Перепутье, первая правка черновика

С душой, не созданной для бурь и непогод,
Ты в мир пришла.
Следи всегда за тем,
На месте ли она.


От автора
  Данная повесть в некоторой степени документальна. Её основой стала иносказательная история о четырёх женщинах трёх последовательных поколений, представительница последнего из которых была убита матерью ещё до своего рождения. Именно этой девочке - моей родной сестре - посвящаю я своё главное и, вероятно, единственное хоть чего-то значащее сочинение - "Перепутье". В повести действует немало потерянных людей, так или иначе оторванных от своих семей, отчаянно ищущих опору для души или же обречённо махнувших на себя рукой, и поэтому таким людям, к которым отношусь и я, "Перепутье" также всецело посвящается. Я желаю всем сиротам мудрости и стойкости, чтобы все мы смогли отпустить страшную обиду, при этом твёрдо выучив её горький урок, ведь только тогда мы обретём возможность прожить достойную жизнь, не передав полученный удар и не сотворив тем самым нового зла. Помните всегда: обо всём происходящем с нами ведает Бог, и Его бесконечной силы непременно хватит для помощи тем, кто от чистого сердца захочет изгнать скверну из своей души!


Пролог
  На искусственном острове, прорезавшем поток ленивой Тиюль, вовсю шло строительство каменной крепости, затеянное ныне покойным князем, прозванным в народе Недоверчивым за то, что он не доверял ни внушительным деревянным укреплениям, возведённым его отцом, ни людям из в те времена безымянного прибрежного поселения, ставшего ко времени описываемых событий сердцем княжества.
  Начало реконструкции ознаменовалось возведением длинной толстой стены, загородившей от поселения весь северный берег. Нескольких отчаянных зевак, вздумавших поглядеть на княжеский остров, отловила стража, круглосуточно патрулирующая стену, и бедняг подвергли жестоким публичным наказаниям, тем самым отбив у остальных поселян охоту лезть в княжеские дела. Рыбаки, проживавшие по другую от поселения сторону реки, на юго-западе, у подножия горного хребта, тоже ничего не могли выведать на своих лодках, ведь предусмотрительный князь велел натянуть поперёк реки толстую цепь, один конец которой был надёжно закреплён в западном ребре "дозорной" стены, а другой уходил куда-то к скалам. Чуть дальше по течению за этой цепью Тиюль заворачивала направо, и там уже располагался княжеский остров, так что рыбаку нельзя было выхватить взором и малейшей его части. От восточного края "дозорной" стены, затерянного в глухом лесу, к противоположному берегу тянулась такая же цепь, только об этом из обычных людей никто не подозревал, ведь лес этот, раскинувшийся на северо-восточной границе поселения, особым распоряжением было запрещено рубить под страхом смерти, даже прогулка здесь стоила жизни. "И ну его, у нас и своих забот предостаточно!", - раздражённо и испуганно шептались люди, как только речь заходила о правителе.
  Ко времени завершения постройки донжона сыну князя исполнилось семь лет. Монарх всецело занялся воспитанием наследника, отобрав его у супруги, всюду таскал с собой и неустанно поучал. Особенно любил он водить сына по замку, в сотый раз объясняя все премудрости его замысла.
 - Мы не случайно начали осмотр с подвала, сын, - заявлял князь мальчику. - Подвал - это основа, фундамент, удерживающий всю конструкцию. Прежде всего правителю следует помышлять о безопасности, поэтому надлежит размещать в подвале темницу. Только изолировав или убив своих врагов ты сможешь двигаться вверх. Пойдём...
  Они покидали неприятное сырое подземелье и поднимались на первый надземный этаж.
 - Слуги, припасы и инструменты - это вторая ступень благополучия. Голодный человек ни на что не годен.
 - А если слуги взбунтуются? - спросил князеч. - Почему они не живут отдельно, ведь без них крепость была бы ещё более неприступной?
 - Ошибаешься, - князь строго посмотрел на сына. - Верно, что слуг много, а ты один, но если тебе не управиться с челядью, тогда кто станет подчиняться тебе?
  На втором надземном этаже донжона располагался тронный зал и спальни членов княжеской семьи. Князь так объяснил это сыну: "Семья - это единственные люди, которых ты можешь подпустить к себе. Без близких человек обескровлен. Вот почему вы с матерью живёте здесь, в "сердце" замка, на среднем этаже".
  Весь третий этаж, венчавший донжон, предназначался одному только князю: здесь помещались его спальня, кабинет и столовая. "Никто не смеет жить выше!", - пояснил монарх.
  Круглая башня пронизывала донжон насквозь ровно посередине; её основание располагалось глубже подвала, а вершина возвышалась над площадкой крыши, где по временам было жутко находиться из-за сильных порывов ветра. Здесь заканчивался осмотр здания.
 - Отчего поднимается она выше всего дома? - удивился князеч.
 - Когда ты займёшь моё место и будешь приходить сюда, - улыбнулся старик, - окинешь взором свои земли, увидишь маленьких человечков, копошащихся в твою угоду там внизу, и постигнешь своё величие и уже сам поймёшь то, что я тебе сейчас объясняю. Тогда, может быть, ты устремишься ещё выше, как крыша этой башни! Чем дальше ты убежишь от подлого рода, тем счастливее будет твоя жизнь!
  К большой досаде князя его юный сын не проявлял интереса к освоению премудрости управления и, находясь рядом с отцом, откровенно скучал.
 - Хочу к матушке, - скулил мальчик.
 - Нет! С ней тебе нельзя больше проводить всё своё свободное время.
 - Почему?
 - Так положено, - строго заявил князь. - Женщина не способна научить юношу стать мужчиной, кроме того, она и без того успела испортить тебя.
  Намереваясь спасти своего единственного наследника, а с ним - будущее рода, князь решился открыть сыну серьёзную тайну.
 - То, что я тебе расскажу, ты отныне и до скончания своих дней должен скрывать даже от самых близких тебе людей.
  Князеч безразлично кивнул.
 - Так слушай! - князь мгновение колебался, затем вкрадчиво сказал: - Наш род неблагороден и не имеет полных прав на трон <уточнить термин>.
 - Как это? - удивился мальчик.
 - Несколько поколений назад твой предок был бесправным крестьянином, гнувшим спину на землевладельца. Его участь была столь горька, что он собрал товарищей, поднял восстание и вместе они захватили поместье, процветавшее их непосильным трудом. Так он стал хозяином небольшого клочка земли и главой образовавшейся вокруг него дружины.
  Мальчик лишь пожал плечами. Отец же с жаром продолжал:
 - Твой предок был славным воином, мы обязаны оберегать и приумножать славу его рода. Кроме того, он был очень мудрым мужем. Всячески он укреплял в окружающих уважение и страх к себе, чтобы люди позабыли о его неблагородности, и своим потомкам строго завещал так поступать. Его сыну, который приходится мне прадедом, удалось присоединить новые земли к княжеству. Вероятно, соседи ещё негодуют за юго-восточные леса, отобранные у них.
 - Зачем же ему понадобилось расширять владения? - спросил мальчик.
 - Потому что хороший правитель заботится сразу обо всех своих подданных. Поступая так, он думает о себе и своём роде. Если отрубить человеку голову, его тело забьётся в агонии, то же бывает и с народом, случись что-нибудь с правящей семьёй. Людям надлежит уважать стоящую над ними власть, но народ до того невежественен, что не способен делать это добровольно. Вот почему простому человеку не суждено быть князем, мой мальчик.
 - Зачем же нужно отбирать чужие земли? - повторил свой вопрос князеч.
 - Для этого существует множество причин. Подданных становится всё больше, им требуются земли под распашку, под пастбища. К тому же агрессия укрепляет власть правящего рода. Доводилось ли тебе наблюдать, как встаёт дыбом шерсть у разгневанного или напуганного пса?
 - Да.
 - Так вот, если обрить пса, он предстанет перед нами в своём настоящем росте и уже не сможет использовать эту свою уловку, не внушит нам неоправданный страх. Добрый воин должен уметь внушить страх своим врагам, в решающий момент казаться больше своего роста.
  С большой неохотой князеч, привыкший играть в донжоне или прогуливаться с матерью по саду, сопровождал отца в нескончаемых вылазках по владениям.
 - Я вижу, - недовольно заметил однажды князь, - что твоя недальновидная матушка навязала тебе страсть сидеть дома. Ты, должно быть, охотно бы вернулся сейчас в свою комнату?
 - Да, конечно, - обрадовался мальчик.
  Князь с трудом подавил раздражение.
 - Так знай же, что всё, чем занимается в жизни добрый правитель, направлено этим стремлением.
 - Как это? - с недоверием спросил князеч.
 - Да, сын мой, так и есть. Вернуться домой - высшее благо, ради которого человек иногда вынужден заглянуть смерти в глаза. Сейчас тебе не под силу это понять. Хорошенько запомни: если тебе достаточно своей комнаты, ты должен внушить подданным, что тебе тесно в огромном замке; если тебе хочется распоряжаться всем замком, собери войско и захвати страну; а если ты уже владеешь страной, то пусть соседи всегда помнят о том, что тебе надоело видеть из окна её границы.
 - Но это же неправда, - удивился мальчик.
 - Возможно, если тебе действительно достаточно своей комнаты, - неожиданно согласился отец, - однако правитель принадлежит не только себе, он - глава народа, как я тебе говорил, ради народа он должен действовать настолько широко, как только может.
  Шло время, а князеч испытывал лишь большее отвращение к предстоящей ему роли. Князь делился своими опасениями с аббатом, настоятелем большого монастыря, укрытого в горах севернее княжеского острова. Этот мрачный человек, выглядевший старше своих немолодых лет, являлся единственным личным советником князя, посвящавшимся во все сокровенные тайны семьи. Правитель знал аббата с тех пор, как тот был ещё жалким нищим проповедником, сам построил на средства казны уединённое аббатство и назначил грамотного фанатика его настоятелем, желая иметь под рукой образованного и в меру влиятельного слугу. Как знак особой сплочённости этих двух вождей, единственная дорога в аббатство проходила через крепость.
  Аббат всячески выгораживал наследника, ссылался на его юный возраст, трепал мальчугана по волосам, если тот присутствовал при неприятном разговоре.
 - Придёт время, Ваше величество, и всё встанет на свои места, - лукаво улыбаясь, повторял священник свою любимую фразу.
  Но недовольство князя при виде того, что его безнадёжному наследнику делают поблажки, лишь распалялось. В очередной раз вознамерившись добить эту проблему, он начал с того, что категорически запретил княгине видеться с сыном, считая её главной виновницей нерадивости отпрыска.
 - Оттого юный князеч не внемлет вашим увещеваниям, что ему неведомо значение доставшегося ему по праву положения, - заявил однажды аббат. - Достаточно ему испытать тяготы простой жизни, он бы другими глазами взглянул на трон.
 - Что же ты предлагаешь, дать ему в руки мотыгу? - проворчал князь.
 - А хоть бы и мотыгу, - подхватил аббат. - Дозвольте мне взять его послушником в общину: там он и горечь бедности познает и обучится грамоте.
 - Вздор! Пойдут слухи, что наследник престола - трусливый монах, а не храбрый воин.
 - Эта тайна не покинет стен нашей скромной обители, - не своим голосом возразил оскорблённый аббат. - Я уж присмотрю за мальчиком.
  Обдумав предложение, князь нашёл его разумным. Через несколько дней двору было объявлено об отъезде князеча в почётную иностранную школу, а ночью аббат увёз наследника в горы.
  Поначалу князечу понравилось в аббатстве: в окружении суровых гор было спокойно и тихо, поучения отца и глупые придворные ритуалы остались по другую сторону этих неприступных исполинов. Однако вскоре священник употребил весь свой заработанный в глазах мальчика авторитет против него, заставив знатного послушника выполнять рутинные работы и обучаться письму и счёту. "Недаром они с отцом так хорошо ладят", - с ненавистью думал князеч, пропуская поучения аббата мимо ушей.
 - Ты опять меня не слушаешь! - возмущался проницательный фанатик. - Запомни же: нерадивого человека жизнь больно бьёт по пяткам.
 - Когда я стану князем, никто не осмелится мне досаждать, - многозначительно возражал князеч.
 - У любого человека найдутся достойные враги, - парировал аббат.
  Когда князечу шёл двадцать первый год, его отец тяжело захворал. Ощутив дыхание смерти, он пожелал перед её приходом полюбоваться на плоды деятельности своего верного советника. На следующий же день после возвращения сына домой князь послал за аббатом.
 - Он безнадёжен! - воскликнул раздосадованный родитель. - Я вижу, за минувшие годы он научился лишь скрытности.
 - Также он в достаточной степени усвоил грамоту, она сослужит добрую службу княжескому роду, - вставил священник.
 - Был бы толк! - махнул рукой князь.
 - Уверяю вас, Ваше величество, толк будет! Осталось лишь парню получить награду за его аскетизм и прилежание, и всё встанет на свои места.
 - Что за награда?
 - Женщина, которой выпадет честь стать княгиней.
 - Да слышишь ли ты, несчастный, что говоришь!? - взорвался князь. - Ты - священник, тебе лучше других ведомо, сколько зла и неурядиц тянется за подолом женского платья! Именно глупая женщина - причина проблемы, над которой я так долго безуспешно бьюсь!
 - Я понимаю и разделяю ваш гнев, и всё же позвольте мне закончить начатое, - осторожно возразил фанатик.
 - Немыслимо! - продолжал бушевать старик. - Женщины властолюбивы, почувствовав лишь малую слабость в князече, и без того сквозь пальцы смотрящем на трон, новая княгиня приберёт всё к своим рукам, и на том с позором прервётся мой род! О, позор мне!
