След интеллектуала

В детстве мне очень хотелось стать учителем, в вузе мечтал преподавать… Но вот не случилось. И только последние 15 лет отвожу душу в Интеле, читаю довольно много лекций на самые разные темы: и по химии, и по технологии и процессам в микроэлектронике, по методам решения проблем, ТРИЗу и, даже, по документации. Людям нравится, люди ходят. Удивляются и спрашивают: «Зачем же помнить то, что можно найти в Интернете?»
Ну вот так нас учили в Ленинградском Политехе, так требовали.
На лекциях по Общей Химии профессор Шишокин любил повторять:
- Профессиональный химик должен помнить наизусть…. Он начинал перечислять, загибая пальцы по нескольку раз. На первом месте всегда стояла Периодическая Система Менделеева с атомными весами всех элементов.
- Ну какой же ты химик, если за любой ерундой будешь бегать в библиотеку? - повторял профессор и начинал смеяться, видимо, представляя себе постоянно бегающего химика.
Мы учили и помнили, и помним. Мне многократно доводилось убеждаться, что профессионал действительно обязан очень много помнить.

Я закончил Физико-Металлургический факультет, который был создан Менделеевым 100 лет назад. Вообще, мне и моим сокурсникам очень повезло. Мы, возможно, были одним из последних поколений студентов, которые учились у блестящих преподавателей, истинных ученых, настоящих интеллектуалов. Вскоре их полностью вытеснили бывшие комсомольские вожди и действующие партийные функционеры. А мы, вот, еще застали настоящих, успели, посчастливилось.

Физическую химию нам читал профессор Нарышкин. На нем всегда был безукоризненно отутюженный костюм, белоснежная рубашка с накрахмаленным воротничком и галстук-бабочка. Он таким был всегда, ну, по крайней мере, в течение 5-и с половиной лет, которые я провел в Политехе. Любимым «коньком» Нарышкина была Термодинамика. Однажды он вошел в лекционный зал, выглядел очень возбужденным, прошелся несколько раз вдоль кафедры, потом остановился и написал на доске гигантскую букву «А». После чего ткнул в нее пальцем и сказал:
- Сегодня мы поговорим о работе, но не о том, как ее вычисляют, это вы и без меня прочтете, мы поговорим о философском смысле «Работы».
В течение 2 часов мы слушали его затаив дыхание потому, что было понятно, что это никакая ни лекция, это «крик души», это откровения, сокровенные мысли, которые профессор решил выплеснуть, поделиться с нами. В наших конспектах осталась только большая буква «А», но мы понимали, что стали свидетелями озарения, а может и чего-то большего.

Я люблю Электрохимию, она красива и коварна как женщина. Нам читал Электрохимию профессор Скорчеллетти – блестящий ученый, великолепный лектор, основатель ленинградской школы Электрохимии и Коррозии. Он много курил и я тоже. Мы с ним частенько встречались в той части коридора Химического корпуса, где можно было курить и просто разговаривать.
Вот один из рассказов профессора Владимира Владимировича Скорчеллетти:
В начале войны в Ленинграде наиболее ценные скульптуры закапывали в землю. Заворачивали в бумагу, тряпки, перевязывали веревками и закапывали в землю, чтобы спасти от бомбежек и, в самом крайнем случае, чтобы врагу не досталось. Это было жуткое зрелище, похожее на похороны. После окончания войны началась «эксгумация». Подняли скульптурную композицию «Анна Иоанновна с арапчонком». Это удивительная работа, уникальный портрет в скульптуре, выполненный Бартоломео Расрелли в 1741 году. Работа Растрелли считалась своего рода символом тяжелого и деспотичного времени, вошедшего в историю России как эпоха бироновщины. (Смешные люди, они просто не знали эпохи ленинцев-коммунистов.)
Когда скульптуры распаковали, то оказалось, что бронза покрылась темной патиной и утратила былой блеск. Сотрудники Русского музея обратились к профессору Скорчеллетти с просьбой очистить бронзу.
Он начал работать, но что-то ему мешало, уж очень нравилась ему бронза с патиной. Владимир Владимирович начал изучать архивы и обнаружил, что Расрелли как раз пытался «состарить» бронзу, покрыть ее зеленоватой патиной, но ему это не удалось. А вот земля за четыре года сделала со скульптурой как раз то, к чему стремился скульптор.
Скорчеллетти приготовил подробный отчет и убедил спецов из Русского музея отказаться от очистки скульптуры. Но, все-таки, реставраторы рвались поработать. Они собирались зачистить полоску на спине арапчонка, оставшуюся от упаковки. Но Владимир Владимирович попросил:
- Не трогайте, оставьте на память.
Оставили.

Однажды мне довелось услышать, как экскурсовод Русского музея указал на полоску на спине арапчонка и сказал:
- Это след прошедшей войны.
Я вмешался и поправил:
- Нет, это след ушедшего интеллектуала.