с сим местом". Разрешение на открытие киновии было получено в 1853 году. Будущему монастырю от земель, принадлежащих казённой даче, были отмежеваны 4 десятины. Но обустройство монастыря остановилось почти не начавшись: ему помешала Крымская война. Недалеко от монастыря были построены укрепления из букового леса и камня. Строительство монастыря началось после войны, в 1857 году.  В эту "духовную лагуну" заходили и религиозные паломники, и люди светские, творческие, ищущие. К ним мы и отнесём Михаила Михайловича Коцюбинского, посетившего эту горную обитель впервые на праздник "Покрова Пресвятой Богородицы". В иллюстрированном путеводителе по Крыму Григория Москвича есть сведения о том, что путешествие в киновию из Алушты и обратно можно сделать в один день. "За фаэтон платится 7-8 р., за верховую лошадь -- 4р." Михаил Михайлович предпочёл (скорее ввиду экономии) второй вариант. Мужской монастырь славится на всю округу своим целебным источником Савлых-су. Человеку, ищущему материал для новых произведений, такая информация была "нА руку". Сама поездка туда помогла Михаилу вдохнуть "глубже" и придала некий экзотический вкус писательской пище, вкушаемой иногда обязательно-пресно. Вот что пишет Коцюбинский в письме к своей любимой жене: "... лезем на гору. Мы уже в полуверсте над уровнем моря. Лес становится всё более мощным, кряжистым. Почти ни одного дерева иной породы не встретишь: только бук и бук." Похоже, что писатель "со-товарищи" поднимается некоторое расстояние пешком... Работая в филлоксерной комиссии на виноградниках Алушты, писатель посещал и угодья села Корбеклы (ныне Изобильное), расположенные высоко в горах, на границе с буковым лесом. "Вот мы уже на самом высоком пункте, садимся на подводу и с головоломной скоростью спускаемся с горы. Ничего нельзя разглядеть. Только деревья скачут и кружатся за тобой, перед тобой, с левой руки, с правой. Въехали в ущелье. С одной стороны стена, с другой -- стена. Над деревьями ленточка неба, словно голубая дорога.  А ущелье становится всё уже и уже. Куда же мы заехали? Ничего, близко монастырь, утешает Амет". Проводниками в конце 19 - начале 20 века служили в основном молодые татары. Амет, видимо, один из таких "горных гидов". Известно, что и татары-мусульмане посещали монастырь с целью омовения в чистом источнике. Крымско-татарское население всегда почитал родники, тем более такой значимости. "На горе между буком чернеет кое-где сосна, а над ручейком стоят лесные орехи. Пропасть всё сужается. Становится страшно, словно под землю едешь. Когда же конец? Но вот ущелье немного расширилось и упёрлось в зелёную великанскую стену Хамны-буруна, а на фоне свежего, как весной леса показываются воротами в белой стене, из-за которых выглядывают круглые чёрные с золотыми звёздами купола церкви. Приехали."  Первая встреча (а первое впечатление самое яркое) Михаила Коцюбинского в монастыре была с монахом-украинцем, который к тому же заговорил с путешественниками на чистом украинском языке. Михаил Михайлович почувствовал в этом немолодом уже мужчине, проведшем 50 лет в монастырях, родственную душу, назвав его "поэтом и индивидуалистом". Именно тогда Коцюбинскому приоткрылась "истинная жизнь"  и он понял, что не всегда в обителях господствует "праведное бытие". Нелицеприятные образы-впечатления оставил писатель, побывав в стенах мужского монастыря: "Грязно там, как в свинарнике, мы с полчаса блуждали, пока не нашли "гостинника", чтобы поставил нам самовар. Как самовар, так и посуда покрыты слоем вековечной грязи. Пока пили чай, я узнал, что братии в киновии 30 человек (10 монахов, остальные послушники). Послушники преимущественно пристраиваются на зиму, а весной расползаются в разные стороны." Субъективный ли это взгляд не особенно религиозного путешественника или наблюдение не столь приглядной действительности? В путеводителе Е.М.Литвиновой "Крым. Православные святыни" узнаём, что после смерти игумена Макария настоятели в киновии стали меняться очень часто. Сначала настоятелем монастыря был назначен иеромонах Парфений, с 31 мая 1879 года его сменил иеромонах Василий, затем на этом посту побывали иеромонахи Павел и Серапион. Частая смена руководства, отсутствие единых требований привели к тому, что монахи стали лениться в исполнении своих обязанностей, хозяйство монастыря приходило в упадок. Бедность и грязь отпугивали паломников, да и численность братии резко сократилась. Время шло, но в киновии ничего не менялось. К сожалению, благочинным духовной консистории не удалось навести порядок. Летом 1899 года обитель посетил епископ Николай. Он принял решение преобразовать мужской монастырь в женский. Епископ Николай утверждал и поддерживал женское подвижничество, он считал, что обитель должна сохранять дух любви Христовой и нести её в мир, при обителях с его помощью создавались больницы, школы, приюты. 1 августа 1899 года в последний раз братия монастыря отслужила обедню, в этот же день освятили новый иконостас. Монахи разошлись по другим монастырям Крыма. Старые монахи, вместе с отцом Макарием создававшие монастырь, расставались с ним со слезами на глазах, ведь всё здесь было сделано их руками, в течение долгих лет обитель была их домом.