 - Однако без княгини не будет у вашего рода и продолжения, - настаивал на своём аббат, - кроме того, в ней должна течь благородная кровь, иначе власть ускользнёт из рук ваших потомков. Лучше нам самим вмешаться в это дело, чем позволить наивному отроку натворить ошибок. А уж если в будущем возникнут проблемы с княжной, я непременно помогу вашему сыну не сбиться с пути разума.
 - Только на тебя и осталась надежда, - улыбнулся утешившийся князь.
 - Я всего лишь возвращаю долг за ваше неоценимое участие в моём деле, Ваше величество.
  Вскоре нашли достойную невесту из далёкого от вершин власти титула, но в ней разбирающегося, - баронессу Ильзу д'Онуа из сопредельного королевства, благовоспитанную деву безупречной добродетели. Её перевезли в замок, познакомили с князечем и объявили народу о помолвке будущих правителей, вызвав тем самым волну гуляний и толков.
  Князечу понравилась открытая жизнерадостная девушка, теперь с ней он проводил много свободного времени, однако держался так, будто Ильза приходилась ему родной сестрой, и это не было тайной для старого князя.
  Как-то раз на пиру отец и сын повздорили на глазах у сидевших чуть поодаль придворных, которым удалось расслышать лишь последнее восклицание потерявшего надежду и терпение родителя:
 - Прочь с глаз моих, ты, ничтожный растяпа!
  Пылая от гнева и смущения, юноша промчался по залу и, громко трахнув дверью, удалился.
  Тогда на окраине посёлка в полуразвалившемся доме жила одна старуха по имени Лорин, до того строгая, что даже в лютую жару она тщательно куталась в плащ, а седые волосы скрывала под капюшоном. Более всего Лорин раздражали влюблённые люди; ещё ни разу не доводилось ей смолчать при виде безмятежно прогуливающейся пары. "Одумайтесь, скверные безумцы", - в негодовании шептала она, - "глупость разобьёт ваши сердца, а страсть испепелит души! Тогда уже никто не сможет помочь вам!". Излишне и говорить о том, как ненавидели старую деву парни и девушки посёлка, а дети боялись её, пожалуй, больше всего на свете. Сама же Лорин искренне удивлялась безрассудству людей, по собственной воле втягивающих себя и своих будущих детей в кабалу жизни ради минутных утех.
  В этот день, когда в замке разыгралась упомянутая ссора, произошёл необыкновенный случай, надолго оставшийся в памяти местных жителей и, как водится, приукрашенный множеством самых невероятных деталей. Возвращаясь с рынка, Лорин увидела молодожёнов, прогуливающихся с ребёнком, и подошла к ним, но, к удивлению намеревавшихся было поскорее скрыться подальше от проклятий девы людей, она молчала, сжав губы, а её подслеповатые выцветшие глаза с тоской, от которой мурашки побежали по спинам влюблённых, медленно скользили взглядом по ним, будто пытаясь заглянуть в самые потайные уголки их душ. Потом руки Лорин задрожали, она выронила корзину, закрыла лицо ладонями и убежала прочь, не разбирая дороги. Впервые за свою долгую жизнь старая дева прилюдно рыдала, и это было до того жутко, что даже самые острые на язык мальчишки поддались оцепенению и не смогли отправить ей вслед какую-нибудь колкость.
  Без сомнения, Лорин оступилась бы и сломала себе шею, но внезапно кто-то перегородил ей дорогу и остановил, поймав в объятия.
 - Что же вы делаете, матушка, - сказал человек, усаживая Лорин на скамью, прислонённую к стене одного из домов, - разве можно в вашем возрасте так носиться!
  Постучав в дверь дома, он потребовал у хозяина кружку воды и, получив её, передал деве, которая продолжала отчаянно всхлипывать и ничего не видела за пеленой слёз.
 - Как легко и пусто, как легко и пусто! - твердила Лорин.
 - Что с вами произошло?
 - У меня больше ничего нет, совсем ничего! - ответила дева, подняв невидящие глаза прямо на полуденное солнце. - Я счастлива!
  Вернувшемуся под вечер в замок князечу доложили, что его немедленно желает видеть княгиня-мать.
 - Твой отец при смерти, - с порога заявила сыну заплаканная женщина. - Немедленно ступай к нему!
 - Вот так день! - недовольно буркнул князеч. - Сперва я освежусь и надену новое платье.
 - Неблагодарный дурак! - бросила ему вслед княгиня и снова залилась слезами.
 - Подойди и внимательно слушай, - велел князь вошедшему сыну. Парень молча пересёк небольшую комнату и уселся на стул возле постели умирающего.
 - У меня нет теперь времени обсуждать наши с тобой разногласия, - начал старик и тяжело закашлялся. - Несмотря на все мои усилия, каждый всё равно остался при своём. Дело не в нас, а в нашем роде - вот что важно. Раз ты являешься моим единственным сыном, пусть так и будет, пусть вся ответственность ляжет на твои плечи.
  Князь замолчал, но когда наследник, решивший, что он уснул, собирался покинуть комнату, старик продолжил:
 - Вижу, тебе не сидится на месте, мой сын. Твоё рвение похвально, и пусть оно послужит нам обоим на пользу. Мне известно, что ты много времени проводишь в посёлке, интересуешься его жизнью. Что ж, отстроенная мной крепость - это драгоценный камень, займись же его оправой.
 - Непременно, отец! - воскликнул тронутый этими словами князеч.
 - Теперь, пусть тебе это и не нравится, поговорим о формальностях, - смотрящий в потолок старик едва заметно улыбнулся. - Твоя мать - мягкая недальновидная женщина, славная кроткая крестьянка, она осталась почти такой же, как при нашей первой встрече, - князь закрыл глаза и на некоторое время впал в блаженную дрёму. - Да, не бывать овечке пастухом. Я лишаю её каких бы то ни было прав на престол, так что ты становишься самостоятельным правителем. Об одном только прошу: укрепи власть нашего рода и дай ему продолжение. Больше ни о чём. Иди же, мой сын, благословляю тебя от всего сердца!
  Едва только юноша поднялся на ноги, князь, что-то вспомнив, остановил его.
 - Ещё одно, - суетливо забормотал старик, шаря слабыми пальцами в попытке снять большой перстень, украшенный зелёным камнем. - Возьми это кольцо и никогда с ним не расставайся. Слышишь?! - умирающий тяжело задышал. - Если кольцо исчезнет, ты, вероятно, потеряешь не только власть, но и жизнь.
 - Почему? - спросил удивлённый князеч, принимая перстень.
 - Я уже не успею тебе всего объяснить, - с досадой ответил князь, его бил озноб. - Спроси аббата, ему ведомо всё, что знаю я. Доверяй ему, сын, доверяй как самому себе, он безгранично благодарен мне за помощь... - приступ кашля в очередной раз прервал речь умирающего. - Он никогда не посягнёт на твоё, пока имеет своё... Своё... Его власть иная, ему не нужна...
  "Ну вот, снова, отец, ты поучаешь меня, жертвуя этому последние мгновения жизни", - подумал понурый князеч, посидел ещё немного у постели покойника, затем встал, поклонился и вышел из комнаты.
  Утром следующего дня князеч столкнулся с аббатом, прибывшим в замок для проведения похорон, и расспросил его о странной монахине, которая встретилась ему вчера в посёлке.
 - Это, вероятно, юродивая дева Лорин, - догадался аббат. - Мне известно, что она беспокоит людей своими проповедями и дурными предсказаниями, хотя никакого отношения к церкви не имеет, ведь на всё княжество существует лишь мужская община, выстроенная вашим великим отцом и вверенная мне.
 - Да, я знаю, - отмахнулся парень.
 - Но чем же вы забиваете голову, Ваше величество! Вам нужно думать о предстоящей коронации...
 - Вот и займись этим, аббат, - повернувшись к фанатику спиной, сказал князеч и зашагал прочь.
  Новых правителей встречали искренней радостью. Руки немногочисленной знати, знакомой с нравом и задатками молодого князя, потянулись к рычагам власти, а народ ожидал облегчения своей участи. "Новый-то князь обучался грамоте, он сможет навести порядок", - твердили мужики за кружкой пива, "А княгиня так мила и невинна, будто ангел", - вторили их жёны, сталкиваясь друг с другом на рынке.
  Действительно, князь, едва получив законную власть, всецело погрузился в дела страны, начав с посёлка на противоположном от своей крепости берегу Тиюль. Первым указом объявлялось, что этот посёлок становится отныне столичным городом Слезоревском, и поэтому желающим жить здесь необходимо соблюдать ряд особых требований. Глашатаи, разосланные по улицам, зачитывали распоряжение князя: "Каждый дом в столице должен отличаться прочностью, быть не менее двух этажей высотой, но не более трёх, опрятным и нарядным, чтобы любой чужестранец, посетивший Слезоревск, видел роскошь и процветание. Через шесть месяцев, отсчитывая с нынешнего дня, все постройки в черте города, не соответствующие озвученным требованиям, будут без промедления снесены, а земельные наделы, на которых они располагались, перейдут в собственность казны без уплаты каких-либо компенсаций бывшим владельцам". Позднее "Указ о городе Слезоревске" дополнялся, но и без того он мгновенно обратил симпатии народа в ненависть к новому князю. "Прежний занимался своей крепостью и нас не трогал, а теперь что будет?".
  Лишь немногие дома Слезоревска соответствовали шаблону, поэтому указ вызвал небывалую суматоху: те, у кого имелись сбережения, принялись достраивать недостающие этажи и реконструировать имеющиеся, а люди с худыми карманами, чтобы не потерять последнее, вынуждены были спешно продавать имущество за гроши. Самые бедные жители горько усмехнулись, махнули рукой на свои ветхие лачуги и отправились на рыбацкое побережье начинать всё сначала; князь исключил этот клочок земли из своего города, ведь там воняло рыбой и летали сотни мух; подобное место едва ли можно было исправить.
  Через некоторое время умерла княгиня-мать, и её сын заложил в центре города роскошный собор в честь покойной, однако вскоре выяснилось, что, даже продав всё княжество, строительство закончить не удастся, и собор уменьшили до большой церкви, окружённой пышным садом и кладбищем. "Нет худа без добра", - говорили после собирающиеся здесь нищие, среди которых были те, кто потерял почву под ногами во время рождения города.
  За вереницей забот и неурядиц молодой князь почти перестал бывать в своём замке и крайне редко видел супругу. Как-то раз после ужина он получил через посыльного слугу прошение от начальника стражи о немедленной закрытой аудиенции.
 - Госпожа княгиня была сегодня замечена в компании барона Клоше, - отчеканил заранее подобранные слова седеющий вояка, отличившийся своей верной службой ещё во времена покойного правителя.
 - И что же? - раздражённо спросил уставший князь. - Согласно этикету хозяевам надлежит лично принимать знатных гостей.
 - Я не смею описывать произошедшее в подробностях, Ваше величество!
  Услышав это, князь закрыл глаза и будто бы начал что-то напряжённо обдумывать, после спросил спокойным, почти безразличным голосом:
 - Какие меры приняты?
 - Барон заперт в подвале, а госпожа охраняется в её покоях, - ответил начальник стражи. - Свидетели изолированы отдельно.
 - Всё правильно, - похвалил князь. - Сейчас у меня нет желания заниматься этим, отложим до завтра. Ты лично ответственен за охрану свидетелей, сделай так, чтобы ни одно живое существо ничего от них не узнало.
 - Будет исполнено немедленно, Ваше величество!
  Утром князь первым делом отправился в темницу, где обнаружил двух переполошённых стражников.
 - Что происходит? - остановив одного из них, спросил правитель.
 - Двадцать минут как заступили на смену, Ваше величество! - начал объяснять бледный стражник, совсем молодой парень. - Дежурные прошлой смены убиты, камера барона Клоше вскрыта.
 - А что с остальными заключёнными?
 - Таковых не было, Ваше величество!
 - Прекратить суету, перетащить убитых в камеру и встать на часы! - распорядился нахмурившийся князь и, покинув подвал, направился в покои княгини, куда вскоре был вызван начальник стражи.
  Ильза д'Онуа сидела на пышной постели и упрямо смотрела грустными глазами в окно, будто хотела выпорхнуть как птица и улететь подальше от Слезоревска. Начальник стражи встал перед князем и доложил о своём прибытии.
 - Перечисли всех, кто так или иначе знает о вчерашнем... - князь не мог подобрать подходящее слово и оборвал фразу.
 - Я, старший привратник, несколько стражников...
 - Если не умеешь считать, назови по именам!
 - Четверо, Ваше величество, - поправился начальник стражи, - из двух смен часовых. Также немая служанка Зося пятнадцати лет от роду, прислуживающая госпоже.
 - Откуда тебе известно, что девка немая?
 - По словам кухарок, она лишилась речи в тот день, когда перед ней рухнула балка с потолка и лишь чудом её не убила.
  Князь недовольно скривился.
 - Государственную тайну нельзя защищать, полагаясь на слова невежественной челяди! Можешь ли ты сам поручиться за девочку?
 - Клянусь собственной головой, Ваше величество, что ни единого слова не слышал от Зоси за всё время, что знаю её, и я готов лично за неё отвечать.
 - Другое дело. Вот как мы теперь поступим, - немного подумав, сказал князь. - Старшего привратника и обоих часовых отправить в монастырь под ответственность аббата, ты же отвечаешь за сохранность тайны собственной головой, а также помни о своём поручительстве за Зосю - она может вернуться к своим обязанностям.
 - Будет исполнено, Ваше величество, - заверил сбитый с толку начальник стражи, - но как быть с двумя другими часовыми, которые...
 - Их похоронить без упоминания причин смерти, - прервал князь, желавший быстрее покончить с отвратительной историей. - Когда всё уладишь, приступай к поискам барона Клоше. Ступай!
  Ещё более озадаченный начальник стражи поклонился и покинул комнату.
  Лишь с появлением у супруги живота князь начал понимать всю тяжесть сложившегося положения, ситуацию усугублял пущенный кем-то слух об измене госпожи. Затронувший эту проблему на аудиенции аббат едва сдерживал злорадство.
