Мой друг

Посвящается моему другу

Кто в детстве не удил рыбу? Положительный ответ прозвучит, мне думается, почти от каждого мальчишки. Я не хочу обидеть девочек, но предположу, на основе своего опыта, что среди девчонок рыбаков значительно меньше. Девочки любят заниматься другими делами и у них есть свои игры. А мы, мальчишки, любим рыбалку!
Сегодня мне уже сорок четыре года и, увы, я очень редко рыбачу; все дела, дела… А как хочется утречком собраться, взять удочку или спиннинг, другие снасти и пойти на речку. Пока идешь, слушаешь просыпающуюся тишину природы. Резиновые сапоги скользят по мокрой от росы траве и от этого запах свежести в воздухе усиливается. На небе ни облачка. Иногда пролетит какая-нибудь ранняя птаха, да и скроется в лесных далях. Далеко, далеко можно расслышать крики пастуха, матерящегося на стадо коров, которое он поутру ведет в поле. Со стороны дороги неожиданным зверем прорычит едущий к лабазам грузовик. Утром слышно все отчетливо.
И вот, наконец, я у реки. Русло неширокое так, что можно забросить почти на противоположную сторону. Это упрощает рыбалку, не нужно переплывать, если на твоей стороне клев сегодня плохой. Вода в речке издает свой специфический запах, перемешанный с запахами водной растительности; течение реки тихонько шуршит и поплескивает. Растительность над водой медленно колышется в ритме течения. Кое-где возникают на мгновение всплески воды – это некрупная рыбешка поднимается к поверхности реки и пытается полакомиться падающими сверху насекомыми. Каждый такой всплеск радует рыбака, только пришедшего, и дарит ему надежду.
Снимаю футболку, штаны и остаюсь в одних трусах: так удобнее и не намочишь одежду, если придется идти в воду, для освобождения зацепившегося крючка или блесны.
Солнце светит по-утреннему приглушенным матовым светом. Скоро станет совсем жарко и тогда уж придется сматывать удочки. А пока – благодать! Именно то, что нужно для хорошей утренней ловли. Я разматываю и раскладываю удочку и спиннинг; стараюсь сразу все сделать правильно. Но, как обычно это бывает, все валится из рук. Сказывается редкая практика; катушка не наматывает как надо лесу, возникает борода; грузило все время старается выскочить из руки и навечно исчезнуть в траве; крючки так и норовят уколоть в палец. Наконец все готово и можно приступить к ловле. Я закидываю червячка на крючке ближе к камышам и опускаю удилище на рогатулю из ветки. Поплавок стремительно затягивается уходящим вглубь реки грузилом и встает, как прибитый, на свое положенное место. Мне ничего не остается делать, как смотреть на него и ждать. И вот в таком ожидании мне и вспоминается одна поучительная история из детства.
Этот жизненный эпизод из моего детства частенько приходил мне на память. В нем я как бы видел квинтэссенцию детской дружбы: искренней, чистой дружбы того, чего сегодня уже нет в моей жизни. Да и друг, о котором пойдет речь, уже, к большому сожалению, не с нами. А тогда нам было по тринадцать лет и мы были не разлей вода. Так вот об этой истории.
Мы тогда играли часто в настольный теннис. Его еще раньше называли – пинг-понг. Не знаю, как сегодня ее чаще называют, но название «пинг-понг» мне никогда не нравилось, от него отдавало какой-то стариной, древностью что ли.
Я, как это частенько бывало, проигрывал Вовчику партию за партией. А играли мы обычно на спортплощадке Трудовых резервов. К московской олимпиаде 1980 года у нас в районе был построен такой большой спорткомплекс с беговыми дорожками, велотреком, футбольным полет, теннисным кортом, гребной станцией и железными столами для настольного тенниса.
И вот играем мы, играем и приходит мне в голову мысль пойти завтра на рыбалку на шлюзы.
- Вовчик, - кричу я, отбивая его очередную крученую подачу, - айда завтра на рыбалку утром.
- А куда?
- На шлюзы. – предлагаю я, понимая, что это самое лучшее место.
Надо обязательно описать кратко характер моего друга. Если я обычно быстро принимал решения и старался также быстро их воплощать в жизнь, то Вовчик был полной противоположностью: он долго размышлял, все взвешивал, а затем также не спеша приступал к деятельности. Был он высокого роста (выше меня на голову), худощавый; в общем, спортивный парень и легкой атлетикой занимался в школе. Я же был всегда с излишками веса, от чего часто получал неприятные детские прозвища: колобок, жирный поезд пассажирный и т.п. Собственно, и сейчас я все время борюсь с лишним весом – вес всегда побеждает.
