Не верь глазам своим. 8

    Едва проснувшись и раскрыв глаза, Кортман понял, что находится дома. Скромный интерьер собственной холостяцкой квартирки он не спутал бы ни с чем. В комнате царил легкий полумрак, за окном над крышами серело небо, густая тень покрыла дом напротив — наступал вечер. Вечер? Том тряхнул головой, сгоняя сонную одурь. В памяти начали всплывать отрывочные картины странных событий, одно чудней других. Яркие и цветные, словно кадры фантастического фильма, но полные удивительного реализма. Такое могло разве что присниться. Кортман неуверенно улыбнулся. Да, несомненно, сон. Но — необычный, уже хотя бы потому, что редкие сны так хорошо, до деталей, запечатлеваются в памяти.
    Том подтянул ноги, уселся на диване и с чувством пока необъяснимого внутреннего беспокойства окинул взглядом комнату. Заметив в ногах скомканный пиджак, притянул его поближе, машинально порылся в карманах, ища сигареты. Замер, нащупав в боковом кармане тяжелый продолговатый предмет. Ухватив его, вынул руку и уставился на лежащий в ладони пистолет. В голове как будто щелкнуло, быстрее заворочались колеса памяти, разгоняя туман в сознании, и он все вспомнил. И ранний звонок Кумза, и бывшую гостиницу, страсти в подвале, и, конечно же, после долгую, но не принесшую плодов беседу с анонимным представителем анонимной компании, пытающейся претворить в жизнь свои невероятные проекты.
    Так, так… Воскресенье — на исходе, а завтра — уже понедельник, и снова на работу. Кортман вздохнул. Пожалуй, никогда еще ему не приходилось так бездарно растрачивать свои выходные. Да и чувствовал он себя ужасно. В голове трещало, ломило в затылке, живот крутили голодные спазмы. Ничего удивительного. Одного лишь чая, которым его напоили в гостинице, оказалось явно недостаточно для истощенного несколькими часами вынужденного голодания организма. Странно, как он вообще в таком состоянии сумел добраться до дома! Однако, же он здесь, за что особо стоило бы поблагодарить своего неожиданно нового знакомого с безупречным акцентом, убедившего не садиться за руль и вызвавшего ему такси. Ну, а по прибытии, шагнув за порог своей квартиры, он, похоже, просто отключился, едва успев добрести до дивана.
     О брошенном «Форде» Кортман не жалел. Возвращаться в злачный район из-за чужой рухляди он не собирался. А чтобы у владельцев агентства не возникло повода предъявлять к нему претензий, он предполагал на следующий же день выгадать время для визита в полицию и заявить об угоне. Пустая формальность, поскольку машину все равно искать не будут, — зачем, спрашивается, полицейским лишние, а, главное, опасные хлопоты в криминальном гетто? — но благодаря этому его шагу братья О`Коннели без труда получат положенную им по закону компенсацию от страховой компании, и, таким образом, никто не останется в накладе.
    Но на текущий момент не это было у Тома заботой на первом плане. Естественным образом, его прежде всего мучила мысль о еде, и вот с этим определенно предстояло что-то делать. Но вот незадача, в холодильнике по давней холостяцкой традиции было шаром покати. И хотя Кортман знал одно местечко, небольшое кафе в паре кварталов от дома, где всегда могли сытно и дешево покормить, однако покидать ради этого квартиру на ночь глядя попросту не оставалось сил. Пришлось заказать еду по телефону. Памятуя о расходах, понесенных им в ходе журналистского расследования, Том не смог избежать соблазна немного сэкономить хотя бы здесь, и скоро пожалел об этом. Долго ждать заказа не пришлось, и еда прибыла горячей, но это оказалось ее единственным достоинством. Крепко пережаренная и с острыми приправами, она вскоре вызвала изжогу. Попытка затушить тлеющий под диафрагмой пожар ледяным пивом, банка которого чудом завалялась в дальнем углу холодильника, не оказала никакого результата. Не обнаружив дома подходящего для таких случаев лекарства, Том промаялся с полчаса, пока не решился на спорное, и во многом рискованное решение проблемы: принял болеутоляющее для головы, добавил снотворное и отправился спать в надежде, что до утра все пройдет.