 - Видите, Ваше величество, к чему приводит чрезмерное мягкосердечие, - попрекнул он. - Вы пренебрегли волей почившего отца, завещавшего мне помогать вам в делах, и скрыли от меня произошедшую гнусность, и теперь честь вашего славного рода оказалась под угрозой.
 - Замолчи! - покрасневший от негодования князь даже вскочил с трона. - О чести следовало думать раньше, когда вы с отцом втайне от меня насильно привели баронессу в замок и настояли на нашем с ней обручении.
 - Здесь нет моей вины.
 - Да что ты, проклятый фанатик! - лицо правителя исказила презрительная гримаса. - Ведь ты знал, что она уже была обручена, но всё равно попёр напролом, как последняя грязная свинья.
 - Я впервые слышу об этом, - заверил аббат.
 - Не стоило ждать, что ты признаешься, - князь тяжело погрузился на трон. - Впрочем, мне нет дела до тебя. Какое решение ты можешь предложить?
 - Вероятно, ублюдок, которого княгиня носит под сердцем, со временем предъявит претензии на власть, поэтому для спасения княжеской чести и сохранения покоя в будущем остаётся лишь дождаться его рождения и тайно казнить обоих, а народу объявить о смерти вашей супруги и ребёнка при родах, отвергая при этом слух об измене.
  Князь, услышав это, сперва не поверил своим ушам, а после нервно рассмеялся.
 - Тогда уж впридачу следует казнить тебя и десятки людей, что из праздности вертят этот позор на языках! Скажи, разве не твои монахи растрепали государственную тайну?
 - Нельзя прожить среди людей, не запятнав себя и других, - многозначительно ответил аббат и добавил: - В том случае, если княгиня и ребёнок останутся живы, нечестивый барон будет иметь некоторую власть над положением, иначе любые поползновения легко обратить против него. Вы были бы свободнее в выборе, находись Клод Клоше в ваших руках.
 - Пошёл вон, - закричал князь, - не то я прикажу вышибить твои проклятые мозги на том самом месте, где ты стоишь!
  Спустя несколько месяцев глашатаи при стечении народа объявили о смерти княгини и родившейся у неё дочери. В присутствии первых людей княжества обеих пышно похоронили на семейном кладбище. По приказу убитого горем вдовца крыло донжона, принадлежавшее госпоже, запрещалось для посещений, и только юной Зосе дозволялось раз в месяц заходить туда, чтобы прибраться и поставить цветы для своей почившей любимицы.

Глава первая. "Холод"
  Впервые в Слезоревске приключилась такая лютая зима. Деревья трещали от мороза, тусклые лучи солнца бессильны были согреть горожан, и те, проклиная свою участь, прятались от ненастья по домам. Лишь одна видимая из города башня княжеского замка, казалось, бросала вызов дикому холоду, гордо и неприступно стремилась она ввысь, не желая склониться перед белоснежным врагом. Так бесновалась заканчивающаяся зима.
  Этим вечером по пустынным улицам города хмуро глядя под ноги брёл старый лесоруб. Стужа вытянула из него последние силы, и он с ужасом представлял себе, как очень скоро раз и навсегда потеряет возможность поднять свой топор и вместе с дочерью будет обречён на страшную смерть от голода. Бессилие сердило мрачного старика, злые мысли прочно засели в его голове и он всё чаще по малейшей причине ругался с людьми, иногда против своей воли, понимая, что несправедлив. Его тоскливый безжизненный взгляд пугал людей, никому и в голову не приходило, что в душе лесоруба мог остаться хоть один светлый уголок.
 - Опять нелёгкая занесла этого старика в наш город, - тихо буркнул какой-то мальчишка своим друзьям, и тут же один из них, кивнув головой, добавил:
 - До чего же он жуткий!
 - Выходит, ты испугался? - ухмыльнулся третий, и между ребятами началась перепалка.
  Лесоруб замечал взгляды людей и слышал как они перешёптывались ему вслед, но ему не было до этого никакого дела. Сегодня ему без труда удалось распродать все брёвна, предназначенные для печей отчаявшихся горожан, и теперь за ним по хрустящему снегу скользили пустые сани, а в худых карманах позванивали гроши. Суровая жизнь лесоруба, полная изнурительного труда и лишений, закалила его, но вместе с тем усохла его душа, и потому удачный день вовсе не радовал его. Наклонившись вперёд, он тащил за собой тяжёлые сани и безразлично глядел на тропинку. Однако, приблизившись к таверне, лесоруб всё же поднял голову, рассмотрел висевшую над дверью фигурку пивной кружки, будто видел её впервые, бросил верёвку и вошёл.
  Таверна, в жаркие летние деньки набитая народом, сегодня выглядела уныло, тишина и покой оскверняли её стены. Перед очагом стоял массивный табурет, на котором дремал хозяин, прислонив спину к тёплым кирпичам, а в зале за пустой кружкой скучал завсегдатай этого заведения, временами жадно поглядывая на пузатую бочку с пивом.
  Лесоруб тяжело опустился на табурет перед пропившим все деньги бездельником и велел хозяину подать две кружки пива, что заставило его соседа по столу оживиться и растянуть рот в фальшивой улыбке. Лесоруб поведал собутыльнику о своей несчастной жизни, о том, как он гнул спину в надежде суметь когда-нибудь купить домик в Слезоревске и встретить старость под защитой крепких стен, а после смерти оставить своё сокровище дочери.
  Услышав про дочь, пьяница, перед закрывающимися глазами которого привычно плясала вся таверна, громко икнул и усмехнулся.
 - Дочь? - переспросил он. - Дочь! А на кой тебе, дружище, сдалась дочь, скажи мне? От бабы, даже маленькой, дому один только вред, во! Пахать она не может, руки у неё не тем концом растут. Бабы лишь еду горазды стряпать, да и ту сами вперёд других лезут уписывать...
  Лесоруб уныло кивнул.
 - А как нажрутся, давай языком направо да налево мести, что твоя метла, - продолжал поучать бездельник. - Мужик им не такой, соседи сплошь все воры да моты. Тьфу! Такую чушь только бабье ухо и терпит, один раздор от неё да разлад, что от чёрта. Уж ты поверь, приятель!
 - Как не верить, когда самому знакомо, - согласился лесоруб.
 - Ты дочь свою с плеч-то бросай, а то баба сегодня одна сидит, а завтра, гляди, в подоле тебе нахлебника притащит.
 - Так ей всего тринадцать годков от роду.
 - Сегодня тринадцать, завтра, слышь, четырнадцать, а там и все пятнадцать будут, - бубнил в полусне завсегдатай. - Ты в доме хозяин, в конце концов, или она?
 - Я, как же!
 - Ну вот! Значит, говорю тебе от чистого сердца, гони ты её на все четыре стороны! Баба не пропадёт, ей сам чёрт не брат!
  От усталости и выпитого пива лесоруб тоже начал засыпать, но, сделав над собой усилие, тяжело поднялся и подошёл к хозяину таверны. Он никак не мог сосчитать монеты, добытые из кармана, и дело кончилось тем, что счастливый хозяин загрёб себе сверх нормы. Лесоруб же вывалился в дверь, схватил верёвку и продолжил свой путь.
  Дома отца ждала маленькая Францишка. Запас свечей подходил к концу, поэтому она сидела в темноте перед окном, любуясь сверкающими в лунном свете сугробами. Мать этой славной девочки умерла при родах, одарив её на прощание чёрными как смоль длинными волосами да спокойным покладистым нравом, и малышка осталась заботам угрюмого отца, кроме которого не знала никого, ведь в лесу больше никто не жил.
  Стыдясь своей неспособности помогать отцу в лесу, Францишка всячески старалась быть полезной в чём-то другом: она украшала дом цветами, убиралась, возилась в своём крохотном огороде, но эти труды ещё пуще огорчали старика. Он нуждался в помощи сына и поддержке жены.
  На этот раз лесоруб вернулся за полночь сильно захмелевшим и дал волю накопившемуся за последние годы негодованию. Началось с того, что он споткнулся о порог и с грохотом упал на пол, в чём обвинил дочь, по странной прихоти сидящую без света, а дальше, будто снежный ком, стали находиться всё новые причины для крика и обвинений. Францишка вся в слезах слушала отца, не смея возразить, и так же молча она, будто во сне, накинула на плечи платок и старое пальто и ушла из дома, как того пожелал распалившийся отец. Ступив за порог, девочка закрыла лицо руками и отчаянно зарыдала.
  Часом раньше начался снегопад и сделалось немного теплее, и всё же холод без труда добирался до Францишки через дыры в её ветхой одежде. Ей ничего не оставалось, как отправиться в город. Лесоруб часто брал туда с собой дочь, боясь оставлять её одну в доме, и некоторые горожане, покупавшие у него брёвна, вкладывали в маленькую ручку девочки лишнюю монетку, жалея её и её родителя.
  Всхлипывания бедной девочки нарушали безмятежность тихой ночи. Увидев вдалеке огни, Францишка утёрла слёзы окоченевшими ладонями и зашагала быстрее. Она до того замёрзла, что всё перед её глазами мерцало, а пальцы нещадно ныли. Францишку бросило в жар. Собрав последние силы, она добралась до крайнего дома улицы и постучала, однако хозяева не ответили, и девочка постучалась в следующую дверь. Через миг внутри послышалась возня, и на пороге возникла раздражённая заспанная женщина.
 - Убирайся прочь, негодная! - закричала она и замахала руками.
 - Но я...
 - Прочь, я сказала! Днём от вас, оборванцев, покоя нет, теперь ещё и по ночам ходить вздумали!
  Дверь захлопнулась. В отчаянии и на исходе сил Францишка подошла к другой двери, слабо стукнула по ней и упала без сознания на крыльцо.

Глава вторая. "Правитель Данавеи"
  Францишка пришла в себя. Она лежала на широкой скамье под одеялом, в маленькой комнате, и кроме неё здесь никого больше не было. Через крохотное оконце на девочку смотрело усыпанное звёздами небо. Рядом со скамьёй находился большой сундук, на его плоской крышке лежало яблоко и стояла кружка с водой. Во второй кружке поменьше помещалась свеча, сгоревшая более чем наполовину.
  Девочка приподнялась, осмотрелась и взяла в руки яблоко, но, едва она поднесла его ко рту, как услышала громкий писк, затем по полу забарабанили маленькие лапки. Крыса! Вернув яблоко на место, Францишка, привыкшая к этим незваным обитателям дома и ничуть их не боявшаяся, стала вглядываться в пол, одновременно ища рукой свой башмак. Почуяв опасность, крыса выбрала момент и решительно пересекла комнату, пока девочка готовилась к нападению, но Францишка успела заметить отверстие в стене, через которое скрылся грызун, соскочила с кровати и подбежала к нему. Просовывать внутрь руку было опасно, и она с расстояния осматривала обнаруженную нору. Вдруг в отверстии что-то блеснуло. Францишка подошла к сундуку, взяла кружку со свечой и снова наклонилась над дырой в стене. Так и есть: в норе лежало большое кольцо, украшенное квадратным зелёным камнем. Его было нечем поддеть, поэтому Францишка снова вернулась к сундуку, напилась из кружки, а оставшуюся воду выплеснула в нору, чтобы отпугнуть её серую обитательницу, если бы та сторожила возле входа, после чего быстрым движением руки извлекла драгоценную находку.
  Вернувшись в постель, удивлённая девочка принялась внимательно рассматривать тяжёлый золотой перстень и не могла представить, кому он мог бы принадлежать. Наверное, позволить себе такое сокровище был способен только очень богатый человек! Усталость взяла верх, глаза слипались, и Францишка, положив находку на крышку сундука, завернулась под одеяло и закрыла глаза. Засыпая, она пыталась вспомнить, что произошло после возвращения отца из города. "Ах, милый папочка, как же ты поступил со мной! Ведь кроме тебя у меня никого не было!". По щекам бедной девочки потекли слёзы, а через некоторое время она уснула.
  Утром Францишка познакомилась с хозяином дома, зашедшим её проведать. Это был добрый тихий старик, живший в доме один и потому очень обрадовавшийся обществу случайной гостьи. Францишка рассказала ему свою историю, и старик предостерёг собиравшуюся вернуться назад девочку от её замысла.
 - Может, он обрадуется мне.
 - Послушай, Францишка, что я скажу тебе. Даже если так, то, что случилось, когда-нибудь обязательно повторится. Эта рана не затянется сама, а, наоборот, будет только расползаться.
 - Но зачем он так сделал? Почему? - Францишка опять заплакала.
 - Не знаю, но не стоит тебе держать на него зло или пытаться что-то исправлять. Просто живи дальше. Я буду рад, если ты останешься в моём доме.
  Утерев слёзы, девочка вспомнила про найденное кольцо и показала его старику.
 - Это перстень князя, он его давно ищет и обещает награду любому, кто вернёт эту безделушку.
 - Я могла бы вернуть его, - сказала девочка.
 - Это может быть опасно, - предупредил старик. - Князь жесток и вероломен, лучше избегать встречи с ним, если на то нет особой надобности.
  И всё же честная девочка решила вернуть находку её законному владельцу, старик смог лишь уговорить её повременить с осуществлением опасной затеи, а прежде отдохнуть и набраться сил.
  Морозы миновали, зима стремительно теряла власть, уступая весне. По улицам Слезоревска потекли ручейки, горожане смогли наконец покинуть свои дома.
  Францишка проснулась на восходе солнца, накинула пальто и тихонько вышла. Стоило ей спуститься с крыльца, как её сбил с ног какой-то мальчишка, бежавший по улице не разбирая дороги. Девочка встала и направилась к замку.
  По приказу князя массивные ворота крепости закрывались даже днём. Они преградили девочке дорогу, она остановилась и осмотрелась.