   В своём письме к супруге Вере Михаил Коцюбинский упоминает такой любопытный факт как национальность насельников Косьмо-Дамиановской обители: ..."монахи почти все украинцы, игумен тоже." Изучая биографии настоятелей, можно провести краткую статистику и прийти к выводу, что действительно большинство из них родом из Херсонской, Харьковской, Полтавской губерний, возможно и состав монастыря тоже складывался из уроженцев этих мест и старые монахи -- "создатели" обители -- как раз произвели соответствующее впечатление на писателя-этнографа из Чернигова.  За 43 года существования святыни -- с 1856-го по 1899 год в ней было всего восемь настоятелей, из которых особый вклад в развитие монастыря внёс игумен Макарий. С его именем связано рождение киновии и становление её в течение первых двадцати лет. (Первым настоятелем Косьмо-Дамиановской обители стал игумен Макарий -- в миру Михаил Пруцкий. Известно, что он родился в Белгороде Курской губернии. Юношей поступил послушником в Глинскую пустынь и пробыл там пять лет. Узнав, что в Крыму открываются новые обители, попросился в одну из них и был принят в Бахчисарайский Успенский монастырь. В 1853 году из послушников был пострижен в монашество и в том же году рукоположен в иеродиаконы, а в 1854 году возведён в сан иеромонаха. До своего возведения в сан был пономарём, поваром, свечником и просфорником. Во время Крымской войны отец Макарий находился в военных госпиталях, где ухаживал за ранеными и больными, утешая и ободряя их, исповедовал, причащал и совершал церковные обряды над умершими. За свою службу награждён набедренником. После окончания войны отец Макарий вернулся в Бахчисарайский Успенский скит, но вскоре ему поручили почётную и сложную миссию: устройство новой Косьмо-Дамиановской киновии. 10 сентября 1857 года отец Макарий был возведён в сан игумена и управлял монастырём двадцать лет). Писательница Людмила Ясельская в своей книге "Косьмо-Дамиановский монастырь в крыму" исследует преемников  этого самого значимого для обители настоятеля. По старому стилю "Покрова" приходятся на 1 октября,  и как раз незадолго до приезда Михаила Коцюбинского в права "Косьмо-Дамианского" игумена вступает иеромонах Филадельф (В миру Флавиан Топорков, родившийся в 1840 году в Курской губернии в крестьянской семье. Был послушником в Глинской и Белогорской пустынях. В 1870 году принял монашеский постриг и сан иеродиакона, а затем иеромонаха. По собственному прошению переведён в Таврическую епархию. 23 сентября 1896 года по указу владыки Мартиниана (Муратовского) стал настоятелем Косьмо-Дамиановской киновии, которой управлял три года. Отец Флавиан был освобождён от должности настоятеля 23 июля 1899 года в связи с преобразованием мужской киновии в женский монастырь. Передав все дела и имущество обители, он переселился в Корсунский Богородичный монастырь.) Вероятно Коцюбинский сделал вывод о том, что игумен украинец ввиду употребления украинских слов в речи иеромонаха Филадельфа. В 1890-х годах в Курской губернии украинцы занимали второе место по численности населения после русских (22,3%), особенно в южном и западном уездах, а пребывание будущего игумена в Глинской пустыни, расположенной в украинских землях, наложило отпечаток на его речь и поведение, близкое к украинским, и создававшим определённый личностный портрет в глазах такого наблюдательного посетителя монастыря как Михаил Коцюбинский.