    Лекарства подействовали и даже излишне хорошо. Спал Кортман крепко, практически без сновидений, а проснулся непривычно для себя рано, с первыми лучами солнца. Встал он с тяжелой головой, как нередко бывало, когда приходилось прибегать к снотворному, но изжога больше не мучила, что было весьма отрадно. Времени до работы оставалось больше, чем предостаточно, чтобы спокойно, без спешки, привести себя в порядок и попробовать настроиться на привычный лад новых рабочих будней.
    Единственное, что его огорчило — не удалось позавтракать, а Том не привык начинать день без хорошо поджаренного тоста или сэндвича. В этот раз одной только кружки кофе ему показалось мало и он решил перед работой поискать место, где можно было утолить голод. Верный своим привычкам, он выбрал закусочную «У Клайда», в какую время от времени наведывался уже полгода с небольшим. Меню здесь не отличалось разнообразием, готовили не слишком искусно, но для своего уровня добротно, а цены были вполне умеренны, — как раз по карману для небогатого журналиста. А больше всего Кортмана устраивала царящая в заведении радушная спокойная атмосфера и то, что в любое время для немногочисленных посетителей были наготове свободные столики. Вместе с тем, для хозяев закусочной последнее обстоятельство было скорее не достоинством, а свидетельством падения прибылей и тревожным признаком грозящего в близком будущем разорения.
    Плотно позавтракав с редкостно отменным аппетитом, Том покинул заведение в лучшем расположении духа. Длилось это благостное состояние, впрочем, недолго. В нескольких кварталах на подъезде к редакции журналист застрял в автомобильной пробке. Времени она отняла не так уж много, — на работу Том все-таки поспел вовремя, — но нервы потрепала основательно. В редакцию он заявился в откровенно дурном настроении, подогреваемым внутренним неудовлетворением, о природе которого Кортман  догадывался. Это было так хорощо знакомое ему беспокойство от незавершенного дела.
    Том не любил, когда выкручивали руки, а именно такую штуку с ним проделали на Гров-стрит. Буквально навязанный ему компромисс не сулил никаких дивидендов, кроме туманных обещаний сотрудничества в будущем, без гарантированных обязательств от противной стороны. А самое главное, Кортман не знал, с кем приходится иметь дело. Не попытаться выяснить этого, отстраниться и позволить событиям дальше течь своим чередом, означало расписаться в собственном бессилии повлиять на ситуацию, фактически признать профессиональную несостоятельность. Положа руку на сердце ему с трудом верилось в серьезность и исполнимость угроз, прозвучавших в стенах бывшей гостиницы. Все, что происходило с ним, включая и беседу с незнакомцем, теперь по истечении суток воспринималось как забавные и нелепые приключения. Да, поначалу естественным образом будучи в подавленном, постстрессовом состоянии он был слишком ошарашен, чтобы позволить себе в тот момент критически оценивать услышанное. Но сейчас, в привычном окружении снова обретя уверенность, Кортман был настроен  скептически.
    Загоревшись идеей немедленно раскрыть тайну организации, с плодами деятельности которой довелось столкнуться в Манхэттене, больше ни о чем другом Том думать не мог. Он погрузился в лихорадочные поиски в интернете, беззастенчиво игнорируя свои прямые рабочие обязанности: подготовка и верстка колонки к готовящемуся номеру были отложены и позабыты.
    Как он и предполагал, прежние владельцы злополучной гостиницы обанкротились около пяти лет назад и здание перешло в муниципальную собственность в счет списания долгов по налогам. Позднее его выставили на продажу, но за все последующие годы не нашлось никого, кто пожелал бы его приобрести, даже несмотря на рекордно упавшие цены на недвижимость в этом районе. И если верить информации с соответствующих официальных сайтов города, статус здания не менялся по сей день.