 - Эй, пигалица, убирайся отсюда - возле замка нельзя играть, - крикнул сонным голосом стражник, дежуривший на воротах.
 - Простите... - смутилась Францишка. - Мне нужно встретиться с князем.
  Вместо ответа раздался смех.
 - Я принесла его кольцо.
 - Тогда жди здесь, - перестав смеяться, отозвался стражник.
  Через некоторое время в стене недалеко от ворот открылась маленькая калитка, и стражник, выглянувший из неё, подозвал Францишку.
 - Князь примет тебя, иди за мной, - сказал он и повёл девочку через крепость.
  Францишка была поражена. Она и представить не могла, что в Слезоревске за неприступными стенами скрывается ещё один город. Только домов здесь поменьше, и все они богато украшены, не в пример городским халупам. Здесь стояла кузница, наполнявшая округу звонкими ударами молота, тоже бегали дети; увидев Францишку, они останавливались и с интересом рассматривали её. Впереди виднелось ещё одно кольцо стен, отделённое от удивительной улицы узкой рекой, через которую был переброшен деревянный мост. Добравшись до вторых ворот, стражник крикнул пароль и они начали с грохотом открываться.
  За этими воротами располагался тесный двор, вмещавший оружейную комнату, княжеские конюшни и амбар, а в самом центре на фоне скал возвышалась башня донжона - дом князя.
 - Ступай, привратник проводит тебя дальше, - сказал, постучавшись в дверь, стражник и отправился назад на свой пост.
  Вскоре дверь открылась, и хмурый слуга, не сказав ни слова, повёл девочку через бесконечные лестницы, залы и комнаты донжона. Так же молча он остановился перед одной из дверей, постучал по ней и удалился. Девочка, страшно волнуясь, вошла.
  Глазам Францишки открылся огромный зал с высоким потолком. В середине располагался длинный пиршественный стол, уставленный посудой с едой. Правая от входа стена в центре имела огромное вытянутое застеклённое окно, то самое, которое девочка разглядывала, подходя к замку. Оно запотело, ведь в замке было гораздо теплее, чем снаружи, но сквозь него всё же пробивался солнечный свет, делая мрачную крепость чуточку уютнее. Францишке очень хотелось подбежать к окну и разглядеть из него округу, наверное, её взору открылась бы фантастическая картина, но прозвучавший недовольный голос заставил девочку забыть своё желание и посмотреть налево.
  Там у стены на пьедестале располагался княжеский трон. Это был железный стул, покрытый золотом и украшенный рельефами и камнями, с высокой спинкой. На нём сидел хозяин этого замка и всей Данавеи. Сейчас его лицо было багровым, а глаза как будто пытались испепелить гостью. У ног правителя крутился нелепо выряженный мальчишка чуть постарше Францишки и забавно кривлялся.
  Бедная девочка совершенно потеряла дар речи от волнения и растерянно стояла у порога, не смея пошевелиться. К ней подбежал кривлявшийся мальчик и подсказал:
 - Поклонись князю и передай мне кольцо, которое ты нашла.
  Францишка так и сделала. Завладев перстнем, мальчишка вернулся к трону и передал его князю. Опять нависла неловкая тишина, но, когда Францишка уже собиралась отправиться в обратный путь, к ней обратился князь. В его голосе сквозило раздражение.
 - Назови своё имя.
 - Францишка, ваше величество, - ответила девочка и поклонилась.
 - Так, значит, это ты нашла моё кольцо?
 - Да, ваше величество.
 - Где же оно было?
 - В крысиной норе, ваше величество.
 - Вот как! - недобро ухмыльнулся князь. - В крысиной норе...
  Он заёрзал на троне и пробежал взглядом по возвращённому перстню.
 - Ты, вероятно, знаешь о награде, которую я обещал?
 - Знаю, но не смею...
 - Отчего же? - прервав девочку, заорал ещё более побагровевший князь. - Ты получишь её сполна, наглая воровка! Стража!
  Через мгновение в зале появился стражник.
 - Отвести эту мерзавку на конюшню, пусть получит то, чего заслужила.
  Скоро несчастная Францишка вся в синяках и с залитым слезами лицом вернулась к ждавшему её старику и бросилась в его объятия.
 - Успокойся, дитя, всё позади, - говорил он, поглаживая девочку по растрёпанным волосам.

Глава третья. "Прочь из Города Слёз!"
  Прошло около недели после скверного происшествия в замке. Францишка сидела на ступеньках своего нового дома, под зелёной дверью с серебряной ручкой, радовалась приходу весны, с грустью вспоминала отца и своё детство и пыталась представить, как сложится её жизнь теперь. Её тревожные размышления прервал подошедший мальчишка.
 - Здравствуй! - небрежно бросил он. - Это ведь ты та самая девчонка, вернувшая князю его кольцо? Францишка, верно?
 - Да, - подтвердила смущённая девочка.
 - У меня для тебя послание от Джокера.
 - А кто это?
 - Княжеский шут, ты видела его, когда вручала кольцо князю.
  Конечно, Францишка помнила того мальчика, но ничего не сказала - теперь она боялась обитателей княжеского замка и не хотела иметь с ними дела.
 - Послушай, тебе грозит опасность! - продолжал посланник. - Тебя разыскивает стража, и это огромное счастье, что я нашёл тебя раньше них.
 - Но я ничего дурного не сделала! - испугалась девочка.
  Мальчик с тоскливой усмешкой взглянул на неё.
 - Джокер хочет встретиться с тобой, чтобы всё объяснить и помочь.
 - Я не вернусь в замок!
 - Понимаю. В этом нет необходимости. Приходи завтра до рассвета в церковный сад.
 - Хорошо, я приду, - пообещала Францишка, подавив нерешительность.
 - И вот ещё что, - добавил мальчик. - Не появляйся на улице, не то тебя заметят и схватят.
  Посланник умчался, а взволнованная Францишка спряталась в доме. До чего ужасную вереницу несчастий обрушила на неё судьба!
  Почти всю ночь бедная девочка не могла уснуть. Едва стало подниматься солнце, она оделась и выскользнула из дома так же бесшумно, как в то злополучное утро. Ей не хотелось обременять своими неприятностями доброго старика, давшего ей приют, и поэтому он спокойно похрапывал в неведении, иначе, вероятно, удержал бы девочку от этой затеи.
  Улицы Слезоревска были пустынны в этот ранний час, и всё же Францишка держалась в тени, прижималась к стенам домов, чтобы её случайно не обнаружили. Дорога в церковь была ей хорошо знакома, она заходила сюда почти всегда, когда сопровождала отца. Подходя к пышному саду, разбитому у одной из стен церкви, Францишка заметила тёмную фигуру, мявшуюся на месте в ожидании, и заспешила к ней.
 - Как хорошо, что ты пришла! - взволнованно заговорил Джокер. - Слушай, у нас мало времени. Князь снова лишился кольца, конюх убит, и в этом заподозрили тебя.
 - Но как? - удивилась девочка. - Я этого не делала и не смогла бы, даже если бы и задумала!
 - Всё это сделал я, потому что моя душа возмущена жестокостью моего хозяина! - опустив взгляд, признался мальчик. - К сожалению, этим я навлёк на тебя страшную опасность, и теперь хочу всё исправить.
  Францишка окончательно растерялась.
 - Нам остаётся только покинуть Слезоревск, и тебе придётся оставить свой дом и родных.
  Девочка закрыла лицо руками и заплакала. Ей было обидно, что, едва потеряв родительский дом и получив приют, она должна была снова всё потерять.
 - Не плачь, пожалуйста, - неловко улыбнулся Джокер. - Это ведь не навсегда. У меня свои счёты с князем, и клянусь, что когда-нибудь он ответит мне за свою подлость и надменность и потеряет власть. Ты - свидетельница этой клятвы! Пусть небеса обрушат на меня свой гнев, пусть каждый человек проклянёт меня, если я отступлюсь от своего обещания!
 - Но это невозможно! - прошептала напуганная словами Джокера девочка.
 - Возможно! Я пока не знаю, как, но я добьюсь падения тирана. Сейчас же нам нужно бежать, - иначе скоро станет совсем светло и нас схватят.
  Францишка, будто попавшая в кошмар, могла только молчать.
 - Ничего не бойся, Францишка, - весело воскликнул мальчик. - Я буду защищать тебя ценой своей жизни!
  Он протянул девочке руку, она, улыбнувшись и утерев слёзы, дала в ответ свою, и они побежали прочь из Слезоревска.

Глава четвёртая. "Подарок судьбы"
  В лесу, обступившем всю восточную и частью южную стороны Слезоревска, Францишка чувствовала себя дома. Здесь она раньше гуляла или сопровождала отца, которого этот лес кормил. Старый лесоруб пробил недалеко от своего дома целые улицы, с широкими тропинками, устремляющимися вдаль, а по их сторонам на равном расстоянии друг от друга росли ровные высокие деревья. Днём в этой маленькой роще, будто утав от большого шумного мира, прятались и отдыхали солнечные лучи, здесь можно было гулять и ночью, если на небе была полная луна.
  Неприметная тропа вела к небольшому озеру, надёжно укрытому от посторонних глаз косматыми зарослями. В озере Францишка с отцом брали воду, сюда обычно убегала девочка, когда хотела побыть одна. Хорошо зная каждую кочку, каждую яму на пути, она приходила до рассвета, на ощупь, и сидела у воды, смотрела на её безмятежную гладь и прислушивалась к каждому всплеску, и тогда любая печаль становилась меньше, совсем ничтожной, и к тому времени, когда в небе показывался верхний край солнца, к Францишке уже возвращалась её обычная жизнерадостность, но она не уходила, а ждала, когда за водой придёт отец, чтобы обнять его и вместе вернуться домой.
  Вот так всю свою недолгую жизнь Францишка бегала тут или пряталась, здесь остались все её детские мечты, страхи и переживания, сейчас такие глупые и далёкие. А теперь большой старый друг должен укрыть её и её нового знакомого, этого странного мальчишку, от гнева самого князя! В сердце щемило, девочка чувствовала, что в этот момент она навсегда прощается с детством, со своим счастьем, со смыслом своей жизни, и переносится в новый неизвестный мир. Что он несёт ей? Приют в тесном неуклюжем городе вместо привольного дома? Шумного приятеля вместо тихого мудрого друга? Сердце девочки на миг пронзила ревность, и она покосилась на Джокера. "Никогда он не станет мне родным, никогда не получит того, что я доверяла тебе!", - мысленно дала Францишка торжественную клятву лесу, и снова глаза её залились слезами.
  Будто в подтверждение опасений девочки, беглецы миновали знакомую ей часть леса и оказались в дремучих непроходимых зарослях. Францишка стала спотыкаться, трава, по которой никогда не ступали башмаки, цепко хватала её за ноги, всюду валялись старые коряги и острые сломанные ветки. Каждый шаг давался с трудом. "Вернись, милая Францишка, дальше дороги нет - одни только страдания!", - предупреждал лес. "Ах, если бы я только могла, то непременно осталась!", - горько вздохнула девочка. - "Вот и всё... Прощай навсегда, мой милый друг!".
  Так редко получается разуму и сердцу действовать в унисон. Едва Францишка вступила в новый неприветливый мир, как ей понадобился друг и защитник, и она, вопреки данной минуту назад торжественной клятве, стала держаться ближе к Джокеру. Наверно, если бы не страх, девочка заметила бы сейчас это вероломство и возненавидела себя, но жизнь сыграла с ней скверную шутку, заставив объединиться с чужаком из опасения к близкому.
  Открытый нрав Францишки сделал своё дело, и вскоре она оживлённо беседовала с Джокером, и каждое слово открывало перед ней его мир, превращая размытую тень в живого человека.
 - Странное у тебя имя, - призналась Францишка.
 - Джокер - это прозвище, - пояснил мальчик. - Оно означает "шут".
 - Какой ужас!
 - В замке все меня так называли, я давно привык к нему, - пожал плечами Джокер. - Но была одна служанка, она звала меня Фабианом.
 - А как называли тебя родители? - не унималась девочка.
 - Родителей у меня нет. Князь говорит, будто я сам собой появился в костюме шута и с тех пор валяю дурака, потому что больше ни на что не годен.
 - Так не пойдёт, - заявила, улыбнувшись, Францишка. - Я буду называть тебя Фабианом.
 - Как хочешь, Францишка, я не против.
  Так они и ходили всё лето по заросшей густыми лесами Данавее без всякой цели, хотя Джокер таил смутную надежду добраться до вольного города Этрана и обрести надёжное убежище за его стенами. Дети ловили рыбу в тихих и прозрачных как слеза заводях, спали в тени деревьев, разговаривали друг с другом обо всём на свете, и эта волшебная воля помогала им забыть прошлые лишения и радости. Лишь неудобная обувь доставляла им неприятности, заставляя идти медленно, и бесконечные полчища комаров.
  На самом исходе лета ребята наткнулись на ветряную мельницу, одиноко возвышавшуюся недалеко от берега реки.
 - Это очень удачно для нас, если мы хотим пережить предстоящую зиму, - заметил мальчик.
  Оставив Францишку на безопасном расстоянии, он проник в домик и, когда убедился в том, что мельница давно заброшена, позвал свою спутницу.
  С этого момента домашние хлопоты заменили ребятам прогулки по лесу. Францишка прибиралась и мыла уцелевшие вещи, а Джокер, обнаруживший в сундуке молоток и топор, латал щели в стенах, разбирая на доски саму мельницу. Как же новые хозяева обрадовались, когда были сняты и пущены в дело застопоренные кем-то лопасти, прежде заставлявшие механизм издавать зловещий скрежет при каждом дуновении ветерка!
  Едва только домик был подготовлен к зиме, дети снова стали наведываться в лес, чтобы набрать так много хвороста, сколько позволит время. Когда же первый снег скрыл под собой округу, они, усталые и довольные, сидели в своём уютном маленьком убежище перед костром и разговаривали обо всём на свете.