Каждый раз, когда у нас заходит речь о рыбалке, Вовчик не сразу соглашается, кобенится и тянет с решением.
- А во скоко? – медленно, растягивая слова, демонстрируя свое нежелание, спрашивает он.
Я помню, что мне всегда очень хотелось в такие минуты чем-нибудь его треснуть. Такой противный был его голос в эти секунды и так меня бесила эта его лень. Но, несмотря на такое его равнодушие, мне все-таки хотелось пойти на рыбалку с ним вдвоем. Во-первых, у Вовчика был классный набор мормышек, а это было чуть ли не самым важным делом в рыбалке на шлюзе. Ведь рыбалка была на мормышку, по-зимнему, хоть это и было летом. Во-вторых, у него был запас тонкой лесы, которая в моем детстве была в дефиците. А ведь леска часто обрывалась и приходилось наматывать на катушку дополнительные мотки этой дефицитной снасти. Ну и, в конце концов, вдвоем с другом всегда веселее.
- Давай в шесть. – предлагаю я в итоге самое раннее время из разумного.
Мы возвращаемся домой с тенниса по безлюдной улице, проходящей между длинной девятиэтажкой и мастерскими. От мастерских привычно пахнет моторным маслом и ржавеющим железом брошенных катеров и лодок. Вовчик идет молча. Я не выдерживаю и говорю, остановившись:
- Ну, чё ты тормозишь? Пошли в шесть. На шлюзе никого еще не будет. Ну?
Он, видя, что я не иду за ним, тоже останавливается, смотрит на мое просящее выражение лица, улыбается и произносит:
- Ладно, пошли. Надо еще червей сейчас накопать.
Мы берем у меня банку и идем капать червей в ближайшей компостной яме. Завтра на рыбалку!
Копание червей – это важное дело. Сегодня мало кто в городе пойдет копать червей для рыбалки; просто пойдут в магазин для рыболова и купят. Раньше же ни у кого даже мысли не возникло покупать какого-то там червя. Чтобы набрать червей можно воспользоваться тремя способами: после дождя собрать их, выползших прямо на тротуары; взять саперскую лопату или детский металлический совочек и накопать в земле недалеко от деревьев; но лучше всего найти старую ямку с давно уже сгнившими листьями или большой камень и тогда вот там, приподняв их (листья или камень), можно спокойно, несильно утруждаясь, набрать каких угодно червей и сколько угодно. Мы всегда пользовались в детстве этим последним способом, но, конечно, никому не рассказывали про наши источники.
С вечера надо проверить снасти. Это каждый из нас делает у себя дома. Проверяются бамбуковые удочки многоколенки (да, тогда мы удили бамбуковыми удочками, а не углепластиковыми, как сегодня), запас крючков по номерам, леса, грузило и, как в случае с завтрашней рыбалкой с шлюза, обязательно проверялся набор мормышек. Для завтрашней рыбалки мне понадобится специальная зимняя удочка – это такое устройство с коротким хлыстиком, вставленным в рукоять, маленькой простенькой катушкой с леской и кивком на конце хлыстика для сигнализации поклевок. Грузило для такой снасти уже не надо, его роль выполняет мормышка, которая сама по себе тяжеленькая.
И вот снасти проверены, банка с червями предусмотрительно убрана на балкон (там ночью прохладно и черви не задохнутся), можно ложиться спать.
Даже сегодня, когда я планирую утреннюю рыбалку, мне не нужно ставить будильник – я всегда встаю даже чуть раньше назначенного времени. Эта привычка у меня с детства. Я всегда легко просыпаюсь рано утром, что не скажешь о Вовчике. Уж кто-кто, а он царь сов. На пальцах одной руки можно сосчитать количество раз, когда он проснулся вовремя. И тот раз не был исключением.
Я уже собрался. В одной руке у меня тканевая старая хозяйственная сумка, в которой лежат все немногочисленные снасти, банка с червями, полбатона белого хлеба (на всякий случай, на плотву, если на червя не будет клева) и целлофановый пакетик для будущего улова. В другой руке бутерброд с маслом, который мама сунула мне, когда я уже закрывал входную дверь. Я стою у дверей Вовкиной квартиры и жму наш короткий сигнал в дверной звонок. Только один короткий звонок, больше нельзя, все еще спят. Стою, жду. Никто не открывает. Я прислушиваюсь. Слышу за дверью издалека шорох приближающихся тапочек. Дверь открывается и на пороге вместо готового к рыбалке друга передо мной стоит в халате его заспанная мама. Она оглядывает меня снизу-вверх с укором и, внезапно, все сразу угадывает.
