Приобщение к Высокому

– «…Пой, о, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, гибельный гнев, причинивший ахейцам страданья без счета...» – запинаясь, продекламировал подошедший к нашей «философической» лавочке Сева.
 Я, подозрительно трезвый Макаров и бывший дипломатический работник Володя Чернышев с изумлением уставились на него.
– Сева? – спросил Макаров, – Что это ты такое тут «мудрогелистое» выдал? Пенсию повысили или что!?
– Это гексаметр! – воскликнул с видом знатока Сева и самодовольно посмотрел на нас.
– Какой такой метр? – спросил я.
– Это стих такой, на котором изъяснялся великий Гомер, – снисходительно пояснил нам Сева, глубокомысленно вздохнув, – Мы с женой, в связи с вынужденным затворничеством два дня его Илиаду штудировали.
– Гексаметр – греческий шестистопный стих, состоящий из пяти дактилей и спондея, – проговорил Чернышев и, нехотя обращаясь ко мне, спросил, – Сергей Иванович, обычно пятая стопа была дактилем?
– Как правило, – подтвердил я и продекламировал отрывок из Илиады, –
"…Вспомни о милом отце, Ахиллес, небожителям равный,
Столь же как я престарелом, стоящем на грустном пороге
Старческих дней. Может быть и его притесняют соседи,
И никого при нем нет, кто б войну отразил и опасность…»
Сева грустно посмотрел на меня, потом на Володю и с надеждой перевел взгляд на Макарова.
– «…Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,…» – вдохновенно продекламировал вскочивший со скамейки Макаров.
– И ты Брут? Откуда!? – возопил Сева, схватив Макарова за грудки.
– Перед тобой выпускник государственного Кубанского университета, где я блистал в художественной самодеятельности! – отстраняя Севу, гордо сказал Макаров, и уже сидя, закинув ногу за ногу, гордо произнес,– Одиссей Великого Хромого моя звездная роль!
– Здрасте! – послышался голос, подошедшей к скамейке жены Севы Нины, – Пошли Сева домой, а то подцепишь коронавирус.
– Не нацепит он никакую корону, – обратился к Нине Чернышев,  – У стариков, если они даже еще шевелятся и у нас сидячее-стояче-ходячих его нет.
– А если бы был, то мы уже давно бы лежали в реанимации с подключенными аппаратами вентиляции легких или горели в крематориях, – бросил реплику я.
– Нам «старперам», к сожалению, надо опасаться молодых! Они переносчики заразы, – грустно произнес Макаров.
– Сева, ты не забыл, что у нас сегодня Петрарка? – толкнула локтем Севу жена.
–  А это, что, за зверь, Сергей Иваныч? – спросил у меня Сева.
– Я с поэтами, тем более итальянскими, плохо знаком… – прикинулся дурачком я, – На слуху у меня только Леонардо да Винчи.
– А ты Макаров? – спросил Сева у него.
– Если это поэт периода расцвета барокко, – сделав «тупое» выражение лица, сказал Макаров, и начал торопливо бормотать, – То не помню фамилии… были сонеты плаксивые платонически-неразделенные любовные, которые я читал со сцены… какого-то итальяшки, посвященные его возлюбленной… какой-то Лауре.
– Если период барокко то я знаю его основателя, – подал голос, предупреждая вопрос Севы Володя, – Это дипломат Рубенс Питер Пауль.
– Что-то вы ребята «крутите». Любой дурак, даже моя жена, знает, что Рубенс и да Винчи художники. Леонардо рисовал иконы с женоподобных гомиков, а Рубенс ядреных, сочных, мясистых богинь-баб, – с подозрением глядя на нас сказал Сева.
– Сева! – нетерпеливо топнула ногой Нина.
– Ладно, ребята. Извиняюсь. Покедова. Пойду приобщаться к Высокому! – подняв указующий перст к небу, сказал Сева и пошел с Ниной в свой подъезд.
 Мы проводил ироничными взглядами их уход и задумчиво уставились каждый в свое пространство.
– Может нам это испытание коронавирусом устроили высшие силы, чтобы мы остановились в этой гонке жизни, оглянулись вокруг, подумали и поразмышляли, – прервал молчание я.
– И как сказал Всеволод Анатольевич, приобщились к Высокому, – дополнил меня Чернышев.
Макаров ничего не сказал, а лишь горестно махнул рукой.
Апрель 2020г.