Глава пятая. "По разным путям"
  Казалось, суровой зиме не будет конца и края. Короткие солнечные деньки сменялись лютыми ветрами, несущими охапки снега и ломающими деревья. Несмотря на ремонт, мельницу отчаянно продувало, запасы хвороста быстро иссякали, и ребята, дождавшись ясной погоды, пробирались в лес и рубили ветки, связывали их верёвками и, взвалив себе на спины, изнемогая от их тяжести и глубокого снега под ногами, превращающего каждый шаг в пытку, спешили домой, чтобы не заплутать во тьме ночного леса - это была бы верная смерть.
  Испытав эти муки, Францишка и Джокер с особой радостью встретили новую весну. Наконец, опасность сгинуть от холода и голода осталась позади, и можно было покинуть надоевшую темницу и идти куда угодно, что-то делать, радоваться жизни!
 - Брось, Францишка, грязную посуду, всё бросай и покинем эту ужасную халупу до следующей зимы! - призывал Джокер и беззаботно кувыркался вокруг удивлённой девочки. - Перед нами все дороги и жизнь у нас всего одна!
 - Да разве можно вот так просто оставить наш единственный дом!?
  Джокер перестал дурачиться и с укором взглянул на маленькую хозяйку.
 - И что, ты предлагаешь спрятаться здесь на всю жизнь, забиться, будто крысы в нору, отказавшись от весёлых лучей солнца и воли?
 - Возможно, нас всё ещё разыскивает стража, - напомнила Францишка. - Что будет, если нас увидят и схватят?
 - Думаешь, я забыл об этом? - обиделся Джокер. - Вовсе нет, но нам предстоит бороться за свои жизни. Я знаю, что до князя можно добраться, и потому не стану заточать сам себя.
  Услышав это, Францишка отвернулась и снова погрузила руки в ведро с водой, в котором перемывала скудную мельничную утварь. "Неужели он думает, что способен захватить князя?" - размышляла она. - "Это невозможно".
  Она с тревогой смотрела на Джокера, который с каждым днём становился всё беспокойнее, и вот однажды утром услышала то, чего так боялась услышать.
 - Итак, я ухожу, - серьёзным голосом заявил Джокер. - Я буду искать способ отомстить за тебя и меня. Мне нужно действовать. Пойдёшь ли ты со мной или останешься здесь?
 - Фабиан, послушай... - отчаянно начала девочка, но он не дал ей договорить.
 - Раз так, пускай. Я не обижаюсь на твоё решение и прошу тебя простить моё.
 - Я не обижаюсь, я боюсь за тебя! - заплакала Францишка.
  Джокер смутился.
 - Послушай, Сеза, - он обнял её, - один мудрый старик, служивший в замке, говорил мне, что время от времени супротив солнца проносится маленькая птичка и на миг закрывает его от наших взоров. Понимаешь?
  Девочка стояла и рыдала, опустив голову.
 - Если мне удастся правильно пролететь, дни тирана будут сочтены.
  Некоторое время Джокер молчал, затем продолжил:
 - До свидания, Францишка! Я вернусь осенью, и мы вместе переживём ещё одну зиму. Пожалуйста, береги себя!
  Джокер вышел из дома и отправился навстречу судьбе. Только раз он обернулся и помахал Францишке рукой.
 - До свидания, Фабиан! - прошептала девочка ему вслед и снова зарыдала.
  Опять одна! Опустевшая мельница теперь напоминала Францишке её родной домик, стоящий одиноко посреди леса в угрюмой тишине - ни ребят, ни хоть какого-либо веселья, и только дни проносились однообразной чередой. Жизнь проходила мимо, тринадцать лет своего детства Францишка не раздумывая отдала бы за ещё один такой же год, что она провела в компании своего весёлого Фабиана. Будто два птенца, покинувших гнездо, они упивались свободой, смотрели на мир и улыбались ему, доверившись судьбе, смело шагали по незнакомым тропинкам, а вот теперь ему захотелось закрыть собой солнце, и он, ослеплённый своей мечтой, бросил свою спутницу наедине с неизвестностью.
  Нет, Францишка, как ни старалась, не могла скрыть от самой себя обиду, у неё не было больше сил переносить давящее одиночество. Собрав немного еды, девочка отправилась на поиски людей.
  Чтобы иметь возможность найти дорогу назад, Францишка шла вдоль берега реки, да и сворачивать куда-либо было бессмысленно.
  Спустя порядка двух недель неторопливого пути девочка увидела на плоской вершине высокого холма с пологими склонами большой деревянный дом и поспешила к нему. Рядом с домом располагались голубятня и амбар. Здания немного покосились от времени, но выглядели крепкими и, казалось, могли простоять ещё очень долго.
  На крыльце дома Францишку встретил хозяин - ещё не старый мужчина с приветливым лицом. Девочка поинтересовалась, не найдётся ли в доме работа для неё.
 - Разумеется, работа всегда есть, - ответил мужчина, - только что ты хочешь за неё?
 - Мне достаточно, если бы вы позволили мне жить под вашей крышей, - ответила Францишка.
 - Прекрасно! В таком случае, ты можешь остаться. Думаю, моей жене пригодится помощница, а дочери - подруга, - он открыл входную дверь и позвал: - Нина, Лилиан!
  Францишка познакомилась с маленькой Ниной и хозяйкой дома Лилиан. Женщина была замкнутой и недружелюбной, тогда как живая Нина, полная противоположность матери, очень обрадовалась Францишке.
 - Зачем ты поселил у нас эту бродяжку, Жан? - накинулась на мужа Лилиан, когда они остались наедине. - А вдруг она сожжёт дом или похитит нашу дочь?
 - Что за глупости! - усмехнулся он в ответ. - Послушай, что ты говоришь.
 - Нет, я...
 - Замолчи, Лилиан! В этом доме решения принимаю я, и тебе придётся с этим смириться.
  Францишка с раннего утра до вечера была занята хлопотами по дому, которые поручала ей Лилиан, и всюду за ней следовала шумная Нина, находившая забаву в любом деле. Вечером хозяйка уходила к себе, а девочки оставались на кухне после ужина и слушали Жана, рассказывавшего интересные истории.
 - Я получил этот дом в наследство от отца, - рассказал он однажды вечером. - Дому нужна хозяйка, и вскоре я встретил в соседнем селении Лилиан и взял её в жёны. С тех пор моему покою пришёл конец, - он улыбнулся.
 - Почему? - спросила Францишка.
 - Видишь ли, моя дорогая, Лилиан хочет слишком многого от жизни, - пояснил Жан. - Она не ограничивается тем, что у нас есть, поэтому она такая беспокойная. А мой отец учил меня, что у каждого своё место в жизни, и, только приняв его, человек может обрести счастье.
  Услышав это, Францишка вспомнила Фабиана. Где он теперь, чем занимается? Она поделилась своими тревогами с Жаном.
 - Что и говорить, князь - жестокий человек, - ответил он. - И крестьяне, и люди побогаче страдают от его произвола. Говорят, даже княгине досталось от него, по его приказу она давно томится в темнице или монастыре, если до сих пор жива.
 - За что? - пришла в ужас Францишка.
 - Да поди узнай, - отмахнулся Жан. - Одни говорят, что она ему надоела, другие - будто она родила ублюдка от какого-то барона. Один слух нелепее другого. Но вот что я скажу вам, мои дорогие: никогда не верьте словам! Тот, кто верит словам, будет рано или поздно обманут. Люди могут солгать даже тогда, когда хотят сказать правду. А теперь пора вам ложиться спать! - улыбнулся он, но сам остался после ухода своих маленьких слушательниц и ещё долго смотрел через окно на усыпанное звёздами небо и думал о чём-то.

Глава шестая. "Оплошность"
  За прошедшее лето Францишка и Нина очень сблизились, и даже Лилиан, видя счастливые глаза дочери, смягчила своё отношение к гостье.
  К осени Францишка заметно подросла и из маленькой девочки преобразилась в красивую девушку.
 - Посмотри на себя! - сказала однажды Лилиан. - Скоро наш дом наводнят женихи! Что тогда делать - прямо не знаю.
  Францишка смутилась, а после Лилиан заразила её смехом.
 - Сколько лет тебе исполнилось? - поинтересовалась женщина.
 - Пятнадцать.
 - Значит, я права.
  Но ни о каких женихах Францишка не думала, всё время она рвалась мыслями к Фабиану. Едва начали опадать листья, девушка засобиралась обратно на мельницу в надежде встретить там Фабиана. Ей было жаль расставаться с приютившей её семьёй, но она непременно хотела повидать своего друга, убедиться, что он жив и невредим.
  Францишка быстро добралась до мельницы, с огромным волнением открыла дверь, прошла в запустевший дом и вскрикнула от ужаса - за столом сидел незнакомый ей человек в монашеской рясе, подпоясанной верёвкой, и хлебал что-то из миски.
 - Выходит, я не напрасно ждал, - улыбнулся незнакомец, отодвигая миску и поднимаясь со стула. - Как тебя зовут?
 - Францишка, - шёпотом ответила перепуганная девушка.
 - Ты отправляешься со мной в Слезоревское аббатство, Францишка! - заявил монах. - Аббат подозревает тебя в колдовстве и желает допросить.
  Усадив Францишку впереди себя на осла, монах поскакал по широкой дороге, проложенной среди лесов Данавеи, прямиком в столицу к своему господину и наставнику.
  К аббату князь обратился сразу же после исчезновения шута и любимого кольца. Неисправимый фанатик, собрав в одну картину потрясшие замок события, заключил, что обычному человеку не удалось бы проникнуть незамеченным в столичную крепость и покинуть её, зато подобное под силу демону или ведьме, а убийство конюха явно указывало на то, что искомой нечестивицей является Францишка, мстящая за причинённую обиду.
 - Куда же мог деться Джокер? - недоумевал князь.
 - Шуты, ваше величество, есть прихвостни нечистого, - наставительно ответил аббат. - Вероятно, теперь он одержим ведьмой и служит ей.
 - Подумать только, она стояла напротив меня, - испуганно произнёс князь и передёрнул плечами.
 - Ничего страшного, ваше величество, я найду её и привлеку к строгому суду!
  С тех пор беглецов искала не только стража, но и рассеявшийся по Данавее отряд монахов.
  Францишку доставили сначала в замок, где её тайно и с безопасного расстояния опознал князь, а после повезли по проложенной между возвышавшимися над крепостью скалами дороге. Аббатство располагалось в сердце этих исполинов, служивших ему лучшей защитой.
  Аббат лично встретил прибывших, вывел обвиняемую на площадь двора, перед которой выстроились все обитавшие в общине монахи, и произнёс торжественную речь:
 - Братья мои, вот и настал, спустя три года поисков, день, когда мы схватили эту несчастную дочь дьявола, его рабыню, творившую в наших землях ужасные деяния, и теперь мы сможем допросить её и наказать, избавить это несчастное дитя от скверны.
  Он повернулся к Францишке и спросил:
 - Скажи, ты признаёшь себя виновной? Сознайся перед нами в своих проступках, чтобы мы могли помочь тебе.
 - Я ни в чём не виновна! - ответила девушка.
 - Ложь! - гаркнул аббат. - Эта ведьма обвиняется в двукратной краже перстня нашего светлейшего правителя, убийстве одного человека и похищении другого, а также, вероятно, в ходе следствия мы установим прочие злодеяния, совершённые за три года, что заняли поиски.
  Распалившийся старик жестом подозвал монаха, доставившего Францишку в аббатство.
 - Брат Луи смог перехитрить и изловить ведьму, и за это я на неделю избавляю его от обязанностей на наших полях.
  Монахи шумно порадовались за своего отличившегося товарища.
 - Вам, братья мои, - продолжал аббат, - хорошо известно из устава, что мы не применяем изуверских пыток в стенах нашей обители. Как бы ни хотелось вам воздать злу заслуженную кару, воздержитесь, не уподобляйтесь этому злу, да не станет наш дом его домом! Наша с вами вера и наш дух сильнее любого демона, и мы не примемся, убоявшись, ломать ему кости или вырывать внутренности, но сможем изгнать, когда придёт время! Эта ведьма, именующая себя Франческой, будет жить взаперти в келье и ждать своей участи.
  Аббат снова жестом подозвал Луи.
 - Брат Луи, отведи её в подготовленное помещение. В первую неделю ничего, кроме хлеба и воды, не давать. Поручаю её тебе. А теперь всем разойтись на работы, - обратился аббат к монахам и удалился в свои покои.
  Аббат сдержал своё слово, и Францишку, отрицающую все вменяемые ей обвинения, не пытали, если не считать пыткой скудное питание и заточение в мрачной комнате. Когда же аббат требовал, чтобы упрямая девушка по-своему объяснила произошедшее в замке, она молчала, скрывая от фанатика роль Фабиана, считающегося пострадавшим от её происков. Она понимала, что это молчание рассматривается как доказательство её вины, и всё же принесла эту жертву ради друга.
  Монах Луи беспредельно доверял своему наставнику и тоже полагал, что душу Францишки ещё можно спасти. Регулярно он посещал свою подопечную, пытался вдохнуть в неё надежду и уговаривал довериться аббату, желающему ей только добра. Францишка не держала зла на Луи, она была рада поговорить хоть с кем-то, кроме аббата, но со временем её силы угасали и она уходила в себя, теряя интерес к происходящему и становясь рассеянной. Луи отстал от девушки лишь тогда, когда она перестала обращать внимание на него и его вопросы.