- На рыбалку что ли, Слав?
- Мы договаривались с ним вчера, Нина Сергеевна – шепотом бормочу я.
Она поправляет на себе халат, оборачивается на Вовкину комнату и говорит тихо, почти шепотом:
- Слав, он еще спит. Заходи, я его разбужу.
Я злюсь, но не показываю вида. Ну, вчера же договорились, а он дрыхнет.
- Не надо, Нина Сергеевна, не будите – говорю я, стараясь не смотреть на Вовкину маму, - Передайте, как проснется, что я пошел на шлюзы. Я там его жду.
И вот так уже не первый раз. Я, конечно, шел к шлюзам обиженный на друга за его несобранность, непунктуальность, но понимал, что ничего страшного – ведь черви у меня, а, значит, рыбалка может быть начата. Вовчик придет обязательно. Сейчас Нина Сергеевна его уже наверняка разбудила, он быстро соберется и прибежит на шлюзы.
А погодка стоит то, что надо! Утро. На небе не ни одного даже самого маленького облачка. Солнце уже вступило полностью в свои владения и аккуратно по-утреннему поджаривает прохожих. Солнечный свет уже так ярок, что приходится делать рукой козырек над глазами, когда смотришь в его сторону. Для рыбалки, конечно, не самая идеальная погода, но лучше уж такая, чем идти под серыми тучами в прохладное утро, да еще по мокрой траве или расползшимся от грязи тропинкам. Лучше, когда светит летнее жаркое московское солнце. А после рыбалки быстро отнесем вещи домой и вернемся на Москва-реку и искупаемся.
Дорога от дома к шлюзам занимает не больше двадцати минут и проходит через спорткомплекс Трудовые резервы. В моем детстве вход на территорию спорткомплекса был открыт в любое время суток и не был даже огорожен забором. Утренняя дорога по-особенному приятна; прохожих почти не видно; только иногда можно встретить раннего собачника или физкультурника. Теннисный корт и столы для настольного тенниса пусты (вечером к ним не пробиться, народу собирается большое количество). Все еще только начинает просыпаться. Идешь по тротуару тоже не как сейчас: сейчас тротуары все новенькие, ровненькие, а в моем детстве тротуары были в трещинах и эти трещины мы придумали себе перешагивать, а то не будет удачи или здоровья. Мы тогда в это безусловно верили и я перешагивал, даже когда стал понимать, что от этого ничего не зависит. Идешь так и фантазируешь о том, как пройдет сегодняшняя рыбалка, сколько поймаю окушков, бычков и ершей.
Дойдя до шлюза, я замечаю, что уже не один: пара, тройка рыбаков уже на посту. Здесь надо остановиться и кое-что объяснить читателю. Дело в том, что ловили мы, собственно, не с самого шлюза, который был всегда режимным объектом и пройти туда было проблематично, а с бетонного пешеходного перехода, который был пристроен между шлюзом и отводным каналом. Этот отводной канал, помимо пешеходного перехода в начале, соединял две стороны района Тушино двумя мостами: восточный и западный. Наш переход был ближе к восточному мосту, самому загруженному транспортом в сравнении с практически пустующим западным мостом.
Так вот, этот пешеходный переход в длину был не больше тридцати-тридцати пяти метров. С одной стороны он был огорожен толстой, высокой бетонной стеной, уходящей вглубь Москвы-реки, а с другой – металлическим ограждением с перилами. Облокотясь на эти перила, мы и удили рыбу. На этом месте незнакомца встретить было нереально. Все друг друга знали, причем не по имени, а в лицо. Кого-то я знал и по имени, с таким здоровался. Другие, как правило, на меня не обращали никакого внимания и продолжали свое стояние. Того, кто пришел раньше всех можно было отличить по улову. У каждого на металлических перилах висел привязанный целлофановый пакет с рыбой: у кого больше рыбы, тот и ранняя птаха. Я тогда не курил, но очень уважал мужиков, которые одновременно рыбачили и покуривали, сплевывая смачно на дорожку пешеходного перехода. Это было по-взрослому.