  Пытаясь глубже "погрузиться" в монастырское житьё-существование, писатель даже захотел поступить в обитель послушником, будучи уже женатым человеком,"... надеть на себя подрясник, ходить в церковь, есть и спать вместе с братией", чтобы собрать материал для повести, сюжет которой родился и требовал наполнения живыми наблюдениями... Читая дневники Коцюбинского, можно сделать вывод, что монастырский уклад жизни ему не по душе, зато кудесница-природа заставила волноваться вдвойне: "Всё это укрыто такой мощной волной зелени, таким разнозелёным лесом -- от чёрной сосны до светлого бука, всё это озарено солнцем или же укрыто тенью, так наполнено голубой мглою, что голова кружится и сердце замирает от восторга".
   Через несколько дней, 5 октября, вновь переезд. На этот раз -- в село Куру-Узень (Солнечногорское) -- на восток от Алушты. Пробирались в Куру-Узень пыльным, на редкость ухабистым Судакским шоссе -- неудобной крымской горной дорогой. "Вчера выехали из Алушты во 2-м часу -- и лишь после семи доплелись сюда, 25 вёрст ехали 5 с лишним часов. Шоссе (только слава, что шоссе) проложено так неумно, что всё время лезет в гору, достигает самого Демерджи, спускается обратно к морю и сто -- снова подымается на крутизну. Деревьев почти нет, всё сухая жёлтая трава..дорога из рук вон, пыль невыносимая. Измученные, озябшие и голодные мы подъехали к Куру-Узеню". Михаил Михайлович знал, что Куру-Узень -- красивая местность, расположенная над самым морем. Что там немало красивых домиков и большое количество виноградников (десятин 60-70). В несколько позднее изданном крымском путеводителе А.Безчинского (1904г.) в контексте описания дороги Алушта-Судак можно узнать об этом скромном поселении: "Первая деревня Куру-Узень -- на 26 версте. При деревне -- большое имение г.Козлова. Спуск в долину Куру-Узени с шоссе очарователен. Долина имеет узкий, продолговатый вид; в конце ея зеленеет владельческий парк. Картина издали напоминает малороссийский пейзаж с прибавлением к нему безпредельной шири темносиняго моря. Море в Куру-Узени образует небольшой залив, куда могут приставать суда. Глубина залива от 15 до 20 сажен. Протекают 2 речки: Куру-Узень и Улу-Узень." В 1860-х годах после земской реформы Александра 2 деревня сохранила своё подчинение волостной Алуште. В 1864 году проводилась 8 ревизия, а её итоги были отражены в "Списке населённых мест Таврической губернии". Там значится Куру-Узень -- "казённая татарская деревня, с 17 дворами, 106 жителями и мечетью при речке Улу-Узени, на берегу моря". Трёхверстовая карта 1865-1876 года обозначила в Куру-Узени уже 43 двора. Исследователь Куру-Узени, местный житель Анатолий Потиенко в своей книге "Солнечногорское.История.Люди.Природа." приводит статистические количественные данные людей, проживающих в Куру-Узени в 19 в.: "Результаты 10 дивизии, зафиксированные в "Памятной книге Таврической губернии 1889 года", обозначили в Куру-Узени 68 дворов, в которых проживало 332 жителя. Новая земская реформа проводилась в 1890-х годах. По её решениям была образована Кучук-Узеньская волость Ялтинского уезда, и деревня Куру-Узень вошла в прямое подчинение своих соседей. Местным жителям, если возникла на то необходимость, стало намного проще и быстрее решать разные вопросы и согласования, ведь дорога к Алуште по-прежнему была сложной. "Памятная книга Таврической губернии 1892 года" зафиксировала в Куру-Узени уже 49 домохозяйств, в которых проживало 270 жителей. Через год число домохозяйств ещё больше сократилось: Куру-Узень на верстовой карте 1893 года обозначена лишь 29 дворами с татарским населением. За каких-то пять лет количество домохозяйств в деревне сократилось более чем в два раза. Удивительно, но перепись 1897 года зарегистрировала в Куру-Узени уже 532 жителя."