Глава седьмая. "Чужая власть"
  Уже несколько недель тёплые радостные лучи весеннего солнца освещали унылую келью Францишки, пробиваясь сквозь крохотное оконце в стене. Попав в эту тюрьму, девушка сначала жадно смотрела через него на мир, её душа рвалась на волю, прочь от братьев-монахов с их священными проблемами и обязанностями, но потом пришла зима и своей ледяной рукой окончательно вырвала надежду пленницы. Девушка как могла сохраняла остатки стойкости и рассудок, хотя страшная пустота обволокла всё её существо и с каждым днём всё сильнее сжимала объятия. Вот и теперь Францишка, обессилевшая от голода до того, что не в силах была встать, лежала на жёсткой постели и смотрела в никуда невидящим взором не мигающих глаз.
  В очередной раз явился аббат и стал рассказывать девушке про счастливые, полные забот будни залитого весной аббатства, будто дразня её, а потом вдруг заговорил заученные фразы.
 - Признайся, дитя моё, что тебя гнетёт нечистая совесть.
  О, сколько раз слышала это несчастная Францишка, с первых дней старый фанатик терпеливо внушал ей одни и те же обвинения. Сегодня девушку оставили последние силы, и она, погружаясь в сон, прошептала:
 - Да.
  Лицо аббата на миг озарилось искренней улыбкой, он взял себя в руки и продолжил допрос.
 - Очень хорошо, дитя моё, ты наконец сказала правду! Исповедайся мне, и тогда я смогу тебе помочь. Признайся, ведь ты украла кольцо нашего светлейшего правителя?
 - Да.
 - И ты убила конюха и похитила княжеского шута?
  На этот вопрос Францишка ничего не ответила. Тогда аббат, решивший сегодня же покончить с упрямой ведьмой, сунул ей в руку кусочек сыра, который она моментально положила в рот и съела.
 - Если ты признаешься во всём, то получишь ещё больший кусок, - пообещал он. - Так это ты убила конюха и похитила шута?
 - Да.
 - Также ты расправилась с жившими на мельнице людьми и заняла их дом?
  Тяжёлая дрёма на мгновение отступила, позволив Францишке понять, сколь мерзкие и страшные преступления пытается вменить ей аббат, и, взяв себя в руки, девушка отрицательно покачала головой.
 - Нет!
  Лицо аббата вспыхнуло от ярости.
 - Как ты смеешь лгать мне, несчастная! - закричал он.
 - Я не делала этого, - прошептала Францишка и тихонько заплакала.
  Заперев за собой дверь кельи, аббат в дурном настроении отправился на рыночную площадь Слезоревска. Долго бродил он там от прилавка к прилавку, сверля окружающих своими пронзительными глазами, пока не увидел наконец торговку, которую искал. Это была местная знахарка, продававшая целебные травы и посещавшая больных.
 - Добрый день, мадам, - пробубнил старый фанатик. - Чем это вы торгуете?
  Увидев аббата, старушка побледнела и съёжилась.
 - Ничего особенного, господин. Обычные травки, полезные для здоровья.
 - В самом деле? - будто не поверив, переспросил аббат и, взяв в руку горсть мелко порезанной зелени, принялся её рассматривать. - До меня дошли слухи, что вы практикуете белую магию и таким образом помогаете даже в самых тяжёлых случаях.
  Свершилось то, чего, каждый день появляясь здесь, боялась знахарка. И раньше аббат и монахи проходили мимо её прилавка, но никогда даже не заговаривали, а сейчас, вероятно, церковник собрал какие-то доказательства или нашёл свидетелей.
 - Уверяю вас, господин, никакого отношения к колдовству мой товар не имеет! - торговка натужно улыбнулась. - Я продаю самые обычные травы, которые собираю в лесу.
  Старик нахмурился и некоторое время молча рассматривал мешочки с засушенной зеленью и всевозможными ягодами.
 - Хорошо, если так, - сказал он наконец. - Сейчас в нашей общине находится тяжело больная одержимая, и мне хотелось бы, чтобы вы взглянули на неё. Вероятно, бедняжке не обойтись без ваших чудесных трав.
  Деваться было некуда, и знахарка, горько оплакивая свою судьбу, сунула каеие-то травы в сумку и с тяжёлым сердцем отправилась в аббатство в сопровождении его сурового настоятеля.
  Перешагнув порог кельи и увидев жалкое состояние его обитательницы, целительница вовсе упала духом. Остановившись у постели Францишки, аббат принялся объяснять, что ведьму невозможно полностью исцелить, пока она не признается во всех совершённых злодеяниях.
 - Я привёл вас сюда, мадам, чтобы вы, применив свои познания во врачевании, сломили упрямство этой несчастной, - подвёл итог аббат, - и тогда я смогу исцелить её душу.
  Знахарка тяжело вздохнула, достала какие-то ягоды и принялась изготавливать мазь. Закончив, она обернулась к фанатику.
 - Теперь мне нужно натереть этой мазью тело девушки.
 - Я подожду за дверью, чтобы не впадать в искушение, - кивнул аббат и удалился.
  Старушка бросила очередной полный грусти взгляд на тяжело спящую Францишку, минуту колебалась, а потом наклонилась к ней и прошептала:
 - Потерпи ещё немного, бедное дитя. Ты умрёшь раньше, чем этот сумасшедший разведёт костёр.

Глава восьмая. "Новое утро в Данавее"
  Звон большого колокола раздался сразу после обеда, возвещая членов общины о необходимости собраться на площади аббатства. Когда все монахи пришли и выстроились в ожидании, дверь одной из келий открылась и оттуда вышел торжествующий аббат, ведя за руку Францишку. Какой у неё был вид! Она щурила глаза, будто боялась света, и пыталась спрятать лицо, её руки, ноги и голова дрожали и дёргались, при этом девушка тяжело дышала и, казалось, не понимала, что поисходит и где она находится. Монахам стало не по себе.
  Остановившись перед собранием, аббат велел двум монахам держать девушку, а сам принялся задавать ей свои вопросы. С трудом произнося слова хриплым голосом, Францишка признала все обвинения.
 - Какая же сила помогла тебе совершить всё это? - задал аббат последний вопрос.
  В памяти девушки всплыл месяцами внушаемый ей ответ, и всё же что-то мешало ей произнести его. Болезненная лихорадка наполнилась борьбой слов и чувств, в памяти возникали лица людей, знакомых и неизвестных, они что-то кричали, бранились. Одни старались заглушить роковое слово или исказить его, переставляя или заменяя буквы в нём, другие, наоборот, призывали девушку не отвлекаться, говорили что она знает правильный ответ и обещали ей выполнение любых желаний, если она только произнесёт его. Голова Францишки разрывалась от наваждения и жутко болела, сердце отчаянно колотилось. Аббат, терпеливо ожидавший, когда девушка сама вынесет себе приговор, в конце концов вышел из себя.
 - Говори же, кто тебе помогал! - закричал он.
 - Дьявол, - прошептала Францишка, желая лишь прекращения невыносимой муки.
 - Вот и всё, дитя моё, - ласково заговорил добившийся своего аббат, - теперь я знаю правду и скоро освобожу тебя от нечистого.
  Ближе к вечеру старик явился к князю и рассказал ему о своих успехах.
 - А известно, что стало с моим перстнем? - поинтересовался правитель Данавеи.
 - Нет, но, вероятно, она его просто потеряла, так как при ней его не оказалось и обыск мельницы был бесплоден, - заявил аббат. - Если же ей удалось продать перстень, вы, полагаю, узнали бы об этом.
 - Как же, узнаешь - вокруг одни проходимцы и растяпы! - заворчал князь. - Чёрт знает, что творится!
 - Не упоминайте без надобности нечистого, - предостерёг аббат. - Завтра утром на площади перед донжоном я казню несчастную ведьму, и к вам снова вернётся покой. Объявите об этом народу, пусть люди соберутся на казнь, и да послужит она им напутствием.
  Едва занялся новый день, на просторном дворе у подножия донжона закипела зловещая работа: палач закапывал в землю конец толстого шеста, его помощники сновали туда-сюда с охапками соломы и хвороста. Сонные люди - простолюдины, ремесленники и торговцы - в предвкушении жуткого зрелища полукругом обступили место предстоящей казни, с каждой минутой их количество росло.
  Внезапно зевак растолкала группа монахов, расчищавшая путь неспешно шедшему аббату, гордо опиравшемуся на свой посох - символ власти и служения священной миссии, - и ослику, везущему в маленькой тележке пребывающую в беспамятстве Францишку. Увидев ведьму, толпа оживилась, люди заспорили между собой, доказывая своё мнение относительно "тени дьявола", как мгновенно нарекли девушку за её истощённый и безумный вид. Спор этот прервал аббат, жестом потребовав внимания.
 - Как вы, все здесь собравшиеся, знаете, сия девушка, имя которой Франческа, призналась в своём сговоре с дьяволом, и теперь, следуя своей святой обязанности, я должен очистить её от скверны. Но что есть эта скверна? - он окинул толпу испытующим взглядом, однако никто не решился ответить на прозвучавший вопрос. - Скверна - это плоть, скверна - это материя, скверна - это то, что вокруг нас, это мы сами! Если плуг, побывав в земле и воде, рано или поздно превращается в пыль, то это скверна! Тела наши после смерти становятся землёй, потому что они есть скверна! Скверна создана дьяволом для его целей, он властен повелевать ею, располагать по своему усмотрению, и потому все мы должны бороться с собственными телами, отказывать им в желаниях и наказывать за порывы, и только так мы боремся с дьяволом, нарушаем его мерзкие планы!
  Аббат замолчал и снова осмотрел собравшихся. По их сосредоточенным лицам он понял, что проповедь их заинтересовала, и поспешил продолжить:
 - И всё же есть различие между нами и упомянутым плугом - у нас есть душа. Душа создана богом, она не болеет, не стареет и остаётся неизменной, она есть полная противоположность скверне и ведёт с ней вечную борьбу. Наша единственная задача - заботиться о ней и помогать ей. Тот же, кто не умерщвляет плоти, кто излишне питает её и способствует её распространению, достоин порицания.
  Аббат указал рукой на Францишку, что-то бормочущую в бреду.
 - Эта же несчастная не только заботилась о плоти, но и вступила в связь с создавшим её нечистым, поддавшись на его уговоры и прельстившись обещаниями. Так простим же её, ибо она слаба и молода, поможем ей освободиться от скверны, ибо и мы сами грешны! Пусть огонь, пожиратель скверны, освободит душу этой девушки от борьбы и убережёт от падения!
  Потрясённая речью толпа пришла в исступление и с нетерпением ждала исполнения страшного приговора. Аббат затерялся в группе монахов, а палач привязал девушку к столбу...
  Словно гром среди ясного неба, в этот момент из окна донжона с отчаянным воплем вылетел человек, за ним ещё один, и оба разбились насмерть у ног ошалевших зевак. В толпе поднялся крик, началась давка.
 - Нечестивый пытается защитить свою рабыню! - гневно закричал аббат, хотя его уже никто не слушал. - Будьте сильны, дети мои!
  Парадная дверь донжона открылась изнутри, и на площадь с ликованием вырвались десятки крестьян, вооружённых кто чем. К этому времени стража на стенах и башнях, поняв причину беспокойства, уже стекалась к донжону со всех уголков крепости, истошно затрезвонил набат. Внезапно все участники этого страшного хаоса застыли на месте: из проёма парадной двери, прижав к себе князя, а к его горлу нож, вышел парень. Встав спиной к стене вплотную, он остановился и закричал:
 - Сделайте ещё одно движение, собаки, и я зарежу этого несчастного, а после я и мои люди набросимся на вас, и вы поплатитесь жизнями за своего господина!
  До смерти перепуганный правитель пытался отдать какой-то приказ стражникам, его тело безвольно повисло на руке мятежника и извивалось. Растерянные стражники, опасаясь своими действиями навредить хозяину, остановились и предоставили ситуацию воле судьбы.
 - Замечательно! - растянулся в улыбке разбойник. - А теперь, друзья мои, отберите у них оружие и свяжите.
  К нему подошёл огромный человек с заросшим лицом.
 - Может, лучше перерезать этих недоносков в память наших погибших товарищей?
 - В этом нет никакой необходимости, ты же видишь!
  Бунтарь пожал плечами, развернулся и занялся складированием отбираемого у стражи оружия.
  Заметив столб и рассмотрев привязанную к нему девушку, Джокер, а это именно его клинок царапал толстую шею захваченного монарха, отчаянно закричал:
 - Францишка!.. Францишка!.. - и, волоча за собой задыхающегося князя, бросился к столбу.
  Когда он перерезал верёвки и разрубил цепи, девушка упала в его объятия, и ему показалось, что она мертва. С яростью толкнув князя и указав на него трясущейся от гнева рукой, он громко приказал:
 - Казнить!
  Францишка была жива, но пребывала в бреду и не понимала происходящего. Ей мерещилось, будто домой вернулся отец, начал ругать её, а после, распахнув дверь, через которую в избушку ворвался страшный мороз и полетел снег, закричал: "Казнить!". Маленькая Францишка заплакала и зашептала: "Не надо, пожалуйста! Не надо!".
  Услышав эти слова и поняв, что его милая подруга жива, Джокер приказал запереть ненавистного князя и позвал за врачом, а сам стал пытаться разбудить девушку.
 - Сеза, Сеза! Это я - Джокер. Сеза, приди в себя, прошу тебя!
  Но она не отвечала. Подвели доктора, и тот под наблюдением бунтаря с заросшим лицом, являвшегося первым помощником Джокера и его верным другом, вместе с Джокером, несущим на руках Францишку, отправился в покои свергнутого правителя, где незамедлительно занялся лечением девушки.
 - Он может навредить, - предупредил косматый крестьянин, указывая на врача.
 - Ошибаешься, Рональд, - возразил Джокер. - Этот человек сделал для нашей победы не меньше, чем ты, я или кто-либо другой из нас. Займись лучше князем. Запереть его в подвал, три дня не кормить, два не давать воды.
 - Исполню в точности!
 - Смотри в оба, чтобы он не провёл тебя. Запретить часовым обращать на него внимание.