И вот я часть этого сообщества. Достаю удочку, банку с червями ставлю аккуратно на противоположную бетонную стену, так будет удобнее ей пользоваться. И тут замечаю вдалеке знакомый силуэт. Небрежной пружинящей походкой идет Вовчик. Через плечо у него висит небольшая коричнево-белая спортивная сумка, в руке, к моему удивлению, он держит бидон на два литра. Я точно знаю, что в этом бидоне квас. Вовчик по пути в ларьке, который уже, конечно, открылся, купил два литра свежего советского кваса. Это так здорово, когда на улице становится жарко. Он не кричит мне издалека, возвещая о своем прибытии – это не в его характере. Он не спеша подходит ко мне, смотрит со слегка саркастической ухмылкой, ставит на бетонную стену бидон с квасом и возвещает:
- Ну, что, Славец, может трахнем по маленькой?
Сегодня такая фраза звучала бы неоднозначно, вызвала бы нездоровые ассоциации. В те времена все было предельно ясно: доставался бидон, снималась, привязанная веревочкой к бидону, крышка и выпивалось несколько глотков еще холодного кваса из детства. Церемония с квасом завершена и надо приступить к главному делу. Мы забрасываем наши мормышки с насаженными червями в мутные воды отводного канала Москвы-реки и ждем.
Уже около семи утра. Рыбачков на шлюзе становится больше. В основном это пенсионеры, которые, как и мы, давно облюбовали это место. Вдалеке на мосту начинает постепенно усиливаться шум утреннего движения: гудит медленно едущий троллейбус, рыком мотора оповещает о начале дня автобус, громыхает всеми своими частями трактор-поливалка. Жизнь медленно закипает.
Рыбалка же у каждого из нас обстоит по-разному. Мы стоим рядом. Каждый насадил червя, мормышки у нас одинаковые, каплевидные. Мормышки одинаковые, а улов разный. Зимняя ловля на мормышку отличается от летней только тем, что зимой ты мерзнешь и надо постоянно вычерпывать лед из лунки, а вот летом ничего этого делать не нужно. Плавным и равномерным подергиванием удочкой вверх-вниз ты лелеешь надежду, что вот сейчас кивок начнет движение вниз, значит клюет и остается грамотно подсечь и тянуть аккуратно леску вверх. Дело нехитрое. Правда, рыба мелкая и может сорваться, пока ее тянешь, а тянуть метров пятнадцать.
У меня за час максимум десять поклевок, из которых только две удачные: два полосатых окушка. У Вовчика к тому времени в пакете для улова барахтались шесть или семь рыбешек: окушки, ершик и несколько бычков. Меня стала брать зависть. Да и Вовчик подливал масла в огонь.
- Ну, чё то у тебя не то с удочкой. Надо ее перекрасить, всю рыбу распугал – издевался он, имея ввиду красный цвет рукоятки удочки.
«Ладно, ладно» - ворчал я про себя – «Сейчас я тебя перегоню. Сейчас у меня пойдет».
А у него клюет и клюет одна за другой.
- Хорошая рыбка, иди-ка ко мне – приговаривал соперник, вытаскивая очередную добычу.
- Вовчик, может ты подальше отойдешь – предлагаю я. – Ты мне мешаешь ловить своей болтовней.
Он все понимает и, улыбаясь, отходит на несколько метров дальше от меня.
«Ну, вот сейчас дело пойдет» - обнадеживаю сам себя.
Я и так, и эдак, делаю все нужные манипуляции с удочкой – поклевок нет. Смотрю по сторонам на мужиков. Есть ли у них? Есть. Мужики тянут окуней, ершей. Сдержанно улыбаются своему улову, складывают рыбу в свои пакеты, сплевывают и закуривают по новой. Тихой сапой я перехожу ближе к мужичкам. Начинаю свои манипуляции рядом с ними.
- Паря, - окликает меня грубо один с хриплым голосом – Те чё, места мало? Иди отсюдова, на х..й!
Представляете я, парень тринадцати лет, и мужик лет сорока пяти, да еще с наколками на руках. Страшно с таким спорить, прибьет. Отхожу тихо, медленно к другому парню, пэтэушнику. У того клюет хорошо, но похуже, чем у Хриплого. Распутываю лесу, насаживаю червяка на мормышку и тут слышу голос парня:
- Е…ть в рот, х…ли ты пришел! Тебя мне, б..я, еще не хватало. От…сь.
Голос у парня басистый, грозный – лучше не связываться. Что-то сегодня подобралась какая-то нервная компания. Иду к Вовчику, деваться некуда. Он стоит, вполоборота головы наблюдает за моими неудачными перемещениями по переходу и лыбится.