  В этом татарском селе была единственная кофейня, где собиралось всё мужское население округи. Располагалась она на первом этаже дома купца Факидова, в нём и остановился Михаил Коцюбинский. (Этот дом уже в советские годы претерпел взрыв бытового газа, после чего был немного перестроен и служил частным дегустационным залом. В настоящее время он пустует и, благодаря некоторой оригинальности, служит украшением Солнечногорского.) Через три года, в январе (1899), выйдет его акварель "На камне", где в образе мясника Мемета и его кофейни можно заподозрить самого квартирного хозяина и его окружение, а суровый камень, на котором произошли трагические события новеллы -- Сырную скалу в Куру-Узени (Малореченском) -- о ней местные жители и поныне знают множество легенд. Ещё одна крымская новелла "В сетях Шайтана" о судьбе крымскотатарской женщины была издана несколькими месяцами ранее и опубликована в одноимённом сборнике -- опиралась на алуштинские мотивы. В 1906 году она была переведена на русский язык в журнале "Русская мысль". В конце октября Михаил уезжает через Одессу в Винницу Тяжело заболев, он уже никогда не приедет в Крым в качестве "расследователя". Но это ещё не прощание. Устроившись в Чернигове в статистическое бюро губернского земства и немного подзаработав, писатель вновь посетит "край впечатлений", но уже в качестве туриста вдвоём с супругой. В июне они приедут поездом в Севастополь и в тот же день в Алупку. Фантастический отдых подразумевал ежедневные прогулки по парку, у моря, посещение Воронцовского дворца, где Коцюбинский сфотографировался с Верой на южном фасаде. Вспомнив своё давнее желание -- пожить хоть недельку в Косьмо-Дамиановском монастыре, Михаил Михайлович с женой едет в заповедный лес, показывая Вере красоты первозданной крымской природы, правда лелея ещё мысль о "послушничестве" для большей осведомлённости о монастырском образе жизни. Каково же было удивление писателя, когда он находит обитель женской! Мы знаем о глубоком огорчении М.Коцюбинского. Возможно ещё несколько произведений увидел бы мир, но из-за пера творца выходит только новелла "В грешный мир" (1905 г., альманах "За красотой", Черновцы), написанные как считали некоторые литературоведы "от отчаяния". Она аккумулировала в себе впечатления, полученные писателем благодаря поездкам в Косьмо-Дамиановский монастырь.
   Героиня произведения -- "чёрная матушка игуменья", грубая и жестокая -- управляет монастырём. В её окружении такие же корыстолюбивые, озлобленные монахини. Четырёх послушниц вынуждают проститься с обителью только за то, что они, собирая малину для игуменьи, попробовали несколько ягод..."Художник слова" акцентирует внимание зрителя на необыкновенную природу, окружающую героев. События разворачиваются на полянах и вершинах выше монастыря. Природные видовые площадки подтолкнули монахинь со страхом и нескрываемым удовольствием взглянуть на "грешный мир", увы, так манящий к себе: "И вдруг остановились. Ослепли. Море света залило им глаза. Дрожащие, взволнованные, они раскрыли глаза. Перед ними лежал тот далёкий грешный мир, из которого они когда-то бежали когда-то в тихую, чёрную яму, -- заманчивый, весёлый, весь в сиянии, как мечта, как сам грех! Далёкое море открыло широкие объятия зелёной земле и радостно трепетало, словно живая небесная лазурь. А земля млела и смеялась в объятиях, словно женщина, упоённая страстью, и блестели на солнце ряды белых домов, как мелкие зубы её, а зелёные долины стлались как косы". Покорные и испуганные грехом, девушки чувствуют растерянность перед большим миром. Финал новеллы прост и предопределён: несколько монахинь, в том числе аскетичная Устина и решительная Варвара изгнаны матушкой-игуменьей из обители. Они прощаются со своим безрадостным прошлым и отправляются в неизвестность будущего. В пути они впервые ощущают себя настоящими сёстрами, породнившимися узами тепла и единомыслия, когда ещё недавно в монастыре они были чужими и недоброжелательными одна другой. Так кто же всё-таки главный персонаж этой психологической прозы?