    Кортман задумался. Вопреки надеждам все оказалось не так просто, но отчасти он был готов и к такому повороту событий. Конечно, официальные сведения противоречили тому, что ему было известно, но означало это лишь одно: он просто не там ищет. Благоразумно не полагаясь на свой опыт, Том счел правильным за помощью в этом деле обратиться к специалисту с полезными хакерскими навыками, не слишком щепетильному в выборе способов решения подобных вопросов. Учитывая нюансы работы долгое время журналистом, такой человек у Тома на примете был. Не откладывая дело в долгий ящик, он созвонился с ним и объяснил задачу. Вопрос об окончательной цене услуги остался открытым до получения первых результатов, что, в общем-то, казалось справедливым условием, хотя и таящем в себе опасность вылиться позже во внушительную сумму. Отступаться, однако, было поздно.
    Теперь оставалось только ждать. Но вернуться к работе для Кортмана было выше его сил. Он не мог сосредоточиться, строчки на мониторе компьютера путались перед глазами, смысл их не достигал сознания, а когда к нему обращались коллеги — отвечал невпопад. Напротив, каждая фраза, каждое слово незнакомца с Гров-стрит, крепко засевшие в памяти, порождали десятки вопросов, не давали покоя. Интуитивно Том чувствовал, что стал жертвой какой-то грандиозной авантюры, но на основании лишь одних ощущений как можно судить о сути и глубине возможного обмана?
    Он не мог отрицать или утверждать, существуют ли на самом деле технологии, о которых рассказывал незнакомец. Тот факт, что прежде не приходилось сталкиваться с чем-то подобным в повседневности, не говорил ровным счетом ничего. Многое в этой истории смущало, а прежде всего — заявленный способ обеспечения секретности в ходе демонстрации и переговоров  по известному адресу. На словах все звучало разумно, пусть и смело до безрассудства. Тому припомнился один известный анекдот, где на вопрос — как проще всего спрятать у всех на глазах слитки золота? — предлагалось засунуть их в навозную кучу посреди городской площади. Журналист, однако, был уверен: мало кто решился бы воспользоваться этим советом в жизни. Слишком велик риск остаться ни с чем. Здесь же его старались убедить, что способ этот действенен, причем, реализованный в своей крайности до абсурда. Без надзора, охраны и запоров на дверях — по совокупности эти факты могли означать одно из двух: либо он имеет дело с кампанией редкостных олухов, либо за идиота посчитали его. И как неприятен был само собой напрашивающийся вывод, Кортман склонялся ко второму.
    Реалии современного мира, где роль частной собственности непререкаема, заставляли думать, что в его случае применили другой, гораздо надежный способ охраны секретов, чем практикуемые обычно. Том не верил в случайности и совпадения: так не могло ли статься, что произошедшее с ним в субботу ночью было вовсе не следствием редкого стечения обстоятельств, и что установка в подвале действовала постоянно или имела настройку включаться автоматически, когда кто-либо оказывался внутри? Классическая безотказная ловушка, чье предназначение удерживать всякого нежелательного посетителя под гипнозом, пока его не соизволят оттуда выпустить. А после приходил черед появиться на сцене представителю владельцев установки, который где угрозами, а где посулами нейтрализовывал растерянного нарушителя.
    Кортман, озадаченно хмурясь, помял виски. Версия складывалась заманчивая, похожая на правду, но был в ней и очевидный изъян. Слишком затратно и сложно для исполнения, и притом все равно никакой гарантии, что никто не проболтается. Ведь на его месте мог оказаться любой другой, мало готовый прислушаться к словесным увещеваниям, — наркоман, опустившийся бездомный-пьянчуга… Кто угодно!..
    Если только… Журналист невидяще уставился в одну точку, силясь ухватить забрезжившую перед ним мысль. Если только планы тех, кто затеял все это дело, были иные, не те, какие озвучил перед ним незнакомец с Гров-стрит.
    От волнения Тома бросило в жар. У него не было никаких доказательств, однако он уже был готов поверить, что новоявленных дельцов в Манхэттене интересовали не только инвестиции и связи. По всему чувствовалось, ими двигало нечто большее помимо стремления отвоевать себе место на американском рынке развлечений.