- Славк, иди сюды! Здесь тоже ничё – кричит он мне.
«Да, иду я, иду» - беспомощно бормочу про себя.
Теперь, прежде чем насаживать на мормышку червя, я стараюсь внимательно осмотреть каждого – он или не он. Стал их отсортировывать, из-за чего часть червей выпали в канал. Но и такая избирательная кампания мне не особо помогла: три окуня против пятнадцати у Вовчика.
Прошло еще два часа и пробило десять. Солнце поднялось еще выше. На небе ни облачка. Жара становится трудно выносимой. Шум транспорта со стороны моста набрал свои положенные будничные децибелы. Пешеходный переход, на котором мы рыбачим, все больше и больше наполняется спешащими по делам людьми. Обычная будничная жизнь повсюду усиливает ток.
Червей еще было достаточно и, вроде, можно было продолжить рыбалку, но квас уже был весь выпит, а так как становилось жарче, то и жажда начинала мучить все более настойчиво. Мы начали сматывать удочки.
- Скоко у тебя? – спрашиваю у Вовчика.
Он, не особо задумываясь и не проверяя количество рыбешек в пакете, отвечает:
- Где-то тридцать-сорок.
Офигеть! Сорок против моих шести несчастных окушков и ершей. Позор мне! С таким уловом стыдно домой идти. Ведь накануне вечером я уверял маму с папой, что принесу штук двадцать к обеду, и мы их зажарим. Ах, как вкусны свежевыловленные окушки в жареном виде, пальчики оближешь. И, главное, с ними никакой мороки: кишки и пузырь легко вынимаются, чешуя быстро очищается, а голову даже необязательно отрезать – и так можно есть. Мама их очистит, промоет и положит на скворчащую сливочным маслом сковородку. Десять минут и они готовы. А там еще к ним гарнир в виде жареной картошечки – объедение. Папа нальет себе и маме по стакану Жигулевского, специально купленного для такого случая, и скажет: «Сынок молодец! Какую красоту наловил, кормилец». Скажет, улыбнутся с мамой и потрепит меня по голове, а потом выпьет залпом пиво. Папа любил только залпом, сразу все. Выпьет и крякнет от удовольствия. А затем мы примемся за главное блюдо.
Ну, как, скажите, я мог придти домой с шестью рыбешками? Каждому по две. Да возни маме больше, чем толку от этой рыбы. Печальные мысли мои видимо хорошо читались на моем лице. Вовчик вдруг неожиданно перестал сматывать удочку, посмотрел на мой целлофановый пакет, потом на свой, молча взял мой пакет и переложил в него из своего пятнадцать или чуть больше рыбешек. В это время я сматывал свою удочку и убирал все вещи в сумку, поэтому не видел того, что он сделал. Когда я начал глазами искать свой пакет с уловом и увидел, что в нем лежит, я поначалу не сразу понял, затем до меня дошло: что это мой друг отдал мне часть своего улова. Мой друг не пожадничал свою рыбу, поделился со мной, у которого сегодняшняя рыбалка не удалась. Это он, мой друг, выручил меня от позора перед родителями, если бы я пришел со своим уловом. Это он, мой дружище, все решил сам и никто его не просил. Это был мой настоящий друг, дружище, дружбан.
- Спасибо, Вовчик. Спасибо тебе.
- Да, ладно. Пошли еще квасу купим, а то пить охота – растягивая каждое слово, предлагает он. И мы, взяв свои сумки, уходим с шлюза.
Естественно, я купил квас и угостил друга. Мы напились им вдоволь и пошли домой. Стало очень жарко и самое лучшее сейчас было бы очутиться дома в прохладе. Договорившись вечером пойти поиграть в теннис, мы разошлись по домам.
Дома были рады улову. Но я не смог признаться родителям, что это не мой улов, что это мой друг поделился со мной. Я бахвалился, говорил, что рыбалка была удачной, что еще бы больше поймал, но рыба часто сходила с крючка или срывалась при вытягивании из воды. В общем я нагло врал. Почему я врал? Наверно, хотел быть героем, кормильцем. Наверно, мне было бы стыдно признаться, что сегодня на рыбалке я оказался неудачливее Вовчика. А может еще, какие были причины.
Мама пожарила рыбу с картошкой, папа разлил пиво. Мы ели и были тогда счастливы. Счастливы потому, что были вместе, родители были еще молодые, здоровые и мы жили втроем вместе на этом белом свете.
А вечером с Вовчиком мы пошли к теннисным столам, и я проиграл другу все партии.