   Полное право на это имеет Крымская Природа. Многоликая во все времена года, волнующая душу своей изменчивостью, монументальная и, отчасти, суровая, она и определяет тот реальный "грешный мир", который так не любили и боялись в стенах монастыря. "Мурашками" по коже пейзажи нам солируют о силе жизни, которая так заманчиво увлекает героинь верой в свой завтрашний день, одурманенный запахом свободы. Особенной торжественностью отличается удивительная панорама утреннего моря, утверждающая победу света над тьмой. Эта победа озаряет обездоленных послушниц, открывающих для себя возможное личное счастье в "грешном мире". Писатель прибыл в горную обитель в определённом состоянии духа, но тут же столкнулся с "прозой жизни". Царица новеллы -- госпожа Природа только усилила переживания. Алчность и властолюбие мгуменьи, человекоугодничество благочинной, враждебность и зависть сестёр друг к другу -- всё это никак не соответствовало эталону христианской жизни. Детальные наброски удивляют точностью наблюдений: сестра Аркадия, скромно опустив ресницы над постным лицом, спешила к матушке с букетом роз, ещё мокрых от росы, её провожали недобрые взгляды встречных монашенок. Сердце художника слова всегда ранимо и оно обиделось тем противоречивым событиям, которые наглядно предоставили всё уродство и изъяны человеческой природы на фоне Природы Божественной, где величие гор, слегка пугающая дикость деревьев, напоминающих осторожных косуль и, изогнутых в крепких своих рогах, оленей в унисон с поющими лесными птицами над золотыми куполами церквей. Читая эти отрывки, размышляя над событиями новеллы, невольно задаёшь вопрос: действительно ли на тот момент, когда Косьмо-Дамиановскую обитель посещал Михаил Михайлович, в ней существовали худые нравы или это плод воображения, а может и эклектика типажей из внемонастырской жизни?
  Обратимся за исторической справкой к трём писательницам, которые в своих краеведческих сборниках дают характеристику монастыря на период начала 20 века, когда он был женским. Заглянем в "Старый альбом" Лии Поповой: "В 1899 году мужская киновия по указу Синода была преобразована в женский монастырь. Первой настоятельницей была игуменья Варсонофия (Ксения Акулова), благочинная Топловского женского монастыря (умерла в 1919 году, похоронена в монастыре). Её стараниями в 1903-1905 годах в монастыре была устроена каменная подпорная стена для укрепления террасы, на которой стояла церковь Косьмы и Дамиана. В женской обители появились прекрасные сады, особенно славилась обитель грушами, некоторые деревья плодоносят и по сей день. Кроме садоводства занимались огородничеством, разводили коров, мелкую живность. Монахини слыли искусными рукодельницами: плетение кружев, вышивка бисером, шитьё -- ежедневное занятие послушниц". А вот что пишет Елена Литвинова в своём справочнике "Крым.Православные святыни": "Трудолюбие и дисциплину, заведённые в образцовом Троице-Параскевиевском монастыре, сёстры перенесли в новую обитель. Несмотря на бедность, хозяйство стало постепенно налаживаться. Сделали капитальный ремонт зданий, привели в порядок территорию монастыря, построили каменные подпорные стены, укрепившие террасу, на которой стояла церковь, новые кельи, просфорную, хлебопекарню, мастерские, прачечные и другие хозяйственные постройки. Чистота и порядок, наведённые в обители, снова привлекли богомольцев". В книге Людмилы Александровны Ясельской и Рины Александровны Замтарадзе "Косьмо-Дамиановский монастырь в Крыму"  приводится своеобразная и неожиданная информация: "Усердие матушки Варсонофии не осталось незамеченным: 6 мая 1900 года Святейшим Синодом она была награждена наперсным крестом. В том же году за понесённые труды на ниве благоустройства обители императором Николаем 2 награждена золотыми часами с царским гербом и драгоценными камнями. Женский косьмо-Дамиановский монастырь обретал известность и добрую славу. Не случайно к концу 1899 года здесь было уже 50 сестёр, через пять лет (1904 год -- второе посещение М.Коцюбинским монастыря) -- 80, ещё через пять -- 100, а к 1915 году в монастыре проживало более 120 насельниц: 8 монахинь, 31 рясофорная послушница, 6 указных послушниц". Удивительное противоречие -- хозяйственница и положительно акцентуированный руководитель игуменья Варсонофия в историческом описании монастыря, и -- злая, жадная игуменья Серафима, выгнавшая монахинь, иудоподобная казначея, "в готовности" предавать всех и вся, враждебные друг к другу сёстры. Что это: фантазии гения, проницательно изучившего все "тёмные" стороны женской сущности или действительно так выглядела пустынь без красивой обложки? В наше свободное время тоже есть люди, невероятно идеализирующие всех представителей духовенства, но и они, увы, в определённый момент осознают смысл Библейской фразы "всяк человек ложь..." и как перчатки меняют церковные приходы и духовных наставников, есть и такие, что "изменяют" и монастырскому призванию -- всё это зовётся "суровой правдой жизни". Её-то, завуалированную, никогда не упускал наш писатель... К сведению -- монастыре совершалось великое дело: по указу Святейшего Синода от 19 декабря 1900 года, как свидетельствуют документы Таврической духовной консистории, в обитель на перевоспитание направлялись малолетние преступницы, которые полностью находились на довольствии монастыря. Они, уже много повидавшие в жизни, получали здесь драгоценные уроки благочестия, приобщались к доброму и светлому. Кроме того, в монастырь принимали беспризорных девочек-сирот, которых также воспитывали и растили сёстры обители. Об этом незаметном, негромком подвиге монастыря не было принято много говорить...Добровольный уход из обители был большой редкостью. Можно предположить, факт пребывания преступниц и беспризорных и определял неизбежность конфликтов внутримонастырской жизни, замеченных Коцюбинским.