Однако на каких основаниях он позволял себе строить такие выводы? Все, чем приходилось располагать — робкие попытки анализа наблюдений манер и поведения «британца» из гостиницы. Да, тот был несомненно неплохой актер и в меру ловкий манипулятор. Один только номер с одеждой чего стоил! Пляжная рубашка яркой расцветки сбивала с толку и отвлекала внимание, и — как результат, — журналист с трудом припоминал черты лица своего вчерашнего собеседника. Определенно он мог лишь сказать, что тот был молод. Молодостью отчасти, возможно, и объяснялось сквозившее в его словах и жестах высокомерие, на что было трудно не обратить внимание. Впрочем, и беседой называть то, что между ними имело место в заброшенном номере гостиницы, не поворачивался язык. Ведь говорил и направлял разговор преимущественно сам незнакомец. Да и много, собственно, им было сказано важного? Не больше того, до чего не мог додуматься сам Кортман. Что, говоря откровенно, и настораживало. Ведь кто бы мог поручиться, было ли хоть что-то из услышанного от незнакомца правдой?
    Присутствовали в этой истории еще кое-какие детали, косвенно наводящие на определенные выводы. Том не исключал, что стал жертвой собственной мнительности, однако никак не мог избавиться от мысли, что, произнося такие слова, как «бизнес», «прибыль», «деньги», незнакомец, в остальном по ходу разговора достаточно живой в мимике, одновременно демонстрировал редкостную невозмутимость. Словно придавал им значения не больше, чем другим пустым словам. В то время, как необыкновенно сложно найти в современном мире человека, в столь сильной мере равнодушного при упоминании про деньги: нет-нет, да нервно дернется краешек рта, а во взгляде мелькнет тоска — у должника по ипотеке; появится холодный расчетливый блеск в глазах биржевого брокера, и шальной безумный — у игрока в казино; а у богатого магната взгляд вдруг на мгновение затуманится и станет сальным и жадным, как у недавно насытившегося хищника. У каждого, желает он того или нет, на краткий миг отпечатается на лице проснувшиеся в сознании ассоциации в зависимости от имущественного и социального положения, какое занимает в обществе. Кортману со многими доводилось иметь дело, и он интуитивно знал, что-то в этой мысли несомненно есть рациональное. Впрочем, подмеченную им странность легко можно было отнести на счет того, что американский язык для незнакомца был неродным. Но даже если и так, зерно сомнения было заронено и готово прорасти, и Кортман лишь ждал, когда подоспеют доказательства, подтверждающие его подозрения. Но если не бизнесмены, то кто? Сами собой напрашивались два варианта: военные или ученые. И не исключено, что оба варианта одновременно.
    Чувствуя, что становится душно, несмотря на работающий вовсю в кабинете кондиционер, Том понял, необходимо отвлечься, передохнуть от навязчивых мыслей, от которых пухла сейчас голова.
    Пошарив по карманам и не найдя сигарет, Кортман вспомнил, что забыл купить их утром. С учетом вынужденно долгого воздержания — без малого двух суток — такая забывчивость казалась немыслимой для заядлого курильщика. Но, как всегда, только стоило подумать об этом, представить вкус дыма во рту, желание стало нестерпимым. И Том направился к лифту.
    Сигареты Кортман купил в минимаркете через два здания от места работы. Чуть дальше, в пяти минутах ходьбы, находилась парковка, где он обычно оставлял машину. Путь оттуда до редакции и обратно журналист проделывал каждый день, и ничего удивительного, что вместо того, чтобы вернуться, ноги по привычке понесли его, пребывающего в глубокой задумчивости, к парковке.
    Возвращаться в редакцию не хотелось, и даже незаконченное дело по работе не могли сегодня заставить его передумать. Кортман сел в машину, неторопливо, предвкушая, закурил. И тотчас закашлялся, подавившись вонючим дымом: у сигарет любимой марки оказался редкостно дрянной вкус.
    Настроение, и без того сложное с утра, испортилось окончательно. В сердцах помянув мошенников, наводнивших магазины подделками, последними словами, журналист включил зажигание, вырулил с парковки и направил машину по улице, еще до конца не представляя, куда направляется. Решение созрело, пока он ждал зеленый свет на ближайшем перекрестке. Том возвращался на Манхэттен.