  Джокер бродил по замку сам не свой. Исполняя его приказ, бунтари заключили стражу вместе со свергнутым монархом в подвал донжона, откуда выпустили всех обнаруженных узников. Охранять тюрьму назначили вахту по два человека, два отряда по три человека занимались распределением освобождённых людей.
  Выбив тяжёлую дверь восточного крыла, исследовавший замок отряд бунтарей обнаружил с виду нежилые мрачные залы: все вещи здесь утопали под толстым слоем пыли, углы стен и окна заросли паутиной, будто призрачной вуалью. Заметив что в одном из кресел кто-то сидит, Рональд, возглавлявший этот отряд, от неожиданности застыл на месте, а после подошёл вплотную. Уже немолодая женщина обернула на него взгляд своих пронзительных серых глаз, продолжая хранить молчание.
 - Кто вы такая, мадам, и что здесь делаете? - нарушил неловкую паузу Рон.
 - Меня зовут Зося, - с трудом произнося звуки, ответила женщина. - Я приводила в порядок комнаты моей госпожи.
 - Экая дурнушка! - грубо засмеялся Рон, услышав исковерканную речь служанки.
 - А что происходит? - поинтересовалась Зося.
  Опуская подробности, один из крестьян объяснил, что у замка и всей Данавеи отныне новый хозяин.
 - Если будет позволено, я бы осталась здесь и продолжила служить, - сказала женщина. - Мне больше некуда пойти.
 - Разумеется, - махнул рукой Рональд. - Работай, если хочешь.
  Зося улыбнулась, встала с кресла, поклонилась и побежала на кухню, где уже вовсю шло приготовление праздничного обеда.

Глава девятая. "Прошлое, блокада и будущее"
  Когда Францишка открыла глаза и узнала своего Фабиана, он наконец избавился от давившего его горя и впустил в сердце огромное счастье победы и встречи с другом. Следуя рекомендации врача, запретившего будить в слабой девушке страшные воспоминания, он всячески уклонялся от попыток Францишки рассказать о постигших её за год разлуки приключениях, и ей даже показалось, что ему безразлична её судьба.
 - Ты не скучал по мне? - спросила она, желая найти причину этой холодности.
 - Как тебе только такое приходит в голову, милая Сеза! - возмутился Джокер. - Просто я вообразил, что ты захочешь сперва услышать мою историю.
 - Очень хочу! - забыла обо всём Францишка.
  И он каждое утро сидел на её роскошной постели и рассказывал. Часто к ним присоединялась Зося, напросившаяся в гувернантки больной.
  Покинув мельницу не имевший определённых планов Джокер отправился вдоль реки. Долго продвигался он вперёд торопливым шагом, различные идеи посещали его голову. Наконец, он решил искать помощи в Этране - свободном городе на окраине Данавеи, куда почти не проникала княжеская власть.
  Но дойти до Этрана ему не довелось. Однажды днём он наткнулся на одетого в грязные лохмотья мужика, ловившего в реке рыбу.
 - Не иначе как толстосум забрёл к нам в лапы, - сказал, вскочив, мужик и схватил в руки большой серп.
  Очевидно, похожим на "толстосума" Джокера делала пёстрая некогда одежда шута, сшитая из дорогой ткани. Со времени побега из Слезоревска она потускнела, сменив нелепые яркие оттенки на те, что предпочитали богатые чиновники и купцы.
 - Я всего лишь княжеский гонец, - соврал Джокер, - при мне кроме устного послания в Этран ничего нет.
 - Тогда с тобой захотят побеседовать мои приятели, - заявил мужик, собрал снасти и повёл Джокера в чащу.
  Вскоре парень узнал, что в лесу укрылись беглые крестьяне, не желавшие больше ни дня гнуть спину на князя и его прихвостней. У некоторых из этих людей имелись знакомые в окрестностях замка, его подвалах и Слезоревске, и они наперебой выкрикивали послания, которые Джокер должен был передать в обмен на то что славные бунтари его не прикончат. Разумеется, парень дал такое обещание и даже напросился к крестьянам на ночлег, ведь за время его пребывания в лагере спустилась ночь.
  Сидя у костра, Джокер внимательно вслушивался в переговоры крестьян. Речь у них зашла о дальнейших действиях лагеря. Само собой, эти простые плохо вооружённые люди и помыслить не могли о нападении на Слезоревский замок, ограничиваясь набегами на мелкие деревеньки и отдельные усадьбы в поисках запасов провианта и инструмента. Приняв это к сведению, Джокер понял, что судьба послала ему шанс, возможно, единственный, чтобы он мог отомстить князю за унижения и освободить Данавею от его тирании, и он решил им воспользоваться во что бы то ни стало.
  Утром Джокер дал бунтарям понять, что недолюбливает своего господина и, кроме того, знает замок как свои пять пальцев.
 - Уж не хочешь ли ты сказать, - покосился на него один из бунтарей, - что мы могли бы с твоей помощью завладеть крепостью?
 - Именно это, - подтвердил Джокер, поставив на карту всё.
 - Мне кажется, ты слишком хлипок для подобных дел, - засмеялся верзила, ковырявший палкой костёр.
 - Зато, как я уже говорил, мне знаком замок, а также я умею читать и писать, кое-что смыслю в изготовлении оружия и тактике боя.
  Джокер не врал. Будучи приставучим малым, он в свободное от развлечения хозяина время часами пропадал в кузнице или библиотеке, выпытывая у кузнецов и учёных хитрости их ремесла, а на пешие и конные бои он вдоволь насмотрелся на бесчисленных турнирах, проводившихся на обширном поле северо-восточнее Слезоревска.
 - Парень прав! - заявил, тяжело поднимаясь, поседевший за долгую жизнь крестьянин. - Хватит нам уже разбойничать и обирать таких же людей, как мы с вами, таких же крестьян! Если этот юноша способен помочь нам покончить с проклятым самодуром, то мы должны пойти за ним!
  Крестьяне поднялись на ноги и радостно закричали. Джокер же стоял рядом и не мог поверить своей удаче.
  "Княжеского гонца" единогласно выбрали полководцем, обязав его привести отряд к победе. И он, позабыв обо всём на свете, втянулся в организацию предстоящего похода. Парень понимал, что соваться в столь малом количестве в крепость было бы самоубийством. Да, гарнизон замка невелик, но он отлично укреплён и может дать отпор врагу, двукратно или даже троекратно превосходящему по численности. Поэтому первым делом были разосланы в окрестные деревни и, главное, в Этран - анклав, непримиримо противостоящий Слезоревску, - посланники, призванные вербовать в отряд новых бойцов, желающих свергнуть князя. Угнетённые деревни помимо своих молодцов отправляли к бунтарям телеги с различными вещами и едой.
  Джокер наладил изготовление простого оружия. Топоры насаживались на длинные рукояти, а молотки крепко и плотно связывались друг с другом в большие и тяжёлые молоты или снимались с рукоятей и прикреплялись к цепям. Нашлись люди, способные изготовлять луки и стрелы к ним.
  Ближе к осени заметно усилившийся отряд сделался уже грозной силой, и всё же Джокер сомневался в победе.
 - Выше нос! - подбадривал его Рон - крепкий и добродушный, но не очень сообразительный парень, ставший хорошим другом Джокера и его верным помощником. У Рона было особое чутьё, как у зверя, которое с лихвой компенсировало его плохую смекалку.
  Поближе узнав этих людей, Джокер проникся уважением к их общности, к их труду, и теперь особенно боялся навредить мероприятию. "Моя месть больше не принадлежит мне одному", - понимал он, поэтому принял дополнительные меры предосторожности.
 - До того нас стало много, что всем сразу и не втиснуться в ворота Слезоревского замка, - пошутил однажды он. - Пора прекратить вербовать новых людей, это может быть небезопасно. Только увеличив наше мастерство, мы можем победить!
  Учебные бои закипели с новой силой, в них участвовал и неискушённый в боевом ремесле предводитель. В одной такой схватке противник ударил его палкой по руке, камень из перстня князя, который парень не снимал с пальца, выпал, а вместе с ним на траву полетел клочок тончайшей ткани, невесомой, будто паутинка. Подняв его и развернув, Джокер всмотрелся в вышитый на нём крохотный узор.
 - Как по-твоему, что это такое? - спросил он, показывая Рону находку.
 - Откуда мне знать, каракули какие-то, - скривился Рон. - Ты же грамотный, чего у меня спрашиваешь?
 - Да это же схема Слезоревского замка! Вот, смотри: два рукава реки и остров посередине, вот тут город...
 - Нам-то какая польза?
 - Не знаю, - признался Джокер. - Только князь очень переживал из-за этого кольца.
 - Дорогое оно, вот и переживал, - усмехнулся Рон.
 - Балда ты, Рон! - ответил парень. - У него таких несметное количество.
  Через несколько дней Джокера, все мысли которого занимала эта схема, осенило.
 - Я уезжаю, чтобы проверить кое-что, а ты остаёшься за главного в это время, - заявил он Рону, приготавливая лошадь. - Буду назад через месяц или раньше.
  Вернулся Джокер печальный, но с хорошими новостями для бунтарей.
 - Я выяснил, что это - карта пещеры, ведущей, как мне кажется, прямо в сердце замка, - заявил он Рону. - Никому не говори, чтобы исключить предательство. Перед нападением мы сменим план.
 - Хорошо. Только что-то ты не выглядишь весёлым, - заметил помощник.
 - Тебе показалось.
  Рон был прав. Джокер поехал в замок через мельницу, намереваясь забрать Францишку в лагерь. До этого он сомневался, безопасно ли привести девушку к этим людям, а теперь, когда доверился им как самому себе, решился, однако не обнаружил её на мельнице и теперь, не зная причины её отсутствия, места себе не находил. Страшно даже подумать, чем бы окончилась судьба восстания и жизнь девушки, узнай он о том, что Францишка находится в лапах аббата.
  Выступать зимой было трудно, да и надобности в этом Джокер не видел, поэтому назначил нападение на весну. Всё это время бунтари, ставшие уже сносными бойцами, продолжали тренироваться.
  И вот долгожданный день настал! Бунтари двинулись напрямик через лес, достигли окрестностей Слезоревска и разбили временный лагерь. Джокер обратился к своим людям с речью:
 - Наша цель, друзья, близка! Все мы много работали и многого достигли, но ни на миг не забывайте, ради чего мы всё это делаем! Вам знаком план атаки, однако, мы будем действовать по новому плану, который я сейчас изложу.
  Его перебили недовольными возгласами. "Как так?!", "Что ещё за план?", - роптали крестьяне, заглушая друг друга.
 - План держался в тайне, чтобы обезопасить наше дело, - объяснил Джокер, когда люди немного успокоились. - Итак, вот что мы сделаем...
  Вход в пещеру располагался в нескольких километрах севернее по течению от замка. До подножия скал бунтари добирались, переплыв спокойную реку, у входа была сформирована заранее подобранная и подготовленная группа лучших бойцов, посвящённых в тайну секретного плана и наизусть знавших схему пещеры.
  Так как пещера была узка, ведущая группа двинулась сразу после сбора, остальные бунтари, переплывая реку, непрерывной вереницей подкрепляли атаку сзади. Отдельный специальный отряд, замаскированный под простых горожан, рассеянным строем подбирался к главным воротам на случай попытки князя сбежать через город.
  Джокер ступал по пещере впервые. Когда он разведывал округу, подтверждая карту, то ограничился лишь обнаружением её входа, и правильно сделал, что не полез дальше! Князь расположил здесь самых крепких стражников, но из-за боязни огласки число этих воинов было небольшим, и ведущая группа быстро с ними расправлялась, а самые быстрые мятежники преследовали и добивали бросавшихся за подмогой стражников. Появились первые жертвы в отряде Джокера. Захваченные погоней и видом крови противника и соратников, бунтари торжественно заголосили и ринулись вперёд, легко ориентируясь по памяти, от них не отставало прибывающее подкрепление.
  Естественная скалистая пещера постепенно уходила вглубь и перешла наконец в вырытый человеческими руками туннель, проходящий под мелководным почти стоячим рукавом Тиюль. Этот рукав был проложен строителями замка после устройства подземного прохода, стены которого состояли из валуна, подпиравшего толстый деревянный потолок. Искусственный рукав реки отделял север Слезоревского замка от подножия скал. Тоннель был очень тесным, и Джокер уже начал бояться за успех атаки.
 - Не втискиваться по двое, проходить шустро по одному, - приказал он. - Передайте назад.
  Рон выскочил вперёд и прибавил шаг. Увидев перед собой тяжёлую дверь, он замахнулся огромной кувалдой и не прошло и минуты, как она вылетела на середину широкого коридора. Джокер первым ворвался в хорошо знакомый ему донжон и побежал по комнатам в поисках князя, круша направо и налево. Бунтари помнили его предупреждение: "Не захватим быстро князя - понесём тяжёлые потери или вовсе сгинем!", поэтому тоже искали злополучного монарха, разделившись на большие группы.
  И всё же обнаружить князя довелось Джокеру. Пока Рон расправлялся с телохранителями, выбрасывая несчастных из окон, бывший шут схватил правителя, готовившегося поприсутствовать на казни Францишки, и вытащил его во двор...
  Весна была уже в самом разгаре, когда княжеский врач заявил, что Францишка почти совсем поправилась, но проблемы Джокера на этом не закончились.
  С печалью смотрел он на то, как простые люди, рисковавшие жизнями ради свободы и прав, маялись от безделья: они праздно шатались по величественному замку, заменившему Джокеру дом, сквернословили, сорили и потехи ради уничтожали дорогую посуду и бесценные вещи. Разве за этим они шли сюда, презрев опасность? И разве не вели они себя так раньше? Предводителю восстания подумалось, что эти люди сами виноваты в своих проблемах и что жизнь их способно изменить разве только чудо, но он гнал эту крамольную мысль, и она, будто червь, уползла глубоко в сердце и засела там.
  Желая хоть как-то отвлечь бунтарей от пирушек и погромов, Джокер распорядился уничтожить тайный ход в замок, который теперь обсуждался на каждом углу.
 - Когда мы установим новое правление Данавеи, оно должно быть в безопасности от повторного взятия замка, - заявил Джокер во время очередного торжества в парадном зале.
 - С этим-то мы мигом управимся, - ответил один из захмелевших бунтарей, - а вот когда же мы увидим нового князя?
  Этот вопрос был поддержан дружным гомоном. Джокер нахмурился. Он понимал, в какую нелёгкую ситуацию попал. Бунтари желали видеть правителем его, ждали, что он одним указом решит все их проблемы, перевернёт с ног на голову устоявшийся порядок вещей. Эти люди видели цель, а дорога к ней их мало волновала.
  Со времени захвата замок был полностью отрезан от внешнего мира, и даже провизия бралась из имевшихся в амбаре припасов, как при осаде. Прознав о перевороте, правители сопредельных стран отправили в Слезоревск послов, и те, столкнувшись с блокадой, осели в городе и принялись разнюхивать ситуацию. В любой момент кто-то из соседей мог решиться воспользоваться слабостью страны и вторгнуться в неё с войной.
  Положение становилось отчаянным. Пещеру действительно удалось завалить в кратчайший срок, также был затоплен тоннель под рекой, и снова бунтари погрузились в гнетущее ожидание.
 - Нужно поторопиться с твоей коронацией! - не выдержав напряжения, заявил Джокеру Рон.
  Джокер хотел было возмутиться этой дерзостью, но осёкся. Бунтари формировали стаю, будто волки, и втягивали своего предводителя в борьбу за право приказывать, всё устраивалось таким образом, чтобы их цель стала его собственным желанием. Но "вожак" лишь усмехнулся: княжеский гонец уже один раз доказал этим простолюдинам свою сообразительность, им и теперь не удастся провести его. И всё же он чувствовал ответственность перед ними и не решался так просто их бросить. Чтобы успокоить совесть, он решил узнать мнение Францишки.
  Ранним утром следующего дня они неспешно прогуливались по княжескому парку. Яркие лучи ликующего солнца согревали душу, а совершенно прозрачный воздух с каждым вдохом прояснял мысли. Францишка сняла туфли и шла босиком по влажной траве, как привыкла с детства, и с каждым шагом казалась себе всё младше и младше, оставляя позади одну проблему за другой, навсегда забывая лица и слова людей, коверкавших её жизнь. Когда Францишка остановилась, она опять была счастливой тринадцатилетней девочкой. Она смутно помнила, как накричал на неё отец, но ей достаточно сбегать на заветное озеро, чтобы простить его.
 - Теперь, Францишка, мы сами распоряжаемся своими жизнями и можем идти любой дорогой, - натянуто улыбнулся Джокер. - Здорово, не так ли?
  Голос Фабиана нарушил охватившее девушку наваждение. Она пристально посмотрела в его глаза и лёгкая печаль завладела ею, ведь его лицо тоже показалось чужим. Только из благодарности к тому, кто спас её от лютой смерти, Францишка продолжала стоять в пышном саду и нежно смотрела на шута, хотя её сердце отчаянно рвалось домой. Лишь пустым тревожным сном были минувшие три года, теперь настало время сбросить безобразную иллюзию и продолжить прерванную жизнь. Францишка глубоко вздохнула.
 - Значит, ты намерен стать новым князем? - спросила она, снова зашагав по узкой тропинке.
 - Ну, я обязан это сделать... - неопределённо ответил парень. И кого он пытался обмануть, когда сам сомневался в своих словах!
 - Обязан? Ты только что говорил иное, - тихо засмеялась девушка.
 - Нечего цепляться! - надулся Джокер. - Ты сама-то что думаешь?
  Францишка снова остановилась и сделалась серьёзной.
 - Жан говорил, что все люди должны находиться на своих местах, и только примирившись со своим назначением они обретут счастье, иначе быть беде.
  Джокер нахмурился.
 - Тебе удалось закрыть собой солнце, - улыбнулась Францишка, - но птица после этого летит дальше.

Эпилог
  Зося подошла к стоящему на окраине Слезоревска дому и постучала в его обитую зелёным сукном дверь с серебряной ручкой.
 - Чего вам угодно, сударыня? - поинтересовался открывший дверь хозяин.
  Женщина не ответила, взгляд её пристальных серых глаз напряжённо изучал старика, от чего тому сделалось не по себе.
 - Если вы желаете купить горшок, прошу - входите и выбирайте.
 - Ты не узнал меня, Клод... - печально сказала женщина, с трудом произнося слова. - Клод Клоше...
  Сердце старика забилось неровно.
 - Ильза? - хриплым голосом пробормотал остолбеневший барон и, не сразу справившись с оцепенением, пригласил гостью в дом.
 - Возможно ли это! Сколько уже лет я считал тебя погибшей!
 - Так и было, - невесело сказала женщина, проходя к столу и присаживаясь на стул. - Почти двадцать лет я угасала вдали от людей, утешаясь лишь надеждой о свободе для себя и нашего с тобой сына.
 - Сына? - удивился Клод. - Объявляли же, что...
 - А ты дожил до седины и по-прежнему веришь словам? - улыбнулась Ильза.
 - Где же ты была всё это время?
  Женщина, давно желавшая поделиться своими горестными воспоминаниями хоть с кем-нибудь, начала рассказывать.
  Уняв свой гнев, князь отказался лишать жизни фальшивую супругу и родившегося у неё ребёнка. Когда его покойный отец привёз Ильзу д'Онуа в замок, отчаявшаяся девушка тут же поведала новому жениху о том, что дома была помолвлена с человеком, которого любила, и князеч, частью из жалости к ней, а частью из ненависти к произволу отца, пообещал баронессе сохранить её честь и со временем найти способ вернуть её на родину. Поэтому он не чувствовал себя оскорблённым произошедшей изменой, но со злостью понимал, что вся придворная стая озабочена проблемой его достоинства. И он решил частично воспользоваться советом аббата, разыграв для верхушки страны похороны супруги, вместо которой на семейном кладбище в гробу лежала умершая накануне нищенка из Слезоревска.
  Далее князь хотел воспользоваться случаем и исполнить данное баронессе обещание вернуть её на родину, однако вовремя понял, что она, её жених или сразу оба не станут отказываться от своих имён и титулов, что в итоге раскроет обман. Тогда правитель от имени одного из своих слуг купил в соседнем королевстве роскошный особняк и сослал в него Ильзу, приставив для слежения за ней начальника стражи. Предвосхищая возможность побега баронессы, князь оставил при себе её сына.
  Ильза чувствовала себя птицей в золотой клетке. Она понимала, что в произошедшем нельзя винить князя, ведь это она, дав себе волю, усугубила своё положение, и всё же попранные материнские чувства разожгли в ней ненависть к нему. Она решила действовать.
  Баронессе строго запрещалось вступать в контакт с посторонними; в доме имелась прислуга, но она не могла доверять этим людям, ведь они получали жалование из рук начальника стражи и подчинялись только ему. Однако напускная покорность Ильзы судьбе и воле князя усыпили внимание добродушного старика, а со временем женщине удалось уговорить его разрешить ей хотя бы сопровождать служанок в походах на рынок. Пока девки, безразличные ко всему, кроме высоких цен, торговались, Ильза искала возможность наладить связь со Слезоревском.
  И вот однажды на одном из прилавков она увидела несколько глиняных горшков, украшенных точно такими же хвостиками, какие были изображены на гербе барона Клоше. Купец, торговавший ими, рассказал, что приобрёл их у одного мастера в Слезоревске. Справившись с нахлынувшими чувствами, Ильза быстро придумала план действий, наняла купца, отдав ему дорогой кулон с цепочки, и попросила заехать с товарами в Слезоревский замок, отыскать там толстого придворного доктора и передать ему привет от почившей госпожи.
  Лишь вернувшись домой, баронесса поняла, как опрометчиво поступила, упала на кровать и зарыдала. Но всё получилось. Придворный доктор с детства лечил страдавшую бессонницей Ильзу, он по-отечески любил госпожу и вместе с ней переехал некогда в Слезоревский замок. Кроме того, это был исключительно умный и деловой человек, поэтому он, получив послание от покойницы, на могилу которой носил цветы, сообразил, как лучше поступить далее. Доктор наладил надёжную связь с баронессой через своего человека, а после решил подключить и Клода Клоше.
 - Ты должен был воспользоваться перстнем и с его помощью вырвать нашего сына из замка, - укоризненно произнесла Ильза, прервав свой рассказ.
 - Мне показалось, что это ловушка, - старик отвернулся. - К тому же я был уверен, что ты мертва. Я бросил проклятое кольцо в щель в полу, чтобы избежать неприятностей.
 - Нет, Клод, просто ты оказался трусом, - закрыв глаза, покачала головой баронесса. - Я рисковала жизнью сына, а укравшая перстень Зося - своей головой.
  Старик промолчал, и после небольшой паузы женщина продолжила свою историю.
  Поняв что план провалился, Ильза помрачнела, перестала выходить из дома и ни с кем не разговаривала, в страшном одиночестве оплакивая свою участь. Так продолжалось из года в год, и лишь несколько месяцев назад, совершенно устав от траура, она наконец позволила себе прогулку на рынок. Будто и не было всех этих лет! Там её встретил посыльный, настырно отправляемый доктором несмотря на молчание госпожи, и сообщил об исчезновении Фабиана.
  Теперь, хотя баронессу по-прежнему гложила тревога за судьбу сына, она была вольна поступать как угодно, и, сбежав на следующей прогулке, женщина направилась в Слезоревск дабы воссоединиться с Клодом Клоше и вместе с ним заняться поисками Фабиана. Дорогой она узнала о готовящемся серьёзном восстании и решила примкнуть к нему, желая своими глазами увидеть смерть трусливого расчётливого князя, растоптавшего её судьбу. Избегая чужого внимания, она присоединилась к отряду Фабиана и, хотя сына не узнала, его имя и черты лица насторожили её.
  Ильза попала в замок во время атаки, следуя по тайному ходу в отдалении от бунтарей. Оказавшись в донжоне, она проскользнула в ранее принадлежавшие ей покои и там столкнулась с верной Зосей. Бедная девочка выросла первой красавицей среди придворных служанок, но по-прежнему оставалась немой и потому никак не могла описать всей своей радости от возвращения госпожи. Впрочем, Ильзе было не до этого. Едва успокоив свою любимицу, она поменялась с ней одеждой. Когда бунтари ворвались в запретное крыло, Ильза представилась именем Зоси.
  Встретившись с доктором, Ильза узнала, что предводитель бунтарей действительно был её сыном, и с тех пор старалась быть как можно ближе к нему.
 - Ты сказала ему, кто он на самом деле? - спросил старик, воспользовавшись передышкой уставшей баронессы.
 - Я пыталась, Клод, но каждый раз когда я подходила к нему, мне недоставало духа открыть правду. Я боялась, что он сочтёт меня безумной и не захочет больше видеть.
  Барон задумался, пытаясь осознать всё услышанное, но Ильза заговорила снова, круто поменяв тему:
 - Послушай, - сказала она, - мы должны взять ситуацию в свои руки!
 - О чём это ты?
 - Сегодня утром на собрании Фабиан заявил, что отказывается занять трон, и покинул замок, оставив главным этого неотёсанного верзилу Рональда, "своего первого соратника и друга", как он выразился.
 - Значит, он отказался? - задумчиво повторил старик.
 - Представляешь? - кивнула Ильза. - Наш сын повёл себя как невежественнейший из разбойников: завоевал власть, а затем просто сел на телегу и был таков вместе со своей подругой. Нам с тобой нужно немедленно заявить свои права на Данавею, ведь страна в опасности в руках необразованных крестьян!
  Барон скривил лицо.
 - Если ты за этим пришла, то зря. Это дело нашего сына, он сделал свой выбор, и я не стану вмешиваться.
 - Но он всё бросил! - разозлившись непонятливости Клода, закричала Ильза. - Без управления наступит смута!
 - Кому есть дело до судьбы Города Слёз и его заросших окрестностей! - улыбнулся барон. - Давай лучше поговорим о нас с тобой, Ильза!
 - Вероятно, между нами ничего нет, и не о чем говорить! - холодно произнесла женщина, поднялась со стула и вышла из дома, прикрыв за собой дверь.
  А барон так и остался сидеть за столом, им всецело завладели воспоминания о далёких теперь годах его юности, обволакивая его, будто сон. Он снова слышал искренний смех своей Ильзы, снова держал её за руку, увлекая к огромному пруду, где они, спрятавшись от всего мира, любили смотреть на плавающих под толщей прозрачной воды рыб, и старался не вспоминать роковой день, разрушивший их жизни, когда расчётливые родители Ильзы, заслышав о возможности более выгодной партии для своей дочери с самим князичем, разорвали их помолвку и разлучили влюблённых.
  Стук в дверь вернул Клода Клоше в настоящее. Была уже ночь, и ему пришлось по темноте пробираться к двери. На пороге стояла заплаканная девушка и всхлипывала, в свете луны старик узнал её лицо.
 - Это ты, Францишка? Что случилось?
 - Мой дом в лесу... - девушка опять разрыдалась, - он рухнул, а отец... Он, наверное... У меня ничего больше нет!
 - Ты ошибаешься, дитя, ведь твой дом здесь, - сказал Клод, поглаживая Францишку по волосам, прямо как в тот день, когда она вернулась из замка.
  Девушка подняла глаза на старика.
 - Можно тебя о чём-то попросить? - сделав серьёзное лицо, спросил Клод.
 - Да, конечно, - кивнула Францишка, вытирая слёзы ладонью.
 - Перестань плакать и улыбнись. Отпусти призраков прошлого, ведь воскреснув они могут разбить твоё сердце.