  Читая "В грешный мир", я задалась вопросом: в каких окрестностях монастыря разворачиваются события новеллы? Выше обители находятся три известные поляны, куда поднимались обычно насельники и гости. Это Гаврельская, Монастырская и Царская поляны. Все они описаны в путеводителях конца 19 - начала 20 века, в частности А.Безчинского и Г.Москвича. Монастырская поляна -- над обителью, на неё взбирались монахини для выпаса коров. Ещё через несколько сотен метров, на хребте Конёк -- живописные Царские поляны. На дореволюционных картах обозначена тропа, ведущая от монастыря ко всем перечисленным поянам. Граница одной из Царских полян -- скальная кромка, откуда одновременно можно созерцать горы Чатырдаг и Бабуган, подтверждение мы находим в отрывке произведения "В грешный мир": "И весь этот чудный край плыл куда-то в море тёплого света в широко, беспредельном, голубом просторе... С левой стороны грузно лежал на земле угрюмый Чатырдаг, а с правой громоздилась в небо Чёртова лестница Бабугана, нагретые скалы, серые, голые, в чём мать родила". Данную панораму непосредственно из обители ни созерцать, ни описать невозможно, а только с хребта Конёк, что доказывает посещение и пребывание Михаила Михайловича Коцюбинского этого урочища. Достоверное описание может только дать человек, впитавший в себя дух этих мест. И кто как не любознательный Михаил Михайлович, прихватив записную книжку, пробирался за монахинями на вершину, и там, прямо под облаками, застыл в изумлении, прислушиваясь к божественным, неземным звукам монахини Устины, вместе с Варварой, всматриваясь в призывы "грешного мира"?
   Душа художника погружается в "житие стихий" и не остаётся равнодушной к пейзажу, окаймляющему бытовые сцены насельниц обители: "В синих туманах шумит Альма, и сосны купают в ней свои косматые ветви. Спят ещё великаны-горы под чёрными буками, а по серым зубцам Бабугана, как густой дым, ползут облака". Именно вдоль реки Алмы шествует Михаил Коцюбинский в село Бешуй (Дровянка), отправив жену в Чернигов. Оттуда направляется в "столицу Крымского ханства" Бахчисарай, где прогуливается по дворикам Хан-сарая, посещает кладбище, прислушивается к звукам "восточного базара" -- всё это легло в основу социального рассказа "Под минаретами", написанного Михаилом Михайловичем в сентябре (в 1905 г. впервые опубликован в "Киевской старине"). 1911 год стал последним крымским периодом Михаила Коцюбинского и связан он с 25-дневным пребыванием прозаика в "никогда не умирающем в памяти" Симеизе. 5 июня чета Коцюбинских  со своими четырьмя детьми прибыла в уже ставший курортом и удививший их этим посёлок. Вместо виноградных кустов красовались модные виллы и парки. В одной из таких вилл, на склоне красной глиняной горки на один день остановилось семейство писателя. Это дача "Эльвира", принадлежащая Иерониму Яцкевичу. Всего одну ночь провели там Коцюбинские, а затем в  связи с дороговизной переехали ближе к парку, в старую татарскую деревушку Семеис, где поселились на втором этаже дома купца Гафурова, владельца мукомольни и небольшой кофейни. Там семья прожила до 1 июля, ежедневно спускаясь к морю за солнечными ваннами и совершая пешие прогулки по окрестностям Симеиза и в соседнюю Алупку. Михаилу Коцюбинскому оставалось жить два года... Он уже будет получать свой писательский гонорар и скоро издаст одно из самых значительных своих творений -- "Тени забытых предков". Дом в Симеизе, в котором останавливался Михаил Михайлович, в 50-е годы опознают его дочь Ирина Михайловна и племянница Зоя Фоминична, тогда фамилия Гафуровы уже не будет значится в списках жителей посёлка. Появятся мемориальные доски, ялтинский краевед П. Горбуленко будет вести переписку с Черниговским музеем М.Коцюбинского, в 1968 году в маленькой комнате, ставшей музейной, в тетради появятся записи первых посетителей. 90-е годы не пошли на пользу старинному зданию, оно было повреждено пожаром и в 2010 году поселковым головой Симеиза Николаем Григорьевичем Макаренко было передано под выставочную экспозицию Симеизскому клубу, которым руководит Куликова Ольга Владимировна. Усилиями этих людей сделан капитальный ремонт второго этажа, где планировалось создать экспозицию, приобретены музейные витрины и стенды. Руководителем музея, Надеждой Михайловной Костянец, собраны биографические и литературные материалы для открытия первого зала, посвящённого жизни и творчеству писателя, которое состоялось в мае 2011 года к 100 летию последнего приезда Михаила Михайловича в Симеиз и пребыванию в этом доме. В 2014 году новая экспозиция "Михаил Коцюбинский в Крыму" уже готова и к 150-летию прозаика прошла Международная научная конференция, куда были приглашены научные сотрудники Ялтинского музея Леси Украинки, Черниговского и Винницкого музеев Михаила Коцюбинского, историки, филологи, краеведы. В 2015 году открылся ещё один зал, посвящённый истории Симеиза. Музейно-выставочную экспозицию регулярно посещают крымские школьники и студенты, на базе музея проводятся встречи с писателями, поэтами, бардами "Литературная веранда" -- веранда старинного дома на время становится своеобразной творческой площадкой для интересных мероприятий. Это продолжение традиции литературных "суббот", заложенной ещё семьёй Коцюбинских в их черниговском доме.

               
Литература и источники
1.Безчинский А. Путеводитель по Крыму -- М.: Т-во "Кушнерев и Ко", 1904
2.Москвич Г. Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Крыму -- Одесса.: тип.Л.Нитче, 1904
3.Казас И.А., Горкавенко А.С., Пойченко В.М. Филлоксера и меры борьбы с ней. -- Симферополь.: Крымиздат,1960
4.Костянец Н.М. Музей М.М. в Симеїзі. -- Донецький вісник  Наукового товарицтва ім.Шевченка Т.- 43.: "Донецьк", 2017
5.Костянец Н.М. Музей М.М.Коцюбинського в Симеїзі (короткий путівник) -- "ДрукАрт", 2014
6.Коцюбинская И.М. Михаил Коцюбинский.ЖЗЛ -- Москва.: Молодая гвардия, 1969
7.Коцюбинський І.Ю. автор проекту видання. Я так поріднився з тобою. Листи до дружини. М.М.Коцюбинський -- Київ.: "Ярославів вал", 2007
8.Коцюбинская-Ефименко. Коцюбинский в Крыму. -- Симферополь.: Крымиздат,1962
9.Литвинова Е.М. Крым: Православные святыни -- Симферополь.: "РуБин" ЧП Бинькин, 2003
10.Потиенко А. Солнечногорское: История. Люди. Природа.: сборник очерков. -- Симферополь.: "Доля", 2014
11.Тимофеева Н.Ю., Сырбу Н.А. Такие дни бывают только в Крыму -- Газета "Ялтинские вести", 2018
12.Тимофеева Н.Ю. альманах "Планета друзей"№58 "Грешный мир" Михаила Коцюбинского. с 238 -- "Ялта", 2018
13.Тимофеева Н.Ю. альманах "Планета друзей"№49 "Я ходил здесь, как во сне" (эссе) -- "Ялта", 2017
14.Тимофеева Н.Ю. альманах "Планета друзей"№ 59 Такие дни бывают только в Крыму.с.324 -- "Ялта", 2018
15.Ясельская Л.А. Замтарадзе Р.А. Косьмо-Дамиановский монастырь в Крыму -- Симферополь.: Таврия